Гитлер как катализатор Сталинских реформ

Гитлер как катализатор Сталинских реформ

— Вы говорите «Сталин и демократизация», «Сталин и новый курс». Прямо скажем, не очень привычные понятия. Что подтолкнуло его к новой политике?

— Скорее всего, к либерализации внутренней жизни Сталина подтолкнул приход Гитлера к власти. Но начать придётся издалека.

После смерти Ленина наиболее реальными претендентами на роль главы партии были Троцкий, Зиновьев и Бухарин. Их соперничество как раз и не позволило ни одному из них стать главой государства. Состязались они друг с другом фактически на одной идейной платформе, хотя и разделились на левое и правое крыло. Я не хочу вдаваться здесь в право-левые уклоны, давайте лучше посмотрим, что их объединяло. Такие идеи, как необходимость диктатуры пролетариата на длительный период, неизбежность революционных войн, борьбы с главным врагом — социал-демократизмом, преданность пролетарскому интернационализму, — все это не вызывало разногласий у тройки. А на первых порах и у Сталина.

Как и идея фикс руководства 1920-х гг. — мировая революция. Все, начиная с Ленина, считали, что главная цель и Коминтерна, и Советского Союза — любым способом помочь в ближайшие годы раздуть пожар мировой революции, итогом которой станет создание единого Мирового социалистического государства. С уверенностью можно утверждать, что победа любого из тройки обернулась бы войной со всем миром.

Приведу несколько фраз «любимца всей партии» Бухарчика. О диктатуре: «Опыт указывает на необходимость самой решительной, действительно железной диктатуры рабочих масс». Святая вера в скорую победу мирового пролетариата: «Однако, чем дальше развиваются события, тем резче выступает на первый план момент классовой войны». По поводу Лиги Наций: «Знаменитый «союз народов», о котором буржуазные пацифисты прожужжали все уши, все эти «Лиги Наций» и прочая дребедень, которую напевают с их голоса социал-предательские банды, на самом деле суть не что иное, как попытки создания священного союза капиталистических государств на предмет совместного удушения социалистических восстаний». О демократии: «Пролетариату нужна была раньше демократия потому, что он не мог еще реально помышлять о диктатуре».

Но, в конце концов, вся троица оказалась отстраненной от власти.

— Чувствуется, Бухарин не вызывает у вас симпатий?

— Я историк и привык оперировать фактами, а не руководствоваться эмоциями. У нас из Бухарина сделали незапятнанного агнца. Но это очередная легенда. Вообще понятие палачей и жертв по отношению к соратникам Сталина следует уточнить. Сразу после процесса над Каменевым, Зиновьевым и их товарищами главный редактор газеты «Известия» Н. Бухарин писал К. Ворошилову: «Циник-убийца Каменев — омерзительнейший из людей, падаль человеческая. Что расстреляли собак — страшно рад». А до 1932 г. Бухарин как секретарь ЦК курировал ОГПУ, и ни один арест, ни один процесс тех лет не организовывался без его участия. А это и «дело Промпартии», и «Шахтинское дело», и другие акции. То есть у кого руки в крови, так это у того же Бухарина.

— Когда взгляды Сталина стали меняться?

— После неудачи революции в Китае (Кантонского восстания), на которую возлагалось столько надежд. А после провала революции в Европе до Сталина, до Молотова, ещё до некоторых дошло, что надеяться на мировую революцию не то что в ближайшие годы, даже в ближайшие десятилетия вряд ли следует. Тогда-то и возникает курс на индустриализацию страны. Группа «левых» коммунистов считала его ошибочным.

Давайте рассудим: кто в этом споре был прав. Россия убирала хлеб косами, которые покупала у Германии. Мы уже строили Турксиб, вторую колею Транссибирской магистрали — а рельсы покупали в Германии. Страна не производила ни электрических лампочек, ни термометров, ни даже красок. Первая карандашная фабрика в нашей стране, прежде чем ей присвоили имя Сакко и Ванцетти, называлась Хаммеровская. ГАЗ купили у Форда, Ростсельмаш — тоже у американцев, а первый авиационный завод в Филях был построен немцами. То есть, по нынешним меркам, Россия походила на центральноафриканскую страну.

— Приходится слышать, что отсталость России — это плата за революцию. Накануне мировой войны эта была передовая держава, и если бы не свернула с пути «цивилизации», то достигла бы небывалого расцвета.

— Несомненно, Гражданская война нанесла огромный ущерб экономике страны. Но высокоразвитая предреволюционная Россия — это миф. Практически каждый третий год из-за неурожаев, из-за засухи страну потрясал голод. Но одновременно из губерний, где в это время не было недорода, помещики продавали зерно за рубеж. По промышленному развитию мы отставали не только от Великобритании, Франции, США, по производству металла уступали даже Бельгии. В мемуарах П. Милюкова, видного кадета и думца, читаем: «Первые известия о том, что на фронте неблагополучно, стали приходить к нам уже в конце января 1915 г. Снаряды и вооружение… были истрачены». Напомню, Россия вступила в войну в сентябре 1914 г., и с начала объявления войны прошло лишь 4 месяца. Именно тогда в Электростали под Москвой срочно стали строить завод по производству снарядов. Вот вам и развитая страна!

Стране нужно было обзавестись хотя бы самым необходимым. Потому и возникла идея индустриализации. Это стало почвой для конфликта между Сталиным и «правыми». Бухарин, Томский, Рыков придерживались несколько иной стратегии: да, мировая революция хоть и запаздывает, но неминуемо произойдет. А пока ее приходится ждать, Россия должна укреплять свою аграрную сущность. «Соединение самой могучей техники и промышленности Германии с сельским хозяйством нашей страны будет иметь неисчислимые благодетельные последствия. И та, и другая получат громадный толчок в развитии», — писал Бухарин. Следовательно, индустриализация не нужна, поскольку рано или поздно нам достанется промышленность Советской Германии. Отсюда идея быстрой и решительной коллективизации сельского хозяйства, которой оказались привержены и Бухарин, и Сталин. И вот примерно с 1927 по 1930 г. лидерство в партии принадлежит этому дуумвирату.

И только с 1930 по примерно 1932 г. Сталин постепенно выходит на роль лидера, что, впрочем, ещё далеко не очевидно. Вплоть до середины 1935 г. все говорят о «центристской группе»: Сталин — Молотов — Каганович — Орджоникидзе — Ворошилов.

Думаю, после того как в Германии на выборах в рейхстаг фашисты получили 13,8 млн. голосов избирателей, среди которых было значительное число рабочих, Сталин окончательно утвердился в идее «нового курса». Способствовало этому в первую очередь то, что он ощутил угрозу войны и понял, что Советский Союз должен выходить из изоляции. В это время крайне обострилась ситуация и на Дальнем Востоке, так что приходилось считаться с возможностью войны на два фронта. Необходимо было создавать систему международной безопасности. Но, имея в качестве государственной доктрины мировую революцию, найти союзников было невозможно. Иными словами, надо было громогласно отказаться от краеугольного камня ленинизма и при этом не сломать себе шею.

Основную задачу Сталин теперь видел во всемерном развитии экономики, подъеме благосостояния граждан и укреплении обороны страны. То есть помощь революционерам Бразилии, Китая отодвигалась на второй план, а на первый выходила защита национальных интересов. Новые приоритеты требовали смены внутреннего и внешнего курсов страны, то есть проведения полифонических реформ.

— Но ведь Коминтерн продолжал существовать.

— В 1935 г., в рамках своего «нового курса», Сталин фактически его упразднил. Последний конгресс состоялся летом 1935 г. В дальнейшем он существовал только как структура. Больше Коминтерн заметной роли никогда не играл.

— Но почему тогда его было окончательно не разогнать?

— Как опытный игрок, Сталин придерживал его в качестве разменной монеты. И его дальновидность оправдалась. В 1943 г. в обмен на открытие второго фронта он пообещал союзникам распустить Коминтерн. Всё-таки он продолжал внушать им страх.

— Коминтерн распустили, а финансирование революционных движений продолжалось.

— Только не при Сталине! Он вообще-то был скупердяй и деньги расходовал очень осмотрительно. Давайте разберёмся в этом вопросе. По-настоящему мы финансировали революционные движения в Германии — в 1918–1923 гг., в Польше — в 1923-м, в Болгарии — в 1923-м. В эти годы мы поставляли туда оружие, печатали листовки, газеты, готовили кадры и т. д. Это был в чистом виде экспорт революции. Но к 1928–1929 гг. мир успокоился: революций больше нет, а финансировать коммунистические партии Сталин не видит смысла. Взамен СССР включается в Международную организацию помощи борцам революции (МОПР), своего рода политический Красный Крест. Это уже была честная, открытая помощь тем, кто страдал за свои убеждения от местных фашистских и диктаторских режимов.

— А Испания?

— Там мы помогали не коммунистической партии, а коалиционному правительству, кстати, законно избранному.

— Подождите. Тогда выходит, что вал разоблачений в конце последнего десятилетия прошлого века тоже ложь?

— Не совсем. При Хрущёве вновь началось финансирование братских партий и фактически произошла реанимация курса Троцкого и Зиновьева. Эта линия продолжалась и при Брежневе. Впрочем, рядом с обоими неизменно маячила фигура Суслова — истинного творца этого леворадикального ренессанса, отбросившего страну фактически к началу 1920-х гг.

— Но мы отвлеклись. Мы обсудили предпосылки возникновения «нового курса». Но почти не коснулись его сути.

— Прежде я хотел бы обратить внимание на такой недооцененный эпизод в нашей истории, как провал первого пятилетнего плана, утвержденного в апреле 1929 г. Произошел он, во-первых, потому, что мир охватил самый страшный за два века экономический кризис.

— Но благодаря кризису Советскому Союзу удалось прорвать кольцо экономической блокады и начать закупать столь необходимое оборудование, которое развитые страны отказывались продавать прежде.

— Однако эти позитивные частности не могли перевесить в целом катастрофических последствий мирового кризиса для нашей страны. В истории утвердилось мнение, что он нас не коснулся. Это не так. Большинство строек первой пятилетки осуществлялось под западные кредиты. Правительство закупало оборудование, нанимало иностранных специалистов, предполагая расплачиваться зерном, пушниной и сырьём. Но когда наступил кризис, кредиторы стали требовать деньги, а не нефть и марганец. А их-то и не было. Тогда правительство вынуждено было весь гигантский пяти летний план свернуть до 60 «ударных комсомольских» строек, в которые уже были вложены большие средства.

Была и вторая причина провала пятилетки — организационная. К началу 1930-х гг. удалось создать жесткую вертикаль управления. Она опиралась на республиканские и областные партийные организации, доминирующая роль в которых принадлежала первым секретарям партийных комитетов. Это были люди, преданные делу партии и мировой революции, за плечами у многих была революция и Гражданская война. Вот только грамоты им не хватало, часто они не имели даже среднего образования. Могли ли такие люди проводить экономическую политику, помогать строительству предприятий и пуску их в своих областях? Нет.

Сталин это понимал. Ясно ему было и то, что партийных бюрократов следует заменить квалифицированными людьми. Но как? Пленум — главный оплот ортодоксальной партийной бюрократии, представленной не только первыми секретарями, но и наркомами СССР, крупными партийными и государственными чиновниками, — где у Сталина не было уверенного большинства, легко отбил бы лобовую атаку. Заодно сместив всю «центристскую группу». Поэтому начал он издалека. Не называя пока имен, генсек обрушился на бюрократов с трибуны Пленумов и XVII съезда (январь — февраль 1934 г.). «Бюрократизм и канцелярщина аппаратов управления… вот где источники наших трудностей». «Как быть с такими работниками? Их надо без колебаний снимать с руководящих постов невзирая на их заслуги в прошлом», — говорил Сталин на съезде. Именно тогда появилось требование: руководитель не обязательно должен быть членом партии с большим стажем, он даже может не быть членом партии, но должен быть специалистом, должен иметь высшее образование и опыт работы по специальности. А чуть позже возник лозунг: «Кадры решают все!» Но обезличенная критика не решала проблемы. Нужны были нетрадиционные решения.