Приложение № 1 Новая экономическая политика Советского государства

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Приложение № 1

Новая экономическая политика Советского государства

В.Л. Перламутров

Новая экономическая политика Советского государства (1921–1926 гг.)

В марте 1921 года Советская Россия начала реформировать экономику, разоренную шестью годами Первой мировой и Гражданской войн. Хозяйственная ситуация выглядела почти безнадежной. Промышленное производство за эти годы упало в 6 раз, сельскохозяйственное – на треть, грузооборот железных дорог – впятеро, обесценивание денег составило 20 миллионов раз.

По инициативе В. И. Ленина была начата серия, комплекс реформ, получивших обобщенное название новой экономической политики. Было очевидно, что военно-коммунистические методы ведения хозяйства абсолютно исчерпаны. Какими новыми их необходимо заменить? «Мы стоим перед новой задачей, – говорил В.И. Ленин, – не испробованной еще нигде в мире» [74].

Цель была очевидной и бесспорной: быстро оживить, восстановить, повести в рост производительные силы страны. Только – как, какими мерами? Иностранной помощи, понятное дело, быть не могло. Надо было рассчитывать на свои ресурсы – материальные и интеллектуальные. Шли широчайшие и разнообразные дискуссии – как строить и какую строить новую систему хозяйствования – в ЦК РКП(б), в партячейках, на профсобраниях (профсоюзники помнили тот пункт партийной программы, который определял сосредоточение руководства хозяйством в руках профсоюзов), в инженерных и научных кругах. И здесь слово руководителей экономики А. Рыкова, Г. Пятакова, Г. Сокольникова, Ф. Дзержинского, Л. Красина, В. Ногина, Г. Кржижановского, бывшего царского министра Н. Кутлера, инженера В. Кирпичникова, младшего из семьи текстильных фабрикантов А. Морозова, профессоров Н. Кондратьева, 3. Каценеленбаума, Л. Юровского и многих других имело вес лишь по деловитости, доказательности, конкретности.

Переход к НЭПу был не единовременным актом, он охватывает ряд лет и представляет комплекс реформ.

Анализ казалось бы безнадежного хозяйственного положения, в котором оказалась Россия к исходу «военного коммунизма», пройдя через две войны (мировую и Гражданскую) и две революции (февральскую и октябрьскую), позволили выделить действительно ту первоначальную задачу, решение которой дало основание наметить дальнейшие шаги по пути выхода из всеобщего экономического кризиса.

Решение «начать с сельского хозяйства» обосновывалось рядом; положений. Был выдвинут тезис: «Самое слабое место – в кризисе крестьянского хозяйства». А именно «продовольственный фонд»: составлял основу народного хозяйства. «За исходный пункт, – писал В.И. Ленин, – следует взять продовольствие, ибо именно в этом корень всей массы затруднений», «неотложнее всего теперь меры, способные поднять производственные силы крестьянского» хозяйства немедленно»[75].

Первой крупной реформой, означавшей глубокий перелом в экономической политике, представлявшей собою первый крупный финансово-экономический акт новой экономической политики, явилась замена продразверстки продналогом. Продразверстка изымала у крестьянина не только все излишки сельскохозяйственной продукции, но и часть необходимого продукта, оставляя лишь минимум для поддержания хозяйства. Она привела к падению крестьянского производства и полному отсутствию стимулов к его развитию. Кстати сказать, вводить ее начало не Советское правительство, а еще Временное правительство летом 1917 года.

Продналог же был примерно вдвое меньше, чем продразверстка; все, что оставалось в хозяйстве после уплаты налога, вся остальная продукция крестьянского хозяйства могла поступать в обмен на промышленные и кустарные изделия, продаваться за деньги. Были изменены самые основы экономической политики, хозяйственные отношения стали строиться на совершенно иных основаниях – от натуральных отношений стал осуществляться переход к товарно-денежным отношениям и связям. С января 1924 г. продналог, преобразованный в единый сельскохозяйственный налог, взимался только в денежной форме.

До этого замершее в натуральных формах крестьянское хозяйство, сокращавшее размеры своего производства ввиду бесперспективности его упрочения и развития, так как оставлялась в распоряжении хозяйства только потребительская норма, существовала «рядом» с разрушенной промышленностью и «независимо» от нее в связи с отсутствием экономического оборота между ними. Экономический анализ устанавливал такую зависимость: без подъема крестьянского хозяйства «ни восстановление крупной промышленности, ни восстановление денежного обращения не может быть»[76].

Возрождение сельского хозяйства рассматривалось как первоочередная, неотложная задача. Н.Д. Кондратьев предлагал «вспомнить старую истину, провозглашенную еще физиократами, и Адамом Смитом, что внеземледельческие отрасли страны не могут быть развиты больше, чем позволяют естественные ресурсы, которые дает им сельское хозяйство. Мало говорить, что нужно развивать сельское хозяйство. Нужно это осуществлять на деле. Но это значит между прочим, что одним из отправных положений политики необходимо признать положение о недопустимости подрыва сельского хозяйства путем непосильных повинностей. Нужно идти по пути сокращения государственных расходов, сокращения некоторых отраслей государственного хозяйства, которые питаются соками сельского хозяйства. Иначе мы обречены стоять на месте и даже идти назад в деле хозяйственного возрождения страны»[77].

Были разрешены частная торговля, мелкое частное производство с использованием наемного труда. Государственная промышленность в соответствии с «Основными положениями к восстановлению крупной промышленности» (август 1921 г.) постепенно переводилась на хозяйственный и коммерческий расчет, должна была во все большей степени работать на рынок.

Без оживления торговли нельзя было восстановить производительные силы города и деревни, дать стимулы для роста производства в крестьянском хозяйстве и в государственной промышленности.

4 октября 1921 г. был принят декрет, разрешающий государственным предприятиям производить закупки необходимых им товаров (См. СУ, 1921 г., № 68. С. 527, 528); 27 октября того же года последовал декрет о свободной продаже продуктов государственных предприятий, работающих на нужды широкого потребителя.

Часть национализированной промышленности, переданной в ведение местных властей (губсовнархозов), стала сдаваться в аренду частникам. Мельницы, крупорушки и кустарно-ремесленные предприятия выкупались прежними владельцами. Обанкротившиеся мелкие государственные предприятия распродавались. В Петрограде, например, к середине 1922 года для государственного производства было отобрано 291 предприятие, 435 закрыты, 90 сданы в аренду.

Декрет о продналоге, открывшиеся возможности развития крестьянских хозяйств вызвали немедленный пересмотр положений о кооперации, «оставшейся от капитализма» административно подчиненной Наркомату продовольствия, расширение свободы ее деятельности, восстановление и развитие, сбытовых, снабженческих, кредитных кооперативов (декрет СНК от 16 августа 1921 г. и др.). Кооперация получает ряд преимуществ перед частной торговлей. Ей передается значительный товарный фонд, предоставляются широкие возможности производства заготовок и развития местной промышленности и оживления хозяйственной жизни. Поддерживаются кредитные операции кооперации. В дальнейшем происходит формирование специализированных центров по сбыту и переработке сельскохозяйственной продукции, превращение кооперативной системы в крупный фактор народнохозяйственной жизни.

Одной из сильнейших преград развития хозяйственного оборота, подъема народного хозяйства вообще выступало состояние денежного обращения. По расчетам Конъюнктурного Института (директор Н.Д. Кондратьев), в среднем за декабрь 1921 г. обесценивание рубля произошло в 228 тыс. раз, за январь 1922 г. – в 491 тыс. раз, за первую неделю февраля – в 760 тыс. раз, за вторую неделю февраля – в 923 тыс. раз, за третью – в 1.073 тыс. раз, что привело к колоссальному росту цен. На первое января 1923 г. средний уровень цен по России в сравнении с 1913 г. поднялся почти в 20 млн раз [78].

Для восстановления торговли, коммерческого расчета финансов необходима была устойчивая денежная единица. В 1922–1924 гг. была проведена успешная денежная реформа.

Находившийся в обращении рубль («совзнак») быстро обесценивался, государство продолжало выпускать в обращение огромные массы денег и покрывало за счет этого свои расходы бюджета.

Начиная с ноября 1922 г. Госбанк (учрежденный в 1921 г.) стал постепенно выпускать в обращение денежные знаки нового наименования – банкноты Государственного банка – червонцы. Одновременно продолжался выпуск совзнаков для покрытия расходов бюджета (до весны 1924 г.). Но если совзнаки быстро обесценивались, то червонцы были устойчивы. Между двумя денежными единицами не устанавливается определенной связи. Размер выпуска червонцев определялся потребностью торгового оборота в средствах обращения и платежа, а не потребностями бюджета; червонцы использовались Госбанком для кредитования промышленности и торговли. Внедрение червонцев в обращение происходило с большой постепенностью.

Устойчивость червонца в период параллельного обращения червонца и совзнака достигалась благодаря тому, что по закону о выпуске червонцев Госбанк был обязан обеспечивать выпускаемые в обращение червонцы на 1/4 золотом и иностранной валютой и на 3/4 векселями и товарами. Практически обеспечение золотом и инвалютой в период реформы не опускалось ниже 1/2 от массы выпущенных банкнот. Червонец был приравнен к дореволюционной золотой десятирублевой монете, был объявлен курс червонца на иностранную валюту – доллары и фунты.

В своей валютной политике Госбанк на первых порах стремился и успешно поддерживал такой курс, при котором червонец был бы приблизительно равен английскому фунту стерлингов, т. е. стоял (при тогдашнем курсе фунта) на 10–15 % ниже своего золотого паритета. С 1924 г. курс червонца был поднят до паритета. Покупательная сила червонца была вначале очень высока, выше довоенного рубля, затем относительно медленно, но значительно снизилась, оставаясь в сравнении с «совзнаком» устойчивой валютой. Червонец котировался на валютных биржах ряда стран.

Начиная с декабря 1922 г. (и до начала 1924 г.) в стране существовали две валюты, из которых одна обесценивалась с чрезвычайной быстротой, а другая оставалась относительно устойчивой. Предприятия могли не только устанавливать цены и составлять балансы в червонцах, расплачиваться червонцами, но и держать их в своих кассах. Параллельное обращение имело и свои «в высшей степени тягостные стороны», как отмечал крупный экономист того времени Л.Н. Юровский. Всякий держатель совзнаков стремился обменять их на банкноты, на этой почве при быстрых колебаниях курса развивалась повсеместная спекуляция, которая, в свою очередь, вносила неустойчивость в хозяйственные расчеты. Вместе с тем червонец постепенно оттеснял совзнак и ускорял его обесценивание. Границей оттеснения служило то, что червонец был сравнительно крупной денежной единицей, и сфера мелких платежей оставалась в полной мере за казначейскими бумажными деньгами («совзнаками»). С осени 1923 г. темп обесценивания совзнаков стал настолько быстрым, что невозможность сохранения системы параллельного обращения становилась очевидной.

Поскольку червонцы были устойчивыми деньгами, владельцы червонцев не стремились немедленно превратить их в товары (как это делали владельцы обесценившихся совзнаков), следовательно, движение червонцев было значительно медленнее, чем движение совзнаков. Направляя червонцы через ссуды, предоставляемые предприятиям, Госбанк тем самым способствовал формированию их оборотных средств, расширению производства. Кредит также должен был погашаться в червонцах, т. е. был обеспечен возврат червонцев в кассы Госбанка. Устойчивость червонцев обеспечивалась прежде всего тем, что количество их определялось, исходя из потребностей хозяйственного оборота, а не исходя из потребностей, бюджета. Червонцы выпускались в обращение в процессе кредитования предприятий, а не в процессе финансирования ведомств, наркоматов и т. д. Соответствие массы пущенных в обращение червонцев потребностям народного хозяйства в деньгах достигалась благодаря тому, что в 20-х годах широко распространенной формой расчетов между предприятиями служил расчет с помощью векселей. Вексель, являясь долговым обязательством, свидетельствовал о том, что в народном хозяйстве совершилась товарная сделка (иногда вексель несколько раз переходил в другие руки, обслуживая несколько сделок). Банковские ссуды открывались предприятиями, главным образом, в форме «учета векселей», т. е. в форме покупки векселей банками. Покупая («учитывая») векселя предприятий, банк тем самым заменял их банкнотами (червонцами). Червонцы появлялись в обращении в соответствии с уже заключенными товарными сделками и, в принципе, не могли, явиться излишними для обращения денежными знаками.

Устойчивый червонец стал единицей учета, планирования, расчетов в народном хозяйстве. Он вытеснил из оборота золото и иностранную валюту.

В течение периода параллельного обращения червонцев и совзнаков был отрезок времени (лето и осень 1923 г.), когда масса выпущенных в обращение червонцев превысила потребности оборота в деньгах. В эти месяцы промышленность, опираясь на свое монопольное положение и на широкий кредит в червонцах, позволивший ей придерживать готовую продукцию, не спешила с реализацией, резко подняла цены. В результате возник кризис сбыта 1923 г. Промышленность получила излишний кредит, обращение кредита нарушилось, покупательная способность червонца, снизилась. Кризису сбыта способствовало также катастрофическое падение хлебных цен, низкая покупательная способность деревни, (этому способствовали натуральные изъятия в виде продналога, которые были заменены затем на денежный налог). Крестьянство, в основном, вынуждено было пользоваться совзнаками, в то время когда город мог использовать червонцы, а это также вело к ограничению крестьянского платежеспособного спроса, нарушало экономическое равновесие между промышленностью и сельским хозяйством.

Кризис сбыта был преодолен путем ограничения кредитования промышленности, снижения цен, расширения кредитования хлебозаготовок.

Благодаря быстрому росту производства и снижению себестоимости в 1922–1923 гг., осенью 1923 г., в момент кризиса сбыта, удалось безболезненно снизить цены.

Сложность принятия комплекса неотложных хозяйственных решений доказывала верность вывода Н.Д. Кондратьева о том, что «вопрос о возможности и методах стабилизации рубля принадлежит к числу труднейших вопросов, труднейших не столько для теории, сколько для практики его разрешения»[79].

Государство продолжало нести убытки от обесценивания совзнаков находящихся в кассах государственных учреждений и предприятий. Доход государства от выпуска совзнаков непрерывно сокращался. Удельный вес доходов от выпуска совзнаков в общей сумме денежных доходов бюджета сократился с 30,8 % в январе, марте 1923 г. – до 14,9 %. Соответственно выросли доходы от налогов, займов, государственных предприятий и имуществ, а также от кредитных операций. Производительность труда, принятая за 100 в 1922 г., составила в 1922/23 г. – 126,9; в 1923/24 г. – 146.4[80].

Быстрый рост производства, внутренней и внешней торговли создавали предпосылки для завершения реформы. Бюджетный дефицит сокращался. Однако, к проведению реформы приступили, не дожидаясь полного преодоления дефицита бюджета. Небольшой оставшийся дефицит был покрыт за счет выпуска в обращение новых устойчивых разменных денег, приравненных к червонцу.

5/II 1924 г. был издан декрет ЦИК и СНК СССР о выпуске в обращение новых государственных казначейских билетов (купюры 5, 3, 1 руб.), приравненных к золоту. Поскольку к золотой десятке был приравнен и червонец, то практически новые казначейские деньги были приравнены к червонцу (10 руб. = 1 червонец).

14/II 1924 г. последовал декрет ЦИК и СНК СССР о прекращении выпуска совзнака.

22/II 1924 г. – декрет о чеканке серебряной и медной монеты. Из полновесного серебра чеканились монеты достоинством 1 руб. и 50 коп. (полтинник). Тем самым в обращение было выпущено полновесное серебро, что усиливало доверие к деньгам.

7 марта 1924 г. было издано постановление СНК СССР об окончательной фиксации курса совзнака и обмене «совзнаков» на новые казначейские деньги. Операция обмена была проведена с 10 марта по 31 мая 1924 г., причем до 10 мая «совзнаки» оставались законным платежным средством, наряду с червонцами и новыми казначейскими деньгами. Окончательный фиксированный курс совзнака был установлен 50000 руб. совзнаками = 1 руб. новых разменных денег. С учетом предшествовавших деноминаций это означало, что рубль начиная с первой мировой войны обесценился в 50 млрд раз. Количество денег в обращении увеличилось за время первой мировой войны в 13 раз, за время военного коммунизма – в 100 раз, за время первых лет НЭПа – в 350 раз. «Эта фантастически огромная эмиссия, – писал Л.Н. Юровский, – вызывалась необходимостью извлечения крупных доходов для бюджета в условиях, когда только лишь начиналось восстановление денежного хозяйства… эмиссия дала за 1922 г. 296,5 млн. руб. и в 1923 г. – 327,8 млн. руб.» [81].

Успешное проведение денежной реформы давало все основания для оценки ее как имевшей, по словам Н.Д. Кондратьева, «грандиозное значение… для возрождения и оживления всего нашего народного хозяйства»[82].

Но складывающаяся система экономических отношений отличалась исключительной сложностью, естественно, не имевшей исторических аналогов. Единственное, с чем нельзя было не согласиться, что, по оценке того же Н.Д. Кондратьева, она была гораздо сложнее, чем товарно-капиталистическое общество, ибо должна была опираться не только на принцип конкуренции, рыночные отношения, но и на принципы рационального руководства народным хозяйством, планового (точнее, планомерного) его развития.

Планирование в 20-е годы развивалось под воздействием весьма противоречивых факторов.

Утверждение НЭПа сопровождалось определенным отходом от традиционных (марксистских) стереотипов о несовместимости планового хозяйствования и рынка. Получает широкое распространение вывод о том, что рынок не только не препятствует планированию, но, наоборот, в современных условиях является для последнего совершенно необходимым, создавая объективный механизм оценки результатов хозяйственной деятельности предприятий и отдельных работников[83].

В логике НЭПа план рассматривался как механизм достижения общественных целей наиболее действенным, оптимальным путем. «Плановое начало составляет необходимый элемент социалистического строительства, но плановое начало ни в коем случае нельзя представлять себе как совокупность разработанных схем, которые во что бы то ни стало должны быть навязываемы жизни и которые могут найти свое осуществление в практике работы как раз в тех самых цифровых величинах, которые в них значатся, – писал А.М. Гинзбург. – Под именем плана следует понимать наметку движущих линий развития и общую увязку основных творческих заданий, которые даются руководящим работникам различных отраслей народного хозяйства»[84].

В Наркомфине и Госплане организационно оформился разрыв между задачами поддержания текущего хозяйственного равновесия и определения перспектив роста экономики. Оба момента необходимы при решении задач планового регулирования, но между ними существует и реальное противоречие, институциональное оформление которого не могло, разумеется, идти на пользу делу.

Если поначалу ведущее положение в формировании экономической политики занимал НКФ, то после кризиса сбыта 1923 года, повлекшего за собой отказ от ряда фундаментальных рыночных принципов, вперед выдвигается Госплан, в котором постепенно побеждает антирыночная по сути своей логика.

Одновременно, параллельно с борьбой общеэкономических ведомств, выкристаллизовывается два понимания важнейших задач народнохозяйственного планирования и, по сути дела, формы плана. Одни экономисты видели в плане основывающийся на принципах рыночного равновесия наиболее точный прогноз будущего движения народного хозяйства. Эти идеи последовательно развивал Н.Д. Кондратьев, указывая на ограниченность прогностических возможностей, и настойчиво предостерегая от детальной разработки далеко идущих планов, справедливо полагая, что на этом пути работа может вылиться в беспочвенные фантазии.

Иное представление выдвинули тогда В.А. Базаров, В.Г. Громан и др. Особое внимание они уделяли балансовой увязке различных сторон плана, который мыслился в форме народнохозяйственного баланса. В этой связи В.А. Базаров считал правильным вообще не ограничивать плановый документ конкретными временными рамками, а дать в нем анализ целевого состояния, к которому должно прийти общество, и взаимоувязанные проблемы, которые предстоит решать.

Названные два подхода были качественно различными, но не противоположными методологически. И потому, как нам представляется, вполне совместимыми, поскольку естественным и даже желательным является совмещение прогноза объективной ситуации и собственной специальной программы действий.

Важным моментом согласования обоих подходов могло стать изучение объективных закономерностей восстановительного процесса как важной методологической основы планирования.

С середины 1920-х годов в практику управления экономикой входят погодовые «контрольные цифры народнохозяйственных планов». С последнего квартала 1926 года был составлен первый пятилетний план.

Наиболее острые методологические дискуссии развернулись в 1927 году и были связаны с публикацией Госпланом весьма подробного проекта плана развития народного хозяйства СССР на пять лет[85]. Основными моментами этого документа были следующие:

1) в качестве критериев прогрессивного роста советской экономики выдвигались рост производительных сил наиболее быстрым темпом, максимальное удовлетворение потребностей трудящихся, а также переустройство общественных отношений на социалистических началах;

2) весьма подробная количественная проработка плана с целью тщательной балансовой увязки материально-вещественных пропорций при одновременном утверждении, что директивами, подлежащими обязательному исполнению, могут быть только цифры капитальных вложений на предстоящие годы. Остальные же показатели определялись лишь как обоснование инвестиций и не должны были иметь решающего значения;

3) в основу методологии плана был положен тезис о ведущей роли «свободных творчески-реконструкционных идей социального организатора», что обусловливается наличием в советском хозяйстве принципиально нового фактора роста – «творческой воли революционного пролетариата», позволяющего перейти от «гаданий и предсказаний» (при помощи анализа динамических коэффициентов, поиска закономерностей развития хозяйства) к формулированию «определенной системы хозяйственных связей в области социалистического строительства»[86]. На этой базе предполагалось для более конкретного анализа пользоваться методами вариантных приближений, балансовых увязок, экспертных оценок;

4) ключевое положение в проекте плана занимали вопросы развития промышленности. Индустриализация должна была осуществляться прежде всего (или даже исключительно) за счет внутренних накоплений этой отрасли. В сельском хозяйстве не предполагалось существенных изменений в социально-экономическом отношении.

Вопросы руководства этим формирующимся сложнейшим социально-экономическим организмом требовали высокого уровня научного проникновения в его природу, нахождения новых решений и разработки модели того общества, к которому предстоит двигаться неизведанными еще путями.

Исключительно важное значение поэтому приобрело построение основ управления этим хозяйством, трактовка сущности планирования и в целом представление о модели экономической жизни этого общества, его первичных хозяйственных ячеек.

Декрет ВЦИК и СНК (10 апреля 1923 г.) явился первым законом Советской власти, который создавал основу функционирования государственного предприятия. Однако ни этот закон, ни последующие не поколебали то понятие государственной собственности, которое сложилось в период военного коммунизма в 1918 г. и трактовалось как прямое управление государством, непосредственная организация государством процесса производства. Позиция, рассматривающая процесс централизации не с точки зрения передачи функций управления предприятиями непосредственно в руки государства, а как централизованного регулирования хозяйством при помощи банковской системы, товарной, фондовой, валютной бирж, широкого развития акционерной собственности при наличии у государства контрольного пакета акций не учитывалась, не включалась при разработке хозяйственного законодательства и формировании хозяйственного механизма.

Резолюция XII съезда партии «О промышленности» (1923 г.) констатировала, что самый переход от «военного коммунизма» к НЭПу совершался в значительной мере «военно-коммунистическими» методами, т. е. методами администрирования, непосредственного обобществления, бюрократических решений.

Однако Государственный банк, на основе успешно осуществляемой денежной реформы, проводил в начальный период методы экономического регулирования и коммерческого расчета. Банк, руководствуясь принципами возвратности ссуд, обеспеченности кредита, ликвидности имущества, в определенной мере влиял на восстановление и развитие государственной промышленности и осуществлял этот процесс значительно эффективнее административных органов управления. С помощью кредита восстанавливались наиболее эффективные предприятия, осуществлялось формирование и перераспределение капиталов, аккумуляция накоплений и передача их государственной промышленности и торговле.

В первые годы НЭПа были созданы тресты, которые объединяли предприятия, не пользующиеся хозяйственной самостоятельностью. В «Положении об управлении заведениями, входящими в состав треста» (14 мая 1924 г.) трест рассматривался как единое хозяйственное целое, все коммерческие операции, финансирование, заключение тарифных соглашений и договор было в ведении правления трестов. В обязанности директоров предприятий входила лишь организация производства и капитального строительства в пределах, утвержденных правлением треста смет.

По мере наращивания производства во всех отраслях хозяйства расширялась сфера червонного обращения и сокращалась эмиссия совзнаков. К 1924 году четыре пятых всего обращения уже занимал червонец. Совзнаки обменивались на червонцы по курсу, установленному государством. Выпускались разменные серебряные (рубли, полтинники) и медные монеты. В феврале реформа была завершена. Червонец стал крепкой валютой не потому, что был золотым, а золотым был потому, что росло производство.

Промышленные предприятия объединялись в территориально-отраслевые тресты – Мостекстильтрест, Уралметаллотрест, трест «Югосталь», «Азнефть» и другие. В середине 1923 года работало 478 хозрасчетных трестов, из них 133 центральных, подчиненных ВСНХ, и 345 местных (на сданных в аренду иностранным предпринимателям и в совместных предприятиях работало всего несколько десятков тысяч человек). Тресты, как акционеры, создавали свои торговые объединения – синдикаты. Синдикат коммерческими методами связывал производителей и покупателей продукции. Синдикат покупал под вексель продукцию трестов и продавал (тоже под вексель) розничным магазинам. Выручка розницы в «живых» рублях гасила вексель синдикату, а тот – трестам. Тем самым все звенья цепи были завязаны на общий результат – произвести, завести, продать (цены устанавливали синдикаты) изделия потребителю. В конце 1923 года синдикаты начали снижать цены. Их прибыли стали расти за счет наращивания объемов реализации продукции. Началось снижение себестоимости продукции. Это был этапный поворот в экономической ситуации в стране. Дальше пошло уже ускорение роста хозяйства. А это, в свою очередь, укрепляло курс новой советской валюты. Синдикаты как оптовые купцы осуществляли и внешнеторговую деятельность. Например, крупнейший Текстильный синдикат, руководимый В. Ногиным, закупал хлопок в США и продавал ткани в Персию, Афганистан и на других традиционных рынках.

Восстановление промышленности шло все быстрее. За 1922/23 хозяйственный год производство выросло на 38,3 процента, за 1923/24 – на 27,5, за 1924/25 – на 56 процентов. К концу 1926 года восстановление завершилось, а тяжелая промышленность на 13 процентов превысила уровень 1913 года. Капиталовложения финансировались почти исключительно долгосрочными банковскими ссудами по планам Госплана и ВСНХ. Планы эти представляли собой «контрольные цифры» – главнейшие рубежи, которые надо достичь в очередном хозяйственном году. Много позднее подобные планы появились в западных странах под названием индикативного планирования.

С помощью кредита восстанавливались наиболее эффективные предприятия, формировались и перераспределялись капиталы. Менялась структура хозяйства. Строились Волховская, Каширская, Штеровская (в Донбассе), Земо-Авчальская (в Грузии) электростанции, автозавод «АМО» и институт ЦАГИ в Москве, текстильный комбинат в Ташкенте, расширялись Риддеровские рудники полиметаллических руд. По оценке Н. Кондратьева, «складывавшаяся система хозяйственных отношений была значительно сложнее, чем товарно-капиталистическое общество, ибо опиралась не только на принцип конкуренции, рыночные отношения, но и на принцип рационального руководства, планомерного его развития».

Невиданное шестилетнее падение российской экономики за такие же примерно сроки НЭПа было преодолено. Хозяйство восстановлено. Ни по одной из стран Европы кризис не прошелся так разорительно и ни в одной из них темпы восстановления не были столь устойчивы. В 1920 году начался кризис в Англии и США. В Германии в 1923 году рухнула марка, и пошел новый спад, новый хозяйственный кризис. С 1929 года развернулся чудовищный кризис во всем капиталистическом мире.

Коренным вопросом явилось решение (1923 г.) о праве ВСНХ распоряжаться имуществом трестов, начиная с выделения уставного капитала и ежегодного его изменения, кончая распределением прибыли. Основной капитал национализированных предприятий был изъят из оборота, полномочия по его управлению были переданы ВСНХ и другим наркоматам. Само понятие «оборот капитала» исчезло, и было заменено его прямым распределением. В результате предприятие было лишено хозяйственной самостоятельности, маневрирования капиталом и приспособления к спросу и предложению. Тресты не имели права самостоятельно ни продать, ни заложить имущество, ни сдать его в долгосрочную аренду, ни осуществлять новое строительство, они не могли вступать в экономические отношения с частными и кооперативными контрагентами. Хотя закон (1923 г.) допускал преобразование трестов в акционерные предприятия, они оставались чисто государственными предприятиями, в которые не допускался ни частный, ни кооперативный капитал. Перераспределение капитала между отраслями и предприятиями осталось в руках государства и осуществлялось административным путем, по соглашению наркомфина и ВСНХ. Банк в этих операциях выступал лишь «передаточной инстанцией», следил за поступлением процента и выполнял лишь кассовые функции.

Изъятие основного капитала из оборота для предотвращения возможной денационализации, явилось одним из оснований административной системы управления хозяйством. Денежный оборот, которым по мысли творцов денежной реформы и новой экономической политики в целом, должен был проверяться «хозяйственный оборот», прерывался, стоимостные денежные оценки приобретали формальный счетный характер. Право самостоятельного распоряжения имуществом распространялось лишь на оборотный капитал, но и оно было ограничено рамками одного года в связи с ежегодным утверждением величины уставного капитала ВСНХ.

Пополнение имущества треста осуществлялось только в бюджетном порядке по распоряжению ВСНХ и независимо от эффективности хозяйствования.

В течение всех 20-х годов происходила борьба между руководством трестов и предприятий («красными директорами») за права предприятий и перевод их на хозяйственный расчет, за освобождение их от администрирования, мелочной опеки, за хозяйственную самостоятельность. В первые годы НЭПа тресты объединялись в синдикаты. Малочисленность трестов и синдикатов обеспечивала им монопольное положение на рынке и вместе с тем облегчала жесткое руководство трестами со стороны ВСНХ, обеспечивая в конечном счете централизованное управление промышленности государством. Монопольное положение трестов вело к снижению эффективности работы предприятий.

29/VI 1927 г. ЦИК и СНК СССР было принято «Положение о государственных трестах». Закон обязывал тресты перевести входившие в их состав предприятия на хозяйственный расчет, выделить им самостоятельный счет в банке, баланс, предоставить право осуществлять операции на рынке. Перевод предприятий на хозрасчет, предоставление им самостоятельности, развязывание их инициативы в деле улучшения производства могли бы сыграть значительную роль в разрешении тех трудностей, с которыми столкнулась экономика за пределами восстановительного периода. Однако осуществление этого закона не было проведено в жизнь. Произошел переход к административному хозрасчету.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.