Глава V Попытки реформирования титульно-наместнической системы в условиях отмены местничества
Глава V
Попытки реформирования титульно-наместнической системы в условиях отмены местничества
Тесная связь наместнических титулов, принципов их присвоения с правилами местничества; принципиальное изменение титульной иерархии в начале 80-х гг. XVII в. повышают внимание к периоду отмены местничества, заставляют более подробно рассматривать время перехода всей наместнической системы к новым реалиям. Уход в прошлое местничества снял препятствия для дальнейшего развития уже зародившихся принципов абсолютизма, не совместимых с местничеством. С этого времени именно абсолютистские традиции стали определять правила прохождения службы, назначения на должности, присвоения чинов и наместнических титулов.
В переходную эпоху начала 80-х гг. XVII в. и государство, и общество не могли не задумываться над тем, каким образом должны перестроиться все системы, регулирующие социально-служебное положение представителей высшего общества: система чинов, должностная система, система наместнических титулов. Образовавшийся вакуум, оставшийся после местничества, давал возможность расширить границы функционирования и усилить роль каждого из перечисленных факторов. Именно в это время наместничества могли приобрести новое значение. Вопрос о роли наместничеств в послеместническом устройстве возник еще тогда, когда отмена местничества не была закреплена законодательно, но вся политика высшей власти свидетельствовала о ее подготовке и скором проведении.
В это время появился и претерпел ряд редакционных изменений такой документ, как «Проект устава о служебном старшинстве бояр, окольничих и думных людей по тридцати четырем степеням», предлагавший новую служебную и чиновно-должностную систему[227].
В то время как «Проект» вызвал немало споров среди историков, эволюция титульно-наместнической системы в последние десятилетия XVII – начале XVIII века осталась неисследованной.
Среди всех невыясненных окончательно вопросов, связанных с «Проектом», пожалуй, два вызывали наибольшее несогласие. Первый касался характера проекта: реакционности или прогрессивности этого документа, второй – его авторства. При этом вторая проблема была напрямую связана с первой, поскольку именно от того, к какой придворной группировке принадлежали те, кто составлял этот документ, от их политической и идеологической направленности зависело и содержание, и основные идеи проекта.
В XIX веке наиболее популярной была точка зрения В.О. Ключевского, который считал авторами проекта «великородных бояр»[228]. В советской историографии середины ХХ века, в тот период, когда труды Ключевского подвергались очередному переизданию, что сопровождалось написанием вводных статей, а так же более активному распространению точки зрения этого выдающегося автора в исторической литературе, утвердилось представление о том, что документ был составлен боярской знатью[229].
Еще в XIX веке существовала противоположная точка зрения, принадлежавшая В.К. Никольскому, полагавшему, что «Проект» «вышел из партии полонофилов – кн. Голицына, Языкова, Лихачева»[230]. В 70-е гг. ХХ века это мнение на основании ряда источников подтвердил М.Я. Волков[231].
Рассуждая о характере и направленности «Проекта», В.О. Ключевский расценил его как «попытку ввести в Московской Руси феодализм польского пошиба», чьей целью была аристократическая децентрализации государства». В этом, по мнению автора, и было заинтересовано консервативное боярство, в чьих интересах составлялся рассматриваемый документ. С точки зрения, утвердившейся в отечественной исторической науке в 50-60-е гг. ХХ века, «Проект» по своему характеру так же расценивался как реакционный и составленный в своих интересах боярской знатью. Боярская знать противопоставлялась дворянству (выборным людям), являвшемуся инициатором отмены местничества. «Дворяне не дали осуществить реакционный боярский проект и настояли на отмене местничества».
По мнению Никольского «Проект» был составлен в интересах боярства, но по своей сути был не попыткой децентрализации государства, а административно-церковной реформой, предполагавшей разделение страны на наместничества и воеводства (разряды) и установление иерархии степеней для думных чинов.
Расценивать «Проект» как административную реформу, несущую ряд положительных моментов, был склонен и С.Ф. Платонов, считавший, что данный документ «впервые ясно выразил необычную в Московском государстве мысль о полном разделении гражданских и военных властей»[232]. Эта мысль в ХХ веке получила поддержку О.Е. Кошелевой, считающей, что значение «Проекта» не в создании особых боярских наместничеств, а в установлении специальных думных людей на определенных видах деятельности: думской, военной, судебной, в то время как традиционно они совмещались. Создание «Проекта» говорит о факте осознания в правительственной среде необходимости реформ государственного управления[233].
М.Я. Волков, более чем другие авторы ХХ века, был не склонен видеть в содержании «Проекта» реакционность. Он напрямую связал документ с отменой местничества и полагал, что авторы документа, так же как царская власть и передовые люди из правящего класса, оценили вред местничества и, подготавливая документ, отразили настроения дворянства. Особенно в отмене этого института были заинтересованы те люди, которые добились высоких должностей и чинов благодаря службе, но из-за местнического обычая не могли приобрести положение, соответствующее этим должностям и чинам. Изначально против реформы местничества выступала боярская знать и их отпрыски, имевшие чины комнатных стольников и стольников[234].
Дать ответ как на вопросы о характере «Проекта» и интересах его составителей, так и на вопрос о роли наместничеств в этом документе, можно только при подробном его рассмотрении, выяснении сути тех новшеств, которые были предложены.
«Проект», видимо, возник 24 ноября 1681 г. В это время по сообщению Сильвестра Медведева «изволися ему, государю, вчинать царского своего сигклита всякого чина разсмотрити, како бывает председение в сигклите его и в военских делах»[235]. Далее документ редактировался на протяжении всей зимы 1681–1682 гг. «Проект» содержал как светскую, так и церковную часть, предполагал введение наместнических и церковных титулов. Для проведения новшеств в жизнь требовалось одобрение Церковного собора и непосредственно патриарха. 6 февраля была составлена докладная записка патриарху[236].
В своем развитии «Проект» прошел две стадии. Первый этап отразила рукописная книга «Икона или изображение патриаршего престола», которая сообщает, что «в тое же 90-е лето и время советоваху государь царь Федор Алексеевич и палатские бояре, что б в его царской державе по подчиненным единой власти государствам и царствам, в Великом Новгороде, в Казани, в Астрахани, в Сибире и инде быти царским наместником, великородным боляром вечно и титлы им тех царств, кто где будет, имети и писатися во всяких писмах болярин и наместник князь, имя рек, всего царства Казанского или всего царства Сибирского и прочее. Тако ж де и митрополитом Новгородский и всего Поморья, митрополит Казанской и всего Казанского царства»[237].
Если сравнить это предложение с ранее существовавшими правилами присвоения наместнических титулов, то есть той системой наместничеств, которая была непосредственно связана с дипломатической практикой, то налицо принципиальные новшества. Они связаны с тем, что ранее воеводы, писавшиеся с наместничествами, не получали титулы, отражавшие названия тех городов, в которых они воеводствовали, теперь же титул наместника и название города предполагалось прочно связать между собой.
Патриарх Иоаким отрицательно отнесся к реформе. Он сосредоточил свою критику на светской части «Проекта» и пугал царя настроениями удельного периода: «Иоаким патриарх, аще и многую трудность име от хотящих тому быти палатских подустителей, но никакоже попустити и возбрани всеконечно сие творити для того, чтобы учиненныя вечныя наместники великородныя люди, по неколицех летех обоготясь и возгордев, Московских царей самодержавством не отступили и единовластия многими леты в Российском государстве содержанного не разорили и себе во особность не розделили»[238].
Документы зафиксировали критику патриархом намеченных изменений в государстве, но не отразили его реакции на ту часть предлагаемой реформы, которая касалась непосредственно церкви. Государство критически относилось к отечественной системе церковного управления. На всю страну помимо патриарха приходилось 16 архиереев: 9 митрополитов, 6 архиепископов, 1 епископ[239]. По мнению государства, представители официальной церкви на местах в силу малочисленности и плохой структурной организации не могли противостоять разброду, царившему в пастве. По «Проекту» патриарху должны были подчиняться 12 митрополитов и 70 архиепископов и епископов (60 из последних – через митрополитов). При этом количество епархий увеличивалось до 72 (все они входили в состав патриаршего и 12 митрополичьих округов (от 2 до 20 в каждом)), а размеры каждой епархии и объем власти ее главы, соответственно, уменьшались.
В период, предшествующий «Проекту», государство взимало с церковных вотчин усиленные сборы, брало сторону государственных служащих в тех случаях, когда их интерес сталкивался с интересом церковнослужителей. Со своей стороны церковь в 1675 г. добилась подчинения всех мирских чиновников, задействованных в епархиальном управлении, духовным лицам; передачи церковной администрации, суда и финансов в руки духовенства. В 1681 г. патриарх Иоаким добился отмены указа 1676 г., запрещавшего выделение земли приходским церквям. Борясь за свою самостоятельность с государством, церковь видела основой своей независимости сохранение и возможное расширение земельных владений[240].
Не посягни авторы «Проекта» на прерогативы церкви, неизвестно какой была бы судьба реформы. Однако они связали государственное реформирование с церковным в ситуации напряженных отношений духовных и светских лидеров, практически неизбежных при усилении абсолютизирующегося государства. Согласно «Созерцанию краткому» и члены Боярской думы не поддержали «Проект».
После того, как первый вариант документа был отклонен, его авторы составили вторую редакцию, существенно трансформировав при этом суть основных предложений. Этот второй вариант сохранился. Им, собственно, и является опубликованный еще в 70-е гг. XIX века «Проект устава о служебном старшинстве бояр, окольничих и думных людей по тридцати четырем степеням, составленный при царе Федоре Алексеевиче».
В новой редакции наместнические титулы стали способом создания иерархии старшинства в Боярской думе. Связь «Проекта» с возможностью изменения положения и статусов различных представителей Боярской думы, реформирования самой думской системы, на наш взгляд, является не менее важным фактором. Анализ «Проекта» позволяет более глубоко оценить интересы и действия тех сил, которые стояли за документом, рассмотреть положение и роль в обществе времени царствования Федора Алексеевича тех, кто мог получить реальную выгоду при проведении в жизнь намеченных изменений.
Между тем, предположение о теснейшей связи «Проекта» с реализацией такой цели, как реформирование Боярской думы, нуждается в веских доказательствах. Последние же могут вытекать только из подробного рассмотрения документа и анализа данных, заключенных в нем. Для более наглядного представления всей этой системы мы предлагаем нижеследующую таблицу.
Наместнические титулы, перечисляемые в «Проекте», далеко не полностью соответствовали тем, которые на данный момент употреблялись в дипломатической практике. По расположению тех титулов, которые соответствовали наместническим росписям этого периода, градация наместничеств «Проекта» наиболее близка тому порядку наместничеств, который был дан в росписи 1680 г., составленной Ларионом Ивановым. Количество наместнических титулов, перечисленных в «Проекте» приблизительно равно количеству наместничеств в росписи 1680 г. В «Проекте» зафиксировано 60 названий наместничеств, в росписи – 62. Если учесть тот факт, что роспись открывается наместничествами Московским и Киевским, никогда не использовавшимися в практике, то равенство количественных показателей становиться абсолютным.
Между тем, далеко не все из наместничеств росписи вошли в «Проект». В нем отсутствуют наместничества Московское, Киевское, Сибирское, Белгородское, Углечское, Стародубское, Холмогорское, Ряжское, Юрьева Польского, Боровское, Переславля Залесского, Серпуховское, Романовское, Курмышское, Козельское, Медынское, Елатомское, Болховское. Наместничества Киевское и Сибирское фигурировали в первой редакции, но были исключены из второй на том основании, что прежде эти титулы и в дипломатической практике не жаловались. Сибирское наместничество было введено самим государством в оборот только в 1696 г., когда 15 декабря оно было присвоено боярину Ф.А. Головину. Взамен Киевского включили наместничество Владимирское, что в полной мере соответствовало давно установившейся традиции, и видимо было попыткой исправления ранее заложенной ошибки.
Вместо тех наместничеств, которые не вошли из росписи 1680 г. в «Проект», в нем фигурируют наместничества Курское, Терское, Великих Лук, Торопецкое, Енисейское, Монгозейское, Томское, Олонецкое, Тотемское, Тюменское, Кеврольское, Валуйское, которые в росписях вплоть до 1706 г. никогда не упоминались. Помимо этих наместничеств в «Проекте» были использованы титулы наместников Бельского, Каргопольского, Син(м)бирского, Вяземского и Тан(м)бовского, которые были внесены в росписи книг наместнических титулов и стали присваиваться в реальной дипломатической практике в период после составления росписи Л. Иванова.
Традиционный порядок наместничеств авторами «Проекта» был существенно нарушен. Если до наместничества Вологодского он за исключением отсутствия в «Проекте» наместничества Сибирского совпадает, то после этой черты начинаются серьезные расхождения. Наместничества Коломенское и Костромское были поменяны местами; наместничества Галицкое, Муромское, Путивльское с позиций во второй половине третьего десятка опустились во вторую половину пятого десятка; наместничества Дорогобужское, Свияжское, Устюжское, Каширское и ряд других, напротив, были подняты на несколько позиций, иногда более десяти.
Столь вольная перетасовка авторами «Проекта» наместнических титулов, чья градация в местнический период имела строго местническое соотношение, еще раз доказывает связь документа с отменой местничества. Составители «Проекта» ориентировались на послеместническое устройство, когда уходили в прошлое представления о прежней почетности титулов. Теперь титулы теряли роль дополнительного показателя местнического статуса служилого человека.
«Проект» разделил все титулы на три категории: боярские, окольнические, дворянские. Среди боярских наместнических титулов числилось 20 (от Владимирского до Суздальского; среди окольнических титулов – также 20 (от Вологодского до Бельского); среди дворянских титулов – еще 20 (от Шацкого до Рословского).
Это соотношение титулов «Проекта» не соответствует соотношению титулов, которые присваивались боярам, окольничим и дворянам в дипломатической практике. Как указывалось ранее, в период до 1682 г. бояре могли наделяться 29 титулами, соответствующими их достоинству, а еще два титула они делили с окольничими. Дворяне, в том числе и думные, в дипломатической практике традиционно получали титулы не выше Ряжского и до Медынского (включительно), что составляло 16 позиций. В редких случаях, связанных с практикой повышения титула по должности, думные дворяне могли подниматься до наместников Шацкого и Муромского, но это было исключение. Таким образом, «Проект» нарушал сложившееся титульно-чиновное соответствие. Число боярских наместничеств было сокращено в полтора раза, в то время как число окольнических и дворянских наместничеств, напротив, увеличилось.
Чем было обосновано новое соотношение, на какие показатели ориентировались авторы «Проекта» при его определении? Исходя из анализа дошедшего до нас варианта «Проекта», можно сделать следующие наблюдения и выводы.
Количество бояр-наместников было ограничено «Проектом» в силу того, что имевшийся боярский «штат» к концу 70-х – началу 80-х гг. XVII века был разделен авторами документа на тех, кто был обязан непосредственно заседать в Боярской думе, что соответствовало присвоению наместнического титула, и тех, кто, будучи боярином, исполнял другие поручения. К последним можно отнести доместика, дворового воеводу, воевод Северского, Владимирского, Новгородского, Казанского, Астраханского, Сибирского, Смоленского, Рязанского, Тамбовского разрядов, Белгородского полка, боярина на пехотой и боярина над конной ратью, боярина и дворецкого, боярина и оружейничего. Эти лица составляли 16 человек. Также боярами являлась часть судей-заседателей, обладавших первой степенью и подчиненных доместику. Всего судей было 12, но поскольку они комплектовались как из бояр, так и думных людей других чинов, то бояр среди них было не более половины – 6 человек. В общей сложности все бояре (наместники, воеводы, судьи) составляли 42 человека. Эта цифра не случайна. В Боярской думе конца 70-х гг. XVII века насчитывалось 97 человек, из которых было именно 42 боярина.
Двадцать наместнических титулов, отведенных думным дворянам, также практически совпадали с количеством дворян в Боярской думе. В конце 1670-х гг. их насчитывалось 19 человек[241]. Таким образом, можно сказать, что количественное соотношение боярских, окольнических и дворянских титулов в «Проекте» ориентировалось на реальный состав Боярской думы.
Согласно «Проекту» предполагалось изменить суть и практику присвоения наместнических титулов, из регулятора служебного положения при выполнении дипломатических поручений перевести наместнические титулы в фактор, регулирующий распределение ролей и статусов в рамках Боярской думы, связать титулы с важнейшим органом центральной власти.
Именно ориентация «Проекта» на думское устройство заставила авторов при переделке документа от первой ко второй редакции вставить фразы о месте того или иного боярина «для совету» в царских палатах. В этих палатах они должны были «сидеть» уже в соответствии с новыми степенями чести. Сами авторы документа достаточно спокойно отказывались от ряда изначальных предложений, что говорит о факте их первейшей заинтересованности в реформирования структур центральной власти.
Дополнительным доказательством того, что главное значение распределения степеней наместничеств во второй редакции выражалось в распределении старшинства в Боярской думе служат следующие факты. Во второй редакции не была определена территория наместничеств, не указан состав городов, подвластных тому или иному наместнику. В некоторых случаях даже не были названы центры наместничеств (Болгарского, в котором не оставалось «царственного» города, Югорского и Великопермского, где никогда не было таких городов).
Таким образом, дошедший до нас вариант проекта предполагал выделить 34 степени должностных лиц, составлявших новую верхушку служебной системы России. Наибольшее количество степеней было поделено между воеводами, возглавлявшими разряды по всем важнейшим направлениям, и наместниками, которым степень позволяла точно определять свое место в Боярской думе.
Работа в составе Боярской думы становилась главной обязанностью наместников. В случае осуществления «Проекта» в Боярской думе должна была сложиться четкая градация старшинства, которой ранее не было. Последнее составляло главное значение «Проекта».
Если учесть, что «Проект» предполагал серьезное реформирование структуры Боярской думы, встает вопрос о тенденциях, связанных с возможностью изменения роли этого государственного органа в системе центральной власти в целом. Рассмотрение «Проекта» позволяет также показать, каким образом представляли себе эти изменения лица, составившие ближайшее окружение царя Федора Алексеевича.
Могла ли реформированная Боярская дума приобрести большую, нежели ранее, роль в государстве и стать независимой от воли царя? Какой функционал она приобрела, если бы «Проект» был реализован?
Безусловно, позиции лиц, наделенных высшими степенями в рамках Боярской думы, должны были усилиться. Однако, вывод об усилении отдельных представителей Думы и самого этого органа в целом не тождественны друг другу. Для того чтобы соотнести их между собой, рассмотрим положение при дворе и в государственной политике тех, кто в большей степени выигрывал от реализации «Проекта».
Тот факт, что система наместничеств в Боярской думе возникала не как принципиально новое явление, а вырастала и трансформировалась из системы наместнических титулов, дает основание предположить, что при условии реализации «Проекта» на думские наместничества в первую очередь стали претендовать те, кто обладал на этот момент одноименными наместническими титулами. Ранее нами был приведен перечень высших десяти наместников конца царствования Федора Алексеевича. Ими являлись бояре Н.И. Одоевский, Ю.А. Долгорукий, М.А. Черкасский, Я. Н. Одоевский, Г.С. Куракин, П.В. Шереметев, М.Ю. Долгорукий, Ю.М. Одоевский, В.В. Голицын, И.А. Хованский.
Документы доказывают, что, по меньшей мере, пятеро из них носили помимо боярского еще и ближний боярский чин: Н.И. Одоевский (наместник Владимирский), Ю.А. Долгорукий (наместник Новгородский), Я. Н. Одоевский (наместник Астраханский), М.Ю. Долгорукий (наместник Тверской), В.В. Голицын (наместник Великопермский).
Наличие такого чина означало вхождение всех перечисленных лиц в Ближнюю думу. Как отмечалось ранее, практика официального пожалования в Ближнюю думу (Государеву комнату) сложилась в царствование Алексея Михайловича. Именно в этот период из группы наиболее приближенных к трону лиц, чей состав испытывал постоянные колебания, Ближняя дума превратилась в структуру, состав которой был четко определен в силу того, что каждое пожалование ближнего чина происходило на основании царского указа, также как и думных чинов.
Чиновный состав Ближней думы, судя по источникам, был аналогичен чиновному составу Боярской думы, но к названию чина прибавлялось определение «ближний» («ближний боярин», «ближний окольничий»). Одновременно с чинами Ближней думы существовали и иные ближние чины, например «ближние стольники», но они относились к рангу придворных, и их присвоение не означало пожалования лица одновременно с чином в Ближнюю думу.
Анализ карьеры ряда государственных деятелей показывает, что ближние чины были выше по отношению к аналогичным им думным чинам.
Так Ю.А. Долгорукий еще 28 ноября 1648 г. был пожалован боярством, и только 28 июля 1662 г. после многочисленных успехов на военном и дипломатическом поприще был произведен в Комнату, стал ближним боярином[242].
Документы конца царствования Алексея Михайловича позволяют предположить, что царь и правительство в этот период всячески пытались навязать подданным мысль о том, что все чины Ближней думы стоят в чиновной иерархии над всеми чинами Боярской думы. Вошедший в Дворцовые разряды список пожалованных царем и царицей от 27 августа 1675 г. наглядно свидетельствует об этом[243]. Для подобного рода документов существовали строгие правила составления: чины, указанные в них перечислялись от высших к низшим. В указанном списке в начале были названы бояре ближние (Н.И. Одоевский, Ю.А. Долгорукий, И.А. Воротынский, Я.Н. Одоевский, Б.М. Хитрово, К.П. Нарышкин, М.Ю. Долгорукий, А.С. Матвеев), затем ближние окольничие (И.Ф. Стрешнев, Р.М. Стрешнев, И.Б. Хитрово), думный дворянин А.Н. Лопухин, и только после них – «бояре не комнатные» и другие чины Боярской думы в порядке их убывания.
Состав Ближней думы как при Алексее Михайловиче, так и при Федоре Алексеевиче был достаточно разнородным. В период правления Алексея Михайловича и максимального расцвета Ближней думы в ней выделялись три группировки: родовая аристократическая, родственники и свойственники царя, худородные выдвиженцы царя.
В первую группировку наряду с другими входили Я.К. Черкасский, И.А. Воротынский, А.Н. Трубецкой, Н.И. Одоевский, П.М. Салтыков, И.П. Пронский, Ю.А. Долгорукий. Во вторую группировку – С.Л. Стрешнев, И.Д. Милославский, К.П. Нарышкин. К третьей, неродовитой группе относились А.Л. Ордин-Нащокин, А.С. Матвеев. Немного выше двоих последних положение в иерархии местнической чести занимали Б.М. Хитрово и Ф.М. Ртищев. Если проанализировать карьеру как ближних бояр из числа аристократов, так и представителей неродовитой группы, то становится очевидным, что их пожалование в ближние чины было продиктовано заинтересованностью государства в их службе, использовании их талантов через систему важнейших органов государственной власти. Так А.Н. Трубецкой и Ю.А. Долгорукий прославились на военном поприще, Н.И. Одоевский – на приказном и законотворческом, А.Л. Ордин-Нащокин и А.С. Матвеев – на дипломатическом[244].
В начале 70-х гг. XVII века в Ближнюю думу стало вливаться молодое поколение, представители которого по возрастным характеристикам соответствовали детям тех членов Комнаты, которые работали в ней в 1650-1660-е гг. Многие из вновь пришедших на самом деле являлись детьми ранее пожалованных членов Ближней думы.
Среди молодого поколения в первую очередь следует отметить Федора Никитича и Якова Никитича Одоевских, Михаила Юрьевича Долгорукого. Руководствуясь принципом пополнения Комнаты преимущественно сыновьями или ближними родственниками ее членов, к 1675 г. царь ввел в ее состав в качестве ближних окольничих И.Б. Хитрово, И.Ф. и Р.М. Стрешневых[245].
Кроме тех, кто являлся родственниками прежних членов Ближнй думы, она пополнялась и представителями родов, ранее не отмеченных в составе. В конце царствования Алексея Михайловича и начале царствования Федора Алексеевича в Ближнюю думу вошли Алексей Андреевич Голицын и Юрий Иванович Ромодановский, два представителя рода Волынских: ближний окольничий Василий Семенович Волынский и ближний боярин Иван Семенович Волынский[246]. Не позднее 1682 г., возможно и ранее, ближним боярином стал Василий Васильевич Голицын[247].
В целом в итоге новых назначений в Ближнюю думу произошел переход от правила преимущественного жалования ближнего чина за личные заслуги, к учету в качестве одного из важных факторов принадлежности к роду, чьи представители уже играли существенную роль в Ближней думе. Все родовитые сановники, вошедшие в Ближнюю думу, стали влиять на царя с целью «протащить» сюда представителей своих родов. Тем самым закреплялась новая градация среди верхушки русского служилого общества. Ранее ее составляла первостепенная и второстепенная аристократия, теперь же роды, закрепившиеся в Ближней думе и тем самым ставшие над теми родами, которые не смогли попасть в этот орган. При этом важно учесть, что принципы пожалования в Боярскую думу традиционно учитывали факт разделения аристократии на первостепенную и второстепенную, наделяя первую правом приобретения думного боярства, а вторую – думного окольничества, минуя другие думные чины. Принципы пожалования в Ближнюю думу не учитывали этих особенностей функционирования аристократической верхушки русского общества. Это в еще большей степени закрепляло трансформацию, произошедшую в высших социальных слоях, усиливая позиции ближних родов над иными аристократическими родами.
Преимущества, полученные родами Ближней думы, требовалось более прочно закрепить юридически. Предложения «Проекта» в этом смысле подходили как нельзя лучше. Являясь ближними боярами и обладателями высших наместничеств, эти лица через трансформировавшуюся наместническую систему получали высшие степени в новой градации.
Усиление фактора принадлежности к ближним родам при пожаловании в Ближнюю думу ко времени составления «Проекта», заставляет обратить особое внимание не только на тех из высших наместников, кто являлся ближним боярином, но также и на тех, чьи родственники входили в Ближнюю думу. Через этих родственников данные наместники становились первыми кандидатами на ближние чины. Так, наместником Казанским в царствование Федора был М.А. Черкасский, а при Алексее Михайловиче один из старших представителей этого рода Яков Куденетович Черкасский был одним из первых ближних бояр, ранее всего упоминавшийся в документах как боярин ближний[248]. Наместником Югорским при Федоре был Юрий Михайлович Одоевский, а до него три представителя этого рода были ближними боярами. В целом ко времени составления «Проекта» все более отчетливо прослеживалась тенденция получения представителями ближних родов высших наместничеств.
Если рассмотреть более широкий период, охватывающий не только царствование Федора Алексеевича, но и Алексея Михайловича, и начало царствования Петра и Ивана (1682 г.), то эта тенденция становится более очевидной. Среди троих наместников Владимирских, указанных в наместнических книгах, в период второй половины царствования Алексея и начальный период царствования Федора этот наместнический титул носил только Н.И. Одоевский, являвшийся ближним боярином. Титул наместника Новгородского в период правления Алексея, Федора и до 1682 г. носили четыре человека (Я.К. Черкасский, Н.И. Одоевский, Ю.А. Долгорукий, В.В. Голицын), все четверо были ближними боярами. Титул наместника Казанского в рассматриваемый период носили А.Н. Трубецкой, И.А. Воротынский, М.А. Черкасский. Трубецкой и Воротынский[249] были ближними боярами, а Черкасский принадлежал к роду, входившему в Ближнюю думу. Титул наместника Астраханского носили Н.И. Одоевский и его сын Я.Н. Одоевский, оба являлись ближними боярами. Титул наместника Псковского со второй половины царствования Алексея до конца 1682 г. носили М.П. Пронский, Ф.Н. и В.Ф. Одоевские, Г.С. и И.Г. Куракины, из которых Ф.Н. Одоевский был ближним боярином, а М.П. Пронский[250] и В.Ф. Одоевский принадлежали к родам, входящим в Ближнюю думу.
Таким образом, служилая верхушка русского общества, не отличавшаяся единством и до царствования Алексея Михайловича, в период его правления, а так же в царствование Федора Алексеевича в своем составе приобрела новую замкнутую группу, отличавшуюся наиболее высоким положением на социальной лестнице. Эта верхушка состояла из представителей крайне ограниченного числа родов, члены которых являлись носителями высших наместнических титулов и ближних чинов.
Кроме того, представители данной социальной группы назначались на важнейшие приказные, дипломатические и воеводские должности. Пожалуй, единственным недостатком в закреплении их положения был факт отсутствия в Боярской думе как наиболее традиционной, крупной и полномочной структуре того времени специальных рангов или степеней для лиц, относившихся к указанной группировке. Эти степени позволили бы окончательно закрепить особое положение в обществе и государстве «новой высшей аристократии». Все это позволяет говорить о заинтересованности ближних родов и наиболее сильных их представителей, стоявших у руля государственной машины, в проведении «Проекта» в жизнь.
Представителей ближних родов могло заинтересовать в «Проекте» не только изменение роли наместничеств, их переведение из дипломатической системы в степени Боярской думы, но также предполагавшееся «Проектом» закрепление в Боярской думе высокого положения ряда придворных должностей. На них могли претендовать те из представителей этих родов, кто еще не получил ближнего чина, те, кто не был задействован в наместнической системе и не мог получить думскую степень через наместничество.
Та же мотивация при оценке последствий «Проекта» могла толкать на его проведение и «новых» фаворитов Федора Алексеевича, не отличавшихся особой знатностью. В отличие от ближних чинов, получивших в достаточной степени официальное признание, их положение, близость к трону, пока еще не имели законного оформления. Все это царское окружение стремилось закрепить свое особое положение, причем сделать это официальным путем. Многие из них, также как и ряд членов ближних родов, имели придворные чины и должности.
Подтвердим сделанное нами предположение на примерах.
Одни из важных придворных должностей оружейничего, дворецкого и постельничего занимали в рассматриваемый период И.М. Языков, В.Ф. Одоевский и А.Т. Лихачев, как раз и относившиеся к ближним родам и новым фаворитам. Оружейничий, согласно «Проекту», должен был получить семнадцатую степень, заняв место среди первых наместников и воевод крупнейших разрядов. Дворецкий, занимал еще более высокое положение и наделялся десятой степенью. Постельничий наделялся сравнительно невысокой степенью (33-ей), но занимал четко определенное место в Боярской думе.
Если исходить из факта значительного усиления в случае реализации «Проекта» ближних чинов и «новых» фаворитов Федора Алексеевича, то следует по иному взглянуть на тезис о том, что предлагаемые изменения способствовали приобретению Думой большей, чем ранее, самостоятельности по отношению к монаршей власти. Если учесть, что первые роли внутри Думы получали наместники высших степеней, большинство из которых являлись членами Ближней думы, то скорее следует говорить о стремлении авторов «Проекта» повысить роль этих чинов в работе Боярской думы.
Ранее Ближняя и Боярская думы действовали параллельно, а по воле царя первая могла подменять последнюю, поскольку их компетенция была во многом равна и не разграничена между собой. Эта подмена происходила на основании царского решения, передававшего дела от Боярской Ближней думе. Таким образом, Ближняя дума являлась реальным ограничителем функций Боярской думы, но ограничителем, существовавшим извне. При реализации «Проекта» Ближняя дума автоматически становилась верхним эшелоном Боярской думы и влияла на каждое из решений этого органа. И ранее ближние чины, одновременно оставаясь членами Боярской думы, имели огромное влияние в рамках этого органа. Между тем официального выражения их закулисная роль не имела. Введение степеней в Боярской думе позволило бы придать деятельности этих людей в рамках данного органа официальное значение, а им самим официальный максимально высокий статус в Боярской думе. В силу этого можно говорить не о расширении роли Боярской думы, а о расширении роли верхушки русского высшего общества, наделенной в свое время ближними чинами, и имевшей возможность получения высших думных степеней.
Поскольку высшая группировка ранее противостояла всей остальной Боярской думе, то при реализации «Проекта» она вряд ли бы стала отстаивать интересы этого государственного органа как единого образования и важнейшего звена механизма государственной власти. Скорее противоречие, заложенное благодаря расширению полномочий Ближней думы и существовавшее между боярскими и ближними чинами, должно было толкать ближние чины, ставшие официальной верхушкой Боярской думы, на отстаивание своих интересов, а не на консолидацию с остальной частью этого органа.
Другой вопрос – это вопрос о совпадении целей новой боярской (одновременно «ближней») верхушки с целями самой царской власти.
Роль этой верхушечной группировки (как реальная на момент попыток проведения в жизнь «Проекта», так и потенциальная) была далеко не однозначной. На тот или иной момент их цели могли соответствовать целям государства, в другой период вступить в противоречие с его интересами. Постоянное расширение прав и полномочий этих лиц, происходившее как при Алексее Михайловиче, так и при Федоре Алексеевиче, делало их все более могущественными. Такая тенденция таила определенную угрозу царской власти, поскольку со временем она могла выразиться в стремление ближней верхушки к самостоятельности, независимости от высшей власти.
Между тем, сама царская власть в существовавших условиях была вынуждена рисковать. Она стремилась к абсолютизации, но абсолютизм на разных стадиях своего становления и развития выражался в различных модификациях властной системы. На начальном этапе своего развития в России абсолютистские тенденции власти проявились через политику ограничения царем полномочий Боярской думы при сохранении этого государственного органа. Такая политика осуществлялась при помощи расширения полномочий Ближней думы и Расправной палаты, которые в этот момент гораздо более проводили политику царя, нежели отстаивали интересы аристократии. Эта же политика выразилась и в самом «Проекте», предполагавшим введение степеней в рамках Боярской думы с их присвоением ближним боярам. Царская власть была заинтересована в союзе с ближней боярской группировкой как противовесом остальной аристократии, выражавшей свои интересы через Боярскую думу.
Ближняя группировка могла диктовать свои цели царю. Доказательством тому служит факт перехода от принципа комплектования Ближней думы в 1650-1660-е гг. профессионалами – единомышленниками царя к принципу семейной преемственности в этом органе 1670-х – 1680-х гг.
То, что ближние чины и примыкавшие к ним при создании «Проекта» относительно худородные фавориты Федора Алексеевича в первую очередь при возможности влияния на царя и государственную политику постарались бы закрепить свои позиции и свое положение, не удивительно. Всякий, оказавшийся на их месте, стал бы отстаивать свои интересы. Между тем, можно ли считать эту линию исключительно вредной для государства начала 1680-х гг.? – вопрос, не имеющий однозначного ответа. Как отмечалось выше, усиление любой придворной группировки достаточно опасно для самостоятельности царской власти. Однако в тот период, когда личные интересы общественной верхушки, добравшейся до самой властной вершины, достаточно прогрессивны, энергия этой группы в отстаивании и проведении в жизнь своих позиций, может способствовать развитию в государстве ряда прогрессивных новшеств. При анализе «Проекта» нельзя не учитывать этого факта.
Ранее высказанная мысль о противоречии интересов ближних чинов и в целом придворной группировки, заинтересованной в нововведениях, предлагаемых «Проектом», с интересами Боярской думы, ориентация первых на ограничение полномочий Боярской думы подтверждается рядом положений, закрепленных в самом документе. В связи с этим особый интерес вызывают предложения, касающиеся судебных инстанций.
В «Проекте» четко указывается на наличие палаты судей из 12 человек, председательство над которым имеет доместик. На высокое значение этого органа указывает первая степень его членов. Палате авторы «Проекта» предлагали поручить не только судебный надзор, но и обязанность «испытно ведати, чтоб всякий судья исполнял царкого величества повеление и грацкой суд праведно и разсудительно». Узнав об осуждении невиновного, «той болярин с товарыщи своими должен того дела разсмотрити и беспомощнаго избавити от неправды по правде», а судью наказать, «смотря по его вине, дабы всяк неправдою обидимый избавлялся их прилежным в Полате разсмотрением и никто б обидим силою не был»[251]. Практически такая палата при Федоре Алексеевиче действовала и, как известно, называлась Расправной или Золотой.
Столь же важную роль в новой системе должен был играть дворовый воевода – севастократор. Дворовый воевода был обязан сопровождать царя в военном походе, остерегать государево здоровье. В мирное время он должен был заботиться «о смете ратям», о состоянии оружия, хлебных и воинских запасах, о состоянии личного состава войска. Дворовый воевода должен назначать в обозные укрепления «достойных и искусных в ратях дозирателей, ведущих искусства розных государств рати». Скорее всего, должность дворового воеводы предназначалась для В.В. Голицына. Позднее В.В. Голицын действительно являлся обладателем должности дворового воеводы. В 1689 г. в Крымском походе, будучи формально воеводой Большого полка, он выступал в качестве носителя титула «ближнего боярина, оберегателя и дворового воеводы»[252].
Окончательная редакция рассматриваемого проекта трактовала полномочия дворового воеводы более узко, чем ее первоначальный вариант. Согласно начальным предложениям при дворовом воеводе предлагалось создать коллегию из бояр и других думных чинов – Ответную палату, представлявшую собой коллегию из думных чинов, являвшихся одновременно судьями военных и финансовых приказов при дворовом воеводе. Ответная палата имела бы явно выраженные судебные полномочия. Ей было поручено рассмотрение и решение ратных дел. В связи с ратными делами Ответной палате поручалось «устроение дел» о финансах (налогообложение, регламентация служб и повинностей тяглого населения и пр.) и дел, связанных с материальным обеспечением служилых людей, т. е. решение «земских» дел[253].
Кроме двух указанных палат, обладавших судебными функциями, могли быть введены и другие суды. О возможности такой меры говорят обязанности «болярина над пехотою», «болярина над конною ратью», дворецкого, оружейничего и постельничего. Исполнение этих обязанностей требовало специального аппарата, то есть судей и приказных служителей. Следовательно, лица, занимавшие перечисленные должности, могли стать руководителями ряда судов[254].
Реализация предложения о судах позволила бы укрепить центральный приказной аппарат. Введение наделенных широкими полномочиями судебных палат, скорее всего, привело к ограничению судебных функций Боярской думы. Эта тенденция вполне соответствовала процессу разветвления и численного роста государственного аппарата, свойственного процессу абсолютизации власти. При этом функции каждого из звеньев этого аппарата становились более четкими, но роль сокращалась. Это давало реальную возможность усиления царской власти, поскольку каждое отдельное звено государственного механизма нового образца не обладало возможностью претендовать на роль, сопоставимую по значимости и масштабу с властью государя либо же с полномочиями, которыми обладала Боярская дума прежде. В совокупности разветвленный аппарат, отличающийся достаточной степенью координации работы своих отдельных частей, давал прекрасную возможность претворения в жизнь решений, исходивших от монаршей власти.
Утверждение, что «Проект» был направлен на ограничение полномочий Боярской думы, подтверждает и тот факт, что сама Дума выступила против его первой редакции.
Если говорить о возможных последствиях «Проекта» для наместнической системы, то следует отметить, что в случае реализации документа ее прежний характер не мог сохраниться. Между тем наместничество получило бы самостоятельный характер, соответствовало бы думскому заседателю. Ранее же наместнический титул был лишь дополнением к ряду должностей, таких как воеводство и посольство.
Если учесть тот факт, что традиционные наместнические титулы позволяли установить градацию между близкими по статусу должностями и лицами, назначенными на них, то эта положительная роль титулов не исчезала, а передавалась степеням, что еще раз свидетельствует об отходе «Проекта» от мысли прежнего использования системы наместнических титулов.
«Проект» позволял четко установить старшинство разрядных воевод. Он также позволял определить их соотношение с дворовым воеводой, боярином над пехотой, боярином над конной ратью. При этом дворовый воевода, на плечи которого ложилась охрана царя, приобретал высшую среди всех воевод вторую степень.
«Проект» разделил должности русского государства не только на степени, но и явно обозначил их направления: военное, гражданское, связанное с заседанием в Думе, придворное. Закрепление такого деления соответствовало духу времени, являясь тенденцией перспективной. В более поздний период в петровской «Табели о рангах» оно утвердится окончательно. Закрепление идеи разделения должностей на военные, граждански и придворные в «Проекте» доказывает объективный характер этих назревших преобразований в России, подчеркивает национальные корни «Табели о рангах».
Одно из важнейших значений «Проекта» состояло в том, что он устанавливал степень чести любого сановника в зависимости от занимаемой им должности, закрепляя честь за должностью, а не определенным лицом, занимавшим ее[255]. В этом отношении «Проект» опередил все существовавшие системы регулирования социально-служебного положения представителей высшего общества. При рассмотрении системы наместнических титулов в местнический период нами была отмечена тенденция, направленная на связь чести, высоты наместнического титула с должностью, но закрепиться окончательно она пока еще не смогла. «Проект» же предлагал закрепить иерархию степеней «чести», основанную на строгом соответствии должности и чина, и использовать ее для определения «председания» сановников в царском «сигклите и в воинских делах»[256].
Введение новой иерархии степеней, учитывавшей тесную связь степени с должностью, не возможно было осуществить при сохранении прежних взаимоотношении, основанных на местнической чести. Либо отношения думных чинов должны были строиться на их иерархии в рамках местничества, либо эти взаимоотношения базировались на делении на степени и соотношении степеней. В силу этого «Проект» можно рассматривать как стремление окончательно разрушить местнические представления о службе.
Авторы документа взамен местнического предлагали сформулировать следующий принцип чести: «чести же наипаче даемы бывают и правление по разуму и по заслугам во всяких государственных делах бывшим и людем знающим и потребным»[257]. Этот постулат в полной мере соответствовал принципам абсолютизма. Наличие подобной формулировки в рассматриваемом документе свидетельствует о том, что в начале 80-х гг. XVII века в сознании одной из наиболее влиятельных придворных группировок абсолютистские принципы назначения на должности по личным заслугам вытеснили принцип назначения на службы по роду, свойственный местничеству.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.