Условия и процедура проверки

Условия и процедура проверки

Представим себе массив всех известных кочевнических погребений (исключая очевидные могильники) начиная с эпохи раннего железа (рубеж II–I тыс. до н. э.) до XVIII в. — на западе степного Причерноморья. Это — отдельные погребальные памятники, которые образуют типологические единства (надо признать) только лишь в сознании классификаторов — как некие серии-эталоны. Если рассмотреть весь массив с точки зрен конструктивных особенностей могил, то легко можно видеть — выразительные («эталонно-атрибутивные») памятники киммерийского и скифского времени не образуют очевидных крупных сходных («дубликатных») серий-совокупностей. Это — явные индивидуальные инварианты. Зато их образуют два типологических массива, которые достаточно надежно датируются I в. до н. э. — IV в. н. э. и Х-ХIV вв. н. э. каждый. Первый соответствует «сармато-аланскому» времени, а второй принято относить к «поздним», «средневековым» кочевникам. Такие массивы являются «эталонными» — каждый для своей эпохи.

Снова отвлечемся от имеющихся датировок — от «заведомой» хронологической и этнокультурной разницы этих массивов и их «заведомого» исторического контекста — и рассмотрим оба массива в совокупности, по максимальному инварианту. Объединение происходит лишь на формально-типологических основаниях.

Можно видеть, что обе серии памятников — сармато-аланская и печенежско-половецкая — при их сопоставлении с точки зрения погребальных конструкций довольно сходны. Обе они также сопоставимы по продолжительности существования и имеют сходные внутренние подтипы: ранние этапы сарматского и печенежско-торческого времени характеризуются преимущественно впускными могилами в насыпи более ранних курганов. Погребенные лежат в узких или широких ямах, вытянуто на спине. Ориентировки их разнообразны и не закономерны. В обоих случаях встречены и т. н. «диагональные» типы захоронений, а также ямы с заплечиками. В конце каждого из периодов наблюдается появление ям с нишеподобными подбоями и в катакомбах разных размеров. С сопоставимой частотой встречаются дощатые гробы, колоды, следы огня. Более ранние погребения в массе своей впускные, затем появляются и «основные», но под малыми курганными насыпями [сравн: 5, кн.1:144–146, 15:87–100 и 6:29–46, табл.4–6; 16; 17:120–132]. Можно заключить, что по типам обрядности (с точки зрения конструктивных особенностей могил) обе серии соответствуют условиям и максимального и минимального инвариантов. Математические подсчеты здесь, разумеется, возможны, но представляются излишними — это и так всем ясно.

Оба типологических массива сравнительно равномерно и топографически сопоставимо распределены по степной территории Северо-западного Причерноморья [сравн.: 4:142, 15:176 и 6:24–261]. Они сопоставимы и количественно — в каждом насчитывается до двух сотен погребений. Таким образом, наша выборка оказывается случайной и «репрезентативной».

Между тем дальнейшее сопоставление и сличение типологических деталей обеих серий-совокупностей выявляет серьезные и разительные отличия. Обозначим эти отличия, а затем снова их сопоставим.

«Позднекочевническая» (печенежско-торческо-половецкая) серия (Х-ХП1 вв.) представлена почти исключительно одиночными впускными погребениями мужчин-воинов, часто сопровождаемых остатками коня. Способы уложения лошади в могилы довольно разнообразны. Это — либо «чучела» (конечности и череп в «анатомическом» порядке), либо полные остовы коней в разных положениях, которые сопровождают умершего в общей или в отдельной ямах. Основной инвентарь в могилах — это остатки конской сбруи и оружия — кольца, удила, сабли, наконечники, стрел, накладки на луки и колчаны, реже — остатки кольчуг. Если лошадь не уложена, а инвентарь немногочислен, то такие погребения считаются «бедными». Керамики нет вообще — в исключительных случаях отмечены невыразительные лепные горшки или их фрагменты. Женские погребения (определяемые по инвентарю) достоверно не выделяются. Богатые погребения (с золотом и другими признаками «исключительности») появляются лишь к XIV в. Тогда же появляются и женские захоронения с зеркалами и ножницами. Ни в одном случае не обнаружено компактных могильников, которые можно было бы уверенно связать с печенегами, торками или половцами — равно как и памятников оседлого населения, относимых к этому хронологическому диапазону [6:24–27, табл. 4–6].

В погребениях мужчин-воинов сармато-аланского массива наборы оружия функционально сопоставимы с «позднекочевническими». Они также, помимо оружия, сопровождаются предметами конской сбруи. Ни один комплекс не представлен захоронением коней, очень редко — их отдельными костями. Зато во множестве и в широком ассортименте представлена гончарная и лепная керамика, а также металлическая посуда. Часты остатки жертвенной пищи, кости лошади среди них не преобладают. Немала доля женских погребений, определяемых по инвентарю, сравнительно высок процент богатых погребений кочевой знати. Известны стационарные могильники, хронологически сопоставимые с единичными погребальными памятниками, а также большое количество поселений и могильников Черняховского круга.

Если попытаться формально воссоздать печенежско-торческое и половецкое общество Х-ХШ вв. лишь по данным погребального обряда (т. е. по общепринятым в археологии правилам реконструкции [6:6–9]), то мы обнаружим, что оно состояло исключительно лишь из воинов-всадников и не имело ни женщин, ни кочевой знати. Такая знать и немногочисленные женщины появляются лишь к XIV веку. Впрочем, можно предполагать, что женскими являются многочисленные безынвентарные могилы (антропологических определений почти нет). Получается, что это общество — всадники, сопровождаемые нищими толпами, — безостановочно передвигалось с места на место по причерноморским степям, не оставляя после себя никаких археологических следов, кроме одиночных могил. Число «бедных» захоронений очень велико, хорошо укомплектован и «средний» слой. Никакой посудой они не пользовались вообще. Таков, в общих чертах, инвариант «позднекочевнической» серии. Надо сказать, что он соответствует нашим обиходным представлениям о «диких» кочевых ордах, которые донесла до нас письменная традиция.

Но им не соответствует «сармато-аланская» серия — не менее «дикая», в таких же представлениях. По тем же формальным признакам обрядности, сарматы и аланы лошадьми не пользовались, а лишь использовали их изредка, как жертвенную пищу. Зато у них было множество знати и женщин, в том числе и очень богатых. Все они ели и пили из богатой и разнообразной посуды. «Средний» слой также укомплектован неплохо. А вот «бедных» почти нет. Это, также в общих чертах, — инвариант сармато-аланской серии.

Вряд ли нужно добавлять, что описанных типов обществ почти никогда не бывает. Это означает, что налицо выраженная археологическая «недокомплектность» обеих типологических серий-совокупностей (инвариантов). И если (абстрагируясь от датировок) их типологически совместить в единый массив и рассматривать как «максимальный инвариант», то мы увидим совершенно «нормальное» общество кочевников с вполне гармоничной половозрастной и вертикально-социальной организацией, бытом и культурой. Типы погребальных сооружений «поздних кочевников» остаются сходными с сармато-аланскими. Но при этом они заполняются многочисленными женщинами, конями, предметами быта, мелким и крупным рогатым скотом и т. п. и «дополняются» знатью, могильниками, а также оседлым окружением.

Предваряя обобщение результатов проведенного сопоставления, отметим также, что оба массива в крайне редких случаях датированы монетными находками. Это означает, что они практически не имеют «абсолютных» датировок (на монетах даты не «написаны», а «установлены». — А. Д.), а потому лишь механически и условно привязаны к линейной хронологической схеме.