Попытка создания коалиционного кабинета

Попытка создания коалиционного кабинета

Закономерно возникает вопрос: почему Столыпин был выбран Николаем II для назначения на пост главы правительства? Кстати, для психологической характеристики премьера характерно то, что он сам стремился скорее преуменьшить свое значение как государственного деятеля. Например, считал вполне нормальным в частном письме охарактеризовать свое государственное и политическое значение, по меньшей мере, излишне скромно: «Никогда я себя не переоценивал, государственного опыта никакого не имел, помимо воли выдвинут событиями и не имею даже достаточно умения, чтобы объединить своих товарищей и сглаживать создающиеся меж ними шероховатости».

С одной стороны, ответ как будто очевиден – как министр внутренних дел он проявил импонировавшую Николаю II решительность в борьбе с революцией и террором. Однако с другой – не все было так просто: его роль во главе Совета министров не должна была, по царскому мнению, ограничиваться только сугубо силовыми, карательными функциями. В принципе, эта логика была совершенно идентичной той, которой руководствовался самодержец, когда Столыпин назначался руководить Министерством внутренних дел.

Хотя царь и пошел на роспуск Думы, он не согласился с мнением ряда правых, считавших, что следует полностью отказаться от парламентаризма и вернуть ситуацию, существовавшую до Манифеста 17 октября 1905 года. Подобной же позиции придерживался и министр внутренних дел, считавший, что возвращение к самодержавному прошлому уже невозможно. Столыпин прекрасно понимал все значение парламентаризма и гражданского общества для строительства новой России и стремился обеспечить для всех политических партий, независимо от исповедываемой ими идеологии, нормальные условия для деятельности.

Несмотря на всю свою беспощадность к революционным выступлениям и террору, Столыпин мог эффективнее любого другого деятеля из царского окружения контактировать с либеральной оппозицией. Причем дело было далеко не только в способностях Петра Аркадьевича как переговорщика (хотя они, несомненно, присутствовали). Столыпин не скрывал, что при любом развитии событий он считает введение парламентаризма в России необратимым, более того – необходимым для ее дальнейшего развития. Для него дискуссионен был вопрос не существования Государственной думы, а лишь объема ее полномочий, в том числе отношений с Советом министров.

В отличие от многих правых деятелей, Столыпин четко различал революционеров-разрушителей и либеральную оппозицию. Если первых он считал необходимым подавлять любыми средствами, то со второй хотел договариваться. При этом главной бедой либеральной оппозиции, мешавшей ей конструктивно взаимодействовать с властью во благо страны, Петр Аркадьевич считал то, что она не могла (да и не хотела) провести для себя непреступаемую грань с людьми, желавшими не реформирования общественного строя, а полного разрушения государства. Не менее негативным фактором, по мнению Столыпина, было и то, что оппозиционеры не понимали огромной важности исторической преемственности власти, в связи с чем видели свою цель не в реформах, а в уничтожении складывавшегося веками.

Переговоры с либеральной оппозицией возобновились практически сразу же после назначения Столыпина премьером, и показательно, что лидеры либеральной оппозиции, несмотря на их возмущение произошедшим роспуском парламента, без малейших колебаний пошли на новые негласные контакты. Премьер вновь поднял вопрос об их вхождении в правительство, но в ответ получил заведомо неприемлемые условия: предоставление общественным деятелям половины мест в кабинете (в том числе пост министра внутренних дел) и немедленная приостановка смертных казней (и это в разгар революционного террора!).

О том, как проходили переговоры, свидетельствует Извольский, который, как и ранее, играл роль главного помощника премьера в контактах с либеральной оппозицией: «В согласии с планом, изложенным ранее в докладной записке императору, он имел в виду образование коалиционного кабинета., в котором были бы представлены главные партии, исключая те группы, которые были явно революционно настроены…

Попытка создания коалиционного кабинета не имела успеха. После двухнедельных переговоров и вопреки усилиям Столыпина различные лица, к которым он обращался с предложением вступить в министерство, один за другим отклоняли это предложение…

Отказывая в своем сотрудничестве Столыпину, умеренные либералы вроде князя Львова, графа Гейдена и других делали серьезную ошибку и показывали, насколько несовершенны еще политические партии в России, подчиняющиеся влиянию преходящих страстей. Действительной причиной их отказа было то, что роспуск Думы вызвал во всех либеральных кругах, даже в самых умеренных, чувство раздражения, и, следовательно, все приглашаемые лица боялись потерять свой престиж и свое влияние в стране в случае, если бы они вошли теперь же в правительство».

Столыпин, конечно же, прекрасно понимал перечисленные Извольским мотивы отказа лидеров либеральной оппозиции от сотрудничества с властью (не говоря уж о вхождении в коалиционное правительство), но это не заставило его оставить надежды на достижение соглашения, что он и попытается сделать вновь после избрания II Думы.