6 декабря

6 декабря

Почти полное затишье. В такие дни мы чувствуем себя как где-нибудь на зимовке: вечером некуда ходить, кроме штаба и комиссариата; можно только работать, читать или слушать радио. Сориа раздобыл себе даже какую-то гнусную скрипчонку и стал на ней пиликать. Мы заявили, что это превосходит все ужасы осады Мадрида и что выселим его, если не перестанет. Он обиделся, сказал, что учился в консерватории и что во всем виновато качество скрипки.

Долговязый Фрэнк Питкерн, корреспондент английской «Дейли уоркер», заходит к нам. Чудаковатый и очень остроумный человек. Он живет в помещении канадской кровяной монополии. Да, есть и такая. Канадское общество по переливанию крови прислало в Испанию специальную экспедицию, с врачами, с оборудованием, с посудой. Канадцы заявили, что берутся организовать переливание для всех раненых на всех фронтах, если им будет предоставлено на это монопольное право. Правительство приняло это предложение.

Экспедиция занимает большой старинный особняк. В комнатах грязновато. На стильных комодах, на нетопленых каминах громоздятся большие, металлические, похожие на консервные, банки с кровью. Здесь ее собирают от доноров и распределяют по больницам, по фронтовым лазаретам.

Фрэнк рассказывает о комических нравах в британском посольстве. Там скопилось множество беженцев с английскими паспортами, для них созданы общежитие и столовая. Далеко не все обитатели обладают внешностью и манерами, соответствующими представлениям о подданных Британской империи. Большинство из них – гибралтарские испанцы, шумливые и не очень опрятные. Да и прирожденные англичане не все на уровне великосветского аристократизма, которым славилось издавна британское посольство в Мадриде. Посол приказал читать предобеденную молитву – это вызывает шутки и непочтительные замечания. В общежитие попал некто Джек Робинсон, бывший автомобильный механик, ныне забулдыга и непритязательный весельчак. Его тяготил режим богадельни, установленный в общежитии. За столом, забавляясь сам с собой, этот несолидный человек подбросил вверх кусок хлеба с расчетом попасть в свою тарелку с супом. Хлеб упал точно в суп, но обрызгал соседей. Робинсон был торжественно выселен из общежития «за бросание хлеба в суп с недопустимой высоты», как это было объявлено в приказе. Фрэнк страшно обрадовался, он написал громовой обличительный фельетон против британского посольства в Мадриде, фельетон был напечатан под огромным заголовком: «Джек Робинсон – человек без отечества. Он бросил хлеб в суп с недопустимой высоты…» Сам посол, мистер Огилви Форбс, стареет и сохнет от этих треволнений. Он утешает себя только любимым занятием – игрой на шотландской волынке. Из-за двери посла доносятся заунывные звуки, – обитатели посольства вздыхают и на цыпочках уходят подальше.

В Мадриде осталось не более десятка иностранных корреспондентов, это уже включая коммунистов. Даже крупнейшие мировые газеты, жертвуя интересами сенсационной информации из осажденного Мадрида, потихоньку и под разными предлогами отзывают отсюда своих представителей. Их не устраивает самый характер информации: журналисты, даже самые умеренные и правые, не могут, рассказывая о сегодняшнем Мадриде, не восхвалять героизм и решительность рабочих, передовую, организующую роль коммунистов, не могут не осуждать зверства интервентов, коварство и цинизм иностранных посольств, укрывающих у себя фашистские элементы.

Недавно в Мадрид приезжал Пьер Эрбар, секретарь и родственник Андре Жида. Мы встретили его дружелюбно – он сопровождал старика в поездке по Советскому Союзу и разделял с ним его восторги и любовь к коммунизму. Однако Эрбар держался довольно странно. Дня через два из его осторожных и уклончивых разговоров выяснились вещи более чем неожиданные. Оказывается, Андре Жид написал книжку о Советском Союзе, которая существенно, как говорит Эрбар, расходится с теми заявлениями и декларациями, которые автор делал во время поездки. Причин такой внезапной перемены Эрбар не объясняет, вернее – он относит их к чистой психологии: старик, по его выражению, на все реагирует дважды, и вторая его реакция часто противоположна первой; какая из двух реакций настоящая, об этом окружающим предоставляется судить самим. Но внезапная эта перемена очень встревожила Эрбара, который ведает «левизной» Андре Жида. Он, Эрбар, надумал «перекрыть» книгу поездкой своего шефа в Испанию и сейчас приехал подготовлять к этому почву. Почва оказалась неподходящей. Испанцы, особенно в Мадриде, открыто заявили, что Андре Жиду, если он в самом деле написал книгу, враждебную Советскому Союзу, лучше сюда не показываться: он будет окружен презрением, бойкотом интеллигенции и народа. Особенно встревожился другой приятель и домочадец Жида, голландец Иеф Ласт, работающий здесь в Интернациональных бригадах. Он прибежал ко мне в отчаянии, восклицая, что Андре Жид опозорит себя навсегда, выступив против Советского Союза, особенно сейчас, в разгар борьбы с фашизмом. Он оставил мне текст телеграммы, которую послал старику:

«Считаю момент абсолютно неподходящим для опубликования твоей книги. Пламенно прошу затормозить издание до разговора в Мадриде. Письмо следует. Иеф Ласт».

Эрбар срочно вернулся в Париж, с целью «сделать все, чтобы спасти Андре Жида от его безумия» Сегодня я узнал, что книга все-таки вышла. «Безумия» в этом я не чувствую, здесь видны совсем другие причины.

К Сориа пришел прощаться Де ла Прэ, специальный корреспондент «Пари суар», молодой, элегантный француз. Он объяснил, что уезжает, потому что газета перестала печатать его статьи, считая их слишком коммунистическими. Никогда он не считал себя ни коммунистом, ни близким к коммунизму. Он просто вел себя как честный журналист, ежедневно передавал материал о том, как фашистские летчики убивают беззащитных женщин и детей. В конце концов, ведь для информации его послали, не для чего другого! Материал не печатается, и он решил отправиться в Париж, объясниться с редакцией, объяснить редакции, что всякая другая информация из Мадрида была бы сейчас ложью.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.