ПРЕСЛЕДОВАНИЯ ЕВРЕЕВ

ПРЕСЛЕДОВАНИЯ ЕВРЕЕВ

Я бы не советовал вам, господа, жить в одном из тех домов.

Габор Вайна, отрывок из доклада

в венгерском парламенте по поводу

создания международного гетто

Во время осады Будапешта с одобрения или, по крайней мере, при попустительстве правительства совершались преступления против евреев, которых не знали даже другие страны Европы, находившиеся под гнетом нацистского режима. После провала попытки прекращения огня правительством Хорти 15 октября 1944 г. пришедший к власти режим партии «Скрещенные стрелы» немедленно объявил о намерении «окончательно решить еврейский вопрос». К этому времени в городе оставались только те евреи, которые насильственно отбывали трудовую повинность и поэтому не были отправлены в немецкие концлагеря. Депортации евреев были организованы Адольфом Эйхманом, который прибыл в Венгрию сразу же после оккупации ее немецкими войсками 19 марта и созданным специально для этого распоряжением немецкой администрации на следующий же день Советом по делам евреев.

18 октября Эйхман снова появился в Будапеште. Представители СД и гестапо закрепили за собой здание отеля «Рояль» на Большом бульваре, а также ряд стоявших по соседству друг с другом домов на холме Шваб-Хедь, у терминала зубчатой железной дороги. Представитель гестапо Ганс Гешке, который уже доказал свою репутацию убийством населения Лидице, был назначен руководителем СД в Венгрии, а его коллега Альфред Тренкер занял пост главы СД в Будапеште.

Для Салаши и его банды, казалось, не было задачи важнее, чем сделать Венгрию «свободной от евреев». Наверное, это было даже важнее, чем победить в войне. Иначе нельзя дать объяснение их абсолютно бессмысленным действиям, основной целью которых было унизить, изгнать и уничтожить евреев. Это, наверное, поразило даже некоторых из вождей партии, которые, не сумев найти идеологическое оправдание для тех бесчеловечных мер, запрашивали о том, насколько они оправданны в сложившихся обстоятельствах. Например, министр иностранных дел в правительстве салашистов Габор Кемень спрашивал: «Неужели мы настолько богаты, чтобы потерять сразу четыре миллиона рабочих часов в день?» Но его коллеги-министры заставили его замолчать, а позже венгерское правительство одобрило подписанную немецкими представителями жалобу, где указывалось на недопустимость использования евреев при рытье траншей вдоль границы с Германией на немецкой территории. Их требовали немедленно вернуть на венгерскую землю.

Руководство Германии настаивало на депортации евреев и требовало от венгерского правительства предпринять соответствующие шаги. Так, 21 ноября министр иностранных дел Германии Иоахим фон Риббентроп направил представителю рейха в Венгрии Эдмунду Веезенмайеру телеграмму, где требовал разъяснить Салаши, что скорейшее уничтожение всех евреев было очень важно для обороны столицы. На самом деле евреи, за исключением тех, кто проживал в варшавском гетто, почти никогда не оказывали организованного сопротивления, даже находясь на пороге гибели.

17 октября в качестве прелюдии к депортации жители зданий в VIII округе, отмеченных звездой Давида, получили распоряжение собраться на следующее утро во дворах домов. 18 октября, заложив руки за голову, они маршировали по улице Ракоши к ипподрому Таттерсааль, к северу от кладбища Керепеши, а 19 октября их отправили на набережную Дуная. Когда их уже построили лицом к реке, немецкий офицер вдруг приказал остановить неминуемую казнь и всех евреев отправили по домам. В некоторых домах для обеспечения поимки евреев полиция и активисты «Скрещенных стрел» организовывали неожиданные рейды. При этом жителей избивали, а некоторых, тех, кто отказывался немедленно отправляться туда, куда приказывали власти, убивали на месте. Проживавшего по адресу площадь Телеки, дом 6 пожилого мужчину, который не мог идти, за ноги стащили по лестнице с пятого этажа. За несчастным тянулся длинный кровавый след из разбитого черепа. Труп бросили на улице.

Вскоре началось депортирование в Германию. Сборным пунктом служил кирпичный завод в Обуде. Отсюда примерно 6 тысяч евреев отправили пешком по нескольким маршрутам в сопровождении боевиков партии салашистов. Охранники открыто издевались над евреями, многих пытали и просто убивали. Начиная с 20 октября жителей обозначенных звездой Давида домов, независимо от их физического состояния, сгоняли на работы по строительству оборонительных сооружений. Среди тех, кого привлекли к работам, был даже мужчина в возрасте 81 года. Большая часть противотанковых рвов была отрыта именно этими людьми.

Первое самоубийство еврея было зафиксировано полицией в 19.32 15 октября. Первый расстрел евреев на берегу Дуная служба скорой помощи датировала 23 ноября, хотя на самом деле расстрелы велись ежедневно начиная с 15 октября. После 25 октября никого уже не удивляли донесения полиции следующего содержания:

«Рабочий-лаборант Андраш Питшофф, 22 года, был выловлен сотрудниками полиции (номера жетонов 2017 и 2048) из Дуная с огнестрельными ранами.

Евреев расстреливали на причале Сеченьи, при этом нескольким удалось спастись, спрыгнув в канал».

Любимым местом для массовых казней была набережная Дуная, несмотря на то что в ночное время убийцы-салашисты стреляли плохо и их жертвам часто удавалось спрыгнуть в ледяную воду, а затем выбраться из нее у моста или через коллектор канализации. В приведенном ниже докладе штаба венгерского I армейского корпуса подобный инцидент описан в характерной обтекаемой манере:

«Рано утром 30 декабря дежурный офицер полиции остановил пятерых мужчин с характерной еврейской внешностью, которые были совершенно мокрыми и пытались от кого-то скрыться бегством. Люди, казалось, настолько обезумели, что не могли объяснить, кто они такие и как оказались в Дунае».

Сейчас, по прошествии времени, многие удивляются, как могло дойти до случаев подобного бесчеловечного обращения. Еще до конца осады представители правительства заверили швейцарского дипломата Карла Лутца в том, что во всем городе было не более 4 тысяч боевиков партии «Скрещенные стрелы». При нормальных обстоятельствах 4 тысячи никогда не смогли бы терроризировать целый миллион. Ни в одной из оккупированных Германией стран Западной Европы людей не казнили массово только за их принадлежность к определенному народу, а в Советском Союзе такие события прекратились на оккупированных немцами территориях после начального периода (когда зондеркоманды действовали, можно сказать, не покладая рук, расстреливая в рвах тысячами. — Ред.).

В Венгрии немцы никого не смогли бы наказать за попытку предотвратить массовую бойню, а властям достаточно было лишь обеспечить соблюдение законов страны. Тем не менее полиция, жандармерия и военные предпочитали наблюдать со стороны за тем, как представители партии совершают зверства. Это свидетельствует о том, что в то время во всех сферах общественной жизни воцарился глубокий кризис, что можно проиллюстрировать следующими несколькими воспоминаниями современников:

«Офицер рассказал нам, что евреев раздевали до белья, расстреливали на набережной Дуная, а затем швыряли тела в реку. «Проблема не в том, что это делается, — продолжал он, — а в том, что некоторым из них удалось выжить, так как они не были добиты во время казни. И теперь они превратятся в мстительных свиней».

Две женщины беседуют между собой. Одна заявляет: «Партия точно затевает что-то ужасное против тех, кто живет в гетто». Другая говорит в ответ: «Мне очень жаль этих бедных людей, но, наверное, все это правильно, потому что им не следует давать шанс отомстить в будущем».

На улице ко мне подошел мужчина. Он бежал из Лайошмиже и теперь жалеет об этом. «Я попался на удочку пропаганды», — говорит он огорченно. Я заверил его, что скоро ему позволят вернуться домой. В ответ он раздраженно проворчал: «Мне удалось заполучить два акра еврейской земли. Как вы думаете, мне позволят сохранить ее за собой?»

Партийные главари испытывали озабоченность по поводу того, что творили боевики, — ведь это могло вызвать у населения жалость к евреям. Это явно видно из тезисов к речи парламентского депутата Кароя Мароти, в которой он выступал за казни:

«Мы не должны допускать, чтобы отдельные эксцессы стали причиной сочувствия к ним… Нужно предпринять что-то и для того, чтобы остановить массовые казни в общих могилах, которые происходят каждый день, а гражданское население не должно видеть, как убирают сразу множество людей… Не следует вести учет казненных в общем реестре».

Примерно в том же ключе высказался и комиссар полиции страны Пал Ходоши:

«Дело не в том, что евреев умерщвляют; единственной проблемой является сам метод. Надо делать так, чтобы тела исчезали, а не оказывались на улицах».

То, как вели себя боевики партии «Скрещенные стрелы», можно проиллюстрировать двумя свидетельствами очевидцев:

«На одной из улиц, ведущих к Дунаю, навстречу мне попалась колонна из 30–40 человек, поголовно одетых в белое. Когда они подошли поближе, я увидел, что все мужчины и женщины были в нижнем белье, под их босыми ногами поскрипывал снег и хрустело битое стекло. Пораженный, я застыл на месте, а когда колонна подошла совсем близко, спросил одного из партийных боевиков, сопровождавших ее, кто были эти люди. Никогда не забуду его циничный ответ: «Избранный Богом народ». Какое-то время я стоял потрясенный, пока звуки пулеметных очередей откуда-то со стороны Дуная не заставили меня понять, что тот путь для всех этих людей был последним.

Они гнали евреев, как скот, по Большому бульвару. Четверо или пятеро мальчишек из «Скрещенных стрел» в возрасте от 14 до 16 лет конвоировали их от улицы Кечкемети до моста Эржебеты. Вот, обессилев, упала пожилая женщина. Вполне понятно, что она не поспевала за колонной. Один из юнцов принялся избивать ее прикладом винтовки. Я был одет в военную форму и решил подойти к нему: «Сынок, у тебя есть мать? Как ты можешь так себя вести?» — «Но ведь это всего лишь еврейка, дядя», — отвечал тот».

У многих из членов партии были близкие знакомые среди евреев, с которыми они обращались хорошо. Позже, когда они предстали перед судом по обвинению в военных преступлениях, эти люди пытались приводить спасенных евреев в качестве доказательства своей симпатии ко всему еврейскому народу. Руководитель отдела партии, ответственного за уничтожение евреев, и одновременно заместитель директора отдела антропологии, отвечавший за расовые исследования, студент факультета права Иштван Келеченьи был готов за деньги выдавать богатым евреям свидетельство об их арийском происхождении. Жена министра внутренних дел Габора Вайны стала функционером партии национал-социалистов, несмотря на наличие у нее еврейских предков. Ей пришлось оставить эту работу лишь после того, как ее происхождение было раскрыто, а ее муж развелся с ней.

Иногда животная жестокость молодчиков партии «Скрещенные стрелы» вызывала возмущение не только у обычно невозмутимых венгров, но даже и у некоторых немцев. Пфеффер-Вильденбрух строго-настрого запретил своим солдатам участвовать в акциях против еврейского населения. В то же время для немецкого высшего политического руководства было даже удобно, что кто-то решал «еврейский вопрос» еще более жестокими методами, чем сами немцы. Веезенмайер получил из Берлина инструкции «всеми путями» оказывать содействие партии «Скрещенные стрелы», так как «в наших собственных интересах было бы, чтобы венгры вели себя по отношению к евреям в максимально жесткой манере».

В результате развязанного партией венгерских фашистов террора с 15 октября 1944 до 13 февраля 1945 г. количество евреев в Будапеште сократилось на 105 453 человека. Из примерно 50 тысяч «отданных в аренду» евреев, которых передали немцам для использования на строительстве фортификационных сооружений еще до того, как замкнулось кольцо окружения, примерно 7 тысяч человек попали в советский плен и еще 6 тысяч человек погибли за пределами Будапешта.

У угнанных на принудительные работы и переодетых в военную форму, если они попадали в руки советских властей, было мало шансов избежать лагеря для военнопленных. Даже после окончания осады города советские солдаты хватали людей без суда и следствия.

Большинство сотрудников полиции и жандармерии не желали сотрудничать с боевиками фашистской партии с самого ее создания. Например, руководство партийной милиции в Зугло обратило внимание на то, что ее сотрудники все чаще во второй раз захватывают тех, кто уже когда-то побывал у них в руках. Тогда партийное руководство региона приняло решение, что к ликвидации нежелательных элементов, после того как они доставлены в полицейские участки, должны привлекаться сами полицейские. Первое подобное массовое убийство произошло 12 ноября. Тогда после церемонии открытия партийного штаба состоялась казнь примерно двенадцати узников, убитых на берегу ручья Ракош.

Единственный протест против этих в общем-то беззаконных действий поступил из партийного филиала в Андьяльфёльде. Его руководитель в резкой форме высказался против того, чтобы боевики партийных организаций из других мест оставляли «туши» убитых евреев в его районе, так как «данный факт было бы нелегко объяснить населению». Среди убийц был подросток в возрасте 15 лет, который после войны стал офицером ВВС и попал под арест лишь в 1966 г. вместе со своими сослуживцами после завершения расследования по делу о бывших активистах партии «Скрещенные стрелы». Он со своими товарищами принимал участие в бесчисленном количестве казней, перед которыми приговоренные обычно подвергались изощренным пыткам и издевательствам. В день Рождества только эти активисты расстреляли более 50 человек, а всего они были от 1000 до 1200. Казни проводились на набережной Дуная, в парке Варошлигет, у ручья Ракош, в кузовах грузовиков прямо на ходу, в помещении прачечной в штаб-квартире партии, где допросы узников продолжались до тех пор, пока дренажная система не забилась от свернувшейся крови. Тела обычно оставляли на месте казни для того, чтобы держать население в постоянном состоянии страха. В ноябре на скамейках парка Варошлигет и на улице Стефании скопилось так много мертвых тел, что для того, чтобы их убрать, потребовалось несколько дней.

Практически все активисты партии были обязаны участвовать в пытках и казнях, что являлось так называемой проверкой на лояльность. В таких кровавых акциях участвовали подростки 14–15 лет, а также женщины. Наиболее известными из них являются Вилмош Зальцер 23 лет, а также бывшая медсестра Пирошка Дели. Боевик партии Петер Пал Катона, участвовавший в конвоировании с территории кирпичного завода в Обуде в гетто 1100 человек, лично застрелил 62 пленников. Отец Кун, который организовал несколько массовых казней, признался после осады в 500 убийствах. Его лозунгом всегда было: «Во имя Христа — огонь!»

Примерно 8 тысяч евреев были освобождены от уголовного преследования благодаря своему особому статусу перед законом. Но партия «Скрещенные стрелы» значительно сократила число таких «льготников». 71 человек, награжденные золотой медалью Героя во время Первой мировой войны, попадали под особый статус по распоряжению самого Салаши. Еще пятьсот получили иммунитет по распоряжению министерства внутренних дел.

Уполномоченный Международного Красного Креста сотрудник шведского посольства Карл Иван Даниэльссон был первым, письменно выступившим в защиту евреев после немецкой оккупации Венгрии 19 марта. Позже Рауль Валленберг (еврей по матери. — Ред.), которого направили в Венгрию правительство Швеции, а также комиссия США по делам военных беженцев, стал выдавать этим людям специальные пропуска. Эти документы не имели под собой никакой законной силы и в дальнейшем были задним числом признаны правительством Швеции. Там говорилось, что шведское правительство и представительство Красного Креста в Швеции имеют особую заинтересованность в том, кому выдан подобный документ, то есть это лицо находится под защитой правительства Швеции.

Многие «защитные» документы признавались правительством Стояи и были одобрены новым МИД Венгрии после того, как к власти в стране пришел Ф. Салаши. Несмотря на то что министр иностранных дел Габор Вайна заявил 18 октября, что «не признает ни одно рекомендательное письмо или заграничный паспорт, выданный еврею кем бы то ни было и когда бы то ни было», салашистское правительство под давлением заинтересованных государств все-таки признало 34 800 подобных документов. На самом деле в стране ходило в обращении около 100 тысяч подлинных и поддельных документов, призванных обеспечивать неприкосновенность личности их владельца, и сами посольства старались максимально превысить имеющиеся у них квоты на выдачу подобных бумаг. Валленбергом были разработаны и другие способы спасти жизнь таких людей. В первую очередь это относится к созданию «находившихся под особой охраной домов» и организации снабжения их обитателей продовольствием и другими необходимыми товарами, что часто было сопряжено с риском для жизни. Евреев призывного возраста устраивали в особые «обеспечивающие защиту» компании по трудоустройству, правда, несмотря на это, 29 ноября их погрузили в грузовики, предназначенные для перевозок скота, и передали немцам.

Как и представители Швеции, швейцарский дипломат Карл Лутц, португальский дипломат Карлуш Бранкиньо и папский нунций также выдавали евреям охранные документы. Глава представительства общества Красного Креста Фридрих Борн выдал 1300 удостоверений личности, которые одновременно служили документами, подтверждающими благонадежность данного человека. Секция В общества Красного Креста под руководством преподобного пастора Габора Стехло в рамках акции «Добрый пастырь» организовала 32 детских дома для детей, потерявших родителей, тем самым спасая их от депортации или, того хуже, голодной смерти. Помимо перечисленного, общество Красного Креста взяло под свое попечительство 18 больниц и клиник неотложной медицинской помощи. Посольство Сальвадора распространило среди жителей Будапешта 800 специальных удостоверений о гражданстве, а дипломатическое ведомство Никарагуа — 500 таких документов.

Но самый большой вклад в работу по спасению евреев внес «поверенный в делах Испании» Джорджио Перласка. На самом деле этот человек был гражданином Италии, интернированным 19 марта 1944 г. за антигерманские взгляды. Бежав из заключения, он укрылся в испанском посольстве, где включился в борьбу за спасение жизней. Функционеры венгерской фашистской партии терпимо относились к деятельности посольства, надеясь, что испанский диктатор Франсиско Франко признает режим Ф. Салаши. Однако испанский поверенный в делах Анхель Санс-Брис имел прямо противоположные инструкции. Время от времени он направлял в адрес МИД венгерского правительства ободряющие, но ничего не обещающие заявления, что долгое время вводило чиновников в заблуждение. Таким образом, посольство Испании имело возможность прибегнуть к более активной по сравнению со своими шведскими и швейцарскими коллегами тактике. Оно требовало от правительства партии «Скрещенные стрелы» отчета по каждому случаю проявления жестокости, призывало создать специальные поезда для евреев, имеющих документ о благонадежности, чтобы вывезти их за пределы страны. Здесь прекрасно понимали, что даже если режим сочтет для себя невозможным выполнить эти требования, то ему все равно придется уступить в чем-то другом. 29 ноября Санс-Брис отправился в Испанию, поскольку требование венгерского правительства дать недвусмысленный ответ на вопрос о его признании ослабляло его позиции в стране. Прежде чем выехать, он обеспечил для Перласки немецкую визу и пообещал организовать для него бегство из страны через Швейцарию. Но Перласка не собирался дезертировать со своего поста. Он заявил венгерским партийным функционерам, что Санс-Брис уезжает, чтобы официально подготовить процедуру признания Испанией режима Салаши, а на время своего отсутствия оставил его, Перласку, исполняющим свои обязанности. Тем самым Перласка получил возможность спасать обитателей домов, которые находились под покровительством посольства Испании, которых как раз собирались забрать в гетто. Вплоть до полного окружения города он регулярно направлял в венгерский МИД ложную информацию, а иногда даже не боялся прибегать к шантажу, заявляя, что, если что-нибудь произойдет с его подопечными, в Испании всегда найдется несколько тысяч беженцев из Венгрии, благодаря свидетельствам которых можно будет отыграться за это. До конца деятельности этого человека количество находившихся под его защитой евреев выросло от 300 до 5 тысяч.

Когда Перласка признался Анджело Ротте в своей лжи, единственное, о чем попросил его папский нунций, было не рассказывать об этом архиепископу Веролино, который был «настолько щепетильным, что после этого просто не сможет спать». Но когда Перласка позже просил Ротту пригрозить салашистскому режиму разрывом дипломатических отношений, то, по его собственным воспоминаниям, когда нунций ответил, что «не может так поступить без разрешения Ватикана», он, не в силах перенести это, наговорил священнику колкостей и выбежал вон, даже не поцеловав перстень на его руке.

Поведение члена Еврейского совета Микшо Домонкоша также было не менее экстравагантным. Когда сразу же после фашистского переворота 16 октября банда салашистов попыталась немедленно разграбить штаб-квартиру организации, Домонкош по телефону обратился за помощью к суперинтенденту жандармерии Ласло Ференци. Суперинтендент, который отвечал за депортацию евреев, заявил в ответ: «Ничего страшного, теперь евреи получат то, чего хотели». Но Домонкош, не обращая внимания на эти слова, все равно посоветовал грабителям поскорее убираться из здания, так как, по его словам, Ференци якобы, послушав его, уже направил сюда патрульные машины. И грабители повиновались. Позже, нарядившись в форму капитана, Домонкош от имени Ференци начал раздавать «официальные паспорта». Тем самым он спас многих евреев от депортации, а некоторых членов Еврейского совета избавил от ареста боевиками партии «Скрещенные стрелы». Он сумел приобрети такой вес, что был даже назначен политическим представителем в гетто, где должен был представлять интересы министерства обороны. Никому даже в голову не пришло, что этот человек сам был евреем. Когда действующие по соседству милиционеры партии «Скрещенные стрелы» вылавливали за пределами гетто евреев, им приходилось доставлять пленников на «командный пункт», если, конечно, они не успевали сразу же расстрелять их на набережной Дуная.

Принятые в 1942 г. антиеврейские законы поддержали представители трех основных религиозных конфессий Венгрии. Но к 1944 г., убедившись, что депортация евреев носит антигуманный характер, многие религиозные организации принялись спасать евреев. В начале лета кальвинистская и лютеранская церкви направили совместное заявление протеста премьер-министру Венгрии Стояи, а 29 июня кардинал Дьердь Юстиниан Шереди издал циркуляр, где выступал с осуждением преследований евреев. В ответ Стояи запретил публикацию меморандума первых вышеупомянутых конфессий и чтение в церквях кардинальского циркуляра. В течение лета, правда, вновь не добившись особого общественного резонанса, епископ-кальвинист Ласло Равас, а следом за ним и кардинал Шереди один за другим высказались против депортаций евреев. В письме, которое было издано через пять дней после прихода к власти партии «Скрещенные стрелы», епископ призывал Салаши объявить Будапешт открытым городом, а в другом послании, написанном 1 декабря, он потребовал прекратить преследования евреев. Более мелкие религиозные организации принимали участие в спасении евреев с ведома своих руководителей. Но все же во многих случаях только небольшим группам, состоявшим главным образом из новообращенных евреев, удавалось получить помощь церкви.

Главный полицейский комендант Будапешта Дьюла Шедей и его заместитель Дьюла Дьюлаи также пытались помочь обитателям гетто. Было и несколько не потерявших человеческий облик представителей партии «Скрещенные стрелы», которые оказывали помощь в спасении евреев. Среди них наиболее известен Пал Салаи, который вышел из партии в 1942 г., а затем снова вернулся туда после неудачной попытки М. Хорти заключить перемирие и занял пост офицера по связям с полицией. На этом посту он сумел предпринять даже больше, чем ему удавалось сделать прежде. Он запретил выселение евреев, если оно не сопровождалось документом о том, что их имущество полностью вывезено из домов или квартир. Тем самым он помог евреям сохранить от 50 до 60 процентов движимого имущества. Он убедил партийного деятеля Йожефа Геру выступить с протестом против жестокого обращения с евреями и инициировать несколько расследований по данному поводу. Салаи снабжал Валленберга сведениями о планировавшихся погромах в гетто, а его заместитель Ференц Перьеши лично направлялся в таких случаях в гетто, где пытался максимально смягчить обращение с его жителями.

Врач Ара Ерезян, по происхождению армянин, до своего исключения в 1939 г. был заместителем руководителя молодежной организации партии «Скрещенные стрелы». После провала попытки перемирия он вернулся в партию и стал вторым заместителем партийного руководителя в VI округе. Поскольку Ерезян обладал хорошим почерком, в результате чего взял на себя написание всех официальных писем, этот человек сумел тем самым спасти несколько жизней, главным образом среди тех, кто проживал на улице Ено Зичи. В швейцарском посольстве он получил защитный документ на еврейский дом на этой улице, после чего обратился в министерство внутренних дел с просьбой организовать по этому адресу еврейскую больницу, хотя официально здесь планировали создать бесплатную клинику для членов партии. Благодаря этому сумели выжить 400 евреев, в том числе 40 врачей.

В некоторых случаях Ерезян заслуживает отдельной благодарности только за свою находчивость и хладнокровие. В январе 1945 г. командир подразделения партийной милиции с тридцатью подчиненными окружили здание и объявили, что все его жители арестованы и будут казнены согласно законам. Убедившись в том, что разрешение министерства внутренних дел не произвело на командира впечатления, Ерезян отвел его в сторону и убедил лично проверить здание. Туда как раз прибыла группа раненых после взрыва снаряда, и посетителям для того, чтобы попасть внутрь, пришлось идти мимо стонущих умирающих пациентов. Ерезян сам рисует ту картину в каком-то романтическом стиле:

«Выматывающая нервы проверка длилась почти полтора часа, после чего он вернул мне пистолет и попросил меня собрать врачей… Некоторым женщинам стало плохо, а одна из несчастных, не в силах вынести обстановку неопределенности, выбросилась из окна третьего этажа, и санитары смогли обнаружить лишь ее мертвое тело.

Когда доктора собрались в одном из помещений, командир встал посередине комнаты и начал говорить: «Меня прислали сюда с приказом казнить 400 евреев, которые, как мне сказали, скрываются здесь вместе со своим покровителем Ерезяном. Я прибыл сюда с твердым намерением выполнить приказ, но то, что мне пришлось здесь испытать и увидеть, не поддается воображению. Я не верил и не думаю, что кто-то другой поверил бы в то, что в самом центре города всего за несколько недель можно создать настолько прекрасно организованное учреждение. То, что вы уже сделали, и то, что продолжаете делать, является таким огромным достижением, что я должен поклониться вам за это, несмотря на то что я знаю, что все вы евреи. С этого момента за вашу прекрасную работу я позабочусь о том, чтобы никто больше вас не беспокоил. Я сам прослежу за этим. Продержитесь еще несколько дней. Войска, которые вас освободят, уже близко.

В качестве награды за ваши выдающиеся достижения и героизм, будьте уверены, я позабочусь о том, чтобы в новом государстве венгров вас не классифицировали как просто евреев».

Еврейский госпиталь и его обитатели сумели выжить, а сам Ерезян был арестован и отправлен в Советский Союз по надуманному обвинению одного из врачей. Его освободили лишь через несколько месяцев. В 1981 г. он получил награду «Яд Вашем», высшее отличие для тех, кто спас еврейские жизни.

Посольства нейтральных стран постоянно выражали свой протест против преследования евреев. 21 октября папский нунций Ротта более двух часов вел переговоры с Ф. Салаши. 17 ноября он вместе с посольствами нейтральных государств направил ноту венгерскому правительству, в которой потребовал немедленно прекратить депортации евреев и обеспечить им гуманное обращение. 23 декабря нейтральные государства направили еще одну ноту правительству, которое к тому моменту успело бежать из столицы. Все посольства единодушно отказались от эвакуации. 5 января Р. Валленберг направил окончательный вариант ноты в адрес Пфеффера-Вильденбруха.

С 12 ноября 72 здания в районе площади Святого Иштвана в VI округе столицы были объявлены находящимися под защитой посольства Швейцарии, а после 15 ноября эту территорию официально стали называть «международным гетто». В этих домах, пользовавшихся покровительством иностранных посольств, предполагалось разместить всех тех евреев, у которых были соответствующие документы, выданные этими посольствами. Здания были рассчитаны на 3969 человек, но в них поселились сначала 15 600 евреев, а к концу осады эта цифра выросла до 40 тысяч. Теоретически здания пользовались статусом экстерриториальности, и каждое из них должно было охраняться двумя сотрудниками полиции, но банды молодчиков партии салашистов, не обращая на это внимания, совершали на эти дома регулярные набеги.

Жить в международном гетто было гораздо опаснее, чем в «обычном» гетто. Это объяснялось его близостью к набережной Дуная и доступностью зданий для налетов, что вдохновляло боевиков из партии «Скрещенные стрелы», которые всегда жаждали крови евреев. К концу ноября, когда в «обычное» гетто переселились не 100 тысяч евреев, как это было запланировано, а всего 32 тысячи человек, а в «швейцарских домах» попросили убежище не 7800 человек, как предполагалось, а несколько десятков тысяч, партийные функционеры начали догадываться, что многие выданные им документы были фальшивыми. В этих домах обыски стали проводить в первую очередь, а поскольку было сложно отличить настоящие документы от подделок, жителей депортировали без разбора.

Создание отдельного квартала для евреев, у которых не было охранных документов, началось в VII округе столицы 18 ноября. Официальное распоряжение о создании на этой территории «обычного» гетто министр внутренних дел Габор Вайна отдал 21 ноября. Всем евреям, у которых не было охранных документов, было приказано прибыть сюда до 2 декабря. 10 декабря территория гетто была отделена от остальных районов города деревянным забором. В ней оставили для входа всего несколько ворот. В 4513 квартир поселили около 60 тысяч человек. Иногда в одной комнате жили по 14 человек. Согласно плану, все евреи, независимо от того, имели ли они охранные документы, в конце концов должны были быть переселены сюда. Официальный дневной паек состоял из 900 калорий плюс то, что прибывало в гетто по линии Еврейского совета и посольств нейтральных стран. На самом деле суп, который варили на пяти кухнях, имел не более чем 790 калорий. Иногда поставки продовольствия разворовывались или попадали под артиллерийский обстрел. Тогда обитателям гетто приходилось целыми днями голодать. По приказу Вайны был закрыт единственный на территории гетто полицейский участок, и порядок на его территории обеспечивали безоружные полицейские-евреи, на которых молодчики партии «Скрещенные стрелы» во время своих рейдов не обращали никакого внимания. Вот так вспоминают об условиях жизни в гетто в конце декабря очевидцы:

«На узкой улице Казинци истощенные мужчины, ссутулившись и склонив головы, толкали тачку. На грохочущей тележке лежали обнаженные, желтые, как воск, человеческие тела, вниз свешивалась окоченевшая рука с черными пластырями, которая билась о спицы колеса. Процессия остановилась у бань и осторожно свернула в решетчатые ворота. Во дворе бань, за неряшливым фасадом, лежали сложенные навалом, как распиленные бревна, окоченевшие трупы… Я перешел через площадь Клаузаль. Посередине на корточках или на коленях сидели люди. Они собрались у трупа лошади и ножами отхватывали от него куски мяса. В нескольких метрах лежала голова животного. Желто-синие студенистые внутренности и слой жира виднелись через отверстия в изуродованном теле».

Боевики партии «Скрещенные стрелы» совершили бесчисленное количество актов вандализма против обитателей гетто. Они нападали даже на дипломатические миссии нейтральных государств независимо от того, в каком районе города те располагались. 7 января погибли сотрудники шведского посольства, кровь пролилась и в посольстве Швейцарии. Немцы вели себя относительно гуманно: несмотря на то что они часто забирали евреев для фортификационных работ, они всегда возвращали их обратно в гетто живыми.

В период с 14 ноября 1944 по 18 января 1945 г. в гетто ежедневно погибали около 80 человек (для сравнения, эта цифра в мирное время составляла 8 человек). В этот период в институт судебной медицины ежедневно доставляли 50–60 трупов людей, убитых выстрелами в основание черепа. Во время одного из таких инцидентов 28 декабря к венгерским боевикам, вопреки приказу командования, присоединились немецкие солдаты. Они забрали значительное количество мужчин из больницы на площади Бетлена Габора, отконвоировали их на набережную Дуная, где расстреляли. Количество самоубийств, совершавшихся евреями в течение одной недели, превышало среднее число самоубийств за год во всей Венгрии за 1943 г. «Сводили счеты с жизнью старики, молодые девушки, беременные женщины. Некоторые матери наносили не желавшим присоединиться к ним дочерям удары скалкой, а потом укладывали их у газовых плит с открытой конфоркой». 3 января уполномоченный министерства внутренних дел по размещению евреев Иштван Лёчей отдал распоряжение срочно сформировать двенадцать еврейских трудовых полков. Этот приказ просто невозможно было выполнить, так как к тому моменту истощенные обитатели гетто просто не могли уже работать.

1 января 1945 г. специальный представитель Салаши Эрнё Вайна подготовил свой первый приказ, согласно которому все население международного гетто должно было быть переведено в «обычное» гетто, как было сказано в тексте, «по соображениям военной необходимости», но на самом деле это делалось, чтобы облегчить убийство этих людей. 4 января он повторно издал этот приказ, и на этот раз даже Валленберг не нашел возможности избежать его выполнения. 5 и 6 января 5 тысяч обитателей «шведских домов» под налетами советских истребителей отправились в «обычное» гетто. Правительство салашистов заявило, что раз другие государства не признают его, то и оно, в свою очередь, не обязано придерживаться никаких международных соглашений. 7 января, после того как Р. Валленберг пообещал, что поставки дополнительного продовольствия для гетто будут осуществляться по линии партии «Скрещенные стрелы», «эвакуация» была приостановлена, но в тот же день боевиками-салашистами было совершено нападение на один из «шведских домов». Оттуда угнали примерно 130 человек, которых отвели на берег Дуная, где расстреляли из пулеметов. Выживший очевидец тех событий писал:

«После меня допрашивали мою мать, которой было 67 лет. Ее раздели донага, и трое бандитов принялись избивать ее резиновыми дубинками. Когда женщина упала, ее топтали ногами, вырывали ей волосы. После этого… меня снова избивали втроем… В полночь мне пришлось отправиться в подвал, где в линию построились примерно 30 палачей. Все они были вооружены дубинками, ремнями и палками, и все они разом набросились на меня. Из подвала меня отправили в прачечную, где уже находилось около 30 человек, избитых до крови. В подвале молодых женщин раздевали и избивали резиновыми дубинками. В большом зале один из боевиков-салашистов по имени (Денеш) Бокор обратился ко мне, заявив, что намерен продемонстрировать мне «силу настоящего венгерского удара», и тут же нанес удар в лицо. После этого я должен был стоять в дверях, где меня стали избивать ногами. Тем же издевательствам подвергались и шестидесятилетние женщины. Нас избивали, пока мы не упали. В три часа нас связали вместе попарно кожаными ремнями и куда-то повели, как мы подумали, в гетто. Я постоянно наблюдал за тем, как они держат свои винтовки и пулеметы. На Цепном мосту находился немецкий пост, который дал разрешение на проход нашей группе из 45–50 человек. На мосту конвоиры взвели оружие, что было опасным признаком. Я старался ослабить ремень. Нас связали вместе с мужчиной по фамилии Гутман, на котором не было ничего, кроме кальсон и пижамы. Когда с Цепного моста мы свернули на берег Дуная, я понял, что положение безвыходное. Я отпустил свою мать и полностью ослабил ремень. Через 20 м нас остановили и заставили построиться на берегу лицом к реке. Потом нам объявили, что здесь нас собираются расстрелять. Вместе с Гутманом я первым оказался на берегу Дуная. Главарь наших палачей, коренастый малый с небольшими усиками, приказал мне отойти чуть дальше. Я притворился, что выполняю его приказ, и бросился в Дунай в тот момент, когда ударили пулеметные очереди. Из воды мне было слышно, как они убивали 50 человек».

Обер-лейтенант Иван Херманди рассказывает о похожей казни на берегу Дуная:

«Я выглянул из-за угла концертного зала Вигадо и увидел, как жертвы выстраиваются в длинную очередь на рельсах трамвая номер 2. Все они уже совершенно смирились со своей участью. Те, что стояли ближе к Дунаю, были уже раздеты; остальные медленно брели за ними, раздеваясь на ходу. Все происходило в полном молчании, которое прерывалось лишь парой ружейных выстрелов или короткой пулеметной очередью. В полдень, когда никого из них уже не осталось, мы снова посмотрели на это место. Мертвые окровавленные тела лежали на льдинах или плавали в воде Дуная. Среди них были женщины, дети, евреи и неевреи, солдаты и офицеры».

Для того чтобы прекратить непрекращавшиеся кровавые казни, 10 января в гетто были направлены 100 сотрудников полиции, но уже на следующий день 45 евреев были убиты на улице Вешелени, всего в паре шагов от полицейского поста. Их тела сложили в парке синагоги на улице Казинци и на площади Клаузаль, поскольку ни у кого не было ни времени, ни желания следовать циничному совету бывшего члена международной комиссии по расследованию массовой казни польских офицеров профессора медицины Ференца Оршоша: «Бросайте мертвых евреев в Дунай, нам не нужна еще одна Катынь».

16 января, когда советские войска вышли к Большому бульвару в районе гетто, салашисты решили организовать погром. Об этом стало известно Палу Салаи, офицеру по связям с полицией при партии «Скрещенные стрелы». Салаи позвонил Эрнё Вайне, и тот заявил, что в курсе запланированного погрома и не намерен этому мешать. Посоветовавшись с Валленбергом, Салаи обратился к командующему немецким гарнизоном в Пеште генералу

Шмидхуберу и предупредил его об ответственности за действия своих подчиненных. Шмидхубер сразу же вызвал к себе Вайну, а также немецких и венгерских вдохновителей этого плана, арестовал одного из унтер-офицеров СС и запретил погром. Для того чтобы обеспечить выполнение своего распоряжения, он направил в гетто подразделение немецких солдат.

17 января советские войска вышли к окраине гетто на улице Вешелени. Доктор импровизированной еврейской больницы, расположившейся в доме номер 44, Ласло Бенедек убедил расчет развернутой здесь венгерской батареи зенитных орудий отказаться от боя. Он сжег форму солдат, превратив их в своих пациентов. На следующий день, после коротких уличных боев, территория гетто была освобождена.

Но в Буде преследования евреев продолжались. 14 января банда боевиков-салашистов из их штаба на улице Неметвёлди во главе с отцом Куном убила 170 пациентов и других евреев, которые скрывались в еврейской больнице на улице Марош. 19 января они же истребили 90 человек в еврейском приюте на улице Альма, а 21 января — еще 149 человек в больнице на улице Варошмайор. В больнице на улице Варошмайор они приказали выйти вперед всем, кто не может доказать свою принадлежность к христианам. Некоторые из тех, кто попытался предъявить свои поддельные документы, были застрелены на месте. Остальным приказали построиться на улице якобы для того, чтобы быть отконвоированными в гетто в Пеште (которое в то время уже находилось под контролем советских войск и куда в любом случае невозможно было бы добраться, так как мосты через Дунай были взорваны). Всех, кто построился, сразу же расстреляли. Пациентов, которые не могли ходить, убивали прямо в отделениях вместе с медицинским персоналом. Их предсмертные крики слышались в течение двух часов. Выжить удалось всего одной женщине, которая спряталась среди трупов на улице.

Все та же банда напала и на высокопоставленных офицеров полиции, отвечавших за безопасность начальника полиции Дьюлы Шедея. Сначала они просто разоружили полицейских и ушли. Но в полночь молодчики вернулись уже вместе с отцом Куном.

«Находящиеся под защитой дома» (международное гетто), а также основные места, где совершались преследования и казни евреев.

Полицейских поставили у стены, где отец Кун начал их избивать за то, что те «прячутся, когда другие ведут героическую борьбу за победу на фронте». Шестерых из полицейских забрали в штаб-квартиру партии. Седьмой, старший инспектор Ласло Белички, который все это время прятался в туалете, предупредил Шедея. Однако подразделение полиции, отправленное для освобождения захваченных товарищей, тоже было разоружено салашистами. «Братцы, да здесь сам доктор (Имре) Марошвёлдьи из следственной тюрьмы!» — воскликнул, увидев пленников один из бандитов, бывший уголовник. Многие хорошо знали в лицо захваченных офицеров: ведь в их обязанности входили в том числе и допросы задержанных опасных преступников.

И теперь наконец пришло время расплаты: «Дверь распахнулась, и оттуда первым рванулся отец Кун, чтобы начать расправу. Ударив кулаком одного из задержанных, он, немного подумав, решил, что этого мало, и снова сильно ударил свою жертву уже открытой рукой. «Ну что, ублюдок, вот мы тебя и поймали!» — воскликнул он и толкнул пленника в комнату, откуда только что вышел сам». Узников сумели освободить только после подхода к зданию второго усиленного подразделения полиции. Отец Кун и его сообщники были арестованы, но во время прорыва самому Куну удалось скрыться. Главарь банды Петер Чабо вел подробный дневник, который закопал вместе со своими документами и фотографиями. Позже эти улики случайно обнаружили и передали в полицию. Содержавшиеся в документах точные описания преступлений, в том числе изнасилование монахинь, позволили привлечь к суду и других членов преступной группы, которые скрывались от правосудия. В конце концов отец Кун был приговорен Народным судом к смерти и казнен.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.