Шейх Магомед-Эфенди Чаящинский
Шейх Магомед-Эфенди Чаящинский
Магомед-Эфенди был выходцем из состоятельной семьи крестьянина-земледельца. Отец его, своим трудом обрабатывающий землю, содержащим скот, хотел, чтоб сын пошел по его пути. С самого детства приучал он его к земле, к домашнему скоту. Магомед часто в детстве пас овец, участвовал вместе с родителями в полевых работах. Но стоило отцу отдать сына на учебу к местному мулле, как сын забросил все хозяйство и с головой ушел в учение Корана.
Среди населения окружных сел чаящинцы отличались тем, что не очень соблюдали законы религии и не считали обязательным совершения всех пяти намазов в день. Поэтому местного муллу удивила прилежность Магомеда в изучении Корана и в исполнении всех его законов, тогда как другие дети учились нехотя, с большим трудом.
Через полгода Магомед закончил изучение Корана, который должен был пройти за год, и приступил к изучению следующей части, которую изучал прошлогодний набор детей. Всем прихожанам мулла ставил в пример своего одаренного ученика и брал его по пятницам в мечеть на большой священный намаз.
Рассказывают, что однажды шейх Гази-Магомед Гуйминский со своим родственником, по имени Ахмед, ехал на коне на акушинский базар мимо селения Чаящи. Возле одной пашни они увидели мальчика лет девяти, совершающего намаз восхода солнца, а поодаль работали несколько женщин.
Смотри, смотри, как этот чумазый чаящинец, который ленится сполоснуть руки водой, совершает намаз восхода солнца, ах негодяй! – воскликнул Ахмед.
– Молчи, иди лучше вымой свой рот, прежде чем на этого мальчика что-то говорить! Он не такой, как ты думаешь. Я знаю, кто он! – ответил шейх.
Действительно, этот мальчик и был будущий знаменитый шейх Магомед-Эфенди Чаящинский, а рядом на поле вместе с другими женщинами работала его мать.
Через несколько лет шейх Гази-Магомсд взял Магомеда к себе на учебу. У шейха тоже были дети такого же возраста, и Магомед жил вместе с его детьми, как их сын. Его старательность, ум и одаренность очень нравились шейху. Он его ставил в пример всем своим ученикам. Однажды, предсказывая Магомеду его судьбу, шейх сказал, что он станет очень популярным и уважаемым шейхом, что одна из дочерей шейха, то есть его дочь, станет женой юноши, но их семейное счастье будет коротким.
– Откуда ты знаешь? – спросил Магомед.
– Я не знаю, я лишь прочитал то, что предначертано тебе судьбой.
– Тогда расскажи, что будет дальше.
– Дальше судьба твоя как-будто в тумане, Аллах не желает раскрыть ее тебе, – ответил – шейх.
Тогда Магомеду было всего четырнадцать лет. Он стал думать, – какая же дочь шейха станет его женой? Ему нравилась третья дочь, по имени Салихат, но она была его ровесница. И пока он вырастет, станет женихом, она выйдет замуж. В горах девушек долго не держат в отцовском доме.
Магомеду недолго пришлось учиться у шейха. Магомед-Мирза-хан Кази-Кумухский выколол глаз шейху, и тот убежал к имаму Шамилю. Через некоторое время шейх забрал к себе и всю семью. Магомед же стал продолжать учебу в медресе при Кази-Кумухской мечети. Здесь он научился арабскому и турецкому языкам. Впоследствии он изучил и все дагестанские языки. Через некоторое время у Магомеда умер отец, и ему пришлось бремя забот о семье взвалить на свои плечи.
Он слышал, как шейх Гази-Магомед Гуйминский, тогда уже наиб имама Шамиля, одну за другой выдавал своих дочерей замуж. Салихат же вышла за своего односельчанина по имени Махаммад. Когда же шейх выдавал и самую последнюю дочь, Магомед задумался: “Неужели такой святой человек ввел меня в заблуждение?”
В это время в Дагестане шла жестокая многолетняя война – газават. И только в Кази-Кумухском округе было сравнительно спокойно, хотя много людей и из этого округа стали мюридами и воевали вместе с Шамилем. Магомед же совершенствовал свои знания в религии, общался со всеми известными религиозными деятелями в Дагестане и в Азербайджане. Он стал знаменитым кадием, и к его имени стали добавлять почетное имя Эфенди. В своем селении он открыл медресе, куда принимал одаренных детей со всего округа. Народ его полюбил, с ним считались, его слушались.
Наконец-то кончилась двадцатипятилетняя война горцев за независимость. Шамиля пленили, шейх Гуйминский с семьей вернулся в родное село, что явилось большой радостью для Магомеда-Эфенди. Но шейх Гуйминский был стар и немощен. Он уже не мог вести никакие религиозные дела, не мог оказать ту помощь и поддержку, на которую надеялся Магомед-Эфенди.
Вскоре шейх Гуйминский умер, и на его похороны съехались известные религиозные деятели со всего Дагестана. Тут все убедились воочию в превосходстве над другими известными религиозными деятелями Магомеда-Эфенди в чтении наизусть священных актов Корана и в исполнении религиозных обрядов. Своим прекрасным и проникновенным голосом он приковывал внимание всех к себе и до конца его чтения люди не могли оторваться от него даже мысленно.
Когда Магомед-Эфенди увидел, что дочь шейха Салихат убивается по поводу смерти отца, он подошел и сказал ей: “Хотя высокочтимый шейх не был моим родным отцом, и я страдаю по поводу его смерти, как его родной сын. Я жил в вашей семье, вы делили со мной хлеб-соль, так позволь мне разделить с тобой твое горе, взвалить на свои плечи твою тяжесть. Я забираю твою печаль, я забираю твою боль и прошу Аллаха, коль он отнял у тебя отца, чтоб дал тебе и силу, чтоб вынести тяжесть потери”.
Говорят впоследствии Салихат рассказывала, как те слова Магомеда-Эфенди успокоили ее, высушили ее слезы, влили в нее силу духа. Много об этом человеке рассказывал народ: как он одним прикосновением руки лечил тяжело больного, как чтением молитв выявлял образы святых перед глазами молящихся, как одним словом облегчал душу страждущих. Со всех концов Дагестана люди шли к нему за помощью и находили ее.
Чаящинка по имени Мисиду, вспоминала, как однажды она, будучи молодой девушкой, шла с женщинами своего села в соседнее село Шуши, чтобы купить пчелиные улья. У выхода из селения женщины встретили шейха Магомеда-Эфенди, направляющегося в свою келью. Шейх пожелал им удачной покупки, но посоветовал первый купленный улей положить на плечи Мисиду. Объяснил он это тем, что Мисиду везучая и начатое ею дело всегда будет успешным.
Вернувшись в село, там же, на окраине, они опять встретили шейха. Он поздравил их с удачной покупкой и, обращаясь к Муслимат, сказал:
– Муслимат, ты чуть не свалилась в пропасть, но Аллах тебе помог. Женщины были удивлены: ведь никто не видел, как Муслимат поскользнулась. Женщины сели передохнуть и как бы между прочим спросили шейха:
– Магомед-Эфенди, может ты скажешь, когда наша Мисиду выйдет замуж?
– Мисиду непременно выйдет замуж в этом году и выйдет за бедного парня, который впоследствии станет самым богатым человеком в селе, – сказал шейх и удалился.
Действительно, Мисиду через несколько месяцев вышла замуж за парня по имени Махди, у которого было два барашка и один ишак. Через несколько лет после женитьбы у Махди стало пятнадцать голов овец, он купил землю, затем и волов. Так год от году он становился богаче и стал самым богатым человеком в селе. Даже в народе говорили:
– Кому принадлежит этот мир?
– Только одному Махди.
– Кто по полям гуляет?
– Сын Махдия Хула.
В соседних селениях мужчины, обращаясь к какому-нибудь гордецу, говорили:
– Что ты так вознесся, ужель ты возомнил себя Махдием Чаящинским?
Прошло несколько лет. Муж Салихат Махаммада, который ездил на заработки, возвращаясь домой, по дороге заболел и умер. У Салихат тогда было двое сыновей. Магомед-Эфенди в это время еще не был женат, и через год после смерти мужа Салихат он женился на ней. Говорят, что сам Магомед-Эфенди был очень удивлен тем, что так странно сбылось предсказание шейха Гуйминского.
После женитьбы Магомед-Эфенди поехал в Шаки-Ширван к мусульманским шейхам, а через два месяца вернулся домой уже сам в звании шейха. Магомед-Эфенди и Салихат жили очень дружно и счастливо, но счастье это было недолгим: при родах умерла Салихат. Она родила тройню: двух девочек и мальчика. Девочки тоже умерли, а мальчик остался жив. Его назвали Омаром. Сам Магомед-Эфенди был очень подавлен несчастьем. Одна пастушка стала просить Магомеда-Эфенди, чтобы ей отдали новорожденного мальчика кормить. У нее тоже был двухмесячный сын. Так маленький Омар стал жить в семье своей молочной матери до года, затем его забрала мать Магомеда-Эфенди домой и стала сама воспитывать внука.
Было тревожное время, в Дагестане назревал бунт против царского гнета. В 1877 году он вспыхнул, но очень скоро был подавлен царской армией. Участником бунта оказался весь цвет интеллигенции Кази-Кумухского округа. Однако все заговорщики были арестованы. Кого расстреляли, кого заточили в тюрьму, кого сослали в Сибирь. Наступило затишье. В это время в Цудахар на встречу с горским населением приехал царский генерал. Поехали на встречу и чиновники из Кази-Кумуха. Генерал выступал перед собравшимися и сказал, что все возмутители спокойствия народа теперь изолированы, теперь нужно жить мирно и работать спокойно.
После выступления генерала взял слово Кулибутта из Кумуха, который горел желанием показать свое знание русского языка:
– Мы осушили маленькие речушки и роднички, а море еще осталось. Море – это-шейх Магомед-Эфенди Чаящинский. Имам Шамиль и шейх Гуйминский оставили ему в наследство свою ненависть к русским, и главным возмутителем народа является именно он, ибо народ его слушает, народ за ним идет, – сказал он.
Не прошло и недели после этого, как из Темир-Хан-Шуры в Кумух прибыли царские чиновники с заданием арестовать шейха Чаящинского. Весть о том, что едут арестовывать шейха, как молния разнеслась по окружным селам. И раньше чем царские чиновники, люди из соседних, сел добрались в селение Чаящи. Все были в трауре. Когда шейха увозили, весь собравшийся народ кричал и плакал. Шейх их успокаивал, говорил, что его везут в Кумух и он скоро вернется. Пятилетний сын шейха Омар, почувствовав что-то неладное, побежал за отцом:
– Папа, ты куда идешь? Папа, ты куда идешь? – кричал и ревел малый. Отец его обнял, успокоил, сказал, что идет на базар в Кумух, что привезет ему много гостинцев. Сам шейх тоже думал, что везут его в Кумух. Так ему сказали. Когда доехали до центральной дороги, ведущей в Кумух, Магомед-Эфенди увидел повозку, запряженную двумя лошадьми и ожидающую их. Шейху велели сесть в повозку. Но к удивлению пленника повозка поехала не в сторону Кумуха, а наоборот, вниз, в сторону Темир-Хан-Шуры. Шейх попросил остановить повозку.
– Вы же мне сказали, что везете меня в Кумух? – сказал он.
– Мы исполняем то, что нам приказано свыше. Нам приказано ехать в Темир-Хан-Шуру, – был ответ.
Тогда шейх слез с повозки, и стал прощаться с людьми, вышедшими его провожать, пожал руки каждому отдельно, пожелал всем спокойствия и благополучия, просил о нем не печалиться и не беспокоиться.
– Да избавь вас Аллах от большего горя, чем это! – сказал шейх и, читая молитву, сел в повозку. Аробщик потянул вожжи, крикнул на лошадей, чтобы они пошли, но лошади не тронулись. Он стал их бить плетью, но, лошади заартачились, встали на дыбы и не тронулись с места. Аробщик еще сильней стал их бить, но тут шейх остановил его:
– Зачем издеваться над животными, подожди. Он слез с повозки, встал перед лошадьми, повел их вперед, а затем и сам сел в повозку. Теперь лошади пошли очень спокойно.
Весть о том, что арестованного шейха Магомеда-Эфенди Чаящинского везут в Темир-Хан-Шуру, быстро облетела окрестные села и пока повозка с шейхом дошла до Цудахара, все села и все дороги уже были полны народа. Вышли даже женщины с детскими люльками. Все стали кричать, что шейха не пропустят через Цудахар. Женщины плакали, громко причитая, рвали на себе волосы, и никакие уговоры, угрозы на них не действовали. Изрядно потрепав нервы себе, чиновники поняли, что все их потуги тут бесполезны, и сообщили о ситуации в Темир-Хан-Шуру. Оттуда им. велели вернуться обратно в Кумух, затем вывезти шейха тайно, ночью другой дорогой, где его не знают. Так ночью они выехали из Кумуха по дороге, ведущей в сторону города Баку, и через Баку довезли до Темир-Хан-Шуры.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.