Лейб-гвардии Кексгольмского полка подпрапорщик Григорий Захарович Клепинин

Лейб-гвардии Кексгольмского полка подпрапорщик Григорий Захарович Клепинин

Лейб-гвардии Кексгольмского полка подпрапорщик Григорий Захарович Клепинин, крестьянин Пензенской губернии, Мокшанского уезда, Мрайловсой волости, села Марфина. Родился 17 ноября 1880 г., православный, женат, имеет троих детей. До военной службы занимался подрядами по каменным работам. Окончил церковно-приходскую школу в с. Скачки, Пензенской губернии, и 4-классное городское училище в Варшаве.

Призван на службу в 1902 г. в Лейб-гвардии Кексгольмский полк. В 1903 г. назначен в полковую учебную команду, которую окончил первым. В 1905 г. 5 сентября произведен в фельдфебели. В 1906 г. с 26 августа остался на сверхсрочной службе. В 1908 г. окончил первым в дивизии школу подпрапорщиков.

За боевые подвиги получил Георгиевские кресты: 4-й степени № 2369, 3-й степени № 546 и 2-й степени № 81. 14 февраля 1915 г. произведен в прапорщики.

С 15-го по 20-е августа 1915 г. в Восточной Пруссии между деревнями Дитрихсдорф, Орицо, Ланы, Франкенау, Ранекен и Мушакен шли беспрерывные бои. Участвовав во всех сражениях, подпрапорщик Клепинин так рассказывает о своих подвигах.

«16 агуста в 8 часов утра у дер. Дитрихсдорф, когда весь полк находился на дороге в колонне по отделениям, противник с трех сторон открыл ураганный артиллеристский огонь из всех калибров. После первого же выстрела командир 2-го батальона полковник фон Клуген приказал батальону принять вправо и занять позицию. Я находился с подпоручиком Дедюлиным при 1-м взводе, где было около 40 человек; впереди них 1-я рота и правее 5-я рота. Артиллеристский бой продолжался до 2 часов дня, после чего справа из лесу в 1000 шагах показались колонны немцев. Как только они вышли из леса, мы немедленно переменили фронт и открыли частый ружейный и пулеметный огонь. Стрельба продолжалась около часа. Несколько раз приходило приказание отойти назад, но люди продолжали частым огнем расстреливать противника приблизительно на 300–400 шагов; наконец все патроны были израсходованы. Нижние чины кричали: «давай патронов», но достать их было никак нельзя. Много наших здесь было ранено и контужено! Наконец, мы стали ползти назад; противник это заметил и открыл сильный пулеметный огонь. В таких условиях нам пришлось двигаться шагов 400 под губительным огнем противника до ближайшего леса, куда нас прибыло всего лишь 12 человек с подпоручиком Дедюлиным.

При отходе с этой позиции, мне было доложено ефрейтором пулеметной команды Жуковым, что, за выбытием людей, они не могут вывезти свои два пулемета. Тогда я с оставшимися своими 12-ю солдатами взял пулеметы и под губительным огнем противника ползком довез их и присоединил к пулеметным двуколкам.

После этого я с остатками роты, блуждая по лесу между различными частями войск, нашел командира своей роты, капитана Редзько, контуженного в ногу. С ним было несколько человек нашей роты и человек 200 другой роты нашего полка. Вместе с ними мы присоединились к полку.

17 августа в 1 час ночи командир полка приказал остаткам нашей роты двинуться цепью вперед по дороге, сказав, что мы должны прорваться к городу Янову. При этом командир полка в присутствии командира бригады Любарского добавил, что справа и слева немцы, и мы находимся в критическом положении; нас может спасти только быстрый маневр, поэтому нам необходимо до наступления рассвета добраться до Янова. Впереди всех нас шли 4 человека нашей роты, затем я с капитаном Редзько, полковой адъютант и подпоручик 3-й гвардейской артиллеристской бригады Гедлунд; сзади шла цепь от нашей роты, затем пулеметная команда и артиллерия, прикрывавшая остатки нашего полка.

Пройдя шагов 500, мы были остановлены немецким огнем, открытым по нам, а следовавшая за нами часть полка оторвалась. Мы немцам ответили также огнем и перестрелка продолжалась около часа, после чего мы отошли влево, но снова попали под пулеметный огонь немцев. Таким образом мы пробыли в лесу до 7 часов вечера, не имея возможности присоединиться к своим. Наконец в 7 часов вечера мы очутились между двух пулеметных огней и, как потом оказалось, с одной стороны стреляли наши. Мы легли на землю и минут через 20 увидели раненого русского офицера, бегущего от немцев, который, увидев нас, крикнул: «Братцы, здесь немцы, там наши!» Он бросился бежать через поляну по направлению пулеметных выстрелов с другой стороны. Тогда мы тоже побежали за ним. По нам стреляли и немцы и наши, и только благодаря случайности никто в это время не был ранен. Пробежав шагов 400, мы увидели лежащую цепь 141-го пехотного Можайского полка, а также здесь были и отдельные нижние чины других частей. Мы присоединились к можайцам, после чего капитан Редзько и я приняли командование над остатками их полка, продолжая отбиваться от немцев, которые были уже шагах в 300-х от нас. Бой продолжался до 8.30 ч. вечера, пока не стемнело. С наступлением темноты, когда стрельба прекратилась, контуженный полковник Галлер, забрав своих людей, повел их, куда ему раньше было приказано, а мы направились к городу Янову.

Двинувшись в этом направлении, мы снова очутились между немецкими разъездами и пробыли в лесу ночь и целый день 18-го. Днем ходили мы по лесу взад и вперед для того, чтобы найти какой-либо ориентировочный предмет, наконец, нашли маленькую речушку, где и остановились. Затем, уже вечером в 9 часов 18-го, наметив по карте направление, мы двинулись к городу Янову. По дороге встречались немецкие разъезды, прорывались мы через их цепи и, наконец, в одном месте у железной дороги, вблизи будки № 15 были замечены немецкими бронированными автомобилями, которые в течение 2-х часов не давали нам возможности даже подняться с земли. Уже ночью, после долгой безрезультативной стрельбы, автомобили разъехались в стороны, а мы, воспользовавшись этим и темнотой, стали по одному переходить за железную дорогу. От нее до Янова оставалось верст 12 и мы снова двинулись в путь.

В 4 часа утра подошли к реке Оржец и стали искать переправы. Но не найдя ни моста, ни лодки, решили переправляться вплавь. Сняв верхнее платье, я отнес на противоположный берег винтовку и 200 боевых патронов, а затем вернулся и, взяв контуженного капитана Редзько, вместе с ним поплыл на другую сторону. К счастью, река была не очень глубока, и я всего лишь два раза окунул капитана с головой.

В этот день стоял по низким местам густой туман, что более всего и способствовало скрытному приближению к реке, которая охранялась беспрерывной цепью постов противника. Как только мы бросились в воду, немцы открыли ружейный огонь; мы отвечали по направлению выстрелов.

Когда все наши 10 человек переправились, мы двинулись дальше и вскоре подошли к деревне Воля-Задунайская, где были встречены огнем неприятельского разъезда, состоявшего из 25 человек. Мы в свою очередь открыли по ним сильный огонь и, выпустив каждый патронов по 5, бросились в штыки. Немцы не выдержали нашего натиска и бросились бежать, оставив двоих убитыми. В этой деревне мы на дороге нашли ящик боевых патронов и забрали его с собой.

После этого двинулись дальше и, пройдя версты три, пришли в другую деревню, где я нанял за 5 рублей подводу, на которой доставил 20-го августа капитана Редзько в г. Прасныш.

За все это я награжден тремя Георгиевскими крестами: 4-й степени — за общие действия и прорывы из неприятельского плена; 3-й степени — за спасение двух пулеметов 16-го августа; 2-й степени — за спасение жизни капитана Редзько, за что кроме того был произведен в чин прапорщика.

Будучи уже прапорщиком, представлен к орденам Святой Анны 4-й степени и Святого Станислава 3-й степени, а также к чину подпоручика.

9 сентября 1915 г. около местечка Солы в лесу Гедлунд сзади шла цепь от нашей роты, затем пулеметная команда и артиллерия, прикрывавшая остатки нашего полка. Пройдя шагов 500, мы были остановлены у деревни Лопоць; я на законном основании командовал второй ротой.

В 5 часов вечера я получил от командира батальона приказание, что в 5 ч. 30 мин. вечера будет общая атака немецких окопов Лейб-гвардии Кексгольмским полком.

Моя рота была на самом левом фланге полка; правее — 3-я рота, а левее меня находился Лейб-гвардии Петроградский полк, которому было известно, что наш полк будет атаковать немцев с фронта, а они должны поддерживать атаку огнем с фланга. Сзади в 500 шагах для поддержки была расположена наша 10 рота при командире роты подпоручике Юрковском.

Между петроградцами и моей ротой протекал ручей.

Немцы беспрерывно день и ночь производили вырубку леса для укрепления и большего обстрела, а также делали засеки и проволочные заграждения.

Немецкие окопы были в 50 шагах от нас. В 5 ч. 30 мин. наш полк двинулся в атаку. Когда мы находились уже в 20 шагах от немецких окопов, немцы бросились бежать. Мы стали преследовать и взяли несколько пленных.

Двигаясь дальше около второй линии окопов на засеки, я был сражен пулей в правое бедро. Меня подхватил мой старший унтер-офицер Плотицын и потянул назад. Увидев кучу пленных немцев брошенных на произвол судьбы, я решил их использовать и, угрожая револьвером, приказал им нести себя. Тогда они из палатки и кольев сделали носилки и четыре человека немцев понесли меня, а денщик Яков Лобко, один солдат с 4 немецкими винтовками и раненый немец шли сзади, за носилками. В таком виде меня принесли к командиру нашего полка!»