Глава 7 И восстал брат на брата

Глава 7

И восстал брат на брата

Ещё до Октябрьского переворота Ленин призывал превратить войну империалистическую в войну гражданскую. С её помощью он планировал уничтожить внутренних врагов революции и добиться того, чтобы диктатуре пролетариата в самой России уже ничто не мешало. Противники большевиков, как бы откликаясь на призыв Ленина, стали на юге страны собираться под знамёна Белого движения, возглавляемого Алексеевым и Корниловым, и летом 1918 года наша Гражданская война началась. Обе участвовавших в ней стороны рассчитывали на победу и верили, что их победа будет для России великим благом.

Ни те ни другие, как видно, не знали как следует историю, а если и знали, то не извлекли из неё уроков. А история убедительно показывает, что цели, ради которых развязываются гражданские войны, никогда не достигаются. По отношению к проигравшей стороне это очевидно, но, как ни парадоксально, это относится и к выигравшей стороне, так что в гражданских войнах не бывает победителей. Подтвердим это на примерах.

1. Древний Рим

Затяжная гражданская война, сотрясавшая Римскую республику в I веке до нашей эры, длилась с перерывами больше ста лет и стала классическим прообразом всех последующих гражданских войн европейской истории. Её начало относится к 130-м годам до нашей эры, когда представлявшие в сенате неаристократическую часть населения (плебеев) народные трибуны Гай и Тиберий Гракхи подняли в высшем законодательном органе республики вопросы о переделе земли и предоставлении римского гражданства итальянским союзникам. Эти либерально-демократические инициативы вызвали обеспокоенность патрициев, имевших в сенате большинство, общество разделилось на два лагеря, и в начавшихся столкновениях братья Гракхи погибли. Спустя сорок лет новую смуту посеял уже представитель знатного патрицианского рода Корнелий Сулла. Это был успешный полководец, отличившийся в «митридатовых войнах» на побережье Чёрного моря. Вместе с ним там воевал другой стратег-.– Гай Марий. Делёж добычи, захваченной при разгроме богатейшего царства, привёл к ссоре между двумя победителями, и между сторонниками того и другого началась война, распространившаяся и на Италию. В конце концов Сулла одолел Мария, триумфально въехал в Рим и с 82 года до нашей эры был провозглашён сенатом диктатором. С этого времени можно отсчитывать возникновение новой опасности для республики: угрозы смены представительной формы власти на единоличную. Правда, Сулла, мучимый внезапно поразившей его страшной болезнью (подкожными червями), в 79 году до нашей эры сложил с себя полномочия, и парламентаризм вновь восторжествовал. Но ненадолго. В 66–63 годах гражданское противостояние вспыхнуло вновь – оно разгорелось между сторонниками и противниками сенатора Каталины (как и Сулла, он был патрицием), разоблачённого знаменитым Цицероном. Разумеется, переворот, который готовил Катилина, должен был сделать его диктатором и упразднить сенат. Именно этот период римской истории отражён в стихотворении Тютчева «Цицерон»:

Оратор римский говорил

Средь бурь гражданских и тревоги:

Я поздно встал и на дороге

Застигнут ночью Рима был.

Так. Но, прощаясь с римской славой

С Капитолийской высоты,

Во всём величье видел ты

Закат звезды её кровавой.

Здесь поэт, солидаризуясь со своим лирическим героем, убеждённым республиканцем Цицероном, изображает наступление единовластия как сгущающиеся сумерки, как наступление ночи, конец славного пятисотлетнего республиканского периода римской истории. Ночь, правда, в тот момент не наступила, ибо заговор Каталины провалился, но передышка была совсем короткой. В 60-х годах до нашей эры возник Первый триумвират – сенат подмяли под себя Юлий Цезарь, Гней Помпей и Марк Красе, заключившие между собой «вечный» союз, который, конечно, вскоре сменился жесточайшей борьбой. В неё было втянуто всё общество, и гражданская война обрела невиданный до этого масштаб. Цезарь победил в этой борьбе и был провозглашён пожизненным диктатором, но в сенате оставались ещё идеалисты, с ностальгией вспоминавшие о славном республиканском прошлом Рима и мечтавшие его вернуть, и двое из них – Брут и Кассий – убили Цезаря. Но колесо истории уже нельзя было повернуть вспять, и в 48 году до нашей эры появился Второй триумвират, состоявший из Октавиана Августа, Марка Антония и Лепида. Последний был мудрым человеком, в большую политику не лез, и двое других триумвиров не брали его в расчёт, держа при себе ради магического числа «три», так что он спокойно дожил до 13 года до нашей эры и умер своей смертью. А вот Август и Антоний власть не поделили, и жесточайшая схватка между ними, снова расколовшая страну на два стана, закончилась наконец поражением Антония в морской битве при Акциуме (у берегов Греции, недалеко от Афин) в 31 году до нашей эры, В следующем году Октавиан Август стал диктатором, а в 27 году до нашей эры на республиканской форме жизнеустроения величайшего государства Древнего мира была окончательно поставлена точка: это государство стало империей, а Август – её первым императором.

Анализ исторического материала, который предоставляет нам столетие гражданских войн в Римской республике, приводит к очень интересному и поучительному выводу, В этих войнах сталкивались непримиримые интересы трёх общественных групп: мелких землевладельцев, крупных землевладельцев и военной элиты, рождаемой завоевательными войнами, в результате которых удачливые полководцы приобретали всенародную популярность, за счёт награбленного в покорённых странах становились несметно богатыми, что толкало их на попытку стать выше сената. На протяжении жизни четырёх поколений шли между тремя этими силами кровавые разборки. И чем же всё кончилось? Империей, похоронившей надежды и первых, и вторых, и третьих. Мелкие землевладельцы лишились своих представителей в правительстве, и их интересы никто уже не отстаивал, а земельную и воинскую аристократию император, разумеется, скрутил в бараний рог.

Победителей действительно не было.

2. Пугачёвщина

Это, конечно, была самая настоящая гражданская война, природа и суть которой очень хорошо понятны. Церковный раскол, начавшийся в XVII веке из-за никонианских богослужебных реформ, воспринятых как попытка заставить русских людей веровать не по-русски, а по-гречески или ещё как-то по-иностранному, во второй половине XVIII века перерос в раскол политический, вызванный тем, что уже и на сам русский престол после сомнительного известия о смерти Петра Третьего была возведена приезжая иностранка – немка Екатерина. Что же, значит, теперь нас снова захотят всех сделать немцами, как при Петре Первом?

В очередной раз русские люди почувствовали угрозу перестать быть русскими и сильно взволновались. И в эту забродившую среду была брошена быстродействующая закваска: старообрядец Емелька Пугачёв объявил себя чудесно спасшимся от заморских заговорщиков Петром Третьим, и пламя внутренней войны в России начало разгораться.

Сторонами, между которыми вспыхнул вооружённый конфликт, были Екатерина и недовольная ею часть народной массы. Поэтому для прояснения ситуации надо сказать несколько слов о царице.

Взойдя на трон в результате дворцового переворота, то есть, мягко говоря, не совсем законно, Екатерина решила загладить своё правонарушение делами, направленными на благо России, снискать народную любовь и тем самым легитимизироваться в глазах своих русских подданных. Благом для России в её понятии были две вещи: либерализация в социальной жизни и просвещение в умах. Она буквально дышала духом просветительского миссионерства, переписывалась с Вольтером и Дидро, сочиняла сентиментальные пьесы, была исполнена человеколюбием, которое ей так хотелось излить на своих новоприобретённых подданных. Но не прошло и десяти лет её царствования, как часть этих подданных, примкнув к Пугачёву, недвусмысленно заявила, что не хочет идти по пути европейского прогресса и хочет видеть на троне не пришлую немку, а русского царя-батюшку, который будет носить бороду и вернёт народу такой образ жизни, какой вели благочестивые предки на Святой Руси.

Война между царскими войсками и повстанцами длилась целых два года с переменным успехом, и были моменты, когда трон Екатерины становился шатким. Ценой отчаянных усилий она в конце концов усмирила бунтовщиков и казнила Пугачёва. Казалось бы, вот он, триумф царицы, которой подчинилась вся Россия. Но разве это была та Россия, которую она видела в мечтах в начале своего царствования? От всего, что она задумала тогда сделать для подданных, ей пришлось отказаться и, более того, делать противоположное. Смертельно напуганная пугачёвщиной, эта сострадательница простого народа не нашла ничего лучшего, как превратить крестьян в безгласных рабов – при ней крепостное право достигло максимальной степени жестокости и беззакония за всю русскую историю. Поборница просвещения и либерализма, она посадила в крепость просветителя Новикова, а о либерале Радищеве отозвалась как о бунтовщике хуже Пугачёва. Так что и в этой гражданской войне проигравшими оказались обе стороны.

3. Гражданская война в США

В конце 1850-х годов Соединённые Штаты Америки вступили на историческую развилку с двумя возможностями дальнейшего развития. Первая состояла в отделении нескольких южных штатов от Севера с образованием самостоятельного государства – так называемой Конфедерации. Политическая элита южан и местные крупные землевладельцы были в этом сильно заинтересованы, говоря, что им надоело кормить северян, у которых ничего не произрастает, и решили добиться отделения любыми средствами. В принципе эта цель была вполне достижима, поскольку южная часть США действительно была самодостаточной и существенно отличалась от северной по укладу жизни, психологии и менталитету. Отношения между разными социальными группами сложились таким образом, что идеальным политическим воплощением могло бы служить для них аристократическое правление, а в дальнейшем, может быть, и монархия. Север, конечно, не мог допустить потери своей сырьевой и продовольственной базы и настаивал на другом варианте: на более плотной интеграции Юга в единое государство, которое пойдёт по пути промышленного прогресса. Компромисса достигнуть не удалось, и в 1861 году началась гражданская война.

Историю всякой войны пишет победившая сторона, изображая себя в розовом свете. Победили в 1865 году северяне, в результате чего получили возможность контролировать исторические публикации и выставлять себя благородными рыцарями, боровшимися за освобождение негров от рабства. У них получается, что чуть ли не ради этого освобождения они и начали войну с Югом. Это обычная историческая фальсификация. О неграх на первой стадии войны никто и не думал, Линкольн был точно таким же расистом, как и все белые американцы того времени. Единственное, чего он хотел достичь, вступив в войну, – это овладение богатствами Юга, которые, кстати сказать, были созданы рабским трудом негров на хлопковых плантациях. Но когда он потерпел ряд серьёзных поражений от генерала Ли и почувствовал угрозу проигрыша всей кампании, он вынужден был сделать некий «ход конём», который, наверное, был для Севера единственным спасением: объявил, что если победит южан, то освободит негров. Разумеется, после этого чернокожие хлынули в армию северян тысячами, и это мощное подкрепление решило дело. И вот после четырёхлетнего братоубийства Линкольн мог торжествовать: Юг принадлежал федеральному правительству. Но сказочных богатств, из-за которых оно домогалось покорить Юг, там уже не было и не могло быть, ибо не стало главной производящей их рабочей силы – невольников. Кроме того, такое поспешное, как следует не подготовленное и непродуманное, осуществлённое из чисто демагогических соображений освобождение негров, как это показал Фолкнер, создало массу проблем. Опьянённые неожиданно обретённой «волей», негры во многих районах начали бесчинствовать, и для их обуздания белой общественности пришлось создавать отряды самообороны – пресловутый Ку-клукс-клан. В общем, Линкольну досталась совсем не та Америка, которую он мечтал получить в своё распоряжение, и считать победивших северян победителями в строгом смысле этого слова нельзя.

4. Гражданская война в Испании

Эта кровопролитная война 1936–1939 годов, в которой участвовали не только испанцы, но и помогавшие как одной, так и другой стороне отряды других европейских стран, решала вопрос о том, идти ли стране по пути интернационализма, либерализма и вытеснения религиозной этики утверждением «прав человека», то есть личности, считающей себя самодостаточной и суверенной. Или по пути укрепления государственности, патриотизма, дисциплины и законопослушности, обязательного соблюдения всеми гражданами общественной морали. Победу одержали патриоты (фалангисты), но долго ли продержался установленный ими порядок? Ровно до того дня, когда умер диктатор Франко, на котором этот порядок только и держался. Сразу после его кончины в 1975 году он рухнул. Испания с готовностью вошла во все глобалистские институты, а что касается моральной устойчивости, то её будто и не бывало – она подала здесь всей Европе пример свободы нравов, первой приняв закон о легализации однополых браков. Всё, чего добивались патриоты и государственники, пошло насмарку. Можно ли после этого сказать, что в испанской гражданской войне кто-то одержал победу?

Таковы уроки истории. Они учат нас тому, что гражданскую войну надо рассматривать как совершенно особый вид вооружённой борьбы, не подпадающий под те определения, которые относятся к обычным межгосударственным войнам. Обычная война, как известно, есть продолжение дипломатии, участвующие в ней стороны ставят перед собой какие-то политические, социальные или экономические задачи, и одержавшая верх сторона эти задачи для себя решает. Гражданская же война, как мы убеждаемся на многочисленных примерах, не может служить средством решения каких-либо проблем, ибо её результат всегда оказывается непредвиденным и нежелательным для обеих сторон. Это – пустая трата времени, сил и человеческих жизней, поэтому человечество, если оно когда-нибудь поумнеет, должно будет найти способы исключить такую бессмысленную и бесперспективную вещь, как гражданская война, из своего обихода. Но пока оно ещё далеко не поумнело, и гражданские войны сегодня вспыхивают достаточно регулярно.

То, что в них не бывает победителей, имеет психологическое объяснение. Причиной этого является накал ненависти, охватывающей обе стороны и делающей войну особенно жестокой. Ненависть же эта есть необходимое условие, без которого гражданская война просто не может вестись, В межгосударственных войнах смертельно ненавидеть противника нет надобности: его солдаты воспринимаются как другие люди, на нас не похожие; они говорят на непонятном языке, у них иная вера и не такие, как у нас, обычаи, – что ж с ними поделаешь! Их начальство даёт им приказ стрелять в нас, и они подчиняются приказу, как подчиняемся и мы. За что их ненавидеть – за то, что родились в другой стране? Но это же от них не зависело. Совсем другое дело – стрелять в своего – тут нужно переступить через заповедь «не убий», относящуюся именно к своим, а для этого необходима какая-то серьёзная мотивация. Она отыскивается сама собой: человек, в которого ты стреляешь, только по виду свой, а на самом деле он другой, он выродок, урод, отступник, предатель, мерзавец. Он отличается от тебя ещё в большей степени, чем солдат иностранной армии, потому что внутри его спрятано что-то ужасное, делающее его монстром и ставящее его вне закона. Понятно, что таких людей надо люто ненавидеть и уничтожать, как бешеных собак. Разжигаемая такими представлениями ненависть служила главным оправданием братоубийства везде, где оно происходило. В частности, взгляда на белогвардейцев как на онтологически других, которые принципиально не способны раскаяться или перевоспитаться, так что у нас лишь один выход – «пускать их в расход», придерживались не только воевавшие с ними «красные», но ещё два или три поколения советских людей. До самых семидесятых образы «белобандитов» в наших кинофильмах подливали масла в пламя неприязни к ним у миллионов зрителей, принимающих большевистскую трактовку Гражданской войны за чистую монету. В те годы были даже специализирующиеся на ролях белогвардейцев актёры – эдакие альбиносы с удлинёнными лицами, – и у публики возникал вопрос, как они в свободное от съёмок время ходят по улицам, не боясь быть побитыми.

Взаимная ненависть сторон, сражающихся в гражданской войне, делает эту войну беспощадной и зверской. Самые изощрённые формы мучительства становятся нормой; считая друг друга нелюдями, каждая из сторон сама теряет человеческий облик. Жизнь всего народа становится настоящим адом, и в этом адском огне сгорают все первоначальные планы и намерения, никто уже не помнит, из-за чего этот кошмар начался, все мечтают только о том, чтобы он хоть как-то кончился. Какие же в этих условиях могут быть победители?

Не было их и в нашей Гражданской войне. Красные вели её ради уничтожения капитализма и утверждения социализма. Но как только она кончилась – формально их победой – они сами же отменили социализм – ввели НЭП.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.