Минное поле

Минное поле

Перед восточной окраиной Веспрема на карте выведен синий овал, усеянный точками. Овал пересекает нитку дороги и след карандаша. В него уткнулась красная дужка батальона.

«Минное поле», — вспоминаю я…

В туманной дали румяного утра виднелось нагромождение домов. Город лежал внизу, в долине. Словно выплеснутые, на пологих скатах разбросаны домишки. Низенькие, с подслеповатыми окнами, они теснятся в полукилометре от залегшей цепи солдат.

Между цепью и окраиной — простреливаемое поле. Солдаты залегли перед ним, бьют очередями по домам, не смея броситься в атаку.

Майор из штаба дивизии пробрался к наблюдательному пункту комбата. Вскинул бинокль, «прощупал» домишки.

— Послушай, капитан. — В его голосе явный упрек. — Ведь немцев-то горстка! Что вы топчетесь?

— Сам знаю, что горстка, — отвечал Белоусов. — Да только впереди — минное поле. Прямым курсом не пройти. Саперы нужны.

— А вы попытайтесь в обход!

— Пытались. Ничего не получилось. Немец тоже не дурак…

— А если… — Офицер вдруг охнул, схватился за руку. Рука беспомощно повисла, по пальцам заструилась кровь.

— Полундра, майор! В укрытие!

Одним прыжком Белоусов оказался возле него и столкнул в яму.

Минное поле удерживало от последнего броска залегших на сырой земле солдат. Трех смельчаков, неосмотрительно вступивших на него, отправили в госпиталь. Горела у дороги искореженная полуторка. Взрывом мины ее перевернуло и сбросило в кювет.

Позади цепи показалась повозка. Лошади бежали по дороге к городу. На повозке — термосы и буханки хлеба. Ездовой, в лихо сдвинутой пилотке, помахивал вожжами.

— Сто-ой! Куда едешь? — крикнул лежавший в кювете Радайкин.

— Роту кормить! Не видишь, что ли?

— Сто-ой! Тебе говоря-ят! Стой!

Рядом с повозкой разорвался снаряд. Лошади рванули. Из-под колес полетели комья грязи. Выпустив из рук вожжи, ездовой ничком упал с повозки. А низкорослые лошади, распустив гривы и хвосты, понеслись по дороге прямо на минное поле.

Раздался оглушительный взрыв. Взлетело сорванное с оси колесо. Бились на земле и дико ржали запутавшиеся в постромках лошади. Над ними медленно оседала сизая гарь…

— Да где же саперы! — послышался исступленный крик.

— Здесь саперы! Чего кричать-то!

Из кустарника стремительно бросился к яме сержант.

— Товарищ капитан! Саперы… — приложив руку к головному убору, начал было он.

В ствол стоящего рядом дерева шлепнула пуля.

— Сигай вниз! — скомандовал Белоусов. — Жить, что ли, надоело?

Перед нами стоял небольшого роста худощавый сержант в туго перехваченной ремнем ватной куртке. Разгоряченное лицо с белесыми ресницами и бровями густо усеяно веснушками.

— Вас сколько? Взвод? — спросил Белоусов.

— Числимся взводом, а всего шесть человек…

— Значит, взвод. Так слушай, сержант: впереди минное поле, нужен проход, вот здесь, у дороги. Но имей в виду, немец головы поднять не дает! Бьет почем зря. Только братишечки вас в обиду не дадут, прикроют огнем.

— А мы, товарищ капитан, вначале очистим от мин канавы у дороги. По ним пехота и пройдет. А потом примемся за дорогу…

— Добро! — согласился комбат. — Действуйте на полный ход! Сам видишь, обстановка не ждет…

— Мы, товарищ капитан, торопимся не спеша.

Сержант вымахнул из ямы и бросился к кустам, где его ждали остальные саперы.

Нам было видно, как они, разделившись на две группы, ползли по сторонам дороги, работая миноискателями. Иногда начинали осторожно прощупывать землю металлическим прутом. Потом руками разгребали грунт, подкапываясь под мину, обрезали едва заметный глазу металлический проводок.

Саперы ползли и ползли вперед, извлекая мины: продолговатые ящички, увесистые металлические лепешки. Мины складывали по сторонам канавы, обозначая границы прохода.

Первой устремилась вперед небольшая группа солдат из роты Порубилкина. Солдаты бегом преодолели опасный участок, потом развернулись и сразу же залегли. За ними побежал Порубилкин. Зажав полы шипели, он согнулся, неловко выбрасывая длинные ноги.

— Да он-то чего лезет! — не выдержал Белоусов. — Роту нужно пропустить, а потом уж самому.

Я понимаю, да, пожалуй, и Белоусов тоже; сейчас настал такой момент, когда Володе надо личным примером увлечь всю роту. Обстановка порой диктует свои законы, не предусмотренные уставом.

А Порубилкин ощущал пульс боя, знал мысли и душу солдата. За его плечами была хорошая фронтовая школа. Он был рядовым десантной бригады где-то у западной границы, когда немцы начали войну. Через месяц или полтора уже шел в бой сержантом… А вскоре надел погоны младшего лейтенанта и принял взвод. В Сталинграде стал лейтенантом, ротным командиром. Считался опытным офицером. Когда нужно было выполнить ответственное задание, его поручали Порубилкину.

За первой ротой рванулась к окраине вторая. Бой перенесся к домам.

— Начальник штаба, оставайся здесь! — крикнул мне Белоусов. — Пропустишь минометчиков и батарею — и тогда догоняй!

И зашагал вразвалку вперед. За ним устремились связисты и посыльные от рот. Саперы между тем приколачивали у дороги на шесте фанерную указку. Химическим карандашом на ней выведено: «Проверено. Мин нет. Сержант Петрухин».

Два солдата, меняя огневую позицию, катили станковый пулемет. За ними бежал подносчик с коробками из-под лент. Увидел указку.

— Глянь, братцы! Опять сержант Петрухин! И как только поспевает? Поглядеть бы, каков он.

А сержант Петрухин сидел в окружении своих товарищей на бугорке у дороги и, стащив сапог, перематывал портянку. Шапка упала с головы, волосы прилипли к потному лбу. Брюки и ватная куртка в грязи, на лице ничего, кроме усталости. Его саперы, сложив миноискатели и щупы, развалившись у бугорка, спокойно пыхтели цигарками.