«Научные» одежды господа бога

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Научные» одежды господа бога

Теперь мы в Мюнхене, на самой оживленной торговой улице баварской столицы Кауфингерштрассе. Август 1983 г., жарко, дымится асфальт, на котором, как на влажном песке, остаются отпечатки ботинок. Многие мюнхенцы и те, кто попал сюда в этот сезон, с удовольствием поглощают итальянское мороженое «желатти» и литровыми кружками пьют знаменитое баварское пиво «Лёвенброй».

Вдруг все устремляются ко входу в огромный универмаг «Бреннинкмайер», называемый просто «Ц унд А». Начинается очередное шоу с вопросами и ответами, устраиваемое местными иезуитами. На сей раз до «плебса» снизошел сам Иоханнес Леппих, один из столпов ордена, знаменитый оратор «Общества Иисуса», которого за его страсть к витийству и фанатизм прозвали «молотом бога». Вопросы сыплются как из рога изобилия: и простые до примитивизма, и сложные до изощренности.

Устав отвечать, 68-летний Леппих уже полез в карман за платком, чтобы вытереть струившийся по лицу и шее пот. Но публика пощады не знает, каждому хочется положить на лопатки популярного иезуита. Вопросы касаются буквально всего: и деятельности «Общества Иисуса», и перспектив его существования, и различных богословских проблем. Есть среди них экспромты, а есть и хорошие «домашние заготовки». Видимо, некоторые из присутствующих не впервые скрещивают оружие с «посредниками между людьми и богом».

Что же, считает Леппих, ему, специалисту-теологу, справиться с дилетантами от богословия нетрудно. Голос его звенит металлом: он явно доволен собой и той выучкой, которую получил на разных стадиях своей иезуитской жизни. И здесь, на раскаленной от зноя улице Мюнхена, он чувствует себя не просто бундесбюргером Леппихом, а полномочным представителем мощного ордена, которому не дано права на ошибку.

— И все-таки, я своих сыновей в вашу школу не отдам, — категорически заявляет невысокая молодая женщина, держа за руку симпатичного малыша (другой сидит у нее в сумке за спиной). — Изучать в наши дни голую схоластику? Кому это надо?!

— Вы заблуждаетесь, мадам, — вежливо отвечает поднаторевший в дискуссиях иезуит. — В школах и колледжах нашего ордена преподают лучшие учителя, там прекрасное оборудование, самые совершенные приборы и наглядные пособия. Мы всегда приветствовали науку и широко открывали перед ней дверь.

— Приветствовали науку?! — вступает в спор пожилой мужчина в тирольской шляпе и кожаных штанах до колен. — Ну это уж слишком. Уж кто-кто, а вы-то сами должны знать, каким гонениям со стороны «сынов Лойолы» подвергались все самые передовые мыслители. Возьмите хотя бы Галилея...

— Да, мы признаем это большой ошибкой церкви, — благостно вздыхая, парирует Леппих. — Но ведь он давно реабилитирован Ватиканом, а заблуждения и недочеты бывают у каждого. Зато сегодня мы находимся в рядах тех, кто смело борется за научный прогресс. Впрочем, не только сегодня. Писатель, философ и историк Иоганн Готфрид Гердер, живший во второй половине XVIII в., справедливо заметил: «Почти каждая наука что-то должна иезуитам».

— Докажите, — не сдается мужчина.

— Пожалуйста, дорогой друг, — с едва заметной усмешкой продолжает ораторствующий теолог.— В Африке иезуит Петер Паэс был первым европейцем, который исследовал Голубой Нил, а патер Мариано за 250 лет до Ливингстона описал озеро Ньяса. «Общество Иисуса» много сделало для изучения северной Индии, Тибета и Китая, составив для последнего лучшие по тем временам географические карты. Первопроходцами были и иезуитские миссионеры в Америке, особенно на Миссисипи, на Амазонке и на Рио де ла Плате.

— Хорошо, что хоть какая-то польза была от ваших патеров, которые не слишком церемонились в этих районах во всех других отношениях, — слышится задорный голос справа, и сквозь расступившуюся толпу на пятачок выбирается худенький веснушчатый паренек в очках и потертых джинсах. — А как быть с «Силлабусом», с гонениями на Дарвина и Коперника, с учебниками по выявлению ведьм? Ведь не будете вы отрицать, что во всех этих весьма неприглядных делах запевалами были иезуиты?

— Вы, юноша, еще молоды и не знаете всего того, что известно истинным слугам господа нашего бога, — стараясь оставаться спокойным, говорит Леппих, уползая в привычный панцирь туманной мистики. — Мы ценим научное знание, но спасает и ведет нас глубокая и беспредельная вера, ибо говорится в Писании: «...благодатью вы спасены через веру, и сие не от вас...»

Прервем на этом месте случайно услышанную нами в летнем Мюнхене беседу и попробуем разобраться в существе той полемики, что разгорелась между отцом-иезуитом и его оппонентами.

«После того как иезуиты взяли на себя организацию среднего и высшего образования, — с гордостью сообщает уже знакомый нам Эбнетер, — особое внимание орден иезуитов уделяет научной деятельности. Девиз «для вящей славы божьей!» не исключал и научную область. Основные усилия иезуиты прилагали в теологии и философии, а также международном праве».

Вот так рекламируют свои заслуги перед наукой сами патеры «Общества Иисуса». Выставляя себя ревностными поборниками оной, они не скупятся на краски, описывая те или иные открытия, сделанные отдельными членами ордена, подготовленные ими учебники или теоретические разработки орденских философов и богословов. На деле же «Общество Иисуса» на протяжении 4,5 столетий являлось одной из самых обскурантистских и зловещих сил, выступивших в поход против подлинного знания.

В средние века, когда наука оказалась в тисках религиозного засилья, церкви не приходилось особенно задумываться о мерах, предпринимавшихся для безжалостного преследования любого свободомыслия. Самостоятельное мышление воспринималось Ватиканом и его гвардией как смертельная опасность, подрывавшая устои всей церковной системы. Религиозное мировоззрение и наука несовместимы — это сразу осознали и римская курия, и католические прелаты, и ведущие теологи.

Идеалом церковников являлись невежество и слепая вера в непогрешимость религиозных догматов, чему, кстати, учила и Библия: «Блаженны нищие духом, ибо их есть царствие Небесное» (Матф., V, 3), «Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых...» (1 Коринф., I, 27) и т. д.

Долгое время главные теоретики католической церкви — иезуиты слепо следовали заветам Священного писания и поучениям таких «отцов церкви», как Тертуллиан, который еще на рубеже II— III вв. провозгласил: «...нам после Христа не нужна никакая любознательность; после Евангелия не нужно никакого исследования». Прогресс человечества заставил католических теологов, и среди них в первую очередь иезуитов, пересмотреть свой подход к проблеме взаимоотношений с наукой.

В наши дни «Общество Иисуса» старается оперативно реагировать на все крупные достижения науки и техники. Но вовсе не потому, что изменился подход ордена к этим вопросам в целом, и не потому, что он вдруг понял всю пагубность религиозных воззрений на мир. Нет, повышенное внимание, которое иезуиты уделяют ныне науке, главным образом естествознанию, объясняется их желанием найти себе партнера в борьбе с философским материализмом, атеизмом.

Сущность их концепций осталась неизменной: научно-технические завоевания теологи и философы ордена пытаются истолковать с позиций фидеизма. Признавая на словах необходимость знания и заслуги науки перед обществом, последователи этого реакционного направления в философии прилагают максимум усилий, чтобы протащить мысль о том, что человек не может обойтись без религиозной веры, так как только она, по их словам, дает целостную картину мироздания.

Виднейший католический теолог австрийский иезуит Карл Ранер, которого папа Иоанн XXIII назначил экспертом Второго Ватиканского собора, писал по этому поводу, что наука дает лишь ограниченные истины, имеющие частный, преходящий характер. Только руководство божественной истины, настаивает он, превращает естественнонаучную картину мира из «темницы для человека» в царство духа.

Спекулируя на бесконечности познания природы и относительности современных знаний о ней, Ранер утверждал, что наука ограничена в своих возможностях, а посему постигнуть тайны Вселенной можно, единственно опираясь на религию, на веру. Вместе с тем, будучи сторонником обновления церкви и более гибкого ее приспособления к нынешним условиям, он призывал не к отрицанию достижений естественных наук как таковых (в наш век это просто невозможно), а к размежеванию «сферы влияния», оставляя главное слово за религиозным воззрением.

Ту же мысль высказал и папа Иоанн Павел II, выступая 22 декабря 1980 г. перед группой ученых — лауреатов Нобелевской премии.

«Наука, одна наука, — подтвердил он основную установку Ватикана, — не в состоянии дать полный ответ о проблемах смысла жизни, значения человеческой деятельности. Это можно раскрыть лишь в том случае, когда разум, возвышаясь над физическими данными, обращается к метафизическим концепциям». Опасность ошибок разума человека, который, по мнению папы, «на ощупь ищет во мраке», можно преодолеть только благодаря свету веры.

Страх перед неопровержимыми научными данными, развенчавшими библейские представления о мире, боязнь потерять и без того редеющую паству — вот что диктует католической церкви и ее идеологическому авангарду в лице «Общества Иисуса» необходимость мирных взаимоотношений с наукой.

Сегодня орден иезуитов тратит огромные средства на научные исследования, на создание учебных центров, где ведется большая работа в этой области. Организуя широкую сеть колледжей и университетов, орден преследует двоякую цель: он, с одной стороны, выступает перед обществом в виде апостола знаний, а с другой — получает уникальную возможность поставить под свой контроль значительное число научных сотрудников.

Своего апогея подобная политика достигает в деятельности так называемой Папской академии наук (ПАН), основанной при самом деятельном участии иезуитов в 1936 г. Демонстрируя готовность шагать в ногу с научно-техническим прогрессом, Ватикан стремится собрать в нее наиболее выдающихся ученых-естественников мира «без каких-либо религиозных, расовых и других ограничений». Видимая цель академии — развивать «чистую науку» путем организации пленарных сессий (раз в 2 года), научных недель (раз в год) и рабочих групп. Тайная, но решающая задача — противостоять атеизму и материализму, предоставить доказательства того, что учение церкви не противоречит научному мировоззрению.

На сессиях ПАН часто выступают римские понтифики, дающие, так сказать, ключ к ее работе. В 1981 г. на одной из них, под названием «Космология и фундаментальная физика», Иоанн Павел II допустил некоторую вольность. Библия, сказал он, «учит не как было сотворено небо, а как попадают на небо». Сделав легкий реверанс в сторону науки, он тут же, впрочем, добавил, что для определения причин возникновения Вселенной помимо физики и астрономии «необходимо прежде всего знание, которое исходит от божественного откровения». А затем продолжал, что при изучении проблемы нельзя забывать о «духе-творце», который миллиарды лет тому назад «в жесте великодушной любви призвал к бытию полную энергии материю».

Взгляды, высказанные римским папой, в полной мере отражают основные положения теологов-иезуитов, занятых фальсификацией передовых научных теорий. Особое пристрастие в последние годы они проявляют к вопросам космологии, в частности к модели расширяющейся Вселенной, в которой усмотрели шанс религиозно-идеалистической интерпретации.

За что же зацепились апологеты религии? Толчок их измышлениям дал тезис концепции нестационарной Вселенной о космическом взрыве как точке отсчета ее расширения. «Ага, — возрадовались они, — вот тут-то мы вас и поймали. Ведь момент космического взрыва — это не что иное, как нулевой момент времени, начало божьего творения». Об этом недвусмысленно заявил иезуит Густав Веттер в своей снискавшей недобрую славу книге «Диалектический материализм»: «Понимание того, что наш мир фактически имеет начало во времени, вытекает не только из признания этого христианской верой, но оно хорошо согласуется также с сегодняшним состоянием науки и следует прямо... не только из известного вывода Клаузиуса о так называемой «тепловой смерти», но также и из известных данных современной астрономии ».

Таким вот образом, передергивая научные факты и выводы, сегодняшние богословы пытаются отстоять идею существования бога-творца. Проиграв в открытой конфронтации с наукой, не сумев задержать извечное стремление человека постичь новое и неизведанное, церковь лихорадочно ищет возможности сосуществования с научным знанием. С чисто иезуитским двуличием она твердит о равноправном партнерстве в области «тотального видения мира», по существу претендуя на более изощренное закабаление науки теологией.

Да, сегодня Ватикан уже не шлет проклятья на головы ученых, посмевших усомниться в метафизическом трактовании мира. В наши дни стало модным подчеркивать заслуги церкви перед человечеством и предъявлять длинный список взращенных ею «научных кадров». Особенно гордится своим вкладом в науку «Общество Иисуса».

К 400-летию ордена было подсчитано, что иезуиты сочинили 115 тыс. книг! Они и сегодня продолжают выпускать тысячи книг в год, среди которых основную массу составляют «научные труды» по богословию и литература антикоммунистического содержания. Вместе с тем нельзя отрицать, что и в рядах «солдат папы» были искренние подвижники знания. На них-то в первую очередь и сказалась пагубность церковной системы, ими же, по иронии судьбы, поддерживаемая, охраняемая и развиваемая.

Зажатые в узкие шоры религиозной доктрины, ученые-иезуиты редко поднимались до высот непредвзятого материалистического обобщения. Скажем, известный астроном XIX в. Анджело Секки, член «Общества Иисуса». Пока он оставался настоящим исследователем, он действительно двигал вперед наши знания о космосе; как только он делал попытку объяснить факты с точки зрения религиозного мировоззрения, терпел неудачу.

Как характерный пример служения в первую очередь католической церкви, Ватикану и лишь потом — науке приводил судьбу ученого-монаха Ф. Энгельс в классическом произведении «Диалектика природы». Упоминая о патере Секки в своем труде, представляющем наиболее развернутое изложение диалектико-материалистического понимания природы и важнейших проблем теоретического естествознания, Энгельс отмечал агностицизм Анджело Секки и его стремление протащить бога в науку хотя бы в виде идеи «первого толчка».

Однако отдельные имена — тот же Анджело Секки, или Кристоф Клавиус из Бамберга, автор учебника по математике, прозванный братьями-иезуитами «Евклидом XVI в.», или Франческо Гримальди, в XVII в. открывший преломление света и рассеивание цвета при прохождении через призму,— лица ордена не определяли. Тон в нем задавали такие деятели, как Парди, который математически «доказал» существование бога и нематериальной души, и математик Вариньон, «обосновавший» с помощью анализа бесконечно малых реальное присутствие тела бога в таинстве причастия.

А кто не знает о позорной роли иезуита-инквизитора кардинала Беллармини в процессе Галилео Галилея? Сразу же после выхода в свет в 1632 г. книги ученого «Диалог о двух главнейших системах мира — птолемеевой и коперниковой» вся иезуитская свора дружно набросилась на ученого, посмевшего высказать гипотезу, противоречившую буквальному истолкованию Библии.

Иезуиты выступали обвинителями в деле Галилея, причем их рвение в этом вопросе оказалось решающим. О закулисных кознях вокруг книги знал и сам Галилей, который писал своему другу: «Из верного источника слышу, что отцы-иезуиты наговорили решающей особе (папе), что моя книга ужаснее и для церкви пагубнее писаний Лютера и Кальвина».

Интересно, что во всей этой сфабрикованной иезуитами истории речь шла даже не об отступничестве ученого от веры в бога, а о конкретной естественнонаучной проблеме — о вращении Земли вокруг Солнца. И хотя Галилео Галилей, будучи вполне ортодоксальным верующим ученым, не покушался ни на какие религиозные догматы, «верные сыны Лойолы» усмотрели в его деле опасную ересь, которая могла послужить примером для других ученых. Приговор инквизиции был, по сути, приговором не против «заблудшего сына церкви», а против научного прогресса.

Сегодня, стремясь отвести от церкви обвинения в явном обскурантизме и ретроградстве, Ватикан решил покончить с «эрой Галилея» или, иными словами, реабилитировать себя в глазах человечества и заставить его поверить, что религия активно и плодотворно сотрудничает с наукой. В ноябре 1979 г. Иоанн Павел II на заседании Папской академии наук, посвященном вековому юбилею Альберта Эйнштейна, признал несправедливость и ошибочность преследования церковью Галилео Галилея. Казалось бы, последняя точка в этом скандальном вопросе наконец поставлена. Но на деле проблема осталась, только преподносится она в более привлекательной упаковке.

Ватикан уже не спешит предать анафеме ученых, вступивших в бой с библейскими мифами, а, наоборот, стремится поставить данные, полученные в результате научного поиска, себе на службу. В 1983 г., когда весь мир отмечал 100-летие со дня смерти Чарлза Дарвина, внесшего огромный вклад в развитие науки о живой природе, иезуиты также включились в это чествование, но на весьма своеобразной ноте. Член «Общества Иисуса» итальянец В. Маркоцци взялся доказать, что эволюционная теория Дарвина не отрицает догмы религии, а дополняет их. Нарочито вводя путаницу в понятиях, он утверждает, что религия-де занимается выяснением «первых и последних причин» происхождения человека, а дарвинизм исследует «причины непосредственные и экспериментальные». Более того, иезуит договорился до того, что церковь якобы всегда выступала за эволюционизм, осуждая не теорию Дарвина как таковую, а «лишь материализм, являющийся не научной позицией, а философской». Этот пример отчетливо демонстрирует потуги маститых религиозных идеологов интерпретировать современные естественнонаучные теории с точки зрения теологии, выхолостить их содержание.

В уже приведенной нами выше речи Иоанна Павла II прозвучала еще одна характерная для сегодняшнего Ватикана мысль: доказать, что многовековые гонения на ученых были делом не всей церкви, а ее отдельных недальновидных представителей, не понимавших необходимость самостоятельности науки, а посему противопоставлявших научное знание и веру. Отрекаясь от ошибок прошлого, настаивал он, теологи и ученые должны протянуть друг другу руки и устранить препятствия «к плодотворному согласию между наукой и верой, между церковью и миром».

В русле современной установки Ватикана теоретики католицизма преследуют цель доказать, что многовековой конфликт между церковью и наукой не является результатом принципиальной противоположности их мировоззренческих основ, а обусловлен лишь преходящими историческими обстоятельствами. Такую точку зрения защищает, в частности, иезуит Ф. Руссо, обнародовавший свои взгляды в статье «О деле Галилея» в 1980 г.

Борьба веры и знания, утверждает Руссо, чрезвычайно полезное явление, так как помогает в процессе «взаимного очищения» от чужеродных наслоений строго разграничить сферы компетенции науки и религии. Финал этой борьбы, по его мнению, — полное согласие и мирное сосуществование двух форм общественного сознания.

На практике вся история развития человечества свидетельствует как раз об обратном. Никогда еще борьба религии с научным знанием не носила плодотворный для цивилизации характер. Прогресс науки просто вынуждал церковь сдавать свои позиции, которые под натиском научных фактов и открытий становились все более уязвимыми. Вот почему, твердя сегодня о необходимости взаимообогащения и размежевания сил, церковники все же оставляют для себя удобные лазейки, используя историческую ограниченность познавательной способности человека для протаскивания религиозной доктрины.

Какие же вопросы выводят они из-под компетенции науки? Руссо их определяет так: «Это относится к вопросу о начале мира, формировании и развитии сначала неживой материи, затем жизни, затем первой клетки и т. д., вплоть до появления человека». Пытаясь отвоевать место в научных гипотезах для бога-творца, иезуит утверждает, что обозначенные им проблемы неразрешимы только при помощи материалистического подхода, ибо за ними скрывается нечто большее, «называемое духом».

Здесь мы наглядно прослеживаем тенденцию, ставшую ведущей в отношении ордена и всей католической церкви к науке, а именно: любым образом утвердить возможность сосуществования разума и веры, подорвать позиции материализма как единственного подлинно научного мировоззрения.

Своего рода программным документом в этой области явилась декларация, принятая на состоявшейся весной 1981 г. в Риме специальной пленарной ассамблее под названием «Наука и неверие». Организована она была ватиканским Секретариатом по делам неверующих, которым руководят иезуиты.

Смысл конференции ее инициаторы видели в том, чтобы найти действенное оружие для борьбы с марксистским материализмом и атеизмом. Не случайно в итоговой декларации именно эта мысль оказалась центральной. В документе прямо выражалась тревога о том, что научный материализм получает все большее распространение в мире, и делались попытки принизить значение новейших достижений науки. «Естественная наука для христиан, — читаем мы в тексте декларации, — не представляет собой угрозу, а, наоборот, выступает как углубленное проявление бога-творца».

В соответствии со своим старинным правилом, гласящим, что для достижения цели все средства хороши, иезуиты разработали на ассамблее целый комплекс мер, призванных активизировать борьбу со злейшим врагом любых и всяческих религиозных предрассудков — материалистическим мировоззрением. К наиболее действенным среди них они отнесли издание научно-популярной литературы, задачей которой является трактовка научных открытий с позиций церкви, а также подготовку компетентных богословских кадров, способных дать бой материализму на его же территории, т. е. опираясь на данные различных наук.

Все ухищрения, предпринимаемые орденом с ведома и согласия Ватикана, свидетельствуют о том, что иезуиты как были, так и остались противниками истинного знания. Еще в начале XIX в. французский иезуит Ж. де Местр делился своими «ценными» соображениями по этому поводу с министром народного просвещения Российской империи графом Разумовским:

«На что вам наука? — писал он в порыве откровенности. — Наука творит людей сварливых, самоуверенных порицателей правительств, поклонников всякой новизны, презрительно относящихся ко всякому авторитету... Наука по самому существу своему при всякой форме правления годна не для всех...»

В середине XVI в. римская курия опубликовала первый «индекс запрещенных книг», т. е. список книг, которые католикам запрещалось читать под страхом отлучения от церкви. С тех пор этот постыдный документ неоднократно переиздавался и пополнялся не без помощи иезуитов, боровшихся со всякого рода «ересями». В конце концов «индекс» разросся до неимоверных размеров (более 8 тыс. единиц), вобрав в себя все лучшие произведения ученых, мыслителей и писателей, таких, как Данте, Дефо, Спиноза, Декарт, Галилей, Коперник, Флобер, Гейне, Паскаль, Вольтер, Руссо, Золя, Гюго, Бальзак, Сартр и др.

Зато параллельно с глумлением над передовой мыслью отцы-иезуиты проявляли трогательную заботу о другом каталоге, имевшем в их глазах непреходящую ценность. Речь идет о так называемом «Acta Sanctorum» — «Перечне святых», начало которому было положено в 1643 г. Собственно говоря, идея создания подобного «капитального труда» зародилась в недрах ордена еще в начале XVII в., но воплотить ее сразу не удалось — «научные» изыскания потребовали времени.

Чрезвычайно плодотворная работа патеров над составлением «документированного индекса святых» продолжается до сих пор, несмотря на то что объем его исчисляется 70 внушительными фолиантами, занимающими целую библиотеку с 7-метровыми стеллажами. Всего же они охватили 9 тыс. латинских святых, 1,5 тыс. греческих и не менее 1,3 тыс. других христианских церквей. Усердия в этом деле у иезуитов хоть отбавляй: уж в чем в чем, а в псевдоисторических исследованиях им опыта не занимать.

Зато только в 1966 г. прекратилось издание «индекса запрещенных книг». Но сам факт по себе ничего не значит: католическая церковь не отказалась от преследования инакомыслящих. Наоборот, она прибегает к более скрытым формам и методам ограждения паствы от влияния опасных, с ее точки зрения, идей и трудов. Но если по отношению к внешнему миру ей приходится лавировать, то уж от своей-то гвардии она вправе требовать послушания, считают в Ватикане и по-прежнему прибегают в случае необходимости к карательным санкциям.

Весьма показательна в этом смысле судьба одного из крупнейших теологов католицизма, выдающегося теолога и антрополога Пьера Тейяра де Шардена, посмевшего выступить с модернистских и реформистских позиций. Член «Общества Иисуса», он тяжело поплатился за это всей своей жизнью, так как именно руководство ордена, недовольное его деятельностью, заставило Тейяра де Шардена замолчать. Произведения его («Феномен человека», «Божественная среда», «Энергия человека») увидели свет только после его смерти, последовавшей в 1955 г., да и самого ученого старались держать подальше от научных и культурных центров США и Западной Европы.

Помните, мы с вами говорили о послушании, которое буквально вбивали в сознание членов ордена с первых минут их пребывания в нем? Видимо, поэтому Тейяр де Шарден не смог ослушаться своего начальства, когда его отстранили от преподавания в колледжах и институтах и направили на работу в Китай, где он пробыл долгих 20 лет. Издевательство над ним достигло своего апогея, когда генерал «Общества Иисуса» запретил Тейяру де Шардену выступить с докладом на международном конгрессе палеонтологов.

Чем же так провинился перед иезуитским «братством» человек, с идеями которого многие сегодня связывают надежды на обновление католической церкви? Что возбудило к нему такую ненависть и даже страх иерархов «Общества Иисуса» и самого папы римского, боявшихся и устного, и письменного слова Тейяра де Шардена как огня? Вся его беда была в том, что он вышел за рамки ортодоксальной католической философии и попытался устаревшие, практически средневековые церковные догмы заменить новыми религиозными принципами, опирающимися на данные науки XX в.

Пьер Тейяр де Шарден ставил своей задачей разработать такое мировоззрение, которое было бы одновременно религиозным и научным, преодолевало противоположность между идеализмом и материализмом. Он отстаивал эволюционные взгляды по вопросам возникновения мира и человека, что в корне противоречило официальной философии католицизма. Стержнем его теории являлась идея развития как непрерывного и тотального процесса, которому подвержены все явления: космос, социальная действительность, человек и его сознание. Однако процесс эволюции, по Тейяру, заканчивается освобождением сознания от Земли и концентрацией его в некоей «точке Омега» — духовном центре развития космоса.

Таким образом, один из наиболее радикальных философов современной католической церкви сделал попытку подвести к идее существования бога через законы эволюции, опираясь на объективные научные факты, а не на ссылки из Библии. Но даже этой вольности не могли простить ему «Общество Иисуса» и Ватикан. Греховность философии Тейяра де Шардена они усмотрели в том, что ученый покушался на ортодоксальное учение церкви о происхождении человека, и особенно его сознания. Ведь, несмотря на то что под давлением дарвинизма католическая церковь вынуждена была признать эволюционную теорию по отношению к человеческому телу, душу она по-прежнему рассматривала как свою епархию и отрицала ее развитие.

Претили орденской верхушке и взгляды Тейяра де Шардена на общество, и, хотя именно в этой области слабость его построений становилась особенно очевидной, «Общество Иисуса» восстало против беспредельной веры ученого в социальный прогресс на основе коллективных усилий всех народов. Чужда ей оказалась и критика, высказанная философом в адрес христианской проповеди смирения и пассивности.

Косный дух настолько силен в ордене иезуитов, настолько им пропитаны все органы и подразделения римской курии, что еще в 1957 г., когда были наконец опубликованы многие произведения Тейяра де Шардена, Конгрегация по вопросам вероучения, называвшаяся тогда Конгрегацией священной канцелярии, а раньше — попросту инквизицией, предписала изъять его книгу из библиотек католических духовных семинарий и религиозных учреждений. Свой запрет на издание трудов Тейяра де Шардена и их перевод на другие языки Ватикан подтверждал неоднократно.

Лишь после Второго Ватиканского собора в отношении ордена к своему выдающемуся члену наметились некоторые сдвиги, однако они решающего значения не имели. Невзирая на то что дух тейярдизма проник в некоторые церковные документы, в частности в пастырскую конституцию «О церкви в современном мире», все это не более чем внешние проявления того кризиса, который переживает теология. Официальные католические идеологи прилагают немало усилий, чтобы выхолостить те идеи системы Тейяра де Шардена, которые противоречат церковной теолого-философской доктрине. В 1981 г. в связи со 100-летием со дня рождения ученого Ватикан повторил, что его позиция в этом вопросе осталась неизменной.

Жизнь наступает, и католической церкви хочешь — не хочешь приходится прибегать к хитроумным маневрам, направленным на то, чтобы остановить процесс обесценивания религии. Но, насколько позволяют обстоятельства, она всеми силами противится модернизации своей идеологии. Испытанным соратником на этом пути у нее является орден иезуитов. Десятки его членов занимаются исключительно тем, что отстаивают религиозно-философское учение католицизма — неотомизм.

Неотомизм — это обновленная и приспособленная к современным условиям теологическая философия видного представителя западноевропейской схоластики Фомы Аквинского, 7 веков тому назад создавшего свое направление философской мысли, основанное на идеях Аристотеля. С XVI в. томизм энергично насаждается иезуитами, которые продолжили эту линию после признания в 1879 г. неотомизма официальной доктриной католицизма.

По указанию папы Пия XI во всех учебных заведениях ордена преподавание ведется именно на основании учения неотомизма. Спекулируя на понятиях материи и духа, из которых первая рассматривается как вторичное, производное от божественного духа, студентам внушают главный постулат религиозной философии — признание первенства веры перед разумом. Сознание учащихся отравляется псевдофилософскими рассуждениями о том, что без религиозной веры разум якобы не в состоянии понять ни природы, ни общества, что истины веры выше истин разума, поскольку они исходят непосредственно от бога.

Не менее реакционную печать несут на себе социологические воззрения неотомистов. Осуждая крайности империализма, они предлагают взамен множество мелких половинчатых реформ, которые создают видимость защиты интересов трудящихся, а на деле способствуют укреплению власти господствующего класса. С младенческих лет в католических школах детям прививается мысль о незыблемости и «богоданности» существующего строя, который нуждается лишь в небольшом подновлении в духе христианства, привносимом в мир церковью.

Специализируясь на борьбе с диалектическим и историческим материализмом, иезуитские теологи постоянно полемизируют с марксизмом и даже издали целый ряд учебных пособий по его «опровержению». «Научными» центрами по борьбе с марксистской философией и атеизмом являются Институт Восточной Европы в Швейцарии в Фрейбурге и Восточный институт в Ватикане, находящиеся под контролем ордена иезуитов. Но об этом — в следующем разделе.