О МАСОНСКОЙ СИМВОЛИКЕ

О МАСОНСКОЙ СИМВОЛИКЕ

ГЛАВА 1

Сегодня без преувеличения можно сказать, что масонство являлось самым многочисленным духовным движением в России конца XVIII — начала XIX веков. Поэтому реальная жизнь лож нуждается в серьезном исследовании [53. С. 2].(см. Список литературы)

Первые достоверные сведения о деятельности масонского Ордена в России относятся к тридцатым годам XVIII века. Идеи вольных каменщиков пользовались популярностью в России. Члены лож присутствовали на различного рода «работах» (заседаниях), учили ритуалы и специальный символический язык, праздновали дни святых-покровителей, участвовали в благотворительных делах. Они также издавали, читали и переписывали философские и мистические книги, обменивались корреспонденцией, посылали отчеты в вышестоящие ложи и получали от них «циркуляры» и распоряжения. Благодаря этому создавались значительные рукописные архивы, а в помещениях лож накапливалась различная обрядовая утварь. Свидетельства жизни масонской организации сохранялись у членов братства после ее запрещения в 1822 г. несмотря на то, что предметы целенаправленно уничтожались властями [54. С. 41]. Крупные собрания «касающихся до Ордена бумаг» передавались по наследству в династиях вольных каменщиков [54. С. 25–37]. Масонские реликвии сохранялись потомками «детей вдовы» вплоть до начала XX века. Например, по свидетельству современницы, у С.П. Мельгунова хранился «целый ящик» с ритуальным инвентарем и одеждой, оставшимися от известного масона екатерининского времени, ярославского наместника А.П. Мельгунова [1. С. 36]. Масонские рукописи и вещи поступали в архивы государственных учреждений и охранительных органов, так как Орден постоянно находился под контролем государства [49; 54. С. 27, 29–30].

Организация русских вольных каменщиков привлекла внимание историков, литературоведов и библиофилов еще в середине XIX века. Для изучения ее деятельности требовалось прежде всего собрать документы, печатные и рукописные книги, ритуальные предметы, которые не были общедоступными. В то же время сохранилось достаточное количество реликвий, так как членами лож в России побывали за весь период существования несколько тысяч человек [77]. Большой интерес к масонским редкостям проявляли во второй половине XIX — начале XX веков коллекционеры различного рода «древностей», а также научные общества. В этот период сложились собрания Д.Г. Бурылина, П.И. Щукина, Ф.М. Плюшкина, Г.А. Брокара, И.И. Толстого, В.П. Федоровича, Ф.О. Врублевского, Т.О. Соколовской и других. Наряду с письменными документами и изобразительными материалами в коллекциях имелись знаки лож, должностей и степеней, ленты, запоны (передники), молотки, мечи, посуда, шкатулки, часы, замки, перстни. Эти предметы демонстрировались общественности. Например, в Витебске в 1871 г. на художественно-археологической выставке экспонировались масонские дипломы из собрания М.Ф. Кусцинского и знаки из коллекции известного нумизмата Н.Р. Щулепникова [52. С. 24]. (Последний получил их, вероятно, от Р.С. Щулепникова, капитана флота, который в 1817–1818 гг. был надзирателем ложи Елизаветы к добродетели и Великим Казначеем Великой Провинциальной ложи [55. С. 212].) Располагавшее масонскими рукописями, книгами и предметами Императорское Общество любителей древней письменности выставило знаки в своем музее [31].

Приведем краткие сведения о тех коллекциях, по материалам которых создан наш справочник.

Иваново-Вознесенский купец Дмитрий Георгиевич Бурылин собирал редкости по всему миру. В Каталоге выставки древностей и редкостей, устроенной владельцем в 1903 г., значатся русский, китайский, японский, европейский отделы. В европейском отделе демонстрировалось собрание масонских вещей, а именно «рама с масонскими орденами и знаками до 90 штук»; витрина с лентами, фартуками, знаками (30 штук); отдельная витрина с масонскими знаками (20 штук). Практически все они были иностранного происхождения, русских знаков было немного [20. С. 26, 41, 44, 45]. В 1912 г. собиратель приобретает еще около 930 масонских предметов [40. Л. 3]. Есть сведения также, что в 1913 г. Д.Г. Бурылин владел примерно четырьмя сотнями книг «известных масонов и о масонстве» и двадцатью пятью масонскими дипломами [50. С. 14–15]. Собрание было хорошо известно, им пользовались при организации различных выставок. Например, были представлены знаки из русского отдела на выставку «Ломоносов и елизаветинское время», устроенную в Санкт-Петербурге в 1912 г. [12]. Их каталог был составлен исследовательницей русского масонства Т.О. Соколовской [58] (в нем она приводила не только описания вещей, но и толкования их функций и символики). Затем, также в 1912 г., часть предметов была представлена на выставке в память войны 1812 года в Москве [13. С. 283, 284, 285; 25. С. 33].

Д.Г. Бурылин много занимался своим детищем, разбирал и изучал коллекции, на основе которых он создал музей, выстроив для него специальное здание. После революции, однако, владелец был отстранен от заведывания. В 1920 г. принадлежавшие ему редкости были обследованы сотрудниками Отдела по делам музеев и охране памятников искусства и старины при Наркомпросе, изъявшими среди прочего и собрание масонских печатей [14]. Все Орденские реликвии были оценены в два миллиона долларов [75. С. 23]. Впоследствии одна их часть попала в Государственный Эрмитаж, другая — в Музей истории религии и атеизма (ныне Государственный музей истории религии). По материалам последнего, С.М. Некрасовым были опубликованы описания нескольких предметов, в том числе знаков лож, должностей, степеней, запонов, посуды, платов [35]. Коллекция неоднократно фотографировалась, частично снимки публиковались, а некоторые из них попали в знаменитый музей П.И. Щукина (ныне хранятся в Отделе металлов Государственного исторического музея).

Петр Иванович Щукин, также купеческого звания, основал свой музей в 1893 г. [46. С. 45]. Он писал: «Я поставил себе задачею собирать не только русские предметы, но также восточные и западные, и, собирая последние, нагляднее показать, какое влияние имели Восток и Запад на русскую культуру. Собранные таким образом коллекции служат не только научным, но и учебно-образовательным целям» [37. С. 280]. В его музее размещались библиотека, картинная галерея, собрания тканей, серебра, предметов церковного обихода, фарфора, оружия, мебели, бытовых предметов [24. С. 7], небольшой мини-кабинет, подборка рукописей и автографов [22. С. 1]. К сожалению, сведения о многочисленных масонских вещах, принадлежавших П.И. Щукину, опубликованы не были. Частичное представление о них можно получить по изданию «Масонство в его прошлом и настоящем» [29], в котором воспроизводятся предметы обихода вольных каменщиков из его коллекции.

20 мая 1905 г. П.И. Щукин передал здание музея и все имеющиеся в нем собрания в Исторический музей г. Москвы (ныне Российский Государственный Исторический музей) [24. С. 7]. Впоследствии масонская коллекция музея постоянно пополнялась. В начале XX века туда передавали обрядовую утварь В.П. Соловьев, А.П. Клачков, Г.А. Брокар, AM. Кудрякова [8. С. I]. Примерно в то же время поступили знаки и вещи, хранившиеся в комплексе с орденскими рукописями в Румянцевском музее (куда они передавались при посредничестве С.В. Ешевско-го еще с 1863 г.) [48. С. 72]. Некоторые предметы были куплены на торгу. Инвентарь, поступивший в Исторический музей до 1915 г., был описан В.И. Викентьевым [8]. После революции масонские вещи получали из Музейного фонда, а это позволяет предположить, что их изымали из городских и загородных дворянских усадеб [23. С. 37–52].

Еще во время следствия над декабристами особое внимание уделялось их участию в работе организации вольных каменщиков. Подтверждающие членство в ложах предметы и бумаги поступали в Тайный следственный комитет, затем были переданы в Государственный архив, а после 1917 г. — в Архив Октябрьской революции (ныне Государственный архив Российской Федерации). Оттуда они разошлись по музейным хранилищам, впоследствии часть попала в Отдел металлов Государственного Исторического музея [16. С. 329]. В 1946 г. туда была передана очередная партия знаков из Государственной библиотеки СССР им. В.И. Ленина (бывш. Румянцевский музей, ныне Российская Государственная библиотека) [48. С. 74].

В конце XIX — начале XX веков реликвии вольных каменщиков попадали в частные провинциальные и губернские музеи, связанные с деятельностью Ученых архивных комиссий. Например, в музее П.И. Щукина хранилась фотография масонских лент, запонов и знаков из собрания Е.Н. Скаржинской (ОМ ГИМ Мас 407) — почетного члена Полтавской ученой архивной губернской комиссии. Она организовала музей в своем имении Круглик недалеко от г. Лубны. Судя по надписи на фотографии, вещи поступили туда из собрания киевского торговца Э. Дуба. После 1905 г. более 20 тысяч экспонатов были переданы владелицей в собственность полтавского земства [71. С. 7].

Еще одно «прогремевшее» крупное собрание масонских предметов принадлежало Федору Михайловичу Плюшкину, «по профессии торговцу, известному археологу и владельцу музея древностей в Пскове». Он, как и многие другие, собирал старинные картины, миниатюры, гравюры, рукописи, старопечатные книги, предметы старинного быта и культуры, оружие, монеты [72. С. 1147–1148]. Его музей, благодаря публикациям в газете «Новое время», был широко известен. В 1911 г. «по поручению этнографического отдела Русского музея Императора Александра III» его обследовали специалисты. В качестве эксперта по масонской коллекции выступала Т.О. Соколовская. Она отмечала, что Орденских рукописей в музее было немного, зато имелись передники, розенкрейцерские (т. е. высших степеней) перевязи, знаки лож, ковер с эмблемами, табакерки, перстни и другие вещи [32. С. 1061–1062]. В настоящее время коллекция Ф.М. Плюшкина распределена по отделам Государственного Русского музея в Петербурге.

В 1914–1915 гг. в издательстве «Задруга» в Москве вышли первые два тома роскошно оформленной книги «Масонство в его прошлом и настоящем» под редакцией С.П. Мельгунова и Н.П. Сидорова (третий том был выпущен в 1921 г.). В проспекте издания говорилось: «Каждая масонская ложа имела свое наименование, свои отличительные признаки, свои вещественные знаки. Перед читателями эти своеобразные, полные таинственной занимательности памятники пройдут в многочисленных иллюстрациях, которыми будет снабжено издание. Большинство этих вещественных знаков масонского ритуала, символистических картин и пр. будут воспроизведены с подлинников, хранящихся в наших общественных хранилищах и частных коллекциях» [30]. Издатели и авторы сдержали свое обещание: цветные и черно-белые иллюстрации имеются почти на каждой странице. Как правило, под фотографиями указано собрание, в которое входил предмет. В числе других участников вещи предоставили виленский собиратель Ф.О. Врублевский (у него имелась значительная коллекция знаков польских масонских лож [41. Лл. 1–2]) и витебский коллекционер Вячеслав Петрович Федорович.

В книге опубликованы также фотографии вещей из собрания Т.О. Соколовской, поместившей в двухтомнике три статьи. Она активно изучала вещественное наследие вольных каменщиков, уделяя особое внимание символике и обрядности русского масонства [55–65]. У нее Также имелась коллекция предметов (в основном знаков степеней и должностей), фотографии которой были опубликованы в журнале «Столица и усадьба» в 1917 г. [60. С. 22]. В 1935 г. собрание, дополненное знаками лож, запонами, лентами, рисунками, было приобретено Государственным литературным музеем (часть коллекции в составе архива Т.О. Соколовской находится ныне в Российском государственном архиве литературы и искусства). Любопытны фотографии знаков лож и дипломов. Их оформление позволяет предположить, что они предназначались для экспозиции, возможно, на выставке «К столетию закрытия масонских лож в России» (1922 г.). Точно так же были подготовлены фотографии сцен из пьес о масонстве, принадлежавших перу Т.О. Соколовской (имеются сведения, что в 1926 г. пьесы были поставлены на сцене одного из клубов Ленинграда под непосредственным руководством исследовательницы [11. С. 559]). Неоспоримую ценность коллекции придают комментарии Т.О. Соколовской, расшифровывающие назначение редких предметов.

Замечательный русский историк Николай Михайлович Дружинин совершенно справедливо отмечал, что вещественные реликвии оживают только тогда, «когда мы сумеем расшифровать их прошлое, понять их как внешние символы общественных отношений» [16. С. 305]. Поэтому вполне естественно поставить вопрос о способе хранения масонского инвентаря в современных российских музеях. Как правило, документация и утварь ложи составляли неделимый комплекс, и понимание назначения предметов обеспечивалось описаниями ритуалов. В современных музеях вещи часто распределяются по разным отделам — тканей, изобразительных материалов, керамики, деревянных предметов, нумизматики и письменных источников. Такое деление, удобное на первый взгляд, представляется некорректным, так как затрудняет комплексное изучение коллекций. Ведь если, например, с деревянных столбов, символизирующих подпоры масонского храма мудрости, снять металлические литеры, или с шелкового запона спороть знаки степени, также сделанные из металла, то понять назначение этих предметов по отдельности будет чрезвычайно сложно.

ГЛАВА II

Масонская ложа представляла собой «союз братьев, сплотившихся в организацию» [59]. В обычной практике ложа создавалась группой людей (братьями-учредителями), которые затем подавали прошение в вышестоящую масонскую инстанцию [2] для официального открытия (инсталляции) и получения патента [64]. В противном случае ложа не считалась «правильной». Поскольку названия «мастерских» вольных каменщиков обязательно различались, то и знаки их не были похожи друг на друга. По ним братьев опознавали в других ложах и на праздничных собраниях, присутствовать на которых могло иногда несколько сотен братьев. В XIX веке рассылались специальные циркуляры, содержащие сведения о названии и отличительном знаке вновь открытой «мастерской» [74]. Основные элементы знака ложи могли изображаться в ее виньетках, реже на печати [61. С. 349].

Масонство не являлось однородной организацией: внутри него существовало несколько различных систем, отличавшихся ритуалом, символикой и числом степеней посвящения. Обычно исследователи выделяют три группы «градусов» (т. е. степеней): иоанновские, шотландские и высшие. Инвентарь, используемый в обрядах, имел строго определенный внешний вид. Поэтому, если в России открывалась первая «мастерская» какой-либо системы, то вышестоящая ложа могла частично снабдить братьев образцами предметов, необходимых для умозрительных «работ». Поскольку в большинстве случаев патент получали из-за границы, то «клейноды» (символические предметы) были, естественно, заграничного происхождения. Они прочно входили в обиход и сознание русских братьев [35. С. 208] и служили образцом для изготовления инвентаря всех остальных лож данной системы. Например, при открытии в 1777 г. в Петербурге «Капитула Феникса» (главноуправляющей мастерской шведской системы в России) от вышестоящей ложи Швеции братья получили обрядовые предметы для самого Капитула и низших лож, знамя Ордена, великий Орденский меч, корону мудрости, скипетр и жезлы, лампаду, колокол, ключ, секиру, молот, рыцарские доспехи, символы высших посвящений, отличительные знаки степеней и должностей братьев [57. С. 4].

Анализ инвентаря лож и описаний обрядов показывает, что знаки степеней и должностей имели строго установленный символический набор. Они отличались лишь художественностью исполнения, зависевшего от средств ложи и от способностей ремесленника-изготовителя. В противоположность им знаки лож создавались из масонских символов в соответствии с индивидуальной программой и названием мастерской, поэтому их легко определить на общем фоне инвентаря, даже если на предметах не имеется соответствующих надписей.

Знак ложи являлся частью комплекса вещей, принадлежавших брату-масону, «сидящему в ложе и присваивающему себе символы, яко знаки своего состояния» [19. Л. 4] в орденской иерархии. Находившийся на заседании вольный каменщик надевал специальное одеяние, причем элементы его различались в соответствии с системой, по которой работала ложа. Он также обязательно «налагал» знаки ложи, степени и должности, крепившиеся на одежду или специальную ленту. Внешний вид и состав предметов для каждой степени был строго определенным, неизменным оставался лишь знак ложи, которую посещал брат. При вступлении в Орден адепт сразу получал необходимые ему теперь масонские «клейноды» с соответствующим толкованием их смысла (описание обрядов посвящения в ученики и в мастера иоанновского масонства см. [3], [47], [69]). Так, например, в воспоминаниях А.П. Степанова говорится, что ему вручили знак ложи, «ученические» запон белой лайки и лопаточку со следующими словами: «Примите также сию безделку, знак братского союза нашего и носите на груди вашей всякий раз, когда посетите наше общество» [69. С. 154]. Попутно отметим, что такая же процедура повторялась и при посвящении в следующую степень: убор новопринятого мастера (вероятно, иоанновской степени) состоял из «мастерского запона и лопатки, мастерского ключа с лентою» [65. С. 8]. При приеме в шотландские степени вручался «шотландский убор», и так далее в каждой степени. Вместе со знаками степени знак ложи подвешивался на пергаментный диплом, подтверждающий принятие масона в степень. Такой комплект (рис. 1) хранится в Рукописном отделе Российской национальной библиотеки в С.-Петербурге (Ф. 886. Ед. хр. № 2. Диплом степени мастера, врученный К.А. Эттеру в 1813 году.). В период расцвета популярности учения в России (1817–1820 гг.) руководители масонства специально подчеркивали, что знак ложи мог быть вручен только после принесения адептом присяги [63. С. 185].

В процессе деятельности масонской организации открывались новые ложи, менялся состав уже действующих. Все это требовало дополнительного изготовления знаков всех родов. В коллекциях встречаются комплекты знаков должностей и степеней, изготовленных для конкретной «мастерской». В собрании Государственного Литературного музея это два отвеса и циркуль (знаки должности надзирателя и степени мастера) ложи Александра к благотворительности коронованного пеликана (ГЛМ Арх4988. Б.48878,18954,48932), что подтверждается соответствующими надписями на них и единством стилистики изображения. В собрании Отдела металлов Государственного исторического музея имеется аналогичный набор знаков (ГИМ 81989/4-97. Мас 757; ТИМ 81989/4-93 Мас 779; ГИМ 81989/4—96 Мас 756). Принадлежность их какой-либо ложе установить нельзя; они датируются концом XVIII века и поступили из Государственной библиотеки им. Ленина. Знаки отличает сходство способа изготовления (штамповка), качества металла и стилистики изображения. Можно предположить, что ремесленнику заказывались партии знаков должностей, степеней и собственно ложи. По определению Е.Ю. Ельковой, некоторые ложи (Елизаветы к добродетели, Понта Евксинского, Александра к тройственному спасению) пользовались услугами французских мастеров, и знаки иностранной работы выделяются более высоким художественным и техническим уровнем исполнения.

Отечественные и иностранные ремесленники использовали достаточно сложные приемы обработки металла: накат, гравировку, литье, припаивание, чеканку. Штамповка применялась редко (например, в знаках лож Дружбы и Владимира к порядку). Иногда знаки украшались цветной эмалью, изготовление которой требует большого мастерства. В целом вопрос о непосредственных изготовителях знака остается открытым. Имена их неизвестны за исключением единственного случая: знаки Директориальной ложи Астреи были выполнены главным медальером санкт-петербургского монетного двора К.А. Лебрехтом, о чем свидетельствует надпись «Leberecht fecit». На всех остальных знаках клейма мастеров или мастерских, характерные для ювелирных изделий, отсутствуют.

В связи с тем, что партии знаков для одной ложи изготовляли разные мастера, внешнее оформление предметов бывает неодинаковым. Серии могут различаться, например по способу исполнения надписей, которые могут быть гравированными внутрь или выпуклыми. Шрифт бывает печатным или прописным, и надписи на знаках даже одной ложи могут отличаться. Например, две серии знака ложи Палестины, различаются лишь шрифтом надписей. Две серии знака ложи Орла Российского выделяются по размеру и характеру надписей (последние варьируются: в одном и том же месте знака может стоять дата открытия или слово на еврейском языке). По шрифту надписей, внешнему виду и расположению дополнительной детали (змеи, кусающей хвост, которая обвивает крест) выделяются три серии знака ложи Петра к истине. Знаки ложи Усердного литвина выполнялись в технике дву-и одностороннего изображения. В разных сериях мог быть неодинаковым способ крепежки.

Интересны случаи, когда с высококачественного знака делались грубые копии. Например, многочисленные знаки ложи Ищущих манны принадлежат двум сериям. Знаки первой серии меньше размером, надписи на них выполнены накатом. Другие оформлены с помощью гравировки, причем тексты не поместились полностью.

При невозможности изготовления эмалевого элемента его заменяли цветной миниатюрой на бумаге, которую часто помещали в медальон.

В то же время представленные в многочисленных экземплярах знаки ложи Александра к тройственному спасению практически идентичны и принадлежат к одной серии. Одинаковы знаки лож Елизаветы к добродетели, Владимира к порядку, Астреи (в данном случае мы рассматриваем группы из не менее чем четырех знаков).

Для изготовления знаков необходимы были денежные средства. В 80-х годах XVIII века шотландский мастер, «заводя ложу», первых адептов во все три степени (т. е. ученика, товарища и мастера) принимал за плату, пока не сможет на эти деньги «завести подобные вещи для держания порядочной ложи» [65. С. 8]. В XIX веке ситуация была схожей. Так, в протоколе организационного собрания ложи Ищущих манны (ложа еще не была инсталлирована) «к сведению братьев» сообщалось, что «вследствие учиненной предварительной подписки в кассу ложи имеет поступить 5 тысяч 600 рублей. Сверх того брат И. Чернышов обязался в дар ложе изготовить потребные вещи» [43. Л. 1 об.]. В дальнейшем средства пополнялись за счет вновь поступающих и поднимающихся по ступеням иерархии братьев. Распоряжался средствами казначей (его должность обозначалась знаком: ключ или два скрещенные ключа, помещаемые в прорезной треугольник в иоанновских степенях, и на квадрат, скрепленный с тремя прорезными треугольниками, — в шотландских). В специальной инструкции читаем, что у него хранились касса и приходно-расходные книги [15. Л. 6 об.]. Далее говорится, чтокказначею (от каждого членаложи) поступали деньги на содержание ложи — 40 рублей в год, на Иоанновский червонец (т. е. в общую кассу вышестоящей Великой Провинциальной ложи) — 5, за прием в первую степень — 75, за повышение во вторую — 40, в третью — 60, за одежду ученика — 15, товарища — 20, мастера — 50, за знак ложи— 10, за присоединение — 25 рублей [15. Л. 18 об]. Также некоторая сумма взималась за патент (диплом). Из этих правил, правда, существовали исключения: не имеющих средств принимали в Орден бесплатно. Обряд этот производился в день праздника Иоанна Крестителя. Попутно отметим, что далеко не все собранные за счет вступающих средства расходовались на изготовление инвентаря. Деньги использовались также в благотворительных целях.

ГЛАВА IIІ

В настоящее время достоверно известны имена более трех тысяч масонов, «работавших» в России в XVIII веке; в 1800–1861 гг. членами Ордена были 5590 человек [53. С. 22, 47]. Большая часть из них прошла обряд посвящения и получила все соответствующие атрибуты, в том числе и знаки одной или нескольких лож. Отсутствие научного комплексного анализа инвентаря «мастерских» в целом и знаков лож в частности отрицательно сказывается на наших представлениях о движении вольных каменщиков как таковом, о его функциях в обществе. Изучение этого предмета делает возможным понимание бытования масонской символики в контексте развития культуры XVIII — первой четверти XIX веков.

Характеристика знака ложи предполагает анализ его внешнего вида, имеющихся на нем надписей и содержания символов, его составляющих.

Внешний вид знака — это первый пласт информации, который имеет значение для исследователя, стремящегося понять назначение этого предмета. Обыкновенно знак представляет собой изделие небольшого размера (самый крупный имеет длину около 11 см, диаметр обычно не превышает 8 см). Изготовлялся чаще всего из золоченой бронзы, подразумевавшей настоящее золото. Его символический смысл восходит к алхимическим понятиям, содержавшимся в европейских сочинениях, популярных среди масонов. Значительное их количество было переведено в XVIII — первой четверти XIX веков на русский язык [44]. Золото как металл, не поддающийся никакой порче, сопоставлялось с очистившейся и совершенной человеческой натурой. Гораздо реже встречаются знаки из других металлов. Например, знак ложи Озириса (XVIII век) изготовлен из сплава серебра и олова (ОМ ГИМ 68 359. Мас 62). Серебро в масонском понимании означало «тоску по свете истины» [60. С. 22].

Внешне знаки лож (а также степеней) сопоставимы со знаками военного отличия (орденами или медалями), а в некоторых конкретных случаях практически совпадают. Чтобы объяснить этот факт, необходимо рассмотреть не только вопрос о критериях выбора российскими подданными тех или иных масонских систем и символов. Нужно кроме того изучить общую проблему использования западноевропейской символики в русском быту в указанный период [9. С. 47]. Во-первых, философско-этические представления масонов, вся их образно-символическая система, а также способы обозначения личности в этой системе сами по себе были эклектичны и целиком состояли из реалий европейской культуры. Например, в низших степенях использовались элементы ритуала цехов строителей-каменщиков, в шотландских — рыцарские обряды, в розенкрейцерских — умозрительная алхимическая теория. Существенную роль в формировании Орденского учения играли также библейская символика и западная христианская мистика. Во-вторых, во время и после петровских преобразований широкие круги русского образованного общества усваивали всю систему западноевропейского образного языка, одновременно постигая античную мифологию, этикет, наградную систему, масонское учение и многое другое. Двумя этими обстоятельствами объясняется внешнее совпадение вида знаков орденских корпораций (крестов), наградных медалей и масонских знаков. Конкретные примеры таковы: Орден Святого Андрея Первозванного, созданный по рисунку Петра, представлял собой синий эмалевый андреевский крест (т. е. в виде буквы X) под короной, на котором располагалась обнаженная фигура распятого святого. Впоследствии крест был наложен на двуглавого орла [10. С. 18]. С этим орденским знаком сопоставим масонский знак шотландской степени, покровителем которой являлся, по орденской легенде, Андрей Первозванный: наложенный на золотое сияние зеленый или голубой эмалевый андреевский крест, на нем — обнаженная фигура святого. На обороте обыкновенно встречается небольшой круг с гравированным внутрь именем Иеговы на еврейском языке. В знаке Ордена Святого Георгия и в знаке «Отличия военного ордена» (с XX века — Георгиевский) использовался орденский крест, на который было наложено изображение Святого Георгия Победоносца в церковном обороте [10. С. 61–62; 17. С. 18–19]. Носился знак на георгиевской ленте. В знаке ложи Георгия Победоносца изображение святого Георгия наложено на пентаграмм. Носился он на такой же ленте. После войны 1812 г. была учреждена медаль (нагрудный знак) священникам, участвовавшим в сражениях. Она представляла собой латинский крест, на котором изображено Всевидящее око в сиянии и выбиты слова: «Не нам, не нам, но имени твоему». Носилась на сшитой кольцом ленте [10. С. 113; 17. С. 29]. Эта медаль сопоставима по форме креста и ленты со знаком ложи Петра к истине. При его создании в дополнение к кресту был использован символ «змея, кусающая свой хвост», а на самом знаке гравированы внутрь начальные буквы названия ложи и дата открытия.

В большинстве случаев одинаковой была крепежка масонских и военных знаков, т. е. способ ношения налейте. Знак ложи мог носиться на нашейной ленте, на сшитой кольцом недлинной ленте для прикрепления на пуговицу, на розетке (или банте), к которой была пришита булавка для прикалывания к одежде (ср. Ф.И. Шубин. Портрет А. Зубова. 1795. Орден крепится на бант [70. Репрод. 26]; И.Н. Никитин. Портрет Г.И. Головина. 1720. Орден также крепится на бант [36. Репрод. 6]). В то же время знаки носились и чисто масонским образом — нашитыми на запон (таким образом нашит знак ложи Петра к истине) [31. С. 1101], подвешивались на ленте к третьей петлице. Это подтверждает идею о чисто формальном сходстве военных знаков и знаков лож.

На внешний вид знака могло влиять не только название ложи, но и принадлежность ее к тому или иному союзу. Например, на знаках «мастерских» Латоны и Озириса изображена одинаковая кусающая хвост змея, обозначавшая принадлежность их к Рейхелевскому объединению [51. С. 145, 147].

Второй пласт информации — это надписи, содержащиеся непосредственно на знаках лож. По содержанию их можно разделить на следующие виды.

1. Наименование ложи. Если такая надпись имеется, то легко установить принадлежность знака, что снимает необходимость поиска описания знака в документах лож для атрибуции. Наименование ложи может сообщать об одном из языков, на котором велись работы в ложе. В знаках встречаются наименования на русском, польском, французском и немецком языках. Наименование может быть нанесено полностью или сокращенно (т. е. приведены только начальные буквы слов, составляющих название, например P.Z.W. (Peter zur Wahrheit — Петра к истине) или РАЕ (Петра, Александра и Елизаветы, называвшейся также «Владимир к порядку»).

2. Союз, в который входила ложа. Надпись такого рода нанесена лишь на один знак — ложи Понта Евксинского — и обозначает, что она инсталлирована Великой Провинциальной ложей.

3. Дата. Из-за недостатка места на знаке и низкой техники исполнения обычно не обозначается, нанесена дата создания или инсталляции ложи. Пометка о том, что нанесена дата именно инсталляции, имеется лишь на одном из знаков: ложи Понта Евксинского. На одном знаке — ложи Ищущих манны — специально оставлено незаполненным место для числа и месяца. Это позволяет предположить, что на знак, изготавливаемый заранее, наносилась дата инсталляции ложи. На одном из знаков ложи Трех добродетелей дата открытия исправлена с 1815 на 1816 г. Дата может быть нанесена полностью: число, месяц и год; может стоять лишь год. Год и число открытия ложи в большинстве случаев наносился в «масонском» исчислении, т. е. вместо даты эры после Рождества Христова ставилось рассчитанное умозрительно «масонское» время, исчисляемое с момента появления «истинного света» — 5805 г., 5818 г. и т. д. Дата эта была определена одним архиепископом в Англии в XVIII веке. Изучив Библию, он установил, что акт творения имел место за 4000 лет до рождества Христова. Масоны приняли эту дату на вооружение, поскольку считали, что масонское знание было передано в мир самим Богом-Архитектором Вселенной [68. № 56–57]. В начале XIX века масонский год традиционно начинался с марта, названий месяцев не существовало, имелись лишь номера. Числа месяца совпадали с общепринятыми [56. С. 86, 16. С. 307]. Однако на некоторых из исследуемых нами знаках год нанесен в обычном летоисчислении: ложи Латоны —1775 г.; ложи Озириса —1776 г.; ложи Трех добродетелей —1816 г. Словами дата обозначалась на том же языке, что и наименование ложи.

4. Местонахождение ложи. Текст надписи обычно содержал название места открытия или инсталляции ложи, впоследствии местонахождение мастерской могло поменяться. Географическое обозначение также носило масонский характер: на Востоке Москвы, на Востоке Петербурга, на Востоке Одессы и т. д. Надпись выполнялась на том же языке, что и наименование. «Восток» в данном случае имеет чисто символическое значение, которое для масонов очень многопланово. Это и то место, где находится рай, и то, откуда явилась «премудрость» (высшее знание) сначала Египтянам, потом Моисею, а затем Соломону. На Востоке также восходит Солнце как символ Великого Архитектора Вселенной. Каждая «правильная» ложа находится на «умозрительном» Востоке, и в помещении каждой ложи есть своя восточная сторона, имеющая специфическую символику. Место Великого мастера ложи (т. е. управляющего) находится на «Востоке» ложи.

5. Девиз ложи. Наносился на том же языке, что и наименование, дата и место. Интересен случай, когда по небрежности мастера-исполнителя был нанесен вверх ногами текст девиза на один из знаков ложи Елизаветы к добродетели (ОМ ГИМ Мас 387); на всех остальных знаках текст девиза расположен правильно (см. ниже описание № 17 на с. 64).

6. Надпись, означающая, что знак принадлежит тому или иному брату. В нашем распоряжении имеются четыре одинаковых знака членов Великой директориальной ложи Астреи, и все они именные (принадлежали братьям С. Либу, Ф. де Тевесу, Р. Розену и Ж. Розенш-трауху). На всех знаках указано одинаковое масонское звание владельца: «Off-rd’hr» (Officer dehonneur, т. е. почетное должностное лицо). Все члены директориальной ложи, уходя с поста после 3 лет постоянной службы, получали звание почетного чиновника, офицера [сообщено А.И. Серковым]. Имеется также знак ложи Озириса к пламенеющей звезде, на котором написано, что он принадлежал князю М.П. Баратаеву. На знаке стоит дата 5820, вероятно обозначающая дату приема (сама ложа открылась в 1818 г.). Кроме того, существуют четыре серии знака ложи Соединенных друзей (различаются по технике исполнения). В одной из серий на знаки наносились надписи, указывающие владельца, его должность в ложе и дату принятия: один принадлежал Великому мастеру Длускому (?) (на знаке написано «Druski»), другой — брату Шувалову (Shouvaloff), третий — почетному члену (hommage civique) брату Hesketh.

Персональные сведения наносились на знак по индивидуальному заказу (кроме знаков ложи Астреи), что подтверждается информацией, содержащейся на знаках ложи Соединенных друзей. Имеются четыре знака одной серии, три из которых имеют надписи личного характера, т. е. уже имеющуюся информацию на готовых знаках владельцы дополнили по своему усмотрению. Эта процедура до определенной степени сопоставима с заказом воинских орденских знаков, производившимся также индивидуально. Любопытно, что знаки рядовых братьев и высокопоставленных чиновников этой ложи не различаются по внешнему виду, что, вероятно, характерно и для других лож.

7. Надписи на еврейском языке. Происхождение их до конца не выяснено. Слово i)j) встречается на знаке ложи Орла Российского (в одном из толкований начала XX века говорится, что это слово относится к высокой шотландской степени Арки и означает Lao или Existence [39. С. 26], но скорее всего это не соответствует действительности). Еще на одном знаке — ложи Ищущих манны — имеется надпись пока не поддающаяся расшифровке.

8. Другие надписи. На знаке ложи Озириса: «Таинственное изображение Озириса».

Подводя итог, можно сказать, что словесная информация на знаках сообщает непосредственные факты об истории ложи и ее составе, дает представление о процессе создания самих знаков. Кроме того, можно утверждать, что активное использование масонской символики при обозначении места и даты открытия в сочетании с символами, составляющими знак ложи, формировало определенный образ Ордена, обособленного от окружающего мира во времени и в пространстве. Этой же целью объясняется сокращение слов, составляющих надпись, с помощью масонского шифра для того, чтобы профаны, т. е. не принадлежащие к братству, не узнали их смысла. Например: Or.*, de S.’. Pb.‘. означало Восток Санкт-Петербурга. Слова надписи могли быть также разделены значком «:.» или «.:». Слово «ложа» обычно заменялось символом О, обозначающим кирпичик, из которых складывается храм Соломона как образ храма Истины.

Кроме установления должности по надписям, расположенным непосредственно на знаке, можно также определить степень владельца по цвету ленты или розетки (зеленая или голубая — иоанновские степени, красная — шотландские степени, черная или фиолетовая — высшие), а также в некоторых случаях по знакам степеней, скрепленным со знаком ложи. Такое сочетание встречается в трех случаях. Серия знаков ложи Усердного литвина сразу выполнялась с подвешенной на цепочке лопаточкой. К радужной ленте одного из знаков ложи Александра к благотворительности коронованного пеликана на белом кожаном ремешке (как и полагалось по канону) подвешена бронзовая ученическая лопаточка (рис. 2). Радужные ленты на масонских знаках встречаются крайне редко; одна (нашейная) обнаружена нами в собрании масонских предметов Рукописного отдела Государственной Национальной библиотеки. К ленте одного из знаков ложи Ищущих манны привязан белый костяной ключик (рис. 3). Это означает, что знак принадлежал брату, имевшему степень иоанновского мастера. Тот факт, что встречаются знаки одной и той же ложи на лентах разных степеней, говорит о том, что на оформление знака ложи (кроме надписей) не влияли повышение степени владельца или его должность.

Рис. 3

Все, что сказано выше, позволяет считать, что каждый участник ложи осуществлял свою деятельность индивидуально, обозначая свое место в иерархии и ритуале. Знак ложи был своеобразной мини-моделью Ордена, являясь в то же время конкретным адресом члена мастерской.

В философско-этическом смысле обособление масонского братства утверждалось добродетельным и высоконравственным образом жизни, а также усвоением тайных познаний. Ношение знака (наряду с другими масонскими предметами) моделировало ситуацию в сознании адепта и до определенной степени формировало стиль его поведения в обществе. Использование «клейнода» подразумевало своеобразный диалог между владельцем и символами, составляющими знак. Они представляют собой третий пласт информации, закодированной в знаке.

Мы выделяем два изображения, из которых формировался знак ложи: основное и центральное (т. е. средник). Основным изображением мы называем круг, кольцо, треугольник, звезды с разным количеством лучей, крест, а также некоторые другие масонские изображения, на которые накладывалось или вставлялось центральное изображение. Главным критерием выделения последнего является сопоставление знака и названия ложи. Например, центральным изображением знака ложи Орла Российского является орел; знака ложи Соединенных друзей — две руки, соединенные в дружеском пожатии; знака ложи Елизаветы к добродетели — вензель «Е» и т. д. Центральное изображение часто выполнялось в ансамбле с символами, носящими ярко выраженный масонский характер. Как правило, основа знака выполнялась из металла, средник — также из металла, иногда с использованием эмали или краски.

Интерпретация символов достаточно сложна. Очевидно, что круги и кресты в качестве основы широко применялись при изготовлении знаков военного отличия. Символы, служившие в качестве центральных изображений масонских знаков, как и многие понятия, используемые в названиях лож, были известны широким кругам общества. В то же время масонство было окутано тайной, заключавшейся, как показывают исследования, в новых значениях, придававшихся общеизвестным символам. Причинами внешнего совпадения являются характерные черты культуры барокко, в условиях которой сформировались в Европе масонские символика и ритуал. Объем и характер настоящей работы позволяют лишь наметить основные положения этой теории.

Во-первых, современная интерпретация культуры барокко предполагает в ней, как в типе мировосприятия, особую «метафизическую гармонию». Явления мира как символы, вещи как метафоры окружали художника (и человека) барокко. Реальные предметы и явления легко теряли свои обычные повседневные значения и становились элементами языка, с помощью которого воссоздавался иной, высший мир, мир значений. Взаимное отражение всех явлений приводило к соотношению микро- и макрокосмоса, человеческой натуры и стихий, Библии и мира [67. С. 6 и сл.]. При этом эстетика западноевропейского барокко не только прибегала к античной мифологии, но и допускала смешение языческих и христианских мотивов в целях возвеличивания события, чуда или отдельного лица [4. С. 211]. Все эти моменты мы встречаем в философии и этике вольных каменщиков. Перенесенное в русское общество, масонство до определенной степени явилось механизмом усвоения принципов западноевропейского барочного аллегорического мышления.

Во-вторых, как уже было отмечено, российским подданным приходилось ускоренными темпами в течение нескольких десятилетий постигать сложную западноевропейскую образную систему, складывавшуюся на протяжении нескольких веков. Вполне естественно поэтому, что в русской культуре XVIII — начала XIX веков совмещались классицизм, предромантизм, сентиментализм, рококо и барокко. Классицизм в большей степени, чем другие новые направления, взаимодействовал с барокко. Этому способствовали их общие черты: риторичность, отвлеченный характер событий и персонажей, являющихся выразителями самоценных идей, нормативность, использование антитезы как основного средства организации художественной культуры [66. С. 95]. Барокко как так называемый «вторичный стиль» существовало скорее в качестве тенденции в культуре [26. С. 176], в виде приема мышления на протяжении всего XVIII и даже в начале XIX века. Сменялась лишь стилистика изображений и акценты в использовании репертуара символов. (Например, в царствование Екатерины II появилась новая тема героического страдания в стоическом его понимании, поэтому более активно, чем в первой половине XVIII столетия, использовались образы Прометея, Поликрата, Марсия, Геркулеса, героев Троянского цикла. Также новой была тема ритуальных и праздничных шествий античности с их атмосферой гармоничного счастливого бытия. Минерва, в первой половине века знаменовавшая государственную мудрость вообще, во второй прочно ассоциировалась с Екатериной II [21. С. 87–88, 96]).

В-третьих, можно привести несколько примеров отражения принципов барокко в разных явлениях культуры России, в том числе и в масонстве, свидетельствующих о реализации некой посылки сознания, стимулировавшей «создание претендующих на ее воспроизведение текстов» [34. С. 103]. Так, очень популярным в России в XVIII веке был жанр эмблемы, особенностью которой является не только использование условного языка изобразительных символов (как в других «малых системах с условным языком, скажем, астрологии, алхимии), но и подписей [33. С. 19]. Во второй половине XVIII века последние трансформируются (например, в поэзии Державина) в некий развернутый текст (»легенду»), поясняющий символический смысл текстов и дающий ключ для смыслового соотнесения рисунка и слова. Этих пояснений требовала загадка символа [42. С. 87, 90], способность отгадать которую свидетельствовала о посвященности в эзотерический коллектив. Такое развитие эмблемы отчетливо фиксируется в масонских обоснованиях «иероглифов» (обрядниках). В них, а также в специальной литературе вольные каменщики черпали информацию о разнообразных понятиях. С этим явлением сопоставимы широко распространенные в обществе печатные описания иллюминаций, фейерверков, триумфальных арок, фестивальных колонн, занимавших принципиально важное место в послепетровской культуре русского общества и являвшихся проявлением привычки использовать аллегорический язык для выражения идеи события. Суть описаний состояла в толковании аллегорий, составляющих зрелища [73].