Современная Россия
Современная Россия
Такое отношение к крестьянству унаследовала и победившая в России коммунистическая власть. Крестьян непрерывно пытались подчинить центральному руководству: то «комбедами», то «продовольственной диктатурой», то «коммунами», то «продразверсткой». На это деревня ответила волной восстаний, как пишет сам Ленин, охвативших всю Россию. Мне кажется, что это, собственно, была громадная крестьянская война, шедшая во всей стране (см. подробнее статью «Русские в эпоху коммунизма», впервые опубликованную в журнале «Москва», № 10 и 11 за 1999 г.). И я был очень рад, узнав, что к той же мысли пришел западный исследователь А. Грациози в книге «Великая крестьянская война в СССР: большевики и крестьяне» (М., 2007; западное издание 1996 г.). Накал страстей виден в записке Ленина «Товарищи рабочие, идем в последний, решительный бой», цитированной мною в работе «Будущее России», которая содержится в книге «Зачем России Запад?» (М., 2005). Там можно встретить восклицание: «Смерть им!» – и фразы типа: «Никакие сомнения невозможны», «Либо… либо…». Против кого же Ленин зовет в «последний бой»? Он пишет: «Волна кулацких восстаний перекатывается по России». И по другим фразам можно было бы заключить, что его враг – это кулаки. Но сам текст имеет агитационный характер. А в статьях, рассчитанных на понимание ситуации, адресованных интеллектуальной элите партии, Ленин пишет о «крестьянских восстаниях». Так что «кулаки», как видно и по другим признакам, – это эвфемизм, то есть зашифрованный термин, обозначающий крестьянство. Тогда для реализации этих планов сил не хватило, и партия вынуждена была принять НЭП. Но лет через восемь-девять та же цель была достигнута через «сплошную коллективизацию деревни». (Причем опять громадную агитационную роль играл лозунг «борьбы с кулаком».) Но можно, наконец, возразить, что марксизм проповедует революцию: «экспроприацию экспроприаторов». Однако идея Великой революции близка западной цивилизации и, собственно, ею и рождена. Эта цивилизация и развивалась как цепь таких революций, многим из которых был приписан титул «Великая»: это была Тридцатилетняя война в Германии, Английская, Французская, Русская и Китайская революции. Причем многие из них пролили не меньше крови, чем та революция (с Гражданской войной), которую пережила Россия. Так, в результате Тридцатилетней войны население Германии уменьшилось вдвое. В некоторых ее городах официально была разрешена продажа человеческого мяса, а римский папа разрешил (на 30 лет) многоженство в Германии. Таких революций, ставящих себе целью создание «нового мира» и «нового человека», не знали Античность и Средние века.
К этим аргументам, доказывающим, что революция 1917 года была, собственно, особым путем подчинения России западной цивилизации, можно добавить такое иначе непостижимое явление, как обильное финансирование революционной России западным капиталом или симпатии к ней многих ведущих идеологов Запада.
Да и, попросту говоря, представим себе страну, обладающую огромными (самыми большими в мире) богатствами, но ее населяет многочисленный народ, так что богатство разделено на множество небольших частей. Как на эти части наложить руку? Простейший способ – все богатства обобществить, собрать как бы в одну громадную кучу, а потом уже можно эту кучу «приватизировать» – что и было сделано в 90-е годы.
То, что для России намечался путь западной цивилизации, было, вероятно, ясно и руководителям страны. Об этом свидетельствовал лозунг «Догнать и перегнать». В эпоху моей молодости он гремел по всей стране: даже выпускались изделия со штампом «Д и П», то есть «Догнать и перегнать». Я помню, что мне, тогда еще подростку, бросалась в глаза противоречивость этого лозунга: зачем же перегонять того, кто, согласно господствующей идеологии, стремится в пропасть? Но на самом деле это была декларация того, что Россия подчинилась западной цивилизации, приняв ее идеологию, признав себя «отставшей» и «догоняющей».
Мы описали победный путь западной цивилизации, сейчас покорившей полмира и полностью господствующей над Россией. Но ведь русский народ, создавший более чем за 1000 лет свое грандиозное государство, все же жив и сохранил те биологические и психологические качества, которые обеспечили успех этого государственного строительства. Здесь 70 лет коммунистического или 20 лет западного господства ничего изменить не могут. Какие же эти свойства? Это та «доминанта» русского национального характера, о которой говорит Солоневич. Перечислю свойства, которые он указывает (по крайней мере, те, которые кажутся мне убедительными с сегодняшней точки зрения).
1. Свойство, которое Солоневич называет «уживчивость», то есть способность жить рядом с другими народами (например, с мордвой, которая еще в «Повести временных лет» упоминается в числе племен, платящих дань великому князю Киевскому и сейчас, живя в Русском государстве, имеет свой парламент и президента).
2. Врожденное представление о едином Русском государстве, или «Русской земле».
3. Жертвенность, энергия (то, что Лев Николаевич Гумилев называл «пассионарностью»), проявляемая при создании этого государства (например, «землепроходцами» такими как Ермак, Хабаров или Дежнев) и при его защите.
В последнем случае проявляется другая черта народного характера, которую Солоневич характеризует термином «не замай». Как он пишет: «Русскую государственность создали два принципа: а) уживчивость и б) “не замай”». С другой стороны, Пушкин, по поводу «Грозы двенадцатого года», спрашивает:
…Кто тут нам помог?
Остервенение народа,
Барклай, зима иль русский Бог?
Представляется вероятным, что «Остервенение народа» – это проявление того же принципа «не замай», что мы имеем здесь одну из основ той «доминанты» национального характера, на которой основывается наша история.
4. Организация единства во имя общего блага, как пишет Солоневич: «Общее благо – перед частным».
Но именно эти черты русского характера облегчают его правящему слою, если он утратил связь со всем народом, использовать его ради своих целей, причем совершенно не считаясь с количеством жертв. Такая ситуация обычно приводит к национальному кризису. Подобный кризис мы переживаем и сейчас, его наблюдало живущее сейчас поколение. Его приметами являются, с одной стороны, беспримерная жертвенность и энергия народа в Великую Отечественную войну, а с другой – его полная пассивность во время не менее драматического переворота 1991-1993 годов, глубоко изменившего судьбу страны. Но эта традиция идет еще от императорской России, когда династические отношения не раз брали верх над интересами народа, а в самой России правящим слоем было дворянство, жившее за счет закрепощенных крестьян, что и привело к кризису 1917 года. И сейчас, когда указывают на опасные стороны сложившейся теперь жизни (например, на неслыханный разрыв между богатством самых состоятельных и нищетой самых бедных), пугают обычно «социальным взрывом», что есть эвфемизм народного восстания. Но это ведь не единственная опасность! Как показывают многочисленные исторические примеры, не менее опасно, когда народ перестает чувствовать то государство, в котором он живет, своим и отказывается проявлять обычную для него жертвенность для его строительства или защиты. Пушкинское «народ безмолвствует» указывает очень реальную и опасную альтернативу «остервенению народа».
Это чувствуют и правители нашего государства и в меру своих возможностей реагируют на это, стараясь «ехать на двух лошадях одновременно». Нельзя не заметить, например, кардинального изменения всего духа и лексикона политических заявлений за последние десять—пятнадцать лет. Сейчас все заявляют о своем патриотизме и своей готовности отстаивать «национальные интересы» (только вот какой нации – это умалчивается). Но лет десять назад даже такие заявления вообще были бы невозможны – их автора немедленно изгнали бы из правящего слоя, элиты общества. Но ведь очевидно, что «национальные интересы» могут быть интересами какой-то нации, а в нашей стране – именно русскими национальными интересами. Может быть, кроме громадного числа бед, распад СССР принес и некоторое благо. Ведь если в последние предреволюционные десятилетия и позже, в СССР, доля русских в населении составляла около 50% (в первом случае речь шла о великороссах), то современная Россия стала на редкость мононациональным государством (доля русских около 80%). Это государство было создано именно русскими и поддерживалось их колоссальными жертвами как в военное время, так и в мирное (экономическими жертвами). Поэтому его судьба зависит в основном от осуществления той «доминанты русского национального характера», о которой говорил Солоневич. Из перечисленных выше ее признаков (1-4) наиболее конкретно учитываема, как мне кажется, «пассионарность» русских. Она, собственно, проявляется в двух очень материальных факторах: 1) рост населения, рождение новых русских и 2) готовность проливать свою кровь при защите от попытки порабощения. Второй фактор последние десятилетия не подвергался проверке (хотя, неявно, вероятно, учитывается руководителями правительств стран, в чем-то соперничающих с Россией). Первый же фактор очень явно учитывается и дает самую драматическую картину. Население России не только перестало расти, но и с колоссальной скоростью убывает – примерно на 1 миллион человек в год (может быть, немного меньше, но, несомненно, на многие сотни тысяч). Какой процент в этой убыли составляют русские – неизвестно. Но некоторые демографы (например, В. Козлов) утверждают, что русское население убывает даже быстрее остального населения России. Это, казалось бы, полностью меняет картину: до сих пор здоровье и мощь Русского государства основывалось прежде всего на неудержимом росте его населения (хотя он же и порождал иллюзию, что русские – это неисчерпаемый ресурс, это колодец, из которого можно черпать неограниченно). Но, с другой стороны, столь же драматические факты показывают, что падение численности населения – это сейчас типично для всех народов европейского происхождения. А значит, в первую очередь тех, которые создали и поддерживают западную цивилизацию.
Я приведу некоторые цитаты из книги очень известного американского политика и политолога Бьюкенена с многозначительным названием «Смерть Запада». Он ссылается на различные статистические исследования. И его цифрам, я думаю, можно верить, так как любой ошибкой его попрекнули бы его соперники. Так, он пишет, что западные европейцы, или люди западноевропейского происхождения, в 1960 году составляли 1/4 человечества, в 2000 году – 1/б> а если экстраполировать сегодняшние тенденции, то в 2050 году будут составлять лишь i/io* Таким образом, западное человечество вымирает. Уровень рождаемости неумолимо падает не только в России, но и в Германии, Франции, Италии, Англии. Парадоксальное положение создается в США. Там уровень населения сохраняется главным образом благодаря колоссальному потоку иммигрантов, который льется в страну через ее южную (то есть мексиканскую) границу, – это латиноамериканцы, в основном мексиканцы. Эти новые иммигранты имеют совсем не ту психологию, что прежние – из Европы. Они не ассимилируются американским обществом, не стремятся лучше овладеть английским языком, добиться большего благосостояния. Вообще рассматривают США (в основном его южные штаты, где они расселяются) как свои законные территории, лишь временно от Мексики оторванные. Этому явлению, вызывающему серьезное беспокойство автора, посвящена книга другого известного американского политолога – Хантингтона «Кто мы?». В этом процессе замешаны и политика, и деньги (предприниматели заинтересованы в дешевой рабочей силе, партии – в голосах избирателей). В общем, вырисовывается та же картина, что и в Европе: создавшие государства народы вымирают, а их земли занимаются иммигрантами из стран, которые считают себя покоренными и угнетенными Западом (см. также: Уткин А.И. Мировой порядок XXI века. М., 2002. Гл. 5). Тем самым подходит к концу тот источник, на котором, в конечном счете, основывался взрыв западной цивилизации. То есть если оценивать Историю с позиций Данилевского – Шпенглера – Тойнби, эта цивилизация исчерпала заложенные в ней жизненные силы и XXI век будет картиной ее постепенного умирания.
Трудно не согласиться с суждением Бьюкенена: «Смерть Запада – не предсказание, не описание того, что может произойти в некотором будущем, это диагноз, констатация происходящего в настоящий момент». Помню, как еще несколько лет назад я с осторожностью писал о неустойчивости западной экономики, так как в ней в десятки (по другим оценкам – в сотни) раз больше средств вложено в спекулятивную часть экономики, чем в ее производящую часть. Иными словами, говоря привычным нам языком, это «пирамида», где колоссальные суммы ничем реально не обеспечены и которая обречена обрушиться. Видимо, признание этого факта очень болезненно для мировой олигархии, управляющей реально и средствами информации, и министрами. Поэтому об этом говорили поменьше. Но сейчас явление слишком очевидно и слова «мировой экономический кризис» произносятся открыто. Обсуждается только, «затронет ли он Россию?».
Конечно, изменения, происходящие на Западе, проявляются, при теперешнем положении России, и в нашей стране. Но есть разница между Западной Европой и США – колыбелью, где выращивалась западная цивилизация, и Россией, всего несколько десятилетий как захваченной этой цивилизацией. И эта принципиальная разница проявляется в конкретных деталях. Например, терроризм, долгое время бывший ярким явлением западной жизни, – «банда Баадера-Майнхоф», «Красные бригады» и питавшее их сочувствие интеллигенции – не имели в последние десятилетия аналога в России, среди русского народа, то есть если формулировать абстрактно, то на Западе сильны саморазрушительные тенденции, которыми русский народ (пока) не заразился.
Нет сомнения, что глобальные изменения мира: крах западного пути развития, вымирание европеоидов и заселение их земель другими народами – не могут не затронуть Россию. Но они затронут ее как «периферию», то есть в ослабленной и менее разрушительной форме, чем «центр». В частности, колоссальная иммиграция из районов, не подчиненных господству западной цивилизации, должна отразиться на всем мире, но может принять различные формы. Общим ее следствием будет вливание большой порции инородной крови и культуры, большее распространение смешанных браков. Но при удачном стечении обстоятельств в России этому этнически сильно смешанному потомству может быть передана та «доминанта русского национального характера», о которой говорит Солоневич. Под влиянием Запада маятник сильно качнулся в одну сторону и дошел, видимо, до точки, дальше которой движение невозможно (например, грозит экологической катастрофой). А пожалуй, он уже немного, для нас незаметно, качнулся и в противоположную сторону. В таком случае движение в эту, «противоположную» сторону является исторической судьбой человечества на ближайшие века. Как раз такая тенденция и заложена в русской национальной «доминанте». Хотя в принципе эту функцию может осуществить и какая-то другая нация: это будет означать, что русский народ свою историческую роль уже сыграл и постепенно, как одна из определяющих сил, с исторической арены сойдет.
Так как громадная иммиграция неевропейских народов в страны, заселенные раньше европеоидами, является, по-видимому, всемирным процессом, то мы способны повлиять лишь на характер этой иммиграции в Россию. Чтобы этому народу, который в результате будет населять нашу страну, максимально передалась та «доминанта русского национального характера», которая так упорно сопротивлялась западной цивилизации и способна повлиять на будущее всего человечества, необходимо, чтобы иммиграция в Россию, поскольку она уже неизбежна, осуществлялась народами, близкими русским.
Но пока не видно реальной силы, которая могла бы эту иммиграцию регулировать. Более того, само понятие национальности не имеет в нашей стране юридического смысла – соответствующая графа вычеркнута из паспорта. И при преобладающем числе русских в стране нет никаких сомнений, что эта мера направлена именно против них. Среди русских патриотов идут ожесточенные споры о том, что такое национальность – биологический, наследуемый фактор или влияние определенной культуры. А пока любая форма национальности (как ее ни понимать) уничтожена как юридическое понятие.
Так что сейчас нет не только возможности (даже если бы было желание) регулировать характер иммиграции в Россию, но и даже возможности учесть этот характер. Поэтому, как мне кажется, сейчас основным вопросом, в который упирается будущность русских и России, является восстановление национальности в ее правах (в частности, в паспортах). Действительно, трудно указать причины того, что национальная принадлежность человека признается менее весомым фактором, чем, скажем, его пол или возраст (кроме, может быть, стремления копировать США или Францию в попытке построить «гражданскую нацию», в которой национальность заменена гражданством – исторической конструкцией, как раз сейчас демонстрирующей свою нежизненность).
Данный текст является ознакомительным фрагментом.