Седьмой Съезд народных депутатов Российской Федерации
Седьмой Съезд народных депутатов Российской Федерации
Седьмой съезд народных депутатов начался 1 декабря 1992 года и продолжался 14 дней.
Съезд проходил очень динамично и был насыщен различными драматическими эпизодами. Чтобы понять все происшедшие на нем, необходимо вспомнить, на фоне каких событий этот съезд проходил.
Прошло 11 месяцев гайдаровских реформ. В свое время, когда реформаторы их начинали, газеты пестрели заголовками по поводу того, что через 9 месяцев все стабилизируется и экономика заработает как часы.
Конечно же, ничего этого не произошло, да и не могло произойти.
Цены на потребительские товары за 11 месяцев 1992 года возросли в 26 раз! Кризис неплатежей практически парализовал экономику. Зарплату, где это было можно, выдавали готовой продукцией. Сбережения граждан при такой инфляции превратились в пыль.
Заработной платы научных работников, учителей, врачей, инженеров в новых условиях не могло хватать даже на питание. Ученые подались в челноки. Именно тогда у меня родилось горькое сравнение о том, что инженерам Забелиным снова, как и в 17-м году, приходится продавать спички[51].
Наука разваливалась, машиностроение останавливалось, и главное, никакого прекращения этого безобразия на фоне безумных идей реформаторов о том, что рынок все решит сам, не предвиделось.
Депутаты, которые все это видели воочию, особенно те, кто работал на непостоянной основе, и приехали с мест, на съезде, естественно, выплескивали все эти проблемы с трибуны высшего органа власти страны. Эмоции били через край. По результатам обсуждения было предложено подготовить Постановление съезда, и я от фракции «Смена — Новая политика» вошел в состав редакционной комиссии.
Несмотря на бурное обсуждение, мне с коллегами пришлось побороться за то, чтобы в Постановление вошел вопрос о признании работы Правительства неудовлетворительной. Оно практически предлагало изменение направленности реформ.
От Правительства требовалось проведение реальной промышленной политики по поддержке высокотехнологичных отраслей, а не упование на рынок.
Предлагалось принять меры по индексации вкладов населения (их можно было использовать на целевые затраты, например на строительство жилья, что поддержало бы и граждан, и отрасль[52]).
Ужесточить ответственность за задержки платежей (в тот период из-за бешеной инфляции банки наживались на задержке платежей, прокручивая на стороне бюджетные средства).
Предлагалось поменять законодательство о приватизации в сторону увеличения прав трудовых коллективов.
Создать систему государственного контроля, так как уже тогда был виден начинавшийся коррупционный беспредел.
Короче говоря, Постановление съезда предлагало не просто какие-то хотелки, а вполне конкретные меры. Причем они должны были изменить саму логику реформ и ясно, что для его выполнения требовались другие люди, не заточенные, в отличие от команды Гайдара, на стихию рынка и безразличные к судьбе граждан страны, к судьбе промышленности и науки, достижения которых давались нашей стране с таким трудом.
Поэтому вновь предлагать Гайдара на пост Премьера, со стороны Ельцина было просто нелогично.
Были подготовлены и поправки в Конституцию, причем такие, которые предполагали покончить со всеми выкрутасами, связанными с указным правом.
Дело в том, что срок дополнительных полномочий, принятых на 5-ом съезде народных депутатов, позволяющих Президенту издавать указы, превращающиеся в законы истек. Но у нас не было никакого сомнения в том, что, несмотря на это, беззаконие будет продолжаться (одно назначение и. о Премьера чего стоило) и с этим надо было что-то делать.
Действительно, получалось так, издает Президент незаконный указ.
В ответ Верховный Совет направит в Конституционный суд обращение о проверке его конституционности.
Ну и что, пока Конституционный Суд его будет рассматривать, он вовсю будет действовать.
Тот же Указ «О свободной торговле» — через полгода запрещать его уже было поздно, антисанитария и воровство, фактически разрешенные этим указом, за это время уже сделали свое дело.
Поэтому я предложил поправку в Конституцию (пп. 19 ст-и 109), в соответствии с которой на период рассмотрения Конституционным судом вопроса о законности указа его действие приостанавливать.
Еще, как я уже рассказывал, мы подготовили поправку о назначении ключевых министров и замов Премьера. А, самое главное, предлагали, чтобы Верховный Совет утверждал структуру Правительства. Опять же это делалось не в пику Президенту, а для упорядочивания деятельности исполнительных органов власти.
Бесконтрольность в этом вопросе приводила к бесконечной чехарде в Правительстве, создании новых министерств, их слиянии, разделении и т. д.
В случае принятия нашей поправки любую реорганизацию надо было бы согласовывать, прорабатывать, а не просто подсунуть Президенту в подходящий момент указ на подпись, чтобы решить свои вопросы, которые могут далеко не совпадать с нуждами страны.
К сожалению, для проведения этой поправки не хватило 4-х голосов. Поэтому и сейчас, спустя 20 лет, эти реорганизации Правительств у нас проходят довольно часто (Так как не секрет, что действующая ныне Конституция готовилась под Ельцина и явно перекошена в пользу исполнительной власти).
Наконец, самая знаменитая поправка к статье 121.6 была предложена членом нашей фракции О. В. Плотниковым.
Чтобы проще объяснить, в чем, дело помещу ее прямо в тексте, благо она короткая:
Статья 121.6. Полномочия Президента Российской Федерации не могут быть использованы для изменения национально-государственного устройства Российской Федерации, роспуска либо приостановления деятельности любых законно избранных органов государственной власти, в противном случае они прекращаются немедленно. (9 декабря).
Без выделенной жирным шрифтом части эта статья существовала с 1991 года, Плотников просто предложил, в соответствии с основами юридической науки, ее дополнить, так как если есть норма, то должна быть и санкция за ее нарушение.
Ясно, что никаких полномочий эта статья Президента не ограничивала. Те, кто кричал противоположное, фактически считали, что ему ограничили право на государственный переворот.
Так что наши предложения не имели ничего общего с попыткой ограничения власти Президента. В любой цивилизованной стране у глав исполнительной власти гораздо меньше прав и они как то справляются.
Тем не менее, Ельцин, с маниакальным упорством, достойным лучшего применения, несмотря ни на что, предложил кандидатуру Гайдара в премьеры.
Правда, при этом он пошел на компромисс, сам предложив Съезду 8 декабря, накануне голосования, внести в Конституцию поправку, в соответствии с которой силовых министров и министра иностранных дел назначает Верховный Совет, оставляя назначение министров, отвечающих за экономику за собой.
Тем самым он пытался задобрить депутатов, чтобы они проголосовали за Гайдара. Странная все-таки у него была логика. Примерно такая: капитан корабля упорно ведет его на рифы, а в споре со штурманом, который говорит, что надо повернуть, капитан предлагает: «Давай так, ты теперь будешь назначать старшего пушкаря, но за это ты поворачивать не будешь».
Накануне голосования во время встречи Ельцина с Владимиром Новиковым — координатором всех фракций, был у нас такой добровольный организатор встреч, консультаций фракций друг с другом, он получил от него информацию о том, что за Гайдара будет где то 440–450 человек. Так оно и получилось.
За Гайдара проголосовали 467 депутатов, а 487 против. В этот день, 9 декабря, голосовались и поправки в Конституцию, в которых, как объяснили Ельцину[53], его ущемляли.
И тут Ельцин повел себя как разъяренный красной тряпкой бык.
10 декабря с утра он неожиданно выступил с резким заявлением по поводу того, что Съезд стоит на пути реформ, что он обращается к народу со специальным обращением, и требует провести референдум. Короче, скандал в семействе: либо они, либо я.
Закончил он свое выступление, демонстративно покинув зал, и призвав народных депутатов, поддерживающих его, собраться в Грановитой палате.
Хасбулатов после его выступления также заявил, что в такой ситуации не может быть Председателем Верховного Совета и покинул зал.
В этой ситуации ведение съезда взял на себя Юрий Михайлович Воронин, зам. Председателя Верховного Совета и предложил сначала вернуть Хасбулатова и спокойно продолжить заседание. Страсти накалялись.
В перерыве на меня буквально набросился корреспондент радио «Маяк» с просьбой в прямом эфире прокомментировать выступление Президента.
Эмоции я не сдерживал и высказал все, что думал. Вместо конструктивного разбора совместно совершенных ошибок, для того чтобы вывести страну из кризиса, Ельцин организовал политический демарш, напоминающий пьяный дебош.
Ведь даже в Постановлении съезда о социально экономическом положении все его формулировки содержали требования к обеим ветвям власти, чтоб они впряглись в совместную работу.
На мой взгляд, поведение Президента никак не было связано с какими-то реальными подходами к проведению экономических реформ, Ельцин в это не вникал. Он сам не раз признавался в том, что плохо разбирается в экономике. Собственно говоря, это было ясно хотя бы из того факта, что он поставил на команду Гайдара, члены которой являлись в профессиональном плане фактически шарлатанами.
Просто зная особенности характера Ельцина, определенные люди из окружения использовали в своих целях элементарную обиду самодура по поводу того, что депутаты поступили вопреки его желанию.
Все-таки страшная это штука власть в руках безответственных людей.
На тот момент ничего у него не получилось. Съезд, понимая, что заявления Ельцина были практически антиконституционными, пахнущими переворотом, потребовал от силовых министров приехать на заседание. Сначала никто не откликнулся, но потом когда им пригрозили отставкой (поправка по поводу назначения силовых министров была только что принята) Ерин, Грачев и Баранников прибыли и заявили о верности Конституции.
Ельцин поехал на завод ЗИЛ, чтобы обратиться к народу, но из этого ничего хорошего не вышло, несмотря на то, что телевидение пыталось изобразить, что работники завода его поддержали. Как потом рассказывали, встретили его с прохладцей, заявив примерно следующее: «Вы уж там как-нибудь разберитесь со съездом сами, но правда ли, что хлеб будет стоить скоро 60 рублей?»
Впрочем, не все были так аполитичны. Уже 10-го декабря и все оставшиеся дни съезда, когда депутаты ходили обедать в гостиницу Россия, нас с обеих сторон Васильевского спуска окружали митингующие граждане. Одни выкрикивали проклятия, а другие приветствовали. Президент делал свое черное дело, раскалывая страну.
Вопрос о референдуме по действующему законодательству мог принять только съезд. Президента никто не поддержал.
Председатель Конституционного суда Зорькин выступил с заявлением о том, что обе ветви власти допустили непростительную неуступчивость по отношению друг к другу и необходимо искать компромисс.
В связи с этим можно было спокойно обсудить ситуацию и найти разумное решение. Но случилось иначе. Н. И. Травкин, и Хасбулатов, ни с кем не посоветовавшись, выкатили на заседание съезда Постановление, которое формально решало ситуацию, но на деле загоняло конфликт вглубь.
Они предложили провести референдум по основным Положениям Конституции с альтернативными формулировками, приостановить до проведения референдума наиболее «обидные» для Президента статьи Конституции: про приостановку незаконных указов и Плотниковскую 121.6, а в обмен на это Ельцин выносил на рейтинговое голосование несколько кандидатур на пост Премьер-министра.
Несмотря на все попытки, получить слово у микрофона не удалось, и съезд принял это решение. Хасбулатов умел, если ему было надо, протащить нужное ему решение, а потом частенько сам каялся в содеянном. Слова Руслана Имрановича по поводу того, что его «Бес попутал» при ратификации Беловежского соглашения хорошо известны.
Ельцин выставил несколько кандидатур, вновь включив в него Гайдара. В результате премьером стал В. С. Черномырдин, хотя ранее его кандидатура даже не обсуждалась. Ходили слухи о том, что его кандидатуру предложил сам Гайдар, сказав, что из директорского корпуса он самый большой рыночник.
Я лично за него не голосовал, но уставший съезд, облегченно вздохнул, посчитав, что плохой мир, лучше хорошей войны.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.