Часть 10 Огненный таран

Часть 10

Огненный таран

Каждый день боевой работы не был похож на предыдущий. Но неизменно поздно вечером, а иногда далеко за полночь, если только не планировались полеты на минные постановки, когда были уже подведены итоги за прошедшие сутки, поставлены задачи на следующий день и люди отдыхали, у меня появлялось немного свободного времени. Иногда просто хотелось побыть одному, расслабиться, отвлечься, дать отдохнуть голове, написать письмо жене и детям.

Вот и в тот ноябрьский вечер я сел за свой рабочий стол с такими намерениями. Но… Стопочкой лежали сводки, которые не успел просмотреть за день, приказы и распоряжения по полку – на подпись. Завтра они уже подлежат исполнению, поэтому откладывать «на потом» не годится. Рядом – три тощие картонные папочки – личные дела прибывших из училища выпускников, слетанный еще в училище целый экипаж. Утром я лично познакомлюсь с этими ребятами, а пока лучше заранее посмотреть их анкетные данные, биографии, служебные характеристики и аттестации – завтра это избавит от лишних вопросов.

Личное дело летчика младшего лейтенанта Носова Виктора Петровича. С фотографии смотрит симпатичный курносый парнишка, с умным взглядом, гладким лицом, по-мальчишески припухлой верхней губой. Автобиография короткая, как и сама его жизнь, Виктору немногим больше двадцати. Мне в мои тридцать семь было по-отечески страшно за него. Жизнь у паренька только начинается, а уже скоро война потребует от него идти в огонь, в самое пекло. И он пойдет, подвергаясь каждый миг смертельной опасности.

Биография, в общем-то, типичная для юношей его возраста. Сын старого коммуниста. Комсомолец. После 8-го класса поступил в фабрично-заводское училище связи. Совмещал учебу с работой на радиоузле. Был стахановцем. Когда началась война, не дожидаясь призыва, подал в райвоенкомат заявление с просьбой направить в авиашколу. Просьбу удовлетворили. Сначала учился в Сталинградской школе гражданского воздушного флота, а в 43-ем его направили в военно-авиационное училище имени Леваневского, откуда по окончании учебы – к нам. Вот и вся биография.

Уже потом, когда в повседневном общении наши взаимоотношения утратили официальный характер взаимоотношений начальника и подчиненного, выявились некоторые детали биографии Виктора, дополнившие его портрет. В родном Сенгилее (районный центр Ульяновской области), где родился и вырос, был он заводилой, вожаком ребят со своей улицы, никого и ничего не боялся. Любил часами сидеть с удочкой на берегу Волги. Хорошо плавал и, на зависть многим, отважно прыгал «ласточкой» с высокого волжского откоса. Вечерами много читал, особенно любил книги о летчиках – портрет Валерия Чкалова неизменно висел у него над кроватью. И в школе и в ФЗУ учился хорошо, пользовался авторитетом у товарищей, всегда заступался за девчонок… Чем больше я узнавал Виктора, тем большей симпатией проникался к нему. Впрочем, не я один.

* * *

Личное дело штурмана младшего лейтенанта Александра Игонина такое же тоненькое, как и командира экипажа: автобиография, анкета, комсомольская характеристика, аттестация на присвоение первичного офицерского звания. Игонин – пермяк. Начало войны застало его в 6-ом классе. Как и все мальчишки, рвался на фронт, но… на фронт ушел его старший брат Алексей, а Саша заменил его на производстве. Здесь проявились его способности к точным наукам, влечение к технике. Старые мастера предсказывали ему инженерное будущее, а он грезил авиацией. И вдруг – несчастье: повредил ногу. На расстаться с мечтой о небе Саша не мог. Чтобы ликвидировать последствия травмы приналег на спорт, даже в футбол играл. Там же, на заводе, вступил в комсомол, а немного погодя его избрали членом райкома комсомола. В армию пошел добровольцем.

Он, как и Носов, легко и быстро вошел в наш коллектив. Саша любил и умел петь и, может быть, поэтому так напоминал мне погибшего Иосифа Сачко, который постоянно жил в моей памяти. Правда, репертуар у Игошина был совсем другой. Чаще всего он пел свою любимую песенку о ростовском мальчике, который погиб, защищая от фашистских пуль своих голубей. В его исполнении я первый раз услышал песенку о том, как британский солдат закурил самокрутку из русской махорки, а русский моряк – британскую сигару… Игошин начинал петь, и в комнате стихали разговоры. Слушали его охотно.

А автобиография стрелка-радиста сержанта Федора Дорофеева оказалась совсем коротенькой. В 17 лет, едва окончив ФЗУ в Новосибирске, добровольцем пошел в армию. Попросился в авиацию. Просьбу удовлетворили. В училище имени Леваневского впервые встретился с Носовым и Игониным.

…Вместе с майором Добрицким мы принимали наш новый комсомольский экипаж. Они вошли робко, вытянулись по стойке «смирно», но представились четко, по всей форме. Новенькое обмундирование, белоснежные подворотнички на кителях, начищенные до блеска пуговицы и ботинки. Старались держаться молодцевато, и все же волновались, отвечая порой невпопад. Мы с Григорием Васильевичем понимали их состояние – когда-то и сами прошли через это. Решив все вопросы с бытовым устройством и определив их во 2-ую эскадрилью, мы отпустили их, зная по опыту, что и сегодня, и завтра, и во все последующие дни не раз предоставится возможность поговорить по душам во внеслужебной обстановке, что намного полезнее официального представления.

– Ну, как тебе хлопцы? – спросил я, когда дверь за ними закрылась.

– Хлопцы – глаз не отвести! – живо отозвался Григорий Васильевич, но в его голосе явственно слышалась грустинка. Он помолчал, отрешенно глядя к окно, но я догадывался, о чем он думал. Это на нем лежала тяжелая обязанность писать родителям о том, что экипаж, в составе которого летал их сын, не вернулся с боевого задания. Григорий Васильевич, сам будучи отцом, страшно переживал, садясь за такое письмо. Возможно сейчас перед его глазами стояли Соколов, Пудов, Иванов, Мифахутдинов и их экипажи. Они ведь тоже были молодыми…

– А вот смотри, – вновь заговорил он. – Трое, все такие разные, а на уме у всех троих одно и то же: хоть сейчас в бой! Так уж у нас водится: с молоком матери впитывается любовь к Родине, и драться за нее будут… Зло будут драться!

* * *

Но, как всегда мы поступали с выпускниками училищ, мы не спешили выпускать Носова и его экипаж в бой. Слишком еще свеж в памяти был первый и последний трагический сентябрьский вылет экипажа Соколова. Училищная летная практика – это одно, это только первые шаги в небо, фундамент для дальнейшего становления воздушного бойца. Другое дело – бой. Носов, надо отдать ему должное, как летчик и командир экипажа, хорошо понимал, что от освоения им тактики торпедоносной авиации, от овладения «Бостоном» зависит и успех боя, и судьба экипажа. И учился он старательно, жадно впитывал каждое слово командира звена, командира эскадрильи, прошедших испытание огнем. И все-таки терял терпение:

– Ну, товарищ капитан, – терзал он Макарихина, – пошлите на боевое задание.

– Рано. Еще рано. – Командир эскадрильи был непреклонен.

– Война же кончается, товарищ капитан. И повоевать не успеем.

– Успеешь. Фашистов на твою долю хватит. Вот слетаем еще разок на полигон, отработаем противозенитный маневр… Потом посмотрим.

– Не торопись, подучись еще, – советовали летчики, уже допущенные к боевой работе и имевшие за плечами по одному-два боевых вылета. – Там не все так просто, как кажется отсюда. Не успеешь сказать «мама», как подобьют. Учись пока.

– Меня не подобьют. А подобьют в районе цели, пойду на таран. Я не отверну, не беспокойтесь… – Он говорил так страстно и убежденно, что верилось: этот не отступит.

На траверзе Паланги, неподалеку от берега, лежал на грунте потопленный вражеский корабль. Над водой торчали только верхушки его мачт и, пока осенние штормы не сломали их окончательно, мы использовали их для отработки у экипажей навыков топмачтового бомбометания и противозенитного маневра. Сюда «вывозили» командиры эскадрилий молодое пополнение.

Наконец, уже в декабре, экипаж Виктора Носова в составе группы самолетов принял боевое крещение в небе Балтики. Оно было не совсем удачным – экипаж не сумел поразить цель. Это не очень огорчало – редко кому удавалось добиться успеха в первом же боевом вылете. Важно было то, что экипаж целым и невредимым возвратился на свой аэродром. Это не так уж и мало. А победы еще будут.

Так оно и случилось. Вот выписка из сведений о боевой деятельности летчика 2-ой эскадрильи 51 МТАП Носова В.П.: «22 декабря 1944 года в порту Либава лично потопил сторожевой корабль; 5 февраля 1945 года в Балтийском море в группе потопил транспорт водоизмещением 7000 тонн, за что награжден орденом Боевого Красного Знамени». В письме к родителям Виктор делился самым сокровенным: «Меня наградили орденом Красного Знамени, думаю, что не последним. На фронте положение хорошее, так что скоро увидимся. Ах, как бы хотелось вас повидать, поговорить!..»

Но повидать родных Виктору больше не довелось.

Раннее утро 13 февраля. На сером небе – никаких просветов, погода явно нелетная. Но в полку все равно не затихает работа – приказ на вылет может поступить в любую минуту. В повышенной готовности к вылету – группа заместителя командира 2-ой эскадрильи старшего лейтенанта В.П. Фоменко. В ее составе – экипажи командира звена Г.Г. Еникеева, летчиков лейтенанта В.П. Носова и младшего лейтенанта П.Н. Колташенко. На самолетах Фоменко и Еникеева – торпеды, на двух других – бомбы.

В штаб поступают различные распоряжения, донесения, сводки. А вот данные воздушной разведки о движении вражеского конвоя. Три транспорта и два корабля охранения под прикрытием непогоды движутся курсом на северо-восток. И тут сразу закрутилась штабная машина. Начальник разведки майор И.М. Семилов наносит полученные данные на карту и договаривается о взаимодействии с истребителями прикрытия, первый заместитель начальника штаба капитан Б.П. Черных производит прокладку маршрута расчет полета, старший инженер полка капитан авиационно-технической службы А.И. Медведев со специалистами отправляется еще раз проверить готовность материальной части, метеослужба докладывает карту погоды. О надежности наземной и воздушной связи позаботился начальник связи полка старший лейтенант В.В. Быков. Все данные от специалистов поступают к начальнику штаба Н.И. Иванову для доклада мне, командиру полка. Только располагая ими, я смогу принять правильное решение и поставить боевую задачу группе Фоменко. Безопасность выруливания из мест укрытия и безопасность взлета эскадрильи обеспечивает командир эскадрильи капитан Ф.Н. Макарихин.

В 13 часов 34 минуты тишину аэродрома потряс гул моторов, и тяжело нагруженные самолеты один за другим поднялись в воздух. Штурман ведущего самолета лейтенант Г.А. Чернышев дал летчику курс в точку встречи с конвоем, ведомые быстро пристроились к ведущему, а сзади и немного выше их, насколько позволяла высота облачности, заняли свое место истребители прикрытия – звено Як-9 под командованием старшего лейтенанта Готальского из 21-го истребительного полка. Мы, как говорится, всегда понимали друг друга с полуслова, и сейчас истребители не заставили себя ждать.

Доразведку цели мы на этот раз не проводили. Самолет-разведчик Пе-2 летчика Топанова, обнаружившего конвой, оставался над целью. Теперь в его задачу входило навести на нее ударную группу и зафиксировать результат атаки. Так что осечки быть не могло.

* * *

В точке боевого развертывания по команде «Приготовиться к атаке!» группа рассредоточилась попарно. Фоменко избрал головной транспорт, а Колташенко обеспечивал ему выход в атаку. Еникеев нацелился на концевой. Это был двухтрубный, двухмачтовый пароход. Его борта всего на 2–3 метра возвышались над водой – видимо, загрузили его гитлеровцы до предела, везя подкрепление потрепанным в Курляндии дивизиям.

По команде «Атака!» Носов прибавил обороты двигателей, вышел вперед Еникеева. Заметались, замельтешили темные фигурки на палубах, и оттуда навстречу самолетам хлынул огненный ливень. Пересекаясь и расходясь, вокруг самолета роились яркие трассы автоматических пушек «эрликонов», вспухали разрывы зенитных снарядов, из воды вставали гигантские водяные столбы. Бросая самолет вверх и вниз, из стороны в сторону, Носов поливал палубы кораблей пулеметными очередями и стремительно приближался к намеченной точке сброса бомб. Нужно было во что бы то ни стало сблизиться настолько, чтобы сбросить именно там, не дольше и не ближе… Еще несколько секунд, и судьба транспорта будет решена.

До ощетинившегося выстрелами вражеского корабля оставалось метров 700, когда от прямого попадания снаряда загорелся «Бостон» Носова. Он вспыхнул сразу, словно факел, и летчик направил свой горящий факел с бомбами прямо в борт корабля. Огромный столб пламени и дыма поднялся вверх, и транспорт водоизмещением 8000 тонн стал быстро оседать на корму. Опускающийся черный дым, как траурным покрывалом, прикрыл останки героев, а суровая Балтика приняла их в свои объятия.

Никто не знает слов, которыми, как последними рукопожатиями, обменялись в разъединенных кабинах горящего самолета Виктор Носов и его славные соратники. Никто не знает, что сказал командир своему экипажу и что ответили ему штурман Александр Егошин и стрелок-радист Федор Дорофеев. Но тот, кто сражался в одном строю с Носовым над седыми волнами Балтики, тот слышал эти слова сквозь грохот боя:

– Если подобьют над целью, пойду на таран!

Это был первый таран транспорта тяжелым самолетом за все предшествующие годы Великой Отечественной войны. Героический экипаж В. Носова в своем шестом боевом вылете исполнил священный долг перед Родиной.

В том бою Фоменко потопил еще один транспорт, а Колташенко – сторожевой корабль. Но радость победы была омрачена, и они с болью в сердце всматривались в серые волны Балтики, где нашли последний приют их боевые друзья.

Поздно вечером, когда полностью была выполнена задача дня, поставлены в укрытия и замаскированы самолеты, летный состав собрался, как обычно, на командном пункте для проведения разбора. Но разбора не получилось. Слишком свежей и кровоточащей была рана. И наше служебное совещание само собой превратилось в траурный митинг, где каждый из летчиков, штурманов, стрелков-радистов гневно клялся отомстить за гибель боевых соратников. Пока глаза видят врага – топить… Пока руки держат штурвал – топить.. Пока бьется сердце – на дно фашистских стервятников!..

15 февраля Совинформбюро сообщило советским радиослушателям о беспримерном подвиге комсомольского экипажа, охарактеризовав его как самопожертвование в целях выполнения боевого задания.

Подвиги героев навсегда остаются в благодарной памяти народа. В городе Сенгилее Ульяновской области, на высоком берегу Волги, на площади перед речным вокзалом, установлен на постаменте бюст героя. Надпись под ним гласит: «Герою великой Отечественной войны Носову Виктору Петровичу (1923–1945) от молодежи района». Памятник этот воздвигнут на средства, собранные комсомольцами и молодежью. Бюст Виктора Носова установлен и у школы №1, в которой он учился. Именем В. Носова названы улицы в Сенгилее, в городе Ставрополе (Тольятти), где он одно время работал, и в городе Калининграде. В авиации Военно-Морского флота учрежден приз имени Виктора Носова. А память об А.И. Игошине запечатлена на мемориальной доске, установленной в одном из цехов Пермского завода имени Дзержинского, где до ухода на фронт трудился герой. В центре Паланги, откуда ушел в свой последний полет экипаж, на воинском кладбище установлена мемориальная стела в память о погибших за освобождение города. В числе других в камень навечно вписаны имена Носова В.П., Игошина А.И. и Дорофеева Ф.И.

* * *

Чтут память своих освободителей и наши польские друзья. Если вам доведется проходить морем вдоль польского побережья, вы увидите устремленный в небо обелиск на обрывистом мысу Розеве, на Ястребиной горе у старинного города Пуцка, что в Гданьском воеводстве. Именно неподалеку от этого места совершили свой бессмертный подвиг наши герои-торпедоносцы. Десятки тысяч туристов из многих стран мира с благоговением приходят сюда, чтобы поклониться героям, возложить цветы. С волнением читаем надпись:

Советским летчикам

Виктору Носову

Александру Игошину

Федору Дорофееву,

которые 13 февраля 1945года

пали геройской смертью за нашу и вашу свободу.

Граждане Пуцкого повята.

С годами сложилась печальная, но добрая традиция: ежегодно 9 мая, в день Победы, люди приходят на берег, выходят на катерах и лодках в море и опускают на воду увитые алыми лентами венки из весенних живых цветов, чтобы волны, немые и беспристрастные свидетели истории, унесли их к тому месту, где на морском дне покоятся верные сыны нашего народа, погибшие в тяжелой схватке со злейшим врагом человечества – фашизмом.

Память о них живет и в песне:

Стихал у гранитных причалов прибой

И чайки над ним умолкали,

Когда мы, склоняясь над светлой водой,

Заветный венок опускали.

Плывет, колыхаясь на гребне волны,

Венок по соленым равнинам,

Где павшие в битвах герои войны

Остались навеки в глубинах.

Дела их в легендах и песнях живут,

В сердцах молодых поколений,

На новые подвиги юность зовут

Во имя геройских свершений.