Глава 1 Обеспечение безопасности «Мозга армии»: в борьбе со шпионажем в Полевом штабе РВС Республики

Глава 1

Обеспечение безопасности «Мозга армии»: в борьбе со шпионажем в Полевом штабе РВС Республики

К 10 ноября 1918 года был сформирован Полевой штаб Реввоенсовета Республики. Естественно, штаб стал объектом разработки как иностранных разведок, так и пособников Белых в «Красном лагере». Ещё 30 сентября квартирьер Оперативного управления Штаба Высшего военного совета предупреждал военного комиссара Штаба РВСР Василия Шарманова: «Штаб Революционного военного совета Республики, как учреждение, сосредоточивающее в себе все нити обороны страны, безусловно, является центром внимания и подпольной работы врагов Республики. Охрана штаба в упомянутом отношении, пока он расположен в Москве, помимо Регистрационного отделения при самом штабе, находится в руках всех тех учреждений, которые ведут борьбу со шпионажем и другими злоупотреблениями, приносящими вред обороне страны, по г. Москве. С переездом же штаба в новый пункт, вся работа в этом отношении сосредоточится в руках лишь одного Регистрационного отделения»[1105]. Насколько укоренился шпионаж в Ставке?

28 ноября 1918 года заместитель председателя Петроградской губернской ЧК В.Н. Яковлева телеграфировала С.И. Аралову (в копии — К.Х. Данишевскому): «Генштаба Трофимов Владимир Владимирович на основании непроверенных сведений подозревается в сношениях [с] иностранной контрразведкой. Арестован [на] квартире Ховена — вероятно, агента германской контрразведки. Если на основании этих данных нет препятствий [к] дальнейшей его службе — телеграфируйте». На телеграфной ленте К.Х. Данишевский наложил резолюцию: вышлите Трофимова в «Серпухов, [в] распоряжение Реввоенсовета Республики», т.е. в Полевой штаб. Также поставил свой автограф под резолюцией С.И. Аралов[1106]. Так с лёгкой руки «первого руководителя ГРУ» вышел на свободу и получил возможность вести работу по разведывательному обеспечению наступательных операций германский шпион В.В. Трофимов.

5 января 1919 года В.В. Трофимов, докладывая из Дерябинской тюрьмы начальнику Полевого штаба Реввоенсовета Республики генералу Ф.В. Костяеву о незаконных (?) арестах военных специалистов, заявил: его арестовали 20 ноября 1918 года «на квартире некоего Ховена, куда зашёл снимать помещение для своих вещей, ибо предстоял… отъезд в Серпухов к настоящему моему месту служения»[1107]. Здесь В.В. Трофимов фактически признался в том, что вошёл в контрреволюционную организацию — Всероссийский национальный центр; упоминаемого им члена «центра» Г.Н. Ховена расстреляли по приговору внесудебной тройки ВЧК от 13 января 1920 года.

Докладные записки Трофимова и руководителя подпольной агентурной сети Б.П. Полякова руководству Полевого штаба уточняют существующие представления об «успехах» военной контрразведки в конце 1918 — начале 1919 года. Фактически Отдел военного контроля Регистрационного управления Полевого штаба, переданный в январе 1919 года в структуру ВЧК и переименованный в Особый отдел, так и не смог доказать виновность Бориса Полякова. 16 января 1919 года арестованные генштабисты М.М. Загю, С.М. Языков и Б.П. Поляков доложили из заключения Главкому И.И. Вацетису, начальнику Полевого штаба Ф.В. Костяеву, С.И. Аралову и председателю Реввоентрибунала К.Х. Данишевскому о переводе в Бутырскую камеру. Первые двое числились за Президиумом ВЧК, третий за Особым отделом ВЧК (дело находилось на контроле заместителя заведующего отделом А.В. Эйдука)[1108]. Командированный в распоряжение начальника ЦУПВОСО Языков 14 января просил члена коллегии ВЧК Я.X. Петерса разрешить ему похоронить умершего 10 января брата — сотрудника управления военных сообщений МВО. Вопрос был решён[1109]. 18 января Загю и Языков составили обращение к Фёдору Костяеву и Семёну Аралову: «Совершенно необходимо, не ограничиваясь данным нами словесным объяснением, предоставить нам возможность представить письменный доклад, основанный [на] приказах Реввоенсовета и других многих документальных данных второго отдал ЦУВС, настоящий состав которого, очевидно, мало знаком [с] настоящим положением вещей. [О] последующем прикажите уведомить». В ВЧК решили телеграмму направить только по второму адресу — Аралову[1110]. Надо сказать, компания, осаждавшая Костяева рапортами, подобралась изрядная: так, например, генерал-майор Сергей Языков бежал из Советской России и принял участие в Белом движении на юге в составе ВСЮР, умер в эмиграции[1111].

31 января С.И. Аралов запросил о деле Б.П. Полякова. Получил ответ: дело генштабиста передано на рассмотрение Президиума ВЧК с заключением А.В. Эйдука «об освобождении без права занят[ь] ответственную должность». Вероятно, достаточных оснований для обвинения не было, но чекисты советовали, что называется, перестраховаться. Решение об оставлении на службе, но на второстепенных должностях будет распространено в годы Гражданской войны. Аралов 1 января принял телеграмму «к сведению»[1112]. Борец с Советской властью избежал расстрела.

Особый отдел ВЧК арестовывал отдельных сотрудников Полевого штаба и в дальнейшем. 19 октября 1919 года арестовали состоящего для поручений при начальнике Полевого штаба А.М. Зайончковского, 10 ноября — начальника довольствующего отделения хозяйственной части А.А. Галли и его помощника А.К. Островинского (последнего уже 18 ноября освободили и вернули на прежнее место службы)[1113]. Не исключено, что арестовали прикомандированного к Полевому штабу В.К. Петровского (в приказе по ПШ указано, что он направлен «в распоряжение ОО ВЧК»)[1114].

Арест бывшего генерала старой армии Андрея Медардовича Зайончковского примечателен особо: именно он сумел предупредить белых о высадке у них в тылу ударной группы[1115], а впоследствии стал важнейшим информатором сотрудников ОГПУ по делу «Весна» (бывших военных специалистов) 1929–1930 годов[1116]. Таким образом, чекисты не только взяли изменника, выдавшего белым важный оперативный секрет, но и сумели, скорее всего, уже тогда заставить его работать на себя. Действительно, Особому отделу было чем гордиться.

5 августа в оперативном отделении Оперативного управления Полевого штаба не оказалось карты, вычерченной накануне. 15 августа дело о пропаже карты рассмотрело Распорядительное заседание Революционного военного трибунала Республики, которое постановило: «Судебного преследования по делу не возбуждать в виду неимения улик по обвинению кого-либо в краже карты, а наложить на начальника оперативного отделения дисциплинарное взыскание за допущенные беспорядки в отношении заказа и хранения секретных карт». Принимая во внимание, что пропажа карты произошла в первые дни переезда Полевого штаба в Москву, «когда дела и карты оперативного отделения ещё не были должным образом разобраны и уложены», начальник штаба Павел Лебедев счёл возможным ограничить наказание «на этот раз» объявлением «выговора начальнику оперативного отделения Генерального штаба М.Н. Земцову за допущенное нарушение порядка в оперативном отделении»[1117].

13 декабря 1920 года в «Сводке правил о штатных сотрудниках, прибывающих на службу, из командировки, из отпуска, отбывающих в командировку, отпуск, к новому месту службы», объявленной в приказе помощника начальника штаба Н.Г. Хвощинского № 303 от 13 декабря 1920 года представляет особый интерес 5-й пункт — «О сообщении в Особый отдел ВЧК о[бо] всех командированных. На основании телефонограммы за № 7147/38180 Оперативного отдела Особого отдела ВЧК от 6 ноября с.г., в разъяснение телефонограммы № 37629 от 19 октября с.г. приказываю: всем начальникам управлений, частей, инспекций, отделов и отделений под личной ответственностью срочно сообщать в письменной форме в Оперативный отдел Особого отдела ВЧК о[бо] всех командированных по делам службы сотрудниках. После возвращения командированных на место службы приказываю: тем же лицам срочно сообщать об этом в письменной форме туда же. Разрешения на право выезда от Особого отдела ВЧК не требуется. Учреждения не ограничены в правах командирования ими лиц»[1118].

Особый отдел должен был очень внимательно следить за штабом: в годы Гражданской войны многие офицеры загорелись бонапартистскими идеями. Подобные мысли приходили на ум как молодым военспецам, взлетевшим на гребне революции, так и генштабистам дореволюционных выпусков.

Фигура Тухачевского вызывает многочисленные споры в исторической науке, при этом наименее изученным в жизни первого Маршала Советского Союза остаётся период Гражданской войны (в 1919 г. — командующему 5-й армией, в 1921 г. — командующему войсками Западного фронта и Тамбовской губернии, будущий начальник Штаба РККА). Известно, что у Тухачевского в этот период фактически не было сторонников. Документы Тухачевского о дореволюционном и «красном» командном составе, а также возможности создания к 1923 году «Красного Генерального штаба» уточняют представления о взлетевших на революционном гребне военных, об идеале «пролетарских» командных кадров, а также об офицерском корпусе, сложившемся в РСФСР к концу Гражданской войны[1119].

Поручение В.И. Ленина 19 декабря 1919 года Тухачевскому доложить основы проведения в армии коммунистического командного состава, свидетельствует об осознании важности проблемы высшим руководством Коммунистической партии и создателем Советского государства. М.Н. Тухачевский был лично заинтересован в реализации своих предложений: позднее, в 1926–1927 годах его обвиняли «в попытке через Генеральный штаб захватить власть в армии и, может быть, в стране»[1120]. Иными словами, для осуществления военного переворота Тухачевскому были нужны сторонники, занимающие ключевые посты в армии. Кстати, 2 октября 1920 года приказом РВСР устанавливалось, что «для полного и целесообразного использования коммунистов, получивших военное образование, все генштабисты — члены Российской коммунистической партии, окончившие старую или Красную академию, слушатели академии и все состоящие на учёте по Генеральному штабу, должны быть назначаемы на должности Генерального штаба и командные, но не военными комиссарами. Члены Коммунистической партии генштабисты, состоящие ныне военными комиссарами, должны быть переведены на должности Генерального штаба и командные»[1121].

По воспоминаниям будущего Маршала Советского Союза М.В. Захарова, «на завершающем этапе Гражданской войны перед Реввоенсоветом Республики наряду с общими проблемами строительства вооружённых сил в мирный период возник вопрос и об организации центральных органов военного управления. Разработка предложений по этому вопросу возлагалась на Полевой штаб и специально созданную комиссию, возглавляемую бывшим генералом П.С. Балуевым.

21 января 1920 года в представленном Реввоенсовету Республики докладе «Об организации вооружённых сил страны», подписанном главкомом С.С. Каменевым, начальником Полевого штаба П.П. Лебедевым и комиссаром штаба, членом РВСР Д.И. Курским, рекомендовалось за счёт Полевого штаба РВСР и Всероссийского главного штаба создать Главное управление Генерального штаба или Большой генеральный штаб — высший оперативный орган вооружённых сил, который должен был заниматься разработкой планов войны и операций, боевой деятельностью вооружённых сил, передавать распоряжения главкома действующим армии и флоту, давать другим управлениям и ведомствам задания, вытекающие из оперативных соображений, а также собирать различные сведения, необходимые для ведения войны. Одновременно предусматривалось иметь Главный штаб в качестве высшего распорядительного органа вооружённых сил по строевой и административной части, ведающего формированием, устройством и обучением войск, а также обслуживающими тыловыми частями и учреждениями армии и флота.

Доложенные Центральному комитету партии и Советскому правительству предложения были вынесены на рассмотрение IX съезда РКП (б), состоявшегося в конце марта — начале апреля 1920 года. Однако эту важную работу пришлось вскоре отложить в связи с интервенцией белопольской армии на Украине и наступлением белогвардейских войск Врангеля. Лишь в конце 1920 года РВСР вернулся к вопросу об организации центрального военного управления».

Комиссия П.С. Балуева «предложила принять следующую схему организации высшего военного управления: сухопутные и морские силы страны объединяются в едином органе — Народном комиссариате Армии и Флота, верховная власть над всеми вооружёнными силами принадлежит Всероссийскому центральному исполнительному комитету (ВЦИК); главное руководство всеми вооружёнными силами передаётся Совету государственной обороны, а непосредственное — Народному комиссару Армии и Флота. В составе Наркомата Армии и Флота рекомендовалось образовать Всероссийский генеральный штаб Армии и Флота…»

В середине декабря 1920 года на совещании партийных, советских и военных руководителей по вопросу о реорганизации центрального военного управления, по итогам доклада начальника Полевого штаба РВСР П.П. Лебедева «развернулись острые споры вокруг выдвинутого предложения создать два штаба — генеральный и главный. Большинством голосов было принято решение создать единый центральный орган в системе военного управления Красной Армии — Штаб РККА. Наименование «Генеральный штаб» ему не присваивать, как несвоевременное»[1122].

Многие бывшие офицеры, занимавшие более-менее важные должности в Красной Армии, загорались идеей Большого Генерального штаба, которая таила угрозу большевистской власти. Расслабляться органам государственной безопасности явно не следовало.