Глава 2 Полиция безопасности, Служба безопасности (СД) Германии Их органы в Восточной Пруссии

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 2

Полиция безопасности, Служба безопасности (СД) Германии

Их органы в Восточной Пруссии

Главный отдел гестапо «Кёнигсберг»

За годы существования нацистского режима в Германии была создана совершенная система подавления и уничтожения и явных врагов Рейха, и просто несогласных. Причем молот репрессий обрушивался на тех и других с одинаковой силой, не различая степени неприятия ими режима. История создания специальных служб нацистской Германии представляет собой нескончаемый ряд насилия и преступлений, с которыми в общественном сознании и ассоциируется сам Третий рейх.

Особенностью зарождения и последующего функционирования органов безопасности и правопорядка Германии до 1939 года являлась их условная принадлежность к государственному (гестапо, крипо) либо партийному (СД) аппаратам. Причем такое разделение объяснялось только источниками финансирования нацистских спецслужб. Например, гестапо, формально входившее в состав германского МВД, финансировалось из государственного бюджета, а Служба безопасности, являясь составной частью системы СС, получала необходимые денежные средства из фондов НСДАП.

До прихода Гитлера к власти германские полицейские службы, входившие в состав соответствующих земельных министерств внутренних дел, не имели головного руководящего органа. В соответствии с начавшейся с 1933 года политикой централизации всех органов власти и управления Германии Герман Геринг, исполнявший обязанности министра внутренних дел Пруссии, 26 апреля 1933 года подписал декрет о создании «Тайной государственной полиции» (Geheimestaatspolizei), аббревиатура которой выглядела как «гестапо». Орган политического сыска создавался на базе номерных отделов полиции крупнейших земель Германии — Пруссии (отдел А1) и Баварии (6-й отдел), традиционно специализировавшихся на борьбе с политическими противниками правящих режимов Германии[72].

Особое значение нацистскими руководителями придавалось реформированию крупнейшего полицейского исполнительного органа — прусской полиции. Проводить реорганизацию было поручено близкому к Герингу человеку, руководящему сотруднику прусского МВД Рудольфу Дильсу, который к тому времени уже успел проявить лояльность нацистам, предоставив в их распоряжение архивы политической полиции. Возглавив берлинский отдел (А1) прусской полиции, Дильс за короткий срок произвел чистку полицейского аппарата возглавляемого им учреждения, уволив две трети сотрудников. Вторая по значимости задача ликвидации подпольных структур коммунистической партии Германии в основном была решена уже летом 1933 года. Этому способствовало то обстоятельство, что подразделения полиции, занимавшиеся противодействием Коммунистической партии Германии начиная с 20-х годов, накопили большой объем детальной информации о подпольной деятельности коммунистов[73].

На начальном этапе строительства гестапо состояло из четырех номерных отделов: 1-й — управление и кадры, 2-й — правовой, 3-й — политический сыск, 4-й — разведка и контрразведка. Одновременно со штатной реорганизацией росла численность гестапо. За короткий промежуток времени только центральный аппарат политической полиции вырос с 60 сотрудников до 250-ти. Стремясь изолировать вновь создаваемый аппарат от других полицейских служб и подчеркнуть его значимость в правоохранительной системе Рейха, Герингом было принято решение о переселении сотрудников гестапо в комплекс зданий бывшей школы искусств и музея фольклора по адресу: Принц-Альбрехтштрассе, 8. В это же время по всей Германии начинается формирование территориальных органов гестапо[74].

Но завершить процесс создания тайной государственной полиции Дильсу не пришлось. Причиной его ухода с должности руководителя политического сыска послужило нежелание Геринга связывать себя как министра внутренних дел с многочисленными ошибками, допущенными Дильсом в то «смутное время». Исключительно жесткие полицейские методы борьбы с противниками НСДАП вызвали неодобрительную реакцию германского генералитета, посчитавшего, что новые полицейские структуры вторгаются в традиционные сферы влияния армии. Эти обстоятельства были использованы Гиммлером в подковерной борьбе за контроль над гестапо, что со временем ему удалось сделать. В сентябре 1933 года Дильс был уволен с должности руководителя гестапо[75].

Баварская политическая полиция (БПП), созданная еще в начале 1920-х годов, являлась вторым по значимости элементом конструкции общеимперской системы гестапо. В марте 1933 года Гиммлер в качестве начальника полиции Мюнхена добился выделения из состава местного полицайпрезидиума БПП, обеспечив, таким образом, возможность ее последующего включения в общеимперское гестапо. Для практического руководства деятельностью баварской политической полиции и для завершения процесса слияния партийной спецслужбы (СД) с государственным органом правопорядка (в то время БПП) Гиммлер назначил на должность ее шефа начальника службы безопасности (СД) Рейнхарда Гейдриха[76].

Процесс создания и последующие реорганизации специальных служб нацистской Германии, как ни в одной другой стране, были тесно связаны с «личностным фактором». Отдельные функционеры партии «первого эшелона», зная, какую власть дает контроль над спецслужбами, стремились его обеспечить путем назначения их руководителями лично преданных себе людей, контролируя которых можно было бы расширять зоны своего влияния в иерархии Третьего рейха.

Зная своих «партайгеноссен», Гитлер, в свою очередь, стремясь обеспечить себе абсолютный контроль над всеми государственными институтами, пользовался такими стремлениями своих подчиненных. Провозглашенный НСДАП принцип «фюрерства», предполагавший в числе прочих своих элементов «размытость» компетенций государственных и партийных институтов, позволял Гитлеру держать под постоянным контролем их деятельность.

Отсутствие четких рамок компетенции спецслужб Германии отражалось на качестве их деятельности, а имевший следствием этого параллелизм в работе, несмотря на жесткие требования секретности, приводил к многочисленным фактам «вмешательства» в дела друг друга.

Второй этап формирования тайной государственной полиции Рейха связан с именами рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера и его протеже Рейнхарда Гейдриха. Обеспечив себе полный контроль над СС и его составной частью Службой безопасности, Гиммлер сумел убедить Гитлера в необходимости слияния государственных и партийных спецслужб в рамках СС. Геринг был вынужден согласиться с выходом гестапо из-под его юрисдикции как министра внутренних дел Пруссии. Тем не менее ему удалось формально сохранить за собой должность начальника прусского гестапо, хотя фактическая власть над организацией перешла к Гиммлеру[77].

После назначения в апреле 1934 года Гиммлера заместителем начальника и инспектором гестапо фактически началось слияние баварской и прусской политической полиции. На ряд руководящих должностей в объединенной структуре были назначены ставленники Гиммлера и Гейдриха из Мюнхена. Причем критерием отбора кандидатов на высокие должности была не верность национал-социалистской идеологии, а профессиональная компетентность и желание связать свою дальнейшую судьбу с нацистами. Наиболее характерными примерами, подтверждающими такой вывод, служат истории восхождения к вершинам полицейской власти двух сотрудников баварской полиции — Генриха Мюллера и Франца Губера[78].

Мюллер представлял собой типичный пример немецкого полицейского чиновника, исполняющего свои должностные обязанности со свойственной немцам пунктуальностью и обстоятельностью. В активистах НСДАП и особо сочувствующих партии он долго замечен не был.

Мотивом для назначения Мюллера начальником реферата 1-IA гестапо послужили его «неоспоримые заслуги» в деле борьбы с коммунистами в Баварии, где он приобрел уникальный опыт и знание подпольных структур Коминтерна и Коммунистической партии Германии. В расчет не принималось даже личное участие Мюллера в разовых полицейских акциях против актива нацистов во времена Веймарской республики. Карьерный рост Мюллера в гестапо был предопределен изначально как активного «практика» борьбы с левым движением и его готовностью беспрекословно участвовать во всех «грязных» делах политического сыска. Многие лично знавшие Мюллера люди в период его работы в БПП и гестапо отмечали его патологическое стремление к власти, причем именно к власти, которая обеспечивалась работой в политическом сыске. Чтобы убедить Гейдриха в правильности его решения о переводе Мюллера в гестапо, он писал бесконечные доклады и служебные записки о состоянии коммунистических организаций и ячеек, неизменно находившие благожелательное отношение у первого. Более того, уже после переезда в Берлин в 1934 году Мюллеру в секторе II 1/H гестапо было поручено «курирование» полицейскими средствами НСДАП и ее отдельных структур (СА, СС, Гитлерюгенд и т. д.).

Послужной список Губера в баварской полиции отличался тем, что его специализацией была борьба непосредственно с НСДАП. Долгая работа по нейтрализации активности нацистских структур во времена Веймарской республики, в свою очередь, способствовала тому, что Губер накопил знания не только о механизмах их функционирования, но, что более важно, знанием «подноготной» отдельных представителей движения, особенно относившихся к внутренней оппозиции, что и послужило основанием его перевода в гестапо. Потенциал таких специалистов-практиков политического сыска Гейдрих и решил использовать в своих интересах[79].

Значение гестапо как совершенного механизма подавления резко возросло после событий «ночи длинных ножей», когда Гитлер путем физического уничтожения руководства СА и неугодных ему и его сподвижникам лиц сумел ликвидировать оппозицию своему режиму внутри НСДАП. Весь аппарат гестапо в той или иной степени был привлечен к акциям по уничтожению и «превентивному аресту» активистов оппозиции.

Практика «превентивных арестов» к тому времени широко использовалась в отношении сподвижников, постепенно распространяясь на всех недовольных режимом лиц. Именно с началом прихода нацистов к власти стали частным порядком создаваться «нелегальные» тюрьмы и концентрационные лагеря, в которых в жестких условиях, подвергаясь пыткам и избиениям, содержались противники национал-социализма.

Со временем данные нарушения были использованы в качестве предлога для ограничения власти гестапо имперским министром юстиции Фрицем Гюртнером и имперским руководителем по вопросам права Гансом Франком. Очередная попытка ограничить права гестапо была связана с намерением министра внутренних дел Вильгельма Фрика обеспечить себе контроль над имперской полицией. 12 апреля 1934 года он издал директиву, согласно которой «помещение в концентрационный лагерь в виде наказания за совершение преступлений или противоправных действий — недопустимо»[80].

Эти действия Фрика послужили основанием для Гиммлера положить конец нападкам на гестапо под предлогом имеющихся в практике службы нарушений имперского законодательства.

2 мая 1935 года Верховный суд Пруссии после соответствующих слушаний постановил, что действия гестапо не могут быть предметом судебного разбирательства. Таким образом, вся деятельность тайной государственной полиции была выведена из-под юрисдикции судебных органов и впредь не была подвержена ни прокурорскому, ни судебному надзору[81].

Закрепление статуса Гиммлера как руководителя всех полицейских служб было завершено 17 июня 1936 года назначением его официально на должность шефа германской полиции с оставлением в должности статс-секретаря (заместителя) министра внутренних дел Пруссии. Начавшаяся через несколько дней очередная крупная реорганизация полиции привела к образованию Главного управления полиции безопасности (Sicherheitspolizei Hauptamt), объединившая гестапо и крипо. Начальником вновь образованного учреждения был назначен группенфюрер СС Рейнхард Гейдрих. Таким образом, в лице Гиммлера как шефа полиции безопасности и рейхсфюрера СС, которому подчинялась служба безопасности, де-факто произошло объединение государственных и партийных специальных органов[82].

Последняя крупная реорганизация всех государственных и партийных специальных служб, окончательно их объединившая в рамках Главного управления имперской безопасности (РСХА, Reichssicherheitshauptamt), началась 27 сентября 1939 года с подписания соответствующего акта[83]. В ходе подготовки реорганизации выяснилось, что среди заинтересованных лиц, несмотря на общие подходы к созданию объединенных под единым началом спецслужб, существуют и принципиальные различия, обусловленные их конкретными, частными интересами.

Так, Гиммлер, достигнув в партийной иерархии своего высшего уровня на посту рейхсфюрера СС, в государственном «табеле о рангах» имел статус всего лишь заместителя прусского МВД. Расширить пределы своего «административного ресурса» он мог только путем взятия под контроль всех полицейских и контрразведывательных служб Рейха. А если учесть, что кроме полиции безопасности и Службы безопасности существовало множество других специальных и информационных служб (геринговское «Форшунгсамт», разведывательный отдел МИД, Зарубежная организация НСДАП Эрнста Боле, Внешнеполитическое управление НСДАП Альфреда Розенберга и др.), то становится ясным, что претендовать на весь объем полномочий в сфере специальной деятельности он не мог.

Назначенный на должность имперского руководителя РСХА Гейдрих одновременно решал другую, менее глобальную, но все же доставлявшую ему множество хлопот проблему. Дело в том, что, будучи шефом чисто партийной СД, которая входила а состав СС, он постоянно испытывал давление со стороны партийных функционеров НСДАП, также претендовавших на свою «долю» контроля над спецслужбами. Учитывая, что действенной формой влияния на службу было финансирование ее деятельности из партийных фондов, одной из целей Гейдриха был перевод службы безопасности под государственную юрисдикцию. Эти задачи Гейдриху решить в полном объеме не удалось, и вновь созданная структура до конца так и не смогла избавиться от множества организационных недостатков.

В результате механического объединения СД и полиции безопасности в рамках РСХА выяснилось, что «подогнать» новую структуру под стандарты законодательства Рейха невозможно и, соответственно, невозможно даже объявить о создании нового управления. Этим и объясняется тот факт, что на обращение информации об РСХА в других партийных и государственных институтах был наложен строгий запрет — кроме внутриведомственной переписки никто не имел права ссылаться на РСХА как на общегерманскую структуру. Гейдрих не мог даже именоваться «начальником управления», а свои обязанности исполнял под «фиговым листком» официальной титулатуры «шефа полиции безопасности и СД»[84].

Со второй половины 1930-х годов региональные филиалы гестапо опутали Германию гигантской паутиной. Не было ни одного крупного или среднего города, где бы отсутствовал аппарат тайной государственной полиции. По своему положению все региональные органы гестапо делились на так называемые Главные отделы гестапо (Staatspolizeileitstellen), «Отделы гестапо» (Staatspolizeistellen) и комиссариаты гестапо и пограничной полиции (Stapo-Grenzpolizei-Kommissariate)[85].

Практическое руководство местными установлениями гестапо осуществлялось из созданного в штате общеимперской тайной государственной полиции отдела 1D во главе с правительственным советником Клопфером.

Такое деление отражало значимость тех или иных районов Германии с точки зрения интересов обеспечения безопасности государства, разумеется, в нацистском толковании этого понятия. Соответственно, в Кёнигсберге в 1934 году на базе отдела А1 (политического) местного полицайпрезидиума был создан Главный отдел гестапо «Кёнигсберг» как ведущий полицейский и контрразведывательный орган на востоке Германии. Расположен он был в здании полицайпрезидиума по улице Генерал-Литцманнштрассе, 3–7 (Советский проспект, 3–5 в Калининграде). С 1946 года в нем располагается Управление МГБ — КГБ — ФСБ России по Калининградской области.

Здание было построено в стиле голландского ренессанса в 1912 году на земельном участке, принадлежащем одному из акционерных обществ. По взаимной договоренности между властями города и владельцем фирмы, обществу взамен участка было передано старое здание полицайпрезидиума по Юнкерштрассе, 8, которое из-за своих малых размеров не могло вмещать разрастающийся штат полицейских чиновников. Переселение было завершено 1 октября 1914 года, и на долгие годы здание стало служить штаб-квартирой полицейского аппарата Восточной Пруссии[86].

В рамках реорганизации Главного отдела в Кёнигсберге, сопровождавшейся значительным ростом числа сотрудников органа, один из крупных отделов был переселен в здание по адресу: Штайндамм, 176/а (район пересечения Ленинского проспекта и улицы Театральной в Калининграде)[87].

В зону ответственности Главного отдела «Кёнигсберг» входила вся провинция Восточная Пруссия с правительственными округами Кёнигсберг и Алленштайн. В его непосредственном оперативном подчинении находились отделы гестапо в Цихенау, Тильзите, Эльбинге, а также «внешние команды» (ауссендинстштелее) в Алленштайне, Браунсберге, Летцене, Нейденбурге, Ортельсбурге, Пиллау, Геленбурге, Йоханнесбурге.

Кроме указанных органов на Главный отдел замыкались отделы пограничной полиции в Девау (аэропорт Кёнигсберга), Эйдкунене (автомобильно-железнодорожный), Пиллау (морской). Низовой аппарат Главного отдела состоял также из внешних постов гестапо (ауссенпост) в Гумбинене, Инстербурге, Гердауне, Хайлигенбайле, Лабиау, Велау, Мемеле (с 1939 года).

Последние, состоящие из 2–4 сотрудников, самостоятельного значения не имели[88].

Структурно Главный отдел гестапо «Кёнигсберг» на 1938 год состоял из четырех номерных отделов, в свою очередь, делившихся по направлениям деятельности на функциональные рефераты. Причем нумерация отделов и рефератов не всегда совпадала с аналогичными подразделениями центрального аппарата (см. приложение 2).

О системе комплектования территориальных органов гестапо свидетельствует один из документов Главного отдела в Кёнигсберге, в котором речь идет о переводе четырех служащих охранной полиции (Попротка Пауль, Радтке Эвальд, Баран Франц, Еше Пауль) в распоряжение начальника отдела. Причем перевод был санкционирован непосредственно Гиммлером по представлению Главного отдела в Кёнигсберге[89].

Обязанности начальника Главного отдела гестапо в Кёнигсберге исполняли: Вальтер Гуппенкотен (1939 г.), Константин Канарис (1941–1944), Йоахим Фрейтаг (1944)[90]. Для координации деятельности служб, входивших в состав полиции безопасности и СД, были созданы посты инспекторов, которые, как правило, замещались начальниками главных отделов гестапо.

К сфере компетенции реферата II/D Кёнигсбергского гестапо, в числе других пенитенциарных учреждений, относилась примыкавшая к зданию полицайпрезидиума внутренняя тюрьма. В камерах содержалось несколько сотен человек, в отношении которых проводились следственные действия. По мере окончания расследования их «противоправной деятельности» часть осужденных подвергалась смертной казни, производимой либо путем расстрела (военнослужащие), либо путем отсечения головы при помощи специального механизма «Фальбайль» (Fallbeil — гильотина). Якобы после войны нож этого устройства был направлен в музей криминалистики в Минск, где находится на хранении до сих пор.

Ряд свидетельств сохранил описание процедуры казни приговоренных к смерти в центральной берлинской тюрьме Плетцензее, которая, думается, мало чем отличалась от аналогичных процедур в других городах Германии, включая Кёнигсберг.

Так, в послевоенных воспоминаниях бывший тюремный священник Геральд Пельхау писал: «Иногда палач и его помощники также появлялись в камерах смертников: они заглядывали приговоренным в рот, чтобы потом выломать золотые зубы. Осужденного, закованного в наручники, с обнаженным торсом вели в барак. После прочтения приговора в присутствии свидетелей прокурор, повернувшись к палачу, произносил сакраментальную фразу: „Палач, приступайте к выполнению своих обязанностей“.

…Осужденному следовало встать рядом с вертикально стоящей доской с выдолбленной на уровне головы впадиной. В ту же секунду помощники палача опрокидывали его вместе с доской, которая была прикреплена на шарнирах и сразу же поворачивалась на девяносто градусов. Таким образом, осужденный моментально оказывался в таком положении, когда его голова попадала под нож гильотины. „Искусство“ помощников палача заключалось в том, чтобы заранее определить рост жертвы. Палач нажимал на кнопку. Нож со свистом опускался, голова осужденного падала в подставленную корзину. И палач с такой же торопливостью задергивал черный занавес, страшная картина исчезала. И опять от скрежещущего звука мороз продирал по коже. Став по стойке „смирно“, палач выкрикивал: „Господин прокурор, приговор приведен в исполнение!“»…

Другой свидетель экзекуций дополнил описание казни несколькими анатомическими подробностями:«…Поскольку приговоренных на эшафоте не привязывали, тело их в мгновения смерти бились в конвульсиях. Торс поднимался. Ноги сводила судорога, с них падали деревянные сандалии, из разрубленного горла кровь высокой дугой поднималась вверх и текла в специальный сток…»[91]

В целях придания процедуре казни большей «торжественности» организаторы заранее рассылали специальные пригласительные билеты в различные государственные и партийные учреждения. Так, в пригласительных билетах содержались упоминания о том, что «на месте казни партийное приветствие не отдается».

В обязательном порядке во время приведения смертных приговоров в исполнение присутствовали: член Верховного аппеляционного суда, прокурор, священник, чиновник Министерства юстиции, тюремный врач. Казненных помещали по двое в один деревянный ящик, дно которого было усыпано деревянными опилками. Цинизм и бесчеловечность германского «правосудия» дополнительно подчеркивались тем, что родственники казненных должны были оплатить затраты за совершение казни, включая оплату гробов, услуги врачей и т. д.[92].

В подчинении начальника первого отдела гестапо находилась специализированная автомобильная служба, призванная обеспечивать сотрудников Главного отдела гестапо и Службы безопасности автотранспортом. Долгое время гараж службы располагался по улице СА-штрассе (ул. Фрунзе в Калининграде) недалеко от Королевских ворот, но после начала бомбардировок города в 1944 году оставшиеся автомобили были перемещены в гараж по Хоймаркт (ул. Барнаульская), реквизированный к тому времени для нужд специальных органов[93].

Одним из наиболее результативных установлений гестапо в Восточной Пруссии являлся отдел в городе Тильзите (Советск), в своей практической деятельности замыкавшийся на Главный отдел гестапо в Кёнигсберге, но находившийся в непосредственном подчинении у начальников полиции безопасности и СД Гумбиненского округа. Располагался отдел в здании бывшей полицейской школы. Здание сохранилось до нашего времени, и сейчас в нем располагается Советский кинотехникум.

В октябре 1937 года начальником отдела гестапо в Тильзите был назначен Хейнц Грэфе, один из наиболее опытных сотрудников гестапо, впоследствии сделавший карьеру в центральном аппарате VI управления РСХА (внешняя разведка СД). С началом Великой Отечественной войны X. Грэфе стал одним из создателей так называемого «Предприятия Цеппелин» — головного органа внешнеполитической разведки Рейха на Восточном фронте. Он вошел в историю противоборства советских и германских спецслужб как организатор покушения на Сталина и других представителей высшего политического и военного руководства СССР[94].

Главную роль в исполнении замысла X. Грэфе должен был сыграть агент СД Петр Иванович Таврин (Шилов), которому было поручено совершение террористического акта с использованием специального оружия, так называемого «Панцеркнаке», представлявшего собой компактную модификацию «Фаустпатрона». Это оружие крепилось специальной манжетой к руке исполнителя и приводилось в действие нажатием контактной кнопки. Залегендирован Таврин был под руководящего сотрудника советской военной контрразведки, что, по замыслу организаторов, должно было способствовать созданию условий для осуществления акции. Для большей убедительности агент был снабжен оригинальными советскими орденами, включая звезду Героя Советского Союза. Операция была предотвращена захватом органами безопасности СССР главного исполнителя акции — П. Таврина (Шилова) и его помощницы Лидии Яковлевны Шиловой[95].

После перевода X. Грэфе в Берлин в 1940 году его место на посту начальника отдела гестапо в Тильзите занял Ханс-Йоахим Беме, которого затем сменил Вернер Кройцман.

Штурмбаннфюрер СС Ханс-Йоахим Беме с июня 1941 года в составе айнзатцкоманды «Тильзит» был направлен в полосу действий группы армий «Север», где принимал непосредственное участие в акциях по уничтожению евреев, советского актива и военнопленных. С конца 1941 года исполнял обязанности начальника полиции безопасности и СД Генерального округа «Волынь и Подолия». Как военный преступник, был осужден в 1959 году к 15 годам заключения в ФРГ. Умер в тюрьме[96].

Тильзитский отдел, имевший в своем составе небольшой штат сотрудников, работавших в интересах внешней контрразведки, в конце 1930-х — начале 1940-х годов, надо признать, добился впечатляющих успехов по проникновению в аппарат и агентурные сети иностранных спецслужб, действовавших на территории прибалтийских стран. Особенно результативными действиями отличалось гестапо на литовском направлении.

Некоторые данные указывают на глубину инфильтрации гестапо в аппарат литовской военной и агентурную сеть английской разведок в Литве. Информационную помощь в проведении контрразведывательных мероприятий за границей отделу оказывало подразделение Службы безопасности — Ауссенштелле СД, располагавшееся на Штальбекерштрассе, проводившее агентурную разведку в Литве самостоятельно.

Несмотря на официальные контакты по линии спецслужб двух стран, литовская разведка, за редким исключением, никогда не снижала своей активности при проведении разведывательных операций в Восточной Пруссии. В качестве «плацдарма» для взаимного проникновения на интересующие объекты обеими сторонами использовался город Мемель.

Весной 1939 года сотрудникам тильзитского отдела гестапо удалось завербовать офицера Второго (разведывательного) отдела литовского штаба сухопутных сил Виллуса Франкаса (Вильгельма Франка). До своего бегства в Германию в декабре 1939 года он назвал имена около 15 агентов литовской военной разведки, действовавших на территории Восточной Пруссии, большинство из которых было арестовано и осуждено.

Такое количество проваленных за короткий промежуток времени агентов, понятно, не могло не вызвать подозрений о наличии «крота» в аппарате литовской спецслужбы. По известным признакам Франкас выяснил, что он находится в глубокой разработке литовской контрразведки, и, не дожидаясь ареста, тайно перебежал в Германию, благо его последняя должность заместителя начальника разведывательного пункта в г. Таураге позволяла изучить порядок охраны границы. В ходе последующих опросов, произведенных сотрудниками тильзитского гестапо, Франкас дал исчерпывающие показания о деятельности литовской военной разведки[97].

В соответствии с распределением обязанностей в центральном аппарате в Берлине, полученная всеми территориальными органами информация направлялась в соответствующие рефераты гестапо. Работу по борьбе с разведывательными службами Литвы, Латвии, Эстонии, Финляндии, СССР в 1938–1939 годах проводил реферат IV D гестапо. В одном из отчетных документов этого реферата, датируемого 10 января 1940 года, говорится: «То, что лишь отдел государственной полиции г. Тильзита смог раскрыть во взаимодействии с рефератом IV D… 45 случаев шпионажа, проводимого литовской разведкой, и передать виновных правосудию, свидетельствует не только об усердии немецкой контрразведки, но и о том, насколько активной была литовская разведка в своей деятельности против Германии»[98].

О глубине успешной инфильтрации тильзитского гестапо в английскую агентурную сеть в Литве свидетельствуют данные так называемой «Черной книги», которая составлялась в 1940 году накануне предполагаемой высадки вермахта в Великобританию. Книга представляет собой сводный список подлежащих розыску и задержанию органами гестапо лиц, либо проживающих, либо эмигрировавших в Великобританию.

В числе крупных политических деятелей, руководителей различных государственных учреждений, писателей, ученых и т. д. в розыскных списках гестапо содержались данные на многочисленных агентов английских, польских, французских, чехословацких спецслужб, которые, по данным РСХА, находились на территории Великобритании.

Тильзитский отдел гестапо включил в розыскную книгу данные на активно действующую накануне войны английскую агентуру в Литве:

— Теодор Камбер, 28.11.1894 г.р., Ковно, агент британской разведки, ранее Вильно;

— Луис Шуазель-Гуффлер, ранее Ковно, входил в агентурную сеть Ф. Камбера;

— Эберхард Леве, 24.12.1890 г.р., уроженец Берлина, майор;

— Панский, ранее проживал в Ковно;

— Томас Хильдебранд Престон, дипломат, ранее Каунас, английский разведчик в Литве;

— Тобиас Закс, английский агент, ранее Ковно;

— Стефан Тышкевич, агент английской разведки (сеть Камбер);

— Уильям Томингас, 06.06.1895 г.р., английский агент.

Косвенные данные об успешном внедрении в агентурные сети польской военной разведки и СИС (Сикрет Интелидженс Сервис) в Польше и прибалтийских государствах также содержатся в «Черной книге», где к числу лиц, находившихся в разработке Главного отдела гестапо в Кёнигсберге и подчиненных ему установлений в Восточной Пруссии, относятся:

— Ян Грабовский, псевдоним Ламковский, офицер польской разведки;

— Гауптман Эдуард, офицер польской разведки;

— Герберт Хейзер, рабочий;

— Томми Ходжкинс, британский чиновник, шпионская сеть Норитс;

— Марианн Владимир Карпинский, офицер польской разведки;

— Генри Нобл-Дадли, директор;

— Джордж Лайон, инженер, шпионская сеть Генри Нобл-Дадли, и другие.

Упоминание конкретных фигурантов в розыскной книге РСХА указывает на серьезность оснований для их захвата в случае обнаружения в Англии. Это значило, что на подлежащее розыску лицо имеются доказательные материалы о его «противоправной деятельности» по отношению к режиму в Германии.

Если данные на писателей, государственных и политических деятелей не являлись предметом оперативного розыска, то информация о кадровых сотрудниках иностранных спецслужб и их агентуре могли быть получены только с использованием специальных средств разведки и контрразведки.

Всего в розыскной книге РСХА только по Великобритании содержатся данные на несколько десятков человек, находившихся в разработке Главного отдела гестапо «Кёнигсберг»[99].

Германские спецслужбы в борьбе со своими противниками использовали жесткие и достаточно эффективные методы работы, не брезгуя откровенно провокационными способами дискредитации наиболее активных сотрудников спецслужб противника.

Так, перед войной в Литве по подозрению в совершении уголовного преступления был арестован резидент французской разведки, который своей активной работой доставил немцам множество неприятностей. Было решено дискредитировать его в глазах руководства, «подбросив» французам дезинформацию о его якобы сотрудничестве с гестапо. Через агентов-двойников до литовской контрразведки была доведена информация о «заинтересованности» немцев в освобождении француза из заключения как своего агента. Французские представители, оказав давление на литовское правительство, добились освобождения резидента. Отказав ему в доверии под влиянием немецкой дезинформации, они ликвидировали своего резидента, инсценировав несчастный случай.

Германская сторона не ограничилась реализацией своих планов по устранению активного сотрудника французской разведки. В стремлении дополнительно усилить эффект от своей акции и руководствуясь злорадным чувством профессионального превосходства, немцы нашли способ сообщить представителям французской разведки о своей операции[100].

Эффект от таких акций, как правило, не ограничивался устранением активных сотрудников спецслужб противника, но и приводил к дезорганизации всего их разведывательного аппарата в стране. Это вело к тому, что все контакты сотрудника, включая агентуру, попадали под подозрение в глазах руководства, и требовалось много усилий и времени, чтобы эти подозрения устранить и наладить дальнейшую работу.

Для получения информации по Советскому Союзу кроме использования традиционных агентурных источников, органы гестапо организовали массовые опросные пункты, где на систематической основе разведывательному опросу подвергались въезжающие на территорию Германии репатрианты. Как правило, такие опросные пункты создавались под прикрытием бюро по реэмиграции, имевшихся в крупных городах Германии, включая Кёнигсберг.

Так, инструкция РСХА, определяющая характер работы с этой категорией германских граждан, содержала перечень основных мероприятий территориальных органов гестапо по:

— выявлению агентуры советских спецслужб, засылаемой по этому каналу в Германию;

— получению разведывательной информации по Советскому Союзу;

— постановке на различные формы учета отдельных контингентов репатриантов (подозреваемые в шпионаже, члены коммунистических организаций, евреи и т. д.).

Отдельными положениями регламентировался порядок взаимодействия с другими германскими государственными и партийными структурами по вопросам их компетенции. Например, твердо указывалось на необходимость совместной работы с органами германской военной разведки по отдельным гражданам в случае взаимной заинтересованности[101].

Гестапо в предвоенные годы представляло собой сложный, но достаточно эффективный механизм борьбы с врагами нацистского режима. Его оперативным подразделениям, занимавшимся контрразведкой, удалось нейтрализовать и ликвидировать множество агентурных организаций Польши, Франции, Великобритании и Советского Союза во многих странах Европы, а органы политического сыска сумели обеспечить правящему режиму долговременную устойчивость.

За время своего существования гестапо запятнало себя множеством преступлений. Свою лепту в процесс реализации человеконенавистнических планов верхушки Третьего рейха внес и Главный отдел гестапо в Кёнигсберге. В рамках ротации кадров большинство его сотрудников в годы войны направлялись в различные айнзатцкоманды и группы, в которых принимали непосредственное участие в акциях по насаждению «нового порядка» на завоеванных территориях. Аппарат гестапо на территории Восточной Пруссии был ликвидирован в результате завершения одноименной наступательной операции советских войск в апреле 1945 года. Часть его сотрудников погибла в боях в составе отдельных полицейских батальонов. Другая после пленения была позже выявлена советскими контрразведчиками в лагерях военнопленных.

Криминальная полиция и полиция порядка в Кёнигсберге

Главным государственным полицейским органом Рейха, ответственным за борьбу с общеуголовной преступностью, являлась криминальная полиция (Kriminalpolizei, сокращенно крипо). До 1936 года указанная служба входила в состав общегерманского МВД, после чего в качестве самостоятельного управления наряду с гестапо вошла в состав Главного управления полиции безопасности (Siherheitpolizeihauptamt).

До 1936 года местные органы криминальной полиции подчинялись соответствующим земельным полицейским управлениям. В рамках реорганизации полицейских служб Рейха региональные установления крипо были переподчинены Управлению крипо в Берлине (V управление РСХА). В своей повседневной деятельности они были подчинены местным командирам (инспекторам) полиции безопасности и СД[102].

По важности решаемых задач, компетенции и числу сотрудников региональные органы крипо подразделялись на отделы (Kripostellen) и Главные отделы (Kripoleitstellen). В Кёнигсберге функционировал Главный отдел крипо, расположенный в здании полицайпрезидиума по улице Генерал-Литцманштрассе, 3–7.

Организационно Главный отдел крипо в Кёнигсберге делился на административные и функциональные отделы (инспекции), проводившие оперативно-розыскную деятельность в рамках определенной им компетенции. Так, вопросами кадрового учета сотрудников, контроля над деятельностью оперативных подразделений Главного отдела занималась так называемая Криминальная дирекция (Kriminaldirektion). Оказанием помощи соответствующему реферату гестапо в решении «еврейского вопроса» путем проведения криминалистических исследований занимался Особый комиссариат (Sonderkommissariat). Ведущими оперативными подразделениями Главного отдела крипо являлись семь номерных комиссариатов, ответственных за расследование преступлений в соответствии с определенной им компетенцией (см. приложение 2).

Например, в числе прочих задач на 7-й комиссариат возлагалась борьба с нелегальной проституцией, широко распространившейся в Германии в 1920–1930 годы. В Кёнигсберге до 1939 года вполне официально действовали двенадцать публичных домов (Хекенштрассе, 8, Клостерштрассе, 11, Друммштрассе, 11, Кейзерштрассе, 42 и т. д.), порядок «функционирования» которых регламентировался соответствующими нормативными актами местной полиции. После прихода нацистов к власти борьба за оздоровление нравственности немецких бюргеров приобретает особый размах. Но корни этого социального зла были настолько глубоко пущены в почву германской действительности, что приступить к его окончательной ликвидации руководство Третьего рейха решилось только через несколько лет.

Из одного документа Главного отдела крипо в Кёнигсберге за 1939 год следует, что в связи с отзывом разрешения на занятие проституцией ликвидируются публичные дома по указанным адресам. Кроме того, охранной полиции было предписано принять профилактические меры по недопущению пребывания проституток в ряде питейных заведений Кёнигсберга (кафе «Националь») по адресу Коггенштрассе, 4, рестораны Карла Баста, «Мета Шпрунг», «Цур Мюнце» и др.)[103].

Необходимо отметить, что в системе полицейских служб Германии сотрудники крипо всегда отличались высоким уровнем профессионализма и компетентности. Этому способствовала система отбора и профессиональной подготовки полицейских кадров. В соответствии с действовавшими в Германии правилами зачисления кандидатов на государственную службу — а сотрудники крипо имели статус государственных чиновников — они сдавали экзамены по правовым предметам. В течение определенного промежутка времени, а также при продвижении по служебной лестнице каждый полицейский чиновник должен был подтвердить свою профессиональную компетентность путем сдачи государственных экзаменов[104].

Сотрудники крипо считались своеобразной элитой полицейских служб Рейха, и случаи их перехода в другие службы были крайне редки. Интересная деталь: задолго до начала штурма Кёнигсберга в апреле 1945 года большинство сотрудников кёнигсбергского крипо, в отличие от их «собратьев» по РСХА, были заблаговременно вывезены в центральные районы Германии, чтобы не подвергать их опасности. Такая забота о кадрах была не случайна.

В 1920–1930 годы службы уголовной полиции Германии накопили уникальный опыт в расследовании и раскрытии преступлений. Например, бессменный начальник Криминальной группы «М», имевший ранг криминального советника, Эрнст Геннат, в 1921 году сумел выследить и арестовать знаменитого в то время сексуального маньяка Карла Гроссмана, убившего 23 женщины. Геннат был не только полицейским-практиком, но и создателем методики поиска серийных убийц, высоко оцененной во всех полицейских службах мира. Криминальная группа «М» была своеобразной «кузницей кадров» для всех служб уголовного розыска Рейха. Дело в том, что в целях передачи и распространения опыта расследования убийств в указанное подразделение на основе ротации направлялись служащие других территориальных органов, которые на практике закрепляли полученные теоретические знания[105].

В соответствии со сложившейся традицией сотрудники крипо, как впрочем, и гестапо, всегда ходили в штатской одежде, несмотря на полагающуюся им специальную униформу со знаками различия. Начиная с 1937 года, когда началась повальная «фашизация» государственного аппарата, большинство сотрудников крипо вступили в СС, получив соответствующие ранги. Так, например, полицейскому рангу криминальсекретаря соответствовал индивидуальный чин СС «унтерштурмфюрер», рангу криминалькомиссара — «оберштурмфюрер» и т. д.[106].

Кроме службы крипо в системе германских исполнительных полицейских органов существовало множество других формирований: водная, горная, дорожная, сельская полиция (жандармерия). Все они на правах специализированных служб входили в состав так называемой полиции порядка (орпо, Ordnungspolizei) и подчинялись региональным полицайпрезидентам. В Восточной Пруссии местному полицайпрезиденту подчинялись части охранной полиции (Шупо, Schutzpolizei), противопожарные отряды (Feuerschutzpolizei) и Группа Корпуса технической помощи (Landesgruppe des Technische Nothilfe), ответственная за проведение спасательных работ при стихийных бедствиях и ликвидацию последствий бомбардировок. Самостоятельные команды шупо были дислоцированы в самом Кёнигсберге, Тильзите, Алленшайне (с 1940 года Белостоке)[107].

В межвоенный период одна из главных задач полиции порядка заключалась в противодействии массовым акциям германских коммунистов, нацистов, а после их прихода к власти — и социал-демократов. Пик активности полицейских служб Кёнигсберга в борьбе с врагами национал-социализма пришелся на лето 1933 года. Отчетные документы полицайпрезидиума за этот период указывают на полицейские акции по нейтрализации активистов и членов коммунистической и социал-демократической партий Германии. На основании распоряжения прусского Министерства внутренних дел в кёнигсбергском полицайпрезидиуме были спланированы мероприятия по оказанию помощи гестапо и СС при арестах активистов компартии и других левых организаций.

Ранее в рамках подготовки к информационной антикоммунистической кампании полицайпрезидиум Кёнигсберга провел информационно-статистическую работу по обобщению и документальной фиксации многочисленных случаев столкновений между полицией и коммунистами в период с 9 ноября 1918 по 30 января 1933 года[108]. Результатом такого анализа стал многостраничный документ, в котором с немецкой педантичностью отражены все 163 факта различного рода травм и увечий, понесенных полицейскими в столкновениях с представителями левого лагеря (См. приложение 2)[109].

Например, 18 марта 1928 года во время сопровождения демонстрации нацистов некий вахмистр Фриц Фидлер, стремясь не допустить избиения члена НСДАП, подвергся нападению неизвестного коммуниста, который древком от знамени нанес ему сильный удар по голове. Другой гаупт-вахмайстер, Густав Кушнерайт, также при сопровождении нацистской демонстрации в 1933 году в результате столкновения с коммунистами получил сотрясение мозга от попадания в голову камнем.

Другие случаи «полицейских потерь» носят подчас курьезный характер. Так, вахмистр Лотар Кюн во время разгона демонстрации коммунистов «получил сильный удар в лицо и был укушен за палец», а Пауль Холлдак, защищая нациста, в результате «падения с велосипеда получил травму ноги».

Полицейская статистика особенно часто фиксировала случаи травматизма полицейских во время различного рода политических мероприятий (демонстрации, пикеты, шествия и т. д.). Такие данные в совокупности характеризуют накал политической борьбы между левыми и нацистами в 1920-х и начале 1930-х годов. Причем при описании этих «эксцессов» упор делался на агрессивность именно представителей левого лагеря. О «неразборчивости в средствах» последних, по мысли авторов документа, говорит случай с неким обер-вахмистром Гансом Хауке. В обобщенную полицейскую сводку он попал в связи с понесенными травмами, когда при разгоне организованной коммунистами демонстрации («Марша голодных») 25 февраля 1931 года на площади Кайзера Вильгельма он был «брошен на землю» и в завязавшейся свалке неизвестным лицом «укушен за нос»[110].

В таких «классовых битвах» кёнигсбергская полиция несла и более серьезные потери. 5 февраля 1924 года во время разгона организованной левыми демонстрации на пересечении Голдцаллее и Хуфеналлее выстрелом из револьвера был тяжело ранен в шею обер-вахмистр Альберт Мангенфельд. Несколько позже от полученного ранения он скончался в хирургической клинике. Для отдания ему почестей властями города были организованы пышные похороны. При большом стечении народа в кафедральном соборе на Кнайпхоф прошла траурная месса[111].

В Кёнигсберге обязанности полицайпрезидента с 1941 года исполнял Ойген Дорш, в подчинении которого находился большой штат полицейских, занимавшихся обеспечением порядка на улицах города. В кёнигсбергскую полицию порядка также входили подразделения службы регулирования дорожного движения (Verkehrspolizei), полиции охраны железных дорог (Bahnschutzpolizei) и другие вспомогательные структуры. Всего в охранной полиции Кёнигсберга в 1939 году числилось 1106 сотрудников.[112]

Часть полицейских, особенно из командного и начальствующего состава, проживала на квартирах в городе, но большая часть рядовых «шуцманов» постоянно проживала в специально построенных для них казармах по Генерал-Литцманштрассе. В наши дни часть сохранившихся зданий принадлежит Балтийскому военно-морскому институту.