Л.П. Марней (Москва) Проекты экономического объединения Европы в первой трети XIX в.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Л.П. Марней (Москва)

Проекты экономического объединения Европы в первой трети XIX в.

Процесс создания во второй половине XX в. различных международных систем регулирования экономических, политических, социальных, культурных отношений, таких как система международного права, ООН, Большая восьмерка, ЮНЕСКО, Интерпол, международные программы в области науки и искусства, программы в области освоения космоса и многие другие. Среди них Европейский Союз является значительным региональным интеграционным объединением, от которого не только в Европе, но и во всем мире зависит решение важных международных проблем[759]. Неотъемлемой частью процесса объединения Европы являлась экономическая составляющая, которая включала различные аспекты внешнеэкономических связей: участие в международном разделении труда, в развитии научно-технического сотрудничества и производственных связей, в мировом обмене товарами и услугами, в движении капиталов. При этом каждый из исторически сформировавшихся уровней экономической интегрированности Европы достигался в диалектическом единстве конкуренции и сотрудничества как первичных субъектов хозяйственной деятельности, так и национальных рынков.

В общественном сознании объективная потребность экономической интеграции европейских рынков и связанных с нею многообразных замыслов в той или иной мере рассматривалась в проектах экономического объединения Европы, созданных в первой трети XIX в. Обращение к этим идеям в наши дни – это не только возвращение к истокам появления крупнейшего европейского объединения, но и возможность для исследователей создать максимально аргументированную историографию, без которой затруднено комплексное изучение современных интеграционных процессов не только в Европе, но и во всем мире.

Наиболее негативным проявлением процесса глобализации являются мировые войны и приобретшие в наши дни всемирный характер взаимосвязанные локальные конфликты. Однако в начале XIX в. именно война и послевоенное устройство являлись одними из главных факторов, подтолкнувших общественную мысль к поиску путей экономического объединения европейских государств. Международные, экономические и политические принципы послевоенного устройства Европы обсуждались на Венском и последующих конгрессах Священного союза. На них, наряду с другими, предлагался план экономической интеграции стран-участниц Священного союза, введения конституций (в том случае, если их не было установлено ранее), а также объединения трех ветвей христианской религии[760].

Борьба с революционной Францией, создание антинаполеоновских коалиций потребовали значительных денежных средств, что поставило экономику большинства стран на грань катастрофы. Сложная финансовая ситуация и нехватка денег почти во всех воюющих государствах в условиях продолжающихся военных действий заставили правительства европейских стран, в том числе и России, искать выход из создавшегося положения. Этой цели должен был послужить один из подобных проектов, содержавшихся в докладе министра финансов Д.А. Гурьева «Об учреждении заграничных кредитных бумаг», которые «могли бы заменить наличную звонкую монету». Он был направлен Александру I 3 января 1813 г. При его подготовке Д.А. Гурьев учитывал тяжелое состояние финансов Российской империи и опирался на сведения, которые ему предоставил барон Г. Штейн.

Необходимость выпуска такого рода денег объяснялась весьма серьезными причинами. Постоянные реквизиции у жителей тех областей, которые были заняты войсками, приводили к их разорению и как следствие к невозможности удовлетворить нужды армии. Реквизиции как способ содержания войск не мог быть использован для долговременного обеспечения воюющих армий продовольствием и фуражом, так как приводили к тому, что разоренные жители неприязненно относились к новой администрации. Кроме того, квитанции и всевозможные расписки, которые выдавались поставщикам провианта и фуража, также не пользовались, по словам Гурьева, доверием у населения «по причине бесконечных расчетов», которым они были «подвержены, и злоупотреблений, которых предупредить невозможно»[761].

Таким образом, авторы проекта полагали, что все эти причины являются вескими аргументами для того, чтобы, используя австрийский опыт и применявшуюся в Австрии терминологию, создать бумажные деньги «под названием Кригс-Трезоршейне (Kriegs-Tresor cheine)», которые должны были иметь если не «полный кредит, то по крайней мере достаточный к облегчению продовольствия и содержания армий во все продолжение войны». Новые бумажные деньги учреждались «на монетной системе Пруссии» и должны были обращаться «во всех землях, которые будут заняты российскими армиями». Кроме того, кредит их предполагалось укрепить следующими мерами: «ручательством» российского императора, а после того как Пруссия присоединится к союзу – гарантиями прусского правительства, а также «других союзных держав»; «ограничением их выпуска на одно содержание и продовольствие армий»; «обещанием выкупа всех бумажных денег в течение трех лет по заключении мира, способом ли добровольного займа, который открыт будет Россиею, или вообще союзными державами; или же выменом их на государственные облигации, или на наличную звонкую монету»; «дозволением всякому, кто пожелает, ныне же вносить их в государственный бессрочный заем, который открыт будет для приема сих денег, с платежом за внесенный оными капитал, переведенный на российскую серебряную монету, по пяти процентов на сто; и сверх того для погашения капитала обращать ежегодно по два процента»; «дозволением принимать их ныне же внутри империи в платеж за продаваемые государственные недвижимые имущества»[762].

Кроме того, барон Штейн считал необходимым в том случае, если Австрия присоединится к союзу, договориться с ней «о назначении черты для отделения тех областей Южной Германии, в которых австрийские бумажные деньги должны иметь исключительный ход»[763].

11 января 1813 г. Н.Н. Новосильцев направил Александру I «Проект федеративной системы финансов и торговли с учреждением соответствующего банка». В соответствии с этим документом торговые сделки между союзниками должны были вестись на бумажные деньги. В Санкт-Петербурге предлагалось создать центральный торговый банк с отделениями в Москве и Риге. Он должен был выпускать «билеты для уплаты таможенных пошлин на общую сумму, соответствующую размерам русского вывоза, и принимать в обмен русскую и иностранную звонкую монету и бумажные деньги». Билеты банка должны были быть «обязательны к приему по нарицательной стоимости на всей территории Российской империи». Следующим этапом после создания банка была бы отмена всех запрещений «на ввоз в Россию товаров стран, участвующих в «федеративной системе»[764].

Проект Новосильцева не мог быть реализован, так как обеспечением билетов торгового банка в 50, 100, 200, 300, 500 и 1000 рублей должен был стать, по мнению автора, российский серебряный рубль достоинством в 4 золотника и 21 долю чистого серебра[765]. Маловероятно, что эта идея получила бы поддержку со стороны министра финансов Российской империи Д.А. Гурьева, который всеми правдами и неправдами стремился не выпускать российские деньги за пределы империи.

В мае 1813 г. Д.А. Гурьев подготовил новый доклад, в котором предлагалось для покрытия расходов на содержание за границей русских войск выпустить в обращение так называемые «федеративные деньги», впоследствии их можно бы было обменивать на серебряные. Выпуск таких специальных бумажных денег можно было «производить по согласованию с правительством той страны, на территории которой ведутся военные действия». Эмиссию и все операции с «федеративными деньгами», а также их изъятие из обращения по окончании военных действий и пребывания за границей союзных армий Д.А. Гурьев предлагал проводить под руководством союзнической комиссии[766]. Таким образом, по замыслу российского министра, cоюзная комиссия не только координировала военные усилия держав антинаполеоновской коалиции, но и проводила бы в существенной части общую финансовую политику на территории от Немана до Рейна и от Балтики до Средиземноморья. Для ее разработки и согласования необходимо было «договориться с союзными державами об их участии в выпуске и о способах коллективного изъятия этих денег, которое можно было бы осуществлять или при помощи займа в пропорциях, обусловленных договором, или по заключении мира путем обмена на деньги каждой из держав». Одновременно с этим в докладе Гурьева отмечалось, «что Россия без промедления должна ввести в обращение в Пруссии «федеративные деньги» и договориться с Англией, какую часть всей суммы «федеративных денег», пущенных в обращение, она пожелает изъять после заключения мира за счет своей казны». В том случае, «если Пруссия примкнет к России и Англии, то она сможет присоединиться и к этому соглашению. В докладе было предусмотрено, что в случае присоединения Австрии к антинаполеоновской коалиции с ней необходимо было договориться о «демаркационной линии распространения ее денег, которые будут иметь хождение на юге Германии и в Италии»[767]. Однако в своей записке на имя К.В. Нессельроде от 21 августа 1813 г. Д.А. Гурьев отмечал, что необходимо было всячески ограничивать обращение «федеративных денег» в России, чтобы они не оказали влияние на вексельный курс (обменный курс российского рубля серебром и ассигнациями на валюты других стран). Российский министр финансов полагал, что «федеративные деньги» можно бы было принимать в уплату пошлин на таможне, и если правительство будет соблюдать эти условия, то такие деньги «не могут быть в тягость казначейству, так как оно всегда может перевести их за границу на расходы армии».

Подобные предложения Д.А. Гурьев изложил в депеше от 20 августа 1813 г. послу в Лондоне Х.А. Ливену[768].

О выпуске особых кредитных билетов говорилось и в конвенции о субсидиях и союзной помощи между Россией и Великобританией, подписанной в Рейхенбахе 15 июня 1813 г., и в англо-русской конвенции о выпуске английским правительством особых кредитных билетов для покрытия военных расходов России и Пруссии, заключенной 18 сентября 1813 г. в Лондоне. В соответствии с этими документами король Великобритании «для облегчения недостатка в звонкой монете, который […] дает себя чувствовать в денежных оборотах на континенте», должен был предложить парламенту выпустить особые кредитные билеты, сумма которых в первой конвенции определялась не более как в 5 млн. ф. ст., а во второй – в 2,5 млн. ф. ст., или 15 млн. прусских талеров. Федеративные бумаги, выпускаемые от имени трех держав (Англии, России и Пруссии), предназначались «исключительно на расходы военные и на содержание действующих войск» в следующей пропорции: ? передавались России, а ? – Пруссии. Предусматривалось, что Великобритания будет проводить ежемесячное погашение кредитных билетов после ратификации общего мирного договора[769]. Исследователи по-разному оценивают этот проект. Л.А. Зак полагал, что Англия организовала эту финансовую схему, чтобы найти способ «уклониться от передачи настоящих золотых фунтов и изобрести какую-нибудь замену», а также обезопасить себя от заключения сепаратного мира между континентальными союзниками и Францией[770].

Идеи, высказанные в этих документах, получили свое дальнейшее развитие в рамках двусторонних (в частности, российско-германских) договоренностей. На основании рескрипта от 13 января 1813 г.[771] российские бумажные деньги были выпущены в обращение в Пруссии и Княжестве Варшавском[772]. Вначале, для укрепления доверия к ним «и для облегчения их хода в местах, занимаемых войсками», разрешалось свободно провозить их обратно в империю. Вскоре ситуация изменилась и «пропуск в Россию государственных ассигнаций», выпущенных для обращения за границей, был запрещен. В новых условиях обеспечить их свободное обращение и оградить от притока фальшивых предлагалось следующим образом. Те, кто хотели перевести ассигнации в Россию, должны были представлять их в созданные при армиях променные конторы, где необходимо было сообщить, в каком из пограничных городов – в Гродно, Вильно, Риге или Санкт-Петербурге – хотели они получить вносимую сумму. Контора должна была немедленно выдать предъявителю квитанцию, а казенная палата по представлении этой квитанции означенную в ней сумму[773].

13 февраля 1814 г. Д.А. Гурьев вновь вернулся к проблеме обмена «в Пруссии и Германии российских ассигнаций», так как, отмечал он, их введение за границей «затруднительно и неприятно» для простых жителей потому, что «надписи о достоинстве ассигнаций» написаны на неизвестном для них языке, их неудобно считать, так как «каждая ассигнация представляет не круглую сумму, но в дробях», а также и потому, что были установлены «таксы или maximum на съестные припасы», которые местные жители могли считать «следствием введения ассигнаций»[774]. Поэтому российский министр финансов предлагал обменять всю сумму ассигнаций, находящихся в Пруссии и Германии, «на новые кредитные бумаги, которые, – как отмечалось в документе, – были бы писаны на монету прусскую, и определить выкупить их по равным частям в 6 лет с платежом пяти процентов в год». Таким способом правительство надеялось изъять из обращения и уничтожить 50 млн. ассигнационных рублей. За эту сумму в течение 6 лет предполагалось заплатить 13 000 000, а «с процентами до 15 000 000 прусских талеров»[775]. Обмен кредитных бумаг предлагалось производить в специально созданном для этих целей Центральном бюро в Лейпциге и в филиалах на местах. К.В. Нессельроде в письме к Д.А. Гурьеву от 2 мая 1814 г. писал по поводу этого плана, что «не видит в нем смысла и что преимущества проекта не компенсируют его недостатков[776].

Примером объединения Европы в сфере транспортной политики может служить судьба Княжества Варшавского после окончания наполеоновских войн и Венского конгресса 1815 г. Согласно международным соглашениям, подписанным в Вене, к России был присоединен Центральный Польский район, называемый Королевством Польским, к Пруссии – Великопольские области (Великое княжество Познанское), Восточная Галиция вошла в состав Австрийской империи, а Краков с округом получили статус «вольного города»[777]. Потерянная политическая самостоятельность должна была компенсироваться экономическим единством. В соответствии с достигнутыми договоренностями, «во всех частях прежней Польши» должно было беспрепятственно осуществляться «судоходство по всем рекам и каналам», «обращение всех произведений земли и изделий промышленности», транзитная торговля и т. д.[778].

Адам Ежи Чарторыский в своей записке от 30 декабря 1814 г. отмечал, что «Парижский договор[779], установивший основы свободы судоходства по рекам Германии, положил счастливое начало применению либеральных принципов по всем видам торговых связей. Речь, следовательно, идет лишь о том, – отмечал он, – чтобы распространить этот принцип на все реки, устья рек, каналы и порты, которые находятся на территории Пруссии и представляют интерес для торговли польских областей. Этот же принцип надо распространить и на сухопутные торговые связи. В нем уполномоченный на переговорах должен усмотреть цель и смысл постановлений, предложенных с тем, чтобы обеспечить польским областям, независимо от их государственной принадлежности, неисчислимые блага, которые принесет им свобода внутренних и внешних торговых связей»[780].

Вследствие постановлений Парижского трактата 1814 г., в рамках венских переговоров было подписано постановление о свободе судоходства по рекам[781], которое, с одной стороны, призвано было способствовать всестороннему развитию торговых отношений между народами, а с другой, стало впоследствии прототипом для многих подобных международных соглашений, в частности, в отношении Вислы[782].

Для урегулирования правил судоходства и торговли, а также устройства таможен Королевства Польского с польскими провинциями Австрии и Пруссии в конце 1815 г. европейские монархи учредили в Варшаве трехстороннюю комиссию[783]. 26 февраля 1816 г. комиссия приступила к работе. В течение марта – ноября 1816 г. Варшавская комиссия выработала девять конвенций[784], условно утвержденных русским правительством, так как не было выполнено основополагающее требование: ограничение доступа прусских и австрийских товаров на внутренний рынок Российской империи. В феврале 1817 г. заседания этой комиссии были перенесены в Петербург, где был создан специальный комитет[785], работа которого затянулась почти на два года[786] и лишь в августе и декабре 1818 г. были подписаны договоры о торговле и судоходстве с Австрией и Пруссией[787].

В соответствии с этими документами «судоходство по рекам большим и малым, […] которые, имея вершину свою в землях, составлявших в 1772 г. Королевство Польское, […] как вверх, так и вниз до впадения их в море, и вход в пристани» объявлялось свободным. Это постановление должно было относиться «к каналам уже существующим и тем, кои впредь будут прокопаны; ко всем рекам, ныне уже судоходным, или могущим впоследствии сделаться судоходными», которые «протекают между восточными границами прежней Польши, Двиною, Днепром, Днестром и Прутом». С судов, проходящих по Висле, не должны были взиматься никакие пошлины[788].

Свободу судоходства подтвердила и российско-прусская конвенция от 27 февраля 1825 г.[789], несмотря на то, что были аннулированы конвенции 1818 г. и ряд статей Венского договора 1815 г.[790].

Таким образом, события европейской жизни начала XIX в. дают множество примеров поиска способов и моделей экономического объединения государств, несмотря на порой прямо противоположные направления в проводимой ими внешней политике. При этом обращение к тем или иным элементам экономического объединения европейских стран диктовалось в первую очередь потребностью преодоления экономических трудностей военного времени и послевоенного восстановления народного хозяйства.

Регулирование экономических отношений между европейскими монархиями после Венского конгресса приняло форму торговых договоров, которые определяли принципы эксплуатации путей сообщения, условия свободы поселения, размеры таможенных пошлин, включали таможенный тариф. Благодаря торговым договорам должен был осуществляться принцип взаимности в экономических отношениях отдельных государств. Однако он проводился не всегда последовательно. Особенности экономического развития европейских стран приводили к доминированию национальных интересов над общеевропейскими проблемами и затягиванию переговорного процесса на несколько десятилетий. Кроме того, если проблему судоходства европейским странам удалось согласовать достаточно быстро, то проекты возможных совместных финансовых мероприятий в большинстве своем оставались на бумаге или частично реализовывались в рамках двусторонних соглашений.

Однако наиболее полно объединительные тенденции в Европе в начале XIX в. прослеживаются на примере истории создания Германского таможенного союза. 1 января 1834 г. прекратили свою деятельность Баварско-Вюртембергский, Центральногерманский и таможенный союз во главе с Пруссией. Между членами нового таможенного союза, руководство в котором принадлежало Пруссии, были упразднены пошлины и сделаны первые шаги к объединению системы мер и весов[791]. В 1838 г. на его территории была введена единая валюта – «единый талер» (Vereinsthaler). В 1836 г. к таможенному союзу присоединились Баден и Нассау, а в 1842 г. – Брауншвейг и Люксембург[792].

По мнению исследователей, принципы существования Германского таможенного союза являются «едва ли не более совершенными, чем принципы деятельности Генерального соглашения по тарифам и торговле (1947 г.) и Всемирной торговой организации», а в его развитии «присутствуют практически все элементы, характерные для сегодняшнего Европейского Союза (наличие единой валюты, расширений, упразднение таможенных пошлин). Сама история создания Германского таможенного союза напоминает историю создания Европейского сообщества, которое сформировалось не в последнюю очередь вокруг «ядра» Бенилюкса, а заключенный позднее Австро-Германский валютный союз напоминает по характеру Европейское экономическое пространство»[793]. Объединяет их еще и постепенность интеграционных процессов, которые в XX в. начались в 1951 г., после создания Европейского объединения угля и стали (ЕОУС)[794]. В течение первых шести лет европейцы на примере угольной и сталелитейной промышленности налаживали механизмы интеграции, выясняли возможности и пределы согласования общеевропейских интересов с национальными. С 1 июля 1968 г. шесть государств-основателей ЕЭС – Германия, Франция, Италия, Бельгия, Нидерланды и Люксембург – ввели единый таможенный тариф для третьих стран, а с 1 января 1993 г. в Европейском Союзе был прекращен таможенный контроль над потоком товаров между странами-участницами. Таким образом, спустя 35 лет после подписания римских договоров 1957 г., результатом которых было создание Европейского экономического сообщества, завершилось формирование единого экономического пространства, в котором свобода передвижения товаров (таможенный союз) дополняется свободой передвижения услуг, капиталов и трудовых ресурсов.

С 1 января 1999 г. 11 стран-членов ЕС решили постепенно ввести единую валюту (евро). Следовательно, более 40 лет ушло на то, чтобы перейти к высшей стадии интеграции – валютному союзу с единой денежной единицей, общей экономической, денежно-кредитной и валютной политикой[795].

Объединение Европы способствовало развитию цивилизованных отношений между государствами, несмотря на существующие национальные, социальные, политические и экономические противоречия. Однако в отличие от предшествующего столетия в современном мире в принятии важных решений происходит медленное, но неуклонное снижение роли национальных государств.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.