Глава 2.2 Львов

Глава 2.2 Львов

Вернемся, однако, в первые дни войны и к войскам первого эшелона Юго-Западного фронта. Описание короткой и печальной истории их разгрома мы начнем с боевых действий на «Львовском выступе», т. е. в полосе наступления 17-й Армии вермахта. На начальном этапе операции перед ней стояла задача связать боем войска 6-й, 26-й и 12-й Армий ЮЗФ, не допустить их переброску в полосу главного удара, занять важнейший дорожный узел (Львов), обеспечить условия для ввода в прорыв 14-го танкового корпуса.

Имеет смысл сказать несколько слов об условиях местности, на которой разыгралось сражение (см. Рис. 3). К исторической столице Галичины ведут три дороги: «северная» (Томашув, Жолкев, Львов) и две «западные» (Радымно, Яворов, Львов и Перемышль, Грудек-Ягеллонский, Львов). Местность южнее дороги Перемышль — Львов сильно заболочена, прорезана многочисленными притоками Днестра; движение крупных масс войск там едва ли возможно. Полоса местности западнее «северной дороги», от Янув до Немиров и далее по территории Польши до Билгорай — это массив густого леса, местами заболоченного. К востоку от «северной дороги» местность открытая, но испещренная многочисленными мелкими речушками, притоками р. Буг. Полоса между двумя «западными дорогами» — всхолмленная возвышенность, покрытая лесом; наступающей в этом направлении армии предстоит форсировать (не говоря уже про пограничную р. Сан) две водные преграды: р. Вишня и р. Верещица, которая в районе Грудек-Ягеллонский, Любень Вельки [58] представляет собой цепочку озер, соединенных протоками.

Вероятно, именно учитывая эти обстоятельства, командование 17-й Армии вермахта решило нанести главный удар вдоль «северной дороги», по кратчайшему и относительно проходимому направлению на Львов. Там был сосредоточен 4-й Армейский (пехотный) корпус в составе 71, 295, 24, 262-й пехотных дивизий; корпусу был придан единственный в составе 17-й Армии дивизион самоходных «штурмовых орудий» и батальон огнеметных танков (это подразделение предполагалось использовать для подавления ДОТов Рава-Русского укрепрайона). С запада, с «острия» выступа на Львов, наступал 49-й горно-пехотный корпус (1-я горно-пехотная, 68-я и 257-я пехотные дивизии). 101-я легкопехотная дивизия должна была занять приграничный Перемышль и наступать вдоль дороги на Судова Вишня, Львов.

Два первых дня

В первые часы войны обстановка в полосе наступления 17-й Армии (как, впрочем, и на всем Восточном фронте) вызвала у немецкого командования прилив эйфории:

«6.00. По всей ширине фронта наши корпуса наталкиваются лишь на слабое сопротивление, бои ведутся поначалу лишь с пограничными войсками противника. Судя по всему, неприятель был захвачен врасплох. Мост [через р. Сан] у Перемышль взорван не был, мост под г. Радымно находится в наших руках в исправном состоянии. Наступление повсюду развивается без помех…

10.15. Противник захвачен врасплох. Пограничные укрепления заняты войсками противника лишь частично. Сопротивление усиливается, но остается хаотичным…

11.30. Захвачен железнодорожный мост в районе Перемышля». [167]

Уверенность в том, что «хаотичное сопротивление» будет сломлено в ближайшие часы, была столь велика, что в 11.15 командование 17-й Армии предложило «ввести в бой 14 ТК либо после полудня, либо в первой половине следующего дня, 23.06.41. Командование ГА «Юг» соглашается с этим мнением». [167] В реальности же ввести в прорыв 14 ТК немцам удалось лишь вечером 28 июня; командование вермахта не оценило по достоинству Рава-Русский укрепрайон, а самое главное — занявшую там оборону 41-ю стрелковую дивизию генерал-майора Микушева [59].

Даже в обстановке неожиданного (для Сталина) нападения соединения 6-й Армии ЮЗФ вступили в бой достаточно организованно [60]. Еще 20 июня командующий армией генерал-лейтенант Музыченко отдал приказ: «Штабам корпусов, дивизий, полков находиться на месте. Из района дислокации никуда не убывать. На всякие учения, связанные с отрывом от района дислокации, испрашивать разрешение Военного совета…Зенитные дивизионы срочно отозвать из Львовского лагерного сбора к своим соединениям, по прибытии поставить задачу — прикрыть с воздуха расположение дивизий…» [168] В 41-й стрелковой дивизии этот приказ был выполнен в точности, артиллерийские подразделения, находившиеся на полигонах, были возвращены в дивизию, командный состав, благодаря налаженному взаимодействию с пограничниками, был поднят по тревоге в 2 часа ночи. В конечном счете части 41-й сд успели занять оборонительные позиции раньше, чем противник смог выйти к переднему краю Рава-Русского УРа.

По плану строительства укрепрайон должен был состоять из 306 (!) боевых сооружений, сгруппированных в 13 узлах обороны («опорных пунктах»). К моменту начала войны было построено порядка 150 ДОТов; бронированные амбразурные узлы, вооружение, воздушные насосно-фильтровальные установки смонтированы примерно в 90 ДОТах. Правда, вооружение было установлено далеко не в полном объеме, тем не менее 8 пушек калибра 76 мм, 52 пушки калибра 45 мм и 181 станковый пулемет, укрытые 2-метровым слоем фортификационного железобетона, уже ждали наступающую пехоту противника. [41, 42] Заблаговременно были оборудованы и оборонительные позиции — с траншеями, ДЗОТами и блиндажами — для составлявшей «пехотное заполнение УРа» 41-й стрелковой дивизии. (Рис. 14.)

В середине дня к Рава-Русской на усиление 41-й сд подошел 209-й корпусной артполк (36 гаубиц калибра 152 мм). Это серьезная сила, по показателю «вес единичного залпа» один такой полк превосходил пехотную дивизию вермахта. Заслуживает внимания и темп, с которым тихоходные (что особенно любят подчеркнуть некоторые современные историки) трактора протащили тяжелые гаубицы от местечка Шкло (10 км восточнее Яворов) до Рава-Русской (32 км по прямой, но через заболоченный лес трактора по прямой не летают). На следующий день, 23 июня, 41-й дивизии был придан еще более мощный 135-й артполк РГК (24 пушки калибра 122 мм и 24 пушки-гаубицы калибра 152 мм).

Рис. 14. Рава-Русский укрепрайон

Уже к вечеру 22 июня настроение в штабе 17-й Армии вермахта начало меняться:

«19.30. Вечером 22.6 противнику удалось прорвать боевые порядки наших войск на правом фланге 262 пд в районе северо-западнее Рава-Русская…

20.00. Опасная ситуация на левом фланге 4 АК еще больше усложняется. 4 АК подтягивает резервы, находящиеся в непосредственном подчинении командования корпуса…

Общая сводка за день… сильные контрудары противника из лесов северо-западнее и северо-восточнее Рава-Русская…» [167]

На следующий день глаза от страха настолько увеличились, что в них отразились даже 150 несуществующих танков:

«13.00. 4 АК докладывает о концентрации танковых соединений противника в районе Хребенне с целью атаки позиций 262 пд в районе Корнье (н.п. у южной излучины р. Солокия, в 10 км севернее Рава-Русской. — М.С. ).

Сводка за день… Около полудня отмечалось скопление приблизительно 150 танков [61] , которые своими активными действиями представляли угрозу позициям 262 пд в районе Корнье… Силами 5-го авиакорпуса было проведено два налета на группировку противника в этом районе…» [167]

Существует подробное описание боевых действий 41-й сд, составленное бывшим начальником штаба дивизии полковником (в дальнейшем — генерал-майором) Ереминым. [169] Его статья, опубликованная в 1959 г. (в короткую эпоху хрущевской «оттепели»), столь же незаурядна (если не сказать — уникальна), как и сама история боев у Рава-Русской. В статье Еремина нет ни «лавины танков с бронетранспортерами» в боевых порядках пехотной дивизии вермахта, ни диверсантов с ножницами («связь со штабом армии работала бесперебойно» ), ни вездесущей немецкой авиации, которая «с утра до вечера висела над полем боя», ни жалоб на отсутствие и неисправность матчасти («части пополнились с дивизионного склада боеприпасами, необходимым вооружением и снаряжением до норм военного времени» ); дивизии противника имеют конкретные номера, и ни одной лишней не наблюдается (вместо традиционно-безразмерного «немцы бросали в бой все новые и новые соединения…»).

Итоги первого дня войны в изложении бывшего начштаба 41-й сд были такими:

«Наши части, действуя на хорошо знакомой местности, ободренные первыми успехами и искусно используя выгоды и преимущества обороны, чувствовали себя уверенно в заранее подготовленных и оборудованных сооружениях, отражали все атаки противника… Мы сумели удержать при сравнительно небольших потерях решающий оборонительный рубеж, с которого не только нанесли весьма значительное поражение противнику, но и на всем своем фронте остановили его дальнейшее продвижение … Не имея информации о положении на фронтах и исходя из успешных действий на своем участке, мы были настроены оптимистически, полагая, что на всем протяжении западной границы наши войска действовали не менее успешно…»

Не менее успешно действовал и правый сосед дивизии Микушева — кавалерийская дивизия под командованием генерал-майора Малеева. Казалось бы, кавдивизия мало приспособлена для ведения статичной обороны, да и по простой арифметике кавалерийская дивизия Красной Армии (8968 человек при полной штатной численности) была значительно меньше наступающей на фронте Белз, Крыстынополь 9-й пехотной дивизии вермахта. Но кавдивизия была не простая, а 3-я Бессарабская Краснознаменная ордена Ленина имени Г.И. Котовского. Что же касается входившего в состав 3-й кд танкового полка (44-й тп), то он и вовсе был одним из старейших в Красной Армии и свою родословную вел от «первого пролетарского бронедивизиона», сформированного еще в 1917 году!

Накануне войны 3-я кавдивизия дислоцировалась в н.п. Мосты Вельки. Во второй половине дня 22 июня, стремительно выдвинувшись на север, дивизия своим танковым и двумя кавалерийскими полками контратаковала противника и выбила немцев из района ж/д станции Пархач [62]. В дальнейшем 3-я кд, усиленная 491-м стрелковым полком 159-й стрелковой дивизии, держала оборону в междуречье р. Солокия и р. Рата вплоть до вечера 27 июня. Сильно нарушая хронологию событий, отметим, что 3-я кд дожила до конца 41-го года (ситуация уникальная для фронта, дважды разгромленного в Уманском и Киевском «котлах»), в декабре стала 5-й Гвардейской кавалерийской и в таком звании дошла до Берлина.

Совершенно иначе развивались события на фронте к западу от 41-й сд. Левый сосед, 159-я стрелковая дивизия (без одного полка, переданного в 3-й кд) после безуспешной попытки контратаковать противника отходила к н.п. Верхрата и южнее, преследуемая наступающей 71-й пд вермахта. 23 июня нажим противника усилился, и 159-я сд начала беспорядочный отход, обнажая левый фланг Рава-Русского укрепрайона. Утром 24 июня передовой отряд немецкой 71-й пд (две велосипедные роты) после короткого боя занял Немиров. Три крайних слева опорных пункта УРа были заняты немцами, приступившими к методичному уничтожению блокированных ДОТов. В Журнале боевых действий 17-й Армии вермахта читаем:

«23 июня. Общая сводка за день… Во второй половине дня было взято два укрепленных опорных пункта неприятеля в районе Брусно и Вельки Дзял…

24 июня. 15.00. Исключительно ожесточенное сопротивление и упорные контратаки противника… Примером может служить поведение гарнизона ДОТа близ Брусно. После того, как русские солдаты осознали безнадежность дальнейшего сопротивления, они застрелились. Один русский солдат, который передал немецкое требование о прекращении сопротивления и сдаче в плен, был застрелен командиром гарнизона ДОТа…» [167]

Командование 17-й Армии и 4-го армейского корпуса вермахта быстро оценило ситуацию. Вечером 23 июня были отданы приказы, в соответствии с которыми на Рава-Русское направление из резерва Армии были переброшены две свежие дивизии: 296-я пехотная и 97-я легко-пехотная. Лобовую атаку укрепрайона вдоль шоссе Томашув, Жолкев должна была вести лишь одна 296-я пд, трем дивизиям (71 пд, 295 пд, 97 лпд) предстояло, наступая с рубежа Верхрата, Немиров, обойти укрепрайон с юга; 24-я пд и 262-я пд продолжали наступление на правом фланге УРа. В общей сложности к 41-й стрелковой дивизии и остаткам 159-й сд было приковано шесть (!) дивизий вермахта; едва ли на всем протяжении Восточного фронта наблюдалось еще что-то подобное…

Несравненно успешнее (для немцев) развивалось наступление 49-го горно-пехотного корпуса. Все мосты и переправы на р. Сан были захвачены без боя. В 6.40 (по берлинскому времени, «советское» было на 1 час больше) штаб корпуса констатирует: «На всем пространстве противник не произвел ни одного артиллерийского выстрела». К 3 часам дня 1-я горно-пехотная дивизия в нескольких местах форсировала р. Любачувка (7–10 км южнее границы). Прикрывавшая «острие Львовского выступа» 97-я стрелковая дивизия (наряду со 159-й и 41-й она входила в состав 6-го стрелкового корпуса 6-й Армии) перешла к подвижной обороне, и, судя по тому, что к исходу второго дня войны пехота вермахта успела переправиться через две реки и продвинуться на 20–25 км в глубину советской территории, эта «оборона» превратилась в беспорядочный отход. (Рис. 15.)

Рис. 15. 49-й горно-пехотный корпус вермахта, боевые действия 22–23 июня

Прискорбное для историка правило заключается в том, что от разгромленных частей и соединений почти (или вовсе) не остается первичных документов. Так и в случае с 97-й сд главным источником информации может служить лишь Журнал боевых действий 49 ГПК вермахта. [170]

«22 июня, 20.00. Наше наступление явилось для противника полной неожиданностью. Сопротивление на границе оказывали только пограничники. Противнику до сих пор не удалось создать единую оборонительную линию…

23 июня, 08.00. В настоящий момент 68-я пехотная дивизия наступает в хорошем темпе и без какого-либо противодействия противника… [63]

11.30. 68 пд потеряла боевое соприкосновение с противником.

16.00. 257 пд периодически вступает в боевое соприкосновение с противником…

22.15. Противник отступил 23.6. по всему фронту. Отмечается отсутствие организованного сопротивления, сопротивление оказывают лишь отдельные разрозненные группы…»

К утру 24 июня вследствие отхода 97-й и 159-й стрелковых дивизий во фронте обороны 6-й Армии юго-западнее Немирова образовался разрыв шириной в 10–15 км. Возникла реальная угроза окружения 41-й сд и выхода немецких войск на шоссе Жолкев, Львов. Дивизия Микушева и гарнизоны ДОТов Рава-Русского укрепрайона продолжали героическую и неравную борьбу, но оптимизм первого дня начинал таять. Как пишет в своей статье Еремин, «среди личного состава дивизии стали невольно возникать и распространяться настроения нетерпения, досады и даже недовольства из-за отсутствия поддержки со стороны нашей авиации и танков; каждый думал — где же они и почему их так долго нет?»

Нетерпение и даже недовольство были вполне понятными и оправданными: свою часть общей работы дивизия выполнила и даже перевыполнила, заставив командование 17-й Армии вермахта стянуть к Рава-Русской шесть дивизий. Чудес не бывает, и, сконцентрировав войска на восточном фланге, немцы с неизбежностью ослабили свой западный фланг, где на «острие Львовского выступа», в полосе от Любачув до р. Сан остались разбросанные по лесным дорогам подразделения всего двух (1 гпд и 68 пд) пехотных дивизий. Таким образом создавались идеальные условия для нанесения сокрушительного танкового удара силами двух мехкорпусов (4 МК и 8 МК) в северном направлении, на Билгорай и далее на Люблин.

Серьезные возможности открывала и ситуация на Перемышльском направлении, где 99-я стрелковая дивизия продолжала удерживать город и вечером 23 июня захватила ж/д мост через р. Сан. [167] Поскольку «южная дорога» (Львов, Грудек, Перемышль) на всем протяжении еще оставалась в руках советского командования, ее можно было использовать для сосредоточения механизированных соединений у Перемышля с задачей дальнейшего наступления на Жешув, в район расположения штаба ГА «Юг».

Но ничего этого сделано не было. Реальная и короткая история боевых действий самого мощного во всей Красной Армии 4-го мехкорпуса выходит за рамки всякой логики.

81-я моторизованная дивизия

О бесславном разгроме 4 МК молча, но красноречиво свидетельствует состояние его архивных дел. В фонде мехкорпуса (ЦАМО. Ф. 3429. Оп. 1. Д. 1) хранится лишь один документ. Это т. н. «Исторический формуляр» (т. е. краткое официальное изложение истории воинской части), причем последняя запись в формуляре датирована 24 мая 1941 г. Боевые действия корпуса не отражены ни одним словом. В состав 4 МК входили три дивизии: две танковые (8-я и 32-я) и одна (81-я) моторизованная. Фонда 32-й тд в ЦАМО нет. То есть вообще нет. Фонд 8-й танковой дивизии существует (ЦАМО. Ф. 3008. Оп. 1. Д. 3), но в нем нет ни одного оперативного документа от 22 июня и позднее. Не многим поможет нам и мемуарная литература — корпусом командовал генерал Власов, само имя которого стало в СССР синонимом предательства; соответственно, и желающих поделиться воспоминаниями о своей совместной службе с Власовым не нашлось.

При всем при этом бесследно 4-й мехкорпус не пропал: остались донесения командования 8-й тд и 32-й тд в вышестоящие штабы, осталось зафиксированное в документах вермахта «отражение» боевых действий (и бездействия) корпуса. Кое-что полезное можно почерпнуть и из упомянутого выше «Исторического формуляра». В частности, информацию о том, что по итогам 1940 г. 4 МК «среди всех мехчастей и соединений округа занял 1-е место и получил Переходящее красное знамя КОВО «За первенство в боевой подготовке». Далее можно ознакомиться и с оценками (по 5-балльной шкале), которые получил в ходе инспекторской проверки лучший мехкорпус округа: огневая подготовка — 3, состояние и содержание матчасти — 3, инженерная подготовка — 3,5 и тактическая подготовка — 3,8. Зато с партийной прослойкой в корпусе все было в наилучшем виде: 1884 коммуниста, 2593 кандидата в члены, 14 290 комсомольцев, итого — 52 % личного состава. [171]

Направленность боевой подготовки — вполне ожидаемая. 25–29 сентября 1940 г. штаб 4 МК участвовал в проводимых лично наркомом обороны учениях на тему «Наступление армии и ввод мехкорпуса в прорыв»; с 10 по 16 октября — в учениях, проводимых Военным советом КОВО на тему «Ввод мехкорпуса в прорыв, форсирование водной преграды и встречный бой». О том, где и что собирались прорывать и форсировать, свидетельствует интересный документ — боевое донесение начальника штаба 81-й мд от 30 июня: «В частях и штабе дивизии нет карт района от г. Львов на восток и юго-восток. Прошу выслать возможное количество экземпляров». [177]

К началу войны в 4 МК числились 101 КВ, 313 Т-34, 75 Т-28, 290 БТ и 103 Т-26 (включая огнеметные), всего 882 танка, не считая плавающие пулеметные танкетки. А также 198 бронеавтомобилей, в том числе 89 пушечных БА-10. Итого — более тысячи единиц вооруженной бронетехники. По количеству тяжелых и средних танков 4-й мехкорпус вполне соответствовал типичной советской Танковой армии периода 1944–1945 годов. Разница лишь в том, что к 44-му году про 37-мм «колотушку» в вермахте уже и забыли, новейшая для лета 41-го года 50-мм противотанковая пушка Pak-38 повсеместно снималась с вооружения и заменялась 75-мм Pak-40, поступили на вооружение и мощнейшие 88-мм Pak-43; такой состав противотанкового вооружения позволял вермахту успешно уничтожать атакующие советские танки, в то время как в июне 41-го адекватного оружия для борьбы с советскими танками КВ и Т-34 пехотная дивизия вермахта не имела.

Не забыли при комплектовании 4 МК и про технику, обеспечивающую боевые действия танков. В составе корпуса было 245 (по другим документам — 274) гусеничных тягачей, без малого три тысячи автомобилей, в т. ч. 2146 грузовиков, 567 (по другим документам — 606) спецмашин (топливозаправщиков, ремонтных мастерских и пр.). И все это — еще до начала открытой мобилизации и без учета получения автомашин из предприятий народного хозяйства. В ходе скрытой мобилизации под прикрытием «учебных сборов» численность личного состава 4-го мехкорпуса довели до 33,7 тыс. человек, т. е. до 94 % от полной штатной численности.

Вот такой бронированный «колун» был в руках командования Юго-Западного фронта, такая мощь была бездарно и безрезультатно растрачена в течение одной недели войны. Описание этой печальной и позорной истории мы начнем со «слабого звена» мехкорпуса — его 81-й моторизованной дивизии. Так уж получилось, что именно это соединение действовало чуть активнее двух других дивизий корпуса, да и документов от 81-й мд осталось значительно больше (пять архивных дел, включая боевые донесения частей и Журнал боевых действий дивизии, написанный по горячим следам событий).

Война для 81-й моторизованной дивизии началась с приказа командира корпуса № 01 от 22 июня, в соответствии с которым дивизия к 10 часам утра 22 июня должна была «закончить сосредоточение в районе лес западнее Янув и быть готовой к боевым действиям в направлении: Немиров, Радымно, Янув-Пшемысль». После чего «части дивизии были подняты по тревоге в 3.15 22 июня и к 16.00 сосредоточились в районе лес 3 км западнее м. Янув». [172] Район сосредоточения дивизии — укрытый лесом от наблюдения и ударов со стороны авиации противника и в непосредственной близости от трех основных дорог — открывал широкий выбор вариантов для применения дивизии. Сразу же отметим, что в первый день войны никаких потерь от действий немецкой авиации в 81-й мд не было.

Потери, причем весьма ощутимые, дивизия понесла от командования 6-й Армии. Один из двух мотострелковых полков (202 мсп) сразу же изъяли «для гарнизонной службы в г Львов». Из второго мотострелкового полка (323 мсп) изъяли одну роту «для охраны Штарма-6». Для охраны того же штаба была взята и одна танковая рота танкового полка (53 тп) дивизии. Можно предположить, что такие экстраординарные меры командования 6-й Армии были обусловлены наличием во Львове и его окрестностях «третьей силы», т. е. боевых групп украинского националистического подполья. Однако и тех, кому по долгу службы полагалось бороться с вооруженным подпольем, во Львове было немало: Окружная школа младшего начсостава погранвойск, 6-й мотострелковый полк оперативных войск НКВД, 66-й полк 10-й дивизии войск НКВД по охране ж/д сооружений, 233-й (возможно, и 229-й) полк конвойных войск НКВД. Да, полки эти по численности скорее соответствовали армейскому стрелковому батальону, так ведь и вооруженных оуновцев в первые дни войны во Львове было не более батальона… Сразу же отметим, что вечером 23 июня командование 6-й Армии забрало для «охраны и наведения порядка в г. Львов» еще и мотострелковый полк 8-й танковой дивизии. [173]

Далее «разборка» дивизии на составные части продолжилась следующим образом: один стрелковый батальон 323-го мсп ранним утром 23 июня был направлен в Радзехув, где вместе с двумя танковыми батальонами 32-й танковой дивизии должен был помогать частям 15-го мехкорпуса разгромить 11-ю немецкую танковую дивизию (как это происходило и чем закончилось, будет описано в следующей главе), еще одна рота 323-го мсп в 8 часов (то ли утра, то ли вечера) вместе со взводом танков была направлена в район г. Буск (65 км по прямой на восток от места сосредоточения дивизии) «с задачей уничтожения десантных групп противника» . Видимо, командование 6-й Армии рассматривало мотострелковую дивизию как «большой мешок» с пехотными ротами и танковыми взводами, их по одному доставали из мешка и использовали по потребности, включая борьбу с мифическими «десантами».

Реальные боевые действия дивизии начались во второй половине дня 22 июня, когда 2-й батальон 323-го мсп совместно с одной танковой ротой и разведывательной ротой 53-го танкового полка отправились по шоссе Янув, Яворов к границе. К 17–30 эта боевая группа достигла поселка Глиницы (6 км западнее Краковец), а разведрота ушла еще дальше на запад и у н.п. Залеска Воля наткнулась на наступающую немецкую пехоту 257-й пд. Завязался короткий бой, в котором (судя по ЖБД 81-й мд) было потеряно два танка, а если верить ЖБД 49-го горно-пехотного корпуса вермахта — подбито четыре разведывательные бронемашины (Panzersp?hwagen ). На этом эпизоде всякие упоминания о действиях и самом существовании «боевой группы» в ЖБД дивизии, увы, заканчиваются.

В результате всех этих странных перемещений в подчинении командования дивизии остались: одна (!) стрелковая рота, танковый полк (к началу войны в нем числилось 226 исправных танков БТ, в т. ч. 97 новейших БТ-7М с дизельными моторами), артиллерийский полк полного и полностью укомплектованного (36 орудий) состава, разведбат (на вооружении которого было 16 бронеавтомобилей и 13 новейших плавающих танков Т-40), противотанковый и зенитный дивизионы, батальон связи (4 мотоцикла, 31 автомобиль, 6 радиостанций, 107 км кабеля). [174] Все это получило Приказ мехкорпуса № 03 от 18–00. 22 июня — быть готовым к совместному с 8-й танковой дивизией наступлению вдоль яворовского шоссе к границе.

В 6-30. утра 23 июня начальник штаба танкового полка дивизии подписывает вторую с начала войны Оперсводку: «Полк ночь провел в районе сосредоточения благополучно… Боеприпасами полк укомплектован полностью. Личный состав ждет приказа на бой с зарвавшимся противником. Погода, рельеф [местности] выполнению боевой задачи благоприятствует». [175]

Долго ждать не пришлось — в дивизию поступил новый приказ: выдвинуться в район н.п. Добросин (севернее Жолкев) и быть готовой к наступлению или на Мосты Вельки, или на Рава-Русскую. Однако и этот приказ действовал не долго — в 6.30. 24 июня дивизия в соответствии с «устным приказом командира 4 МК (с началом реальных боевых действий письменные приказы почему-то сменились устными указаниями) пошла в наступление в третьем по счету направлении — через Магеров на Немиров. [172]

Если верить тому, что написано в ЖБД дивизии, танки БТ (что расшифровывается как «быстроходный танк») ползли 30 км по лесной дороге из Добросин в Немиров в течение семи часов. Такой «черепаший темп» можно было бы объяснить наличием артиллерии, буксируемой «тихоходными тягачами» [64], но это предположение ошибочно — в том же ЖБД читаем: «2-й дивизион 125 АП имел задачей поддержать атаку 53 ТП, опоздал с развертыванием и не произвел ни одного выстрела». Про то, где были при этом 1-й и 3-й дивизионы артполка, документ умалчивает. Пехоты в дивизии осталось, как было уже отмечено, всего одна рота (меньше 200 человек). Строго говоря, где-то в районе Немирова должны были находиться многотысячные остатки 159-й стрелковой дивизии, но никаких следов их участия в бою не обнаруживается — ни в советских, ни в немецких документах.

Таким образом, вопрос взаимодействия родов войск был, что называется, «снят» еще до боя. Оставался (теоретически) главный козырь — концентрация сил, удар лавиной в двести с лишним танков. Увы, два танковых батальона (из четырех) исчезают из описания боевых действий дивизии «по-английски», не прощаясь, без какого-либо упоминания и объяснения. Впрочем, даже принявшие (если верить ЖБД дивизии) участие в бою за Немиров 1-й и 4-й батальоны танкового полка — это порядка 120–130 танков. Казалось бы, не так уж и мало…

Описание боя в Немирове занимает в ЖБД дивизии немного места:

«В 14.00 высланный РО [разведывательный отряд] дозорами не установил наличие противника в Немирув. В 15.00 весь состав отряда вступил в Немирув и неожиданно был обстрелян огнем орудий ПТО и минометов, тщательно замаскированных в домах Немирув. Боем установлено наличие в Немирув до батальона пехоты, до батареи орудий ПТО, до двух орудий полевой артиллерии, до дивизиона дальнобойной артиллерии.

Два батальона 53 ТП и 8-я стрелковая рота 323 МСП старшего лейтенанта Струкова выступили на уничтожение противника Немирув. В 17.00 в результате атаки противник в Немирув был разбит, остатки отошли в западном направлении. Город горел. Улицы усеяны фашистскими трупами. Ввиду малочисленности пехоты закрепить занятый рубеж не удалось. Танки были отведены, и Немирув был оставлен…

Потери в бою за Немирув: 36 танков БТ-7 и до 65 % личного состава 8-й СР 323 МСП». [172]

Поверить во все это мешает чрезвычайно подробное описание боя в Немирове, составленное немцами: есть ЖБД 71-й пд, донесение командира истребительно-противотанкового батальона (дивизиона) и написанная уже после войны «история боевого пути» дивизии. [176] Из этих документов следует, что к моменту (14–00 по «советскому времени», т. е. 13.00 по времени, принятому в документах вермахта), когда разведывательный отряд 81-й мд «не установил наличие противника», Немиров являл собой такое зрелище: «Время близилось к 13.15. Немиров пылал со всех концов. В городе и его окрестностях стояли около 35 горящих русских танков».

Такие ужасные картины — результат боя, который немцы вели с 11–40 (12–40 по «советскому времени») с «тяжелыми русскими танками» (это были КВ и Т-34 из состава 8-й танковой дивизии, о чем пойдет речь далее). 81-я моторизованная дивизия подошла к Немирову явно после (или во время) боя, начатого утром 8-й танковой дивизией. Тут еще надо пояснить, что местечко Немиров Яворовского района Львовской обл. — это не Москва, не Лондон и не Шанхай, где 35 горящих танков можно и не заметить. Население «города» в 1940 г. составляло 3 тыс. человек; по российским меркам это даже нельзя назвать «большой деревней». Как же можно было не заметить там горящие факелами дома и танки?

И уж совсем странную информацию обнаруживаем мы в Оперативной сводке штаба 6-й Армии № 03 к 18.00 24 июня: «4 МК движется в исходный район по маршруту: 8 тд — Добросин, Магеров, Немиров, Язув Старый; 81 мд — Магеров, Вишенка Мале, Стажиска…» Магеров, Вишенка Мале, Стажиска (ныне Старичи) — это значит, что 81-я мд, выйдя из Добросин, у Магерова повернула строго на юг и прошла примерно в 12 км от Немирова.

Я склонен предположить, что в штабе Армии просто не знали, где находятся и что делают вверенные им войска; 81-я дивизия, скорее всего, в бою участвовала, но ее передовой (разведывательный) отряд вошел не в Немиров, а в какое-то из его «предместий», т. е. крохотных поселков. Возможно, именно к действиям РО относится следующая запись в ЖБД 71-й пехотной дивизии вермахта: «В период с 14.00 до 14.30 последовала повторная, более слабая танковая атака, далее, около 16.00 — еще одна, третья атака против наступающего 2-го батальона 211-го пп южнее Соснови (поселок в 2 км северо-восточнее Немирова. — М.С. ) . И эти две атаки были успешно отбиты. Однако 2-й батальон 211-го пп пришлось отвести несколько назад».

Вечером кто-то еще раз атаковал Немиров («около 20.00 последовала последняя танковая атака на Немиров с востока и северо-востока. Она была отбита огнем установленных оборонительных средств. При этом было уничтожено еще 10 танков» ), но обнаружить этот эпизод в советских документах не удалось.

Самое же главное заключается в том, что разрозненными действиями подразделений двух советских дивизий (8-й тд и 81-й мд) противник разбит не был, его «остатки» остались в Немирове и уже на следующий день возобновили наступление. Что же касается потерь танков, то в данном случае наблюдается удивительное сочетание данных с двух сторон; удивительно оно тем, что заявленное немцами количество подбитых советских танков («свыше 50» ) даже несколько меньше признанных в документах советских дивизий потерь (19 танков в 8-й тд и 36 танков в 81-й мд).

Как бы то ни было, но после потери 36 танков в танковом полку 81-й дивизии должно было оставаться порядка двухсот танков. Даже в той группе из 1-го и 4-го танковых батальонов, которая атаковала Немиров, должно было остаться 70–80 танков. Однако ЖБД 81-й моторизованной дивизии характеризует ее состояние следующим образом: «С 20.00 остатки дивизии (выделено мной. — М.С. ) совершают марш в р-н Язув-Новый, Шкло».

В то время (вечер 24 июня), когда разрозненные подразделения двух советских дивизий отходили от Немирова, у местечка Краковец кипел ожесточенный бой (см. рис. 4). Журнал боевых действий 49-го горно-пехотного корпуса вермахта описывает его весьма подробно и в самых драматичных выражениях. Проблема же в том, что ни с каким советским документом совместить это событие не удается; вечером 24 июня ни одной танковой части из состава дивизий 4-го мехкорпуса там вроде бы не было — а бой с советским танками был:

«Около 18.00 в полосе 68 пд возникла кризисная ситуация. Соединения противника, двигающиеся из Кохановка и лесов западнее и восточнее этого населенного пункта, при поддержке артиллерии и танков атаковали соединения дивизии в районе Свидница и Нагачув. 168-й разведывательный батальон и 3-й батальон 169 пп (из состава 68 пд) вынуждены оставить Свидница и отступить в Сколин. Танковые соединения противника, расположенные в Kохановка, двигаясь по обе стороны от (неразб.) через Руда Краковецка, атаковали наши части в районе Краковец.

Другие вражеские танковые части прорвали боевые порядки 169 пп в районе южнее шоссе у Росновка, Предборже (ныне Предворье, н.п. у шоссе в нескольких км восточнее Краковец. — М.С. ) и пробились в глубину вплоть до Предборже. 169 пп (без одного батальона) вынужден отступить в лес северо-западнее Росновка…

525-й истребительно-противотанковый батальон, находившийся в лесу 2 км юго-восточнее Млыны (н.п. у шоссе, 7 км западнее Краковец. — М.С. ) , около 18.30 предоставлен в распоряжение командования 68 пд с целью отражения удара танковых частей противника в районе Краковец… После неудавшейся попытки опрокинуть наши части в районе Нагачув, части [советской] механизированной бригады, по всей видимости, пытаются прорваться в западном направлении через линию Kохановка, Свидница. Офицеры штаба корпуса убеждены, что 68 пд во взаимодействии с 1 гпд удастся нанести успешный контрудар и отбросить прорвавшегося противника…

19.30 Командование корпуса получает по телефону донесение, в котором говорится, что шум канонады на восточном направлении стихает; по всей видимости, источник шума переместился еще дальше к востоку…» [170]

Что это было? Кто там воевал? Если читатель еще не окончательно запутался в круговерти номеров и дат, то он может вспомнить, что 22 июня по шоссе на запад к границе ушел стрелковый батальон 323-го мсп и одна танковая рота. Больше ничего в документах дивизии про них не сказано. Не исключено, что именно эти подразделения участвовали в бою у Краковец вечером 24 июня, но как-то мало верится, что одна танковая рота могла так взволновать командование немецкого корпуса. 8-я и 32-я танковые дивизии вечером 24 июня вроде бы находились в совершенно других местах (8-я отошла от Немирова на восток к Магеров, а 32-ю и вовсе загнали к Каменке-Бугской). Может быть, Краковец атаковали те самые, «выпавшие» из ЖБД дивизии два танковых батальона 53-го танкового полка 81-й мд? Некоторым косвенным подтверждением такой версии могут служить сами действия советских танкистов: от Кохановки они атакуют в трех разных направлениях, и еще какая-то группа наступает вдоль шоссе от Росновки, такое могло случиться только при полном отсутствии общего руководства…

Следующий день, 25 июня, стал последним днем боевых действий 81-й моторизованной дивизии. Состав соединения стал к тому моменту чрезвычайно причудливым: один батальон пехоты (в дивизию после боя у Радзехув вернулся 1-й батальон 323-го мсп), артиллерийский полк (вроде бы в полном составе), истребительно-противотанковый дивизион. Разведбат со всеми своими танкетками и бронемашинами исчезает бесследно (нет никаких упоминаний о его существовании и в последующих, июньских и июльских документах дивизии). К вечеру 25 июня в бой вступают и две танковые роты, где были остальные подразделения танкового полка дивизии — понять невозможно.

Накануне боя, в соответствии с приказом командира мехкорпуса № 007, дивизия вошла в подчинение командира 6-го стрелкового корпуса. Теоретически моторизованная дивизия стремительным ударом своих танковых и мотострелковых под-разделений должна была атаковать противника и выручить отступающую вдоль шоссе к Яворов 97-ю стрелковую дивизию. Практически 81-я мд превратилась в батальон пехоты с артполком, который, однако же, действовал очень слабо («к началу наступления 323 МСП артподготовка не предшествовала. Огневые позиции и точки [противника] , занимавшие высоты по обе стороны шоссейной дороги Яворув — Наконечнэ, подавлены не были» . От мгновенного разгрома остатки 81-й мд спасло (ненадолго) лишь то обстоятельство, что в 5–10 км севернее шоссе противника атаковали части 32-й (а может быть, и 8-й) танковой дивизии 4-го мехкорпуса, именно они и приковали к себе силы и внимание противника.

В описании ЖБД 81-й мд события развивались следующим образом:

«В 13.00 части дивизии атаковали противника на восточной окраине м. Краковец, успеха не имели. Неоднократные попытки атаковать противника успеха не имели. 97 СД, на фронте которой развивали свои действия 323 МСП и 84 ПТД, с 16.00 начала неорганизованный отход, в результате на фронте остался [только] 323 МСП, который к этому времени понес до 80 % потерь личного состава и матчасти. В 19.00 под натиском превосходящих сил противника 323 МСП и 84 ПТД отошли в район Наконечнэ…

В 18.00 представитель штаба 6-й Армии передал устный (?) приказ командующего 6-й Армией: атаковать противника севернее Вельке Пшедмесце (западное предместье г. Яворов) на Лясек и высота 280. В 18.30 две роты танков 53 ТП пошли в атаку, успеха не имели, действия танков были самостоятельны, без поддержки артиллерии и пехоты». И это, заметьте, при том, что пехота как раз к этому времени отступила до Вельке Пшедмесце, а артполк оттуда и не выходил.

Тем временем командование противника планировало и осуществляло свой замысел. Поскольку 1-й гпд и главные силы 68-й пд были связаны боем севернее шоссе, разгромить советские войска в районе Яворов было поручено 257-й пехотной дивизии:

«11.35. Концентрация больших сил противника у Яворов заставила штаб корпуса отдать приказ 257 пд, остающейся вне соприкосновения с противником — срочно открыть огонь артиллерии дивизии из района Поруденко по району Яворов, в особенности по восточному выезду из города и пересечениям дорог…»

Заслуживает пристального внимания дальнейшая судьба указания «срочно открыть огонь».

«13.25. 257 пд сообщает, что для предписанного приказом артналета на Яворов потребуется перегруппировка, которая займет около трех часов. В этот период времени обстрел Яворов невозможен. Наступление может быть выполнено силами двух пехотных полков.

13.40. По телефону из штаба корпуса передан приказ для 257 пд: а) 257 пд вести наступление силами только одной полковой группы, но с усиленной артиллерией, б) время — не ранее 16.30.

16.25. Предварительный доклад из 257 пд: Перед дивизией противник отсутствует. Дивизия выполняет артиллерийскую подготовку…

18.15. Командир корпуса разрешает 257 пд штурмовать Яворов. В случае плохого развития событий он принимает ответственность на себя…» [170]

Принимать ответственность не пришлось, события развивались (для немцев, разумеется) чрезвычайно успешно. В скупых строках ЖБД 81-й мд разгром дивизии описан так:

«В 17.30. (т. е. в 16–30 по «немецкому времени») артиллерия противника открыла огонь из района рощи, что юго-западнее Наконечнэ (до двух дивизионов) по нашим огневым позициям артиллерии и транспортам. Огонь артиллерии корректировался самолетами. Наша артиллерия была подавлена.

В 20.00. завязался ожесточенный бой, восточная окраина Наконечнэ подвергалась ураганному огню артиллерии и минометов противника… Транспортные машины, находящиеся на шоссе, горели. Артиллерийские позиции, обстрелянные артиллерийским и минометным огнем противника, были оставлены. Попытка вытащить матчасть была без успеха. Огонь противника не подпускал к огневым позициям [65].

Общее руководство было прервано. Связи с частями не было. Прорвавшиеся к району Яворув подразделения были встречены огнем противника (т. е. подошедших с юга частей 257-й пд. — М.С. ) . Часть боевых подразделений 97 СД продолжали отходить в направлении Яворув. За ними пошли подразделения 323 МСП и 125 АП, оставив матчасть. Были приняты меры со стороны командования к задержанию отходящих частей, но мероприятия эти трудно поддавались выполнению (в переводе на человеческий язык — началось паническое бегство).

Группа начсостава с остатками 323 МСП заняла круговую оборону и так держалась до утра. Ожесточенная стрельба артиллерии, минометов и пулеметов, начавшаяся с 18.30 25 июня, к утру не прекратилась. Со всех сторон в небольшое кольцо, в которое были заключены остатки подразделений, сыпались снаряды и мины противника. Попытка прорваться на Яворув была безуспешна… Группа под командованием [командира дивизии] полковника Вырыпаева, выходящая в направлении Лясек, была также встречена сильным огнем противника. Лишь только отдельные лица и небольшие группы к вечеру 26.6 и утру 27.6 прорвались из этого кольца…»

В числе тех, кто из кольца не вырвался: командир дивизии, его заместитель, начальник штаба дивизии, начальник оперативного отдела штаба, начальник разведотдела штаба, начальник штаба артиллерии дивизии, командир 323-го мсп, начальник штаба 323-го мсп, его заместитель, командир 125-го артполка, его заместитель… Номинально дивизия все еще существовала, к исходу дня 27 июня в ее состав вернули 202-й мсп (задача по обеспечению порядка во Львове стала к тому времени уже не актуальной), назначили новых командиров — но все это было лишь бледной тенью того мощного моторизованного соединения, каким 81-я мд была всего лишь пять дней назад.

8-я Танковая дивизия

Главной ударной силой мехкорпуса были, конечно же, танковые дивизии (от моторизованной дивизии — в случае использования мехкорпуса в качестве слаженного механизма, а не «мешка» с батальонами и ротами — требовалось лишь поддержать главный удар и закрепиться на занятой местности). Главной составляющей 4-го мехкорпуса была (должна была стать) старая кадровая 8-я танковая дивизия. Дивизия была создана на базе 24-й танковой бригады, прибывшей во Львов в ходе «освободительного похода» 1939 г. Командовал дивизией полковник Фотченков, участник войны в Испании, кавалер ордена Ленина.

Вооружена и оснащена 8-я тд была на таком уровне, о котором в других танковых дивизиях Красной Армии могли только мечтать. Основу вооружения составляли новейшие танки: 50 КВ и 140 Т-34. Весьма весомым «аргументом» в бою с пехотой противника (а ничего другого, кроме пехотных дивизий, на «Львовском выступе» у немцев и не было) должны были стать 60 трехбашенных танков Т-28 [66]. Всего лишь добавкой к такому изобилию смотрятся «безнадежно устаревшие» (по мнению советских историков) легкие танки: 26 БТ-7, 20 Т-26 и 16 огнеметных ХТ-26. [178] Итого: 312 танков, причем учтены тут только исправные танки («1-я и 2-я категории»).

Танки — это только начало длинного перечня. Кроме них, в дивизии к началу войны числились 57 пушечных бронеавтомобилей БА-10, 39 легких бронемашин, 84 гусеничных тягача (включая 30 новейших «Ворошиловцев» с 400-сильным дизельным мотором), 78 автоцистерн разных типов, 967 грузовиков (в основном 3-тонные «ЗИС»), 135 специальных а/м (включая 24 машины понтонно-мостового парка, кинопередвижку, типографию, душевые и дезкамеру, а также «машину для перевозки катера»), 38 легковых автомашин, 177 мотоциклов. Особо отметим наличие 12 раций на автомобильном шасси, включая две мощные РСБ с дальностью связи в сотни км.

Отчет о боевых действиях 8-й тд (подписали его заместитель командира дивизии старший батальонный комиссар Подпоринов и заместитель начальника штаба капитан Шабалин) начинается с интереснейшей фразы: «8-я танковая дивизия выход частей в район сосредоточения начала по приказу 4-го мехкорпуса 18 июня 1941 г.». [173] 18 июня. За четыре дня до внезапного нападения Германии на СССР. В документах Прибалтийского ОВО эта дата (18 июня) встречается многократно, но в Киевском ОВО это пока единственный из обнаруженных мною подобных случаев.

Читаем дальше: «21 июня 1941 г. в лесах восточнее Янув были сосредоточены: 8-й мотострелковый полк, 15-й и 16-й танковые полки и 8-й гаубично-артиллерийский полк в полном составе, остальные части дивизии до 22.06.41 находились в г. Львов. 22 июня по приказу 4 МК остальные части дивизии были выведены из Львова в район сосредоточения по мобилизации. Полный вывод частей дивизии был произведен к 16.00 22.06.41, где и было произведено полное отмобилизование (выделено мной. — М.С. ) и ввод частей дивизии в бой».

Итак, полнокомплектная, отлично вооруженная дивизия, своевременно поднятая по боевой тревоге и полностью отмобилизованная, готова к бою. Можно еще долго спорить о том, была ли «внезапность», а если и была, то для кого и что оказалось внезапным, но к 8-й танковой дивизии все эти споры отношения не имеют.

Как выше отмечено, отчет о боевых действиях дивизии составлен в августе, когда ход и исход этих действий был уже доподлинно известен. Только этим обстоятельством можно объяснить совершенно феерическую фразу, в которой составители отчета обрисовали задачу дивизии: «Завести противника в заблуждение, создав мнение о наличии большого количества танковых соединений на участке 6-й Армии, что и достигалось переброской частей дивизии в составе 4 МК с одного фланга армии на другой. Цель была достигнута произведением больших маневров дивизии за 23–26.06.41 г.». Маневры были большими, спору нет (см. вкл., рис. 5). Однако новейшими танками дивизию вооружали вовсе не для того, чтобы ограничить ее использование ролью «огородного пугала».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.