Опала вождя. 1921-1932

Опала вождя. 1921-1932

Большевики окончательно победили в военном плане в марте 1921 года, когда подавили мятеж в Кронштадте. Во второй половине марта, 18 числа С. Каменев докладывал вождю Красной армии, что захвативший Кронштадт Тухачевский считает свою гастроль оконченной. Троцкий оценил черный юмор: «Он же играет на скрипке, а в Кронштадте, несомненно, первая скрипка принадлежала ему. Передайте мои поздравления». Создание 30 декабря 1922 года на Первом съезде Советов Союза ССР знаменовало правовое воссоздание империи в ее советском, большевистском облике.

С 1921 года большевики принялись наводить порядок в экономике. Трудовыми армиями и принудительным трудом, «военным коммунизмом» дело не поправить. Иначе голодные массы сметут кремлевских вождей и Кронштадт покажется детским лепетом. Решили дать немного свободы частному капиталу, ввести новую экономическую политику, НЭП. Параллельно вожди продолжают интриговать друг против друга. Главная мишень – предреввоенсовета, популярности которого завидуют и остерегаются. Начиная с 1921 года, сначала под руководством Ленина, а после ухудшения его здоровья – Сталина, Троцкого медленно, но верно лишают полномочий. Дело это было непростое, требовало терпения и присущей большевикам двуличности и конспирации.

Однажды Сталин возмутился, что на страницах «Правды» Ленин заявил об отсутствии у него разногласий с Троцким по крестьянскому вопросу. Молотов свидетель, что Коба пришел к Ленину выяснять отношения. Ленин ответил: «А что я могу сделать? У Троцкого в руках армия, которая сплошь из крестьян. У нас в стране разруха, а мы покажем народу, что еще и наверху грыземся». В 1921 году два члена Политбюро, Ленин и Каменев, и кандидат в члены Молотов отправились под Москву на бывшую дачу капиталиста и спонсора большевиков Морозова. Там отдыхал от неустанных забот о судьбе вверенных ему Петрограда и Коминтерна Зиновьев. Судили-рядили, как насолить Троцкому, и придумали ловушку, которая прочно вошла в арсенал подковерных интриг при советской власти: бросили его на село, назначили по совместительству председателем Московского треста совхозов. Ленин потирал руки: «Попробуй в сельском хозяйстве что-нибудь за один год-то сделать! Ничего нельзя!» Предреввоенсовета не растерялся, нашел толкового специалиста, который в 1918 году отвечал в Совнаркоме за сельское хозяйство, и назначил своим заместителем. Повода ускорить опалу не дал. А с сельским хозяйством у нас непорядок и по сей день, что с Троцким, что без него.

Диктатура партии, отвоеванная у собственного народа в гражданскую, процветала. Никто этого особенно и не скрывал. Томский, член Политбюро и руководитель профсоюзов, говаривал под бурные аплодисменты: «Нас упрекают за границей, что у нас режим одной партии. Это неверно. У нас много партий. Но в отличие от заграницы у нас одна партия у власти, а остальные в тюрьме».

В 1921 году Пленум ЦК собрался для обсуждения НЭПа. За большим столом заседали два канонизированных вождя и около 20 вождей рангом поменьше. Молотов, как ответственный за редактирование текстов всех постановлений, по обыкновению занял место рядом с Лениным. Напротив, через несколько человек – Троцкий. Ленин пишет Молотову записку: «Будете выступать – выступайте как можно резче против Троцкого! Записку порвите». Молотов берет слово и, забыв о хозяйственной повестке пленума, принимается костить персонально Троцкого. Тот не лезет за словом в карман: «На каждое дело есть свой Молотов!» Вскакивая и теряя самообладание, сам переходит на личности, набрасывается на Молотова. Ленин только этого и ждал: в своем заключительном выступлении корит за несдержанность и ошибки товарищей и объясняет, в чем они не правы. Следует признать, НЭП оказался достаточно эффективен. К середине 1920-х советская экономика достигла уровня 1913 года в промышленности и сельском хозяйстве. Госбанк ввел в обращение червонец, банкноту в 10 рублей, обеспеченную золотом. Но главный порок – огромное отсталое сельское хозяйство и технологически устаревшую промышленность – эволюционно победить было невозможно. СССР оставался сырьевым придатком мирового хозяйства.

Быстро в 1920-х возродилась и бюрократия в худшем понимании этого слова, племя ответственных работников продолжило дело царских хамелеонов. В архивах сохранились жалобы шахтеров на вновь назначенного руководителя объединения «Арктик-уголь» – трех шахт на острове Западный Шпицберген. За плечами «фундаментальное» дореволюционное образование – ученичество в переплетной мастерской. В 1920–1921 годах товарищ уже вырос: он старший следователь в киевской ЧК. Потом попросился на другой участок, ссылаясь на больные нервы. Его отправили руководить животноводческим совхозом, где он ровным счетом ничего не понимает. Потом – на Шпицберген. И о добыче угля он ничего не знает. По прибытии с материка первого парохода с провизией рабочим объявляет сухой закон. Ящики с водкой, вином, шампанским, коньяком опустошает на троих с секретарями парткома и месткома. Кстати, в 1920-х примерно таким образом пробивался на аппаратные высоты Хрущев, униженно испрашивая у Кагановича синекуры. В 1957 году доброта «воздастся» железному наркому «сторицей».

С 1921 года Троцкий, оставаясь во главе вооруженных сил, много внимания уделяет «культурному строительству», содействует изданию переводов Фрейда. К нему за защитой обращается Виктор Шкловский. Уходит из кабинета с запиской: «Податель сего арестован лично мною и никаким арестам более не подлежит». Правда, в 1922 году классик российского литературоведения благоразумно решил переждать лихую годину в Финляндии, как это делали в дореволюционные времена большевики. В 1922 году на двух так называемых «философских пароходах» в Германию высылали интеллектуалов, несогласных с советскими порядками. Вождь проводит их напутствием: «Расстрелять их не за что, а терпеть дальше невозможно». В 1920 году состоялась встреча Троцкого и Клэр Шеридан – английской журналистки, писательницы, скульптора, родственницы Уинстона Черчилля.

Троцкий принял ее в кабинете, который занимал целый фасад здания. В углу, около камина, стоял громадных размеров письменный стол наркома. За этим столом состоялась первая беседа с Троцким на английском.

Лев Давидович запомнился Шеридан человеком среднего роста, с тонкой кожей, большим выразительным лицом, маленьким ртом. Мягкая женская рука, длинные, слегка вьющиеся волосы, небольшая, удлиняющая лицо бородка. Бесстрашный и холодный взгляд голубых небольших глаз. Две глубокие складки окружают рот неправильным овалом. Когда смеется, взгляд смягчается, становится участливым, появляются ямочки на щеках, которые скрывают злые складки рта. Как профессиональный ваятель, Шеридан подумала: «Прекрасный тип!»

Говорили о пустяках. Первый сеанс позирования начался в соседней с кабинетом большой комнате, «комнате отдыха», хорошо меблированной, в которой гостья с Туманного Альбиона к вящему своему удивлению обнаружила роскошную широкую тахту с красивым покрывалом и двумя подушками. На тахте встреча и завершилась.

Шеридан вскоре покинула Москву. «Со Львом мы расстались как-то очень резко и быстро, – вспоминала она, – просто перестали встречаться. Его жена Седова узнала о наших встречах и, как мне передавали, закатила ему не одну сцену ревности. Со своей стороны, меня не устраивал такой мужчина, который быстро воспламеняется, бурно горит, до синего пламени, но так же быстро и остывает, совсем не учитывая желания женщины и ее пыл. Хотя должна признаться, что встречи с Троцким оставили у меня вспоминания на всю жизнь, как встречи с интересным человеком, он подолгу говорил во время свиданий и много мне рассказывал».

На взгляд Троцкого, социализм в идеале требовал такого уровня экономического развития, который превосходил бы даже самый передовой капитализм и позволил бы уйти от материальной нужды и борьбы за материальные блага, неизбежно сопровождающей эту нужду. Когда нет настоящего достатка для всех, тогда, по замечанию Маркса, «должна снова начаться борьба за необходимые предметы и, значит, должна воскреснуть вся та старая дребедень». Здесь, отмечал Троцкий, лежит ключ к пониманию, как он их назвал, «эпигонов». «Эпигоны» явились политическим выражением «всей той старой дребедени», которая возродилась в Советском Союзе из-за того, что революция не смогла перешагнуть через его границы. «Эпигонами» вождь назвал Сталина, Зиновьева, Каменева, которые с начала марта 1923 года, после окончательного ухудшения состояния здоровья Ленина, с удвоенной энергией принялись готовить почву к отстранению Троцкого от руководящих постов. На рубеже 1922–1923 годов больной Ленин продиктовал документ, так называемое «Завещание Ленина», в котором он признает несовместимость Троцкого и Сталина.

Вспоминает художник Ефимов: «Я очень охотно ходил на открытые партийные собрания и с интересом слушал острые словесные баталии. С неизменным ораторским блеском выступал Троцкий, и мне хорошо запомнились отдельные его эффектные фразы: «Лениным никто не может стать, но ленинцем должен быть каждый!» Эта красивая сентенция вызвала дружные аплодисменты аудитории, и я видел, как и Сталин небрежно и снисходительно похлопал в ладоши. Выступления самого Сталина являли собой разительный контраст с яркими речами Троцкого. Довольно монотонно, невыразительным глуховатым голосом он перечислял: «Первая ошибка товарища Троцкого состоит в том… Вторая ошибка товарища Троцкого состоит в том… Четвертая ошибка… Шестая ошибка…» Конечно, он не мог сравниться с Троцким в красноречии, но в то время как Лев Давидович блистал и гремел на собраниях, Иосиф Виссарионович в тиши своего кабинета на Старой площади занимался более практическим делом: он заботливо подбирал кадры, на которые он мог надежно положиться при любом голосовании».

В 1922–1924 годах под вождя Красной армии копало тайное «политбюро», «семерка», в которое вошли все члены Политбюро, кроме Троцкого. Оно строило вертикаль власти без Льва Давидовича и его соратников. «Уже нельзя стало занять пост директора завода, секретаря цеховой ячейки, председателя волостного исполкома, бухгалтера, переписчицы, – писал Троцкий, – не зарекомендовав себя антитроцкистом». Чекисты (с 1922 года их ведомство было переименовано в ГПУ) докладывали Сталину, что в партийных организациях сохраняется много приверженцев Троцкого, в некоторых они составляют большинство. В 1923 году, а не, как принято считать, в тридцатых, Сталин изрек: «…главное, как считать голоса, а не как голосуют».

Сотрудник канцелярии Политбюро, а впоследствии беглец-невозвращенец из СССР Борис Бажанов, в лицах передал, как в сентябре 1923 года «тройка» решила нанести первый разгромный удар Троцкому.

23 сентября на Пленуме ЦК «тройка» предложила расширить состав Реввоенсовета. Все новые члены, во главе со Сталиным, оказались противниками Троцкого. Предреввоенсовета обрушился на «эпигонов»-интриганов, попросил родной ЦК освободить его от всех чинов и званий и направить простым солдатом в назревающую, очередную, на взгляд Коминтерна, германскую революцию. «Все это звучало громко и для «тройки» было довольно неудобно. Слово берет Зиновьев с явным намерением придать всему оттенок фарса и предлагает его также освободить от всех должностей и почестей и отправить вместе с Троцким солдатами германской революции. Сталин, окончательно превращая все это в комедию, торжественно заявляет, что ни в коем случае Центральный Комитет не может согласиться рисковать двумя такими драгоценными жизнями, и просит Центральный Комитет не отпускать в Германию своих «любимых вождей». Сейчас же это предложение было самым серьезным образом проголосовано. Все принимало характер хорошо разыгрываемой пьесы, но тут взял слово «голос из народа», ленинградский цекист Комаров с нарочито пролетарскими манерами. «Не понимаю только одного, почему товарищ Троцкий так кочевряжится». Вот это «кочевряжится» окончательно взорвало Троцкого. Он вскочил и заявил: «Прошу вычеркнуть меня из числа актеров этой унизительной комедии». И бросился к выходу. Это был разрыв. В зале царила тишина исторического момента. Но полный негодования Троцкий решил для вящего эффекта, уходя, хлопнуть дверью. Заседание происходило в Тронном зале царского дворца. Дверь зала огромная, железная и массивная. Чтобы ее открыть, Троцкий потянул ее изо всех сил. Дверь поплыла медленно и торжественно. В этот момент следовало сообразить, что есть двери, которыми хлопнуть нельзя. Но Троцкий в своем возбуждении этого не заметил и старался изо всех сил ею хлопнуть. Чтобы закрыться, дверь поплыла так же медленно и торжественно. Замысел был такой: великий вождь революции разорвал со своими коварными клевретами и, чтобы подчеркнуть разрыв, покидая их, в сердцах хлопает дверью. А получилось так: крайне раздраженный человек с козлиной бородкой барахтается на дверной ручке в непосильной борьбе с тяжелой и тупой дверью. Получилось нехорошо».

Троцкий свой окончательный проигрыш в дискуссии против «троцкизма» в 1923 году объясняет болезнью после переохлаждения на своей любимой охоте: «Ленин лежал в Горках, я – в Кремле». Но скорее всего, вождь попросту выдохся, ему было неинтересно заниматься каждодневной рутиной, текучкой. На словах он хотел немедленно, все дальше, в Европе, в Китае свергать правительства, но в действительности разуверился в реальности этих планов до тех пор, пока Советский Союз не пройдет собственную модернизацию. Письмо бывшего царского, а потом красного офицера Булгакову в 1928 году автор завершил так: «И ложь, ложь без конца… Вожди? Эти или человечки, держащиеся за власть и комфорт, которого они никогда не видали, или бешеные фанатики, думающие пробить лбом стену. А сама идея?! Да, идея ничего себе, довольно складная, но абсолютно непретворимая в жизнь, как и учение Христа, но христианство и понятнее и красивее. Так вот-с. Остался я теперь у разбитого корыта. Не материально, нет. Я служу, и по нынешним временам – ничего себе… Но паршиво жить, ни во что не веря. Ведь ни во что не верить и ничего не любить – это привилегия следующего за нами поколения, нашей смены беспризорной».

Газета «Правда» в начале января 1924 года порадовала очередным шедевром Демьяна Бедного: «Игра обогащена новою фигурою / Этакого, скажем, львиного наименования / Впадать в панику нет основания / Стальной слон нашего фронта единого / Не задрожит от рычания львиного». В Москве 16 января 1924 года открылась XIII партийная конференция. В это время Троцкий в персональном вагоне ехал в Сухуми подлечиться. Партия была проиграна. На самом деле он отправился в свою первую уже большевистскую ссылку. Конференцию партии в январе посвятили низвержению Троцкого. О Ленине говорилось как о вожде, который уже где-то там, в мире ином. Через два дня конференция завершилась. 21 января 1924-го при не до конца выясненных обстоятельствах Ленин ушел из жизни. Так же таинственно покинул этот мир в феврале 1953 года его наследник Сталин. За десять дней до своей гибели Троцкий 21 августа 1940 года опубликовал в журнале «Либерти» статью с намеком на то, что Ленина отравили.

27 января в Сухуми, лежа на балконе с видом на сверкающее море и пальмы на берегу, Троцкий слушал траурный салют: хоронили вождя революции. Вскоре курортника потревожила делегация товарищей из ЦК. Они для соблюдения декорума согласовали список очередных кадровых перемен в Реввоенсовете и Наркомвоенморе. «По существу это была уже чистейшая комедия, – вспоминал Троцкий. – Обновление личного состава в военном ведомстве давно совершалось полным ходом за моей спиной…» Фрунзе сменил Троцкого на посту предреввоенсовета только 6 января 1925 года. Но Лев Давидович продолжал оставаться членом Политбюро ЦК. Более того, члены Политбюро опубликовали заявление за всеми своими подписями, начиная со Сталина, о том, что не мыслят состав Политбюро без Троцкого. Молотов, правая рука Сталина, вспоминал по этому поводу: «Открытый разрыв еще не был подготовлен». В мае 1925 года Троцкого бросают в хозяйство: концессии, электротехника, наука и техника в промышленности. Он с присущими ему энергией и любознательностью идет в лаборатории и к научным светилам, штудирует учебники химии и гидродинамики.

С 1925 года Троцкий возглавил строительство Днепрогэса – одной из наиболее современных электростанций для той поры. Он организовал две экспедиции специалистов – сначала из США, а потом из Германии – для экспертизы плана строительства Днепрогэса. Тем временем заговорщики Зиновьев и Каменев получили по заслугам от своего вчерашнего союзника по «тройке» «эпигонов» – Сталина. Коба выбрал их очередными своими жертвами. Сын Каменева и Ольги Давидовны, племянник Троцкого Лютик оказался первопроходцем в череде «желтых» историй о «золотой молодежи» – детях советских ответственных работников. В Москве на основе его бурных похождений поставили пьесу с незамысловатым названием «Сын наркома». Каменев решил театральный репертуар подчистить. Но «эпигоны»-товарищи по «тройке» возразили. Почувствовав настроение Сталина, Зиновьев напомнил, что даже Романовы не запретили фельетон Амфитеатрова «Господа Обмановы», направленный против их семьи. Каменев обиженно процедил: «И известно, чем это кончилось». Мрачные предчувствия его не обманули.

Оба собрата по «тройке» превратились для Сталина в отработанный материал, как осенью 1920 года Махно для Троцкого после взятия Крыма. Дорога им лежала в оппозицию. Уже битый Троцкий со злорадством встретил «эпигона»-родственника, который прибежал к нему поплакаться в жилетку после того, как три года не общался вне официальных заседаний.

Весной 1926 года чета Троцких под фамилией Кузьменко с секретарем и двумя чекистами выехала в Берлин. «Зиновьев и Каменев прощались со мной очень трогательно: им очень не хотелось оставаться со Сталиным с глазу на глаз», – писал Лев Давидович. Троцкий лег в клинику, где ему удалили миндалины. 1 мая «супруги Кузьменко» приняли участие в праздничных шествиях. Опекавший их чекист заметно нервничал, ведь открытки с изображениями родного немецким пролетариям вождя продавались на каждом углу. А тут еще кругом белоэмигранты. Однако все обошлось.

В 1926 году Троцкий лишился-таки места в Политбюро. Его длинный язык ускорил необратимый процесс. 12 августа на Политбюро он громогласно изрек: «Товарищ Сталин выставил себя на роль могильщика партии и революции». Коба летом 1927 года, следуя идее, что месть – это блюдо, которое стоит подавать холодным, призвал товарищей по ЦК не спешить изгонять из ЦК партии Троцкого: «Подождите, товарищи, не торопитесь».

Уже в конце сентября Сталин ужесточил риторику в адрес захудалого партийного аристократа, который обзывает партию голосующей барантой. В конце октября на Пленуме ЦК Коба заметил, что «Троцкий сапога Ленина не стоит» и что он кается перед членами ЦК в своей умеренности летом. Тогда, мол, он не прислушался к товарищам, не дал Троцкого в обиду и признал, что правильно его товарищи за мягкотелость ругают. Из зала раздался подобострастный возглас Петровского: «Правильно, всегда будем ругать за гнилую «веревочку!». Уже 3 декабря 1927 года от вчерашнего союзника воздалось и заговорщикам-«эпигонам». Сталин порадовал делегатов XV съезда ВКП(б) тем, что «лорд-мэрами» Москвы и Ленинграда вместо оппозиционеров Каменева и Зиновьева стали рабочие металлисты, и рассказал, за что Троцкого и Зиновьева исключили из партии: «Потому, что мы не хотим иметь в партии дворян. Потому, что закон у нас в партии один, и все члены партии равны в своих правах». Партия всегда права.

Москву Троцкий покинул 17 января 1928 года. Вождь заперся дома, и руководитель группы сотрудников ГПУ отдал приказ ломать дверь. При виде Троцкого он воскликнул: «Застрелите меня, товарищ Троцкий!» Чекист оказался ветераном гражданской, которую провоевал бойцом в охране бронепоезда Льва Давидовича. Но долг – превыше всего. Непокорного вождя силком одевают, спускают, как китайского мандарина, на руках по лестнице, ведь тот идти отказался, усаживают в автомобиль. С Казанского вокзала собирают в дальний путь в Алма-Ату. Сказать, что на то время его отправили на край света – ничего не сказать. Троцкий прочитал в местной газете, что в городе функционируют слухи, что не будет хлеба, в то время как к Алма-Ате идет множество подвод с хлебом. И поделился собственными наблюдениями: «Подводы действительно подъезжают, как и сказано, между тем слухи функционируют, малярия функционирует, но хлеб не функционирует». Еще там функционировали проказа, стаи бешеных собак, голод, нищета и тиф. В Алма-Ату вождю доставили его библиотеку и архивы с государственной важности оригинальными бумагами. Поселили в центре города в четырехкомнатной квартире на улице Красина, главного дореволюционного боевика большевиков, с которым Троцкий сошелся в Киеве в начале 1905 года. Лев Давидович подолгу охотился, летом с женой жил на даче в большом яблоневом саду.

Два-три раза в неделю Троцкий получал мешок с корреспонденцией, книгами, газетами, в том числе и зарубежными. Сын Лев помогал разгребать бумажные завалы, заменял отцу секретаря и порученца. Только с апреля по октябрь 1928 года вождь написал и отправил 800 писем и 550 телеграмм.

В январе 1929 года, погрузив на семь автомобилей его архив, Троцкого с женой и сыном отправили в направлении города Фрунзе. Впереди ждали родная украинская степь, город юности Одесса, пароход «Ильич». Когда судно входило в Босфор, сопровождавший его чекист вручил Льву Давидовичу от советского правительства 1500 долларов на обустройство за границей. Приютило Троцкого советское консульство в Константинополе. Он времени зря не терял и уже во второй половине февраля 1929 года опубликовал в западной прессе серию статей, в которых отвел душу, отыгрался на обидчиках, в первую очередь на Сталине. Советские газеты не замедлили напечатать карикатуру на «мистера Троцкого» в обнимку с мешком долларов. Консульство отказало ему в крове. К 8 марта Троцкие перебрались на остров Принкипо, где провели больше четырех лет. Лев Давидович без успеха пытается добиться права на въезд в европейские государства, он много трудится, исписывает горы бумаги, под началом сына на первом этаже двухэтажной виллы работает несколько секретарей. С 1929 года Троцкий занялся редактированием «Бюллетеня оппозиции». Он без устали обращается с записками и посланиями, даже секретными директивами к товарищам в Кремль. Не знает, что в его адрес на письме в ЦК с предложениями о защите чести Ленина в связи с увидевшими свет воспоминаниями Керенского Сталин наложил следующую резолюцию: «Этого пахана и меньшевистского шарлатана давно следовало бы огреть обухом по голове». Прав оказался Ленин в своем «Завещании», действительно грубоват был товарищ Сталин. Не пожалел изгнанника и Уинстон Черчилль, который статью о том, как Троцкого грудой старого тряпья выбросили на берег Европы, озаглавил без обиняков: «Людоед Европы».

В 1930 году в Берлине на нескольких языках, включая русский, вышли мемуары Льва Троцкого «Моя жизнь», тотчас ставшие бестселлером. Николай Бердяев в рецензии на эту книгу отметил: «Бесспорно, Л. Троцкий стоит во всех отношениях многими головами выше других большевиков, если не считать Ленина. Ленин, конечно, крупнее и сильнее, он глава революции, но Троцкий более талантлив и блестящ». Гитлер однажды поделился в кругу собеседников, размахивая мемуарами Троцкого: «Блестяще! Меня эта книжка научила многому, и вас она может научить». Союзники фюрера, японские милитаристы, заключая японских и китайских коммунистов под стражу, в приказном порядке устраивали товарищам читку «Моей жизни», дабы сломить их боевой дух. Восток – дело тонкое.

20 февраля 1932 года «Правда» опубликовала указ о лишении Льва Троцкого советского гражданства «за контрреволюционную деятельность». «Могильщик революции» Сталин объявил Троцкого вне закона окончательно и бесповоротно. Ату его, спустить всех собак. А то вон придворный пиит Бедный недоумевает, жалуется: «Иосиф Виссарионович! Мне эта х… с чувствительными запевами – «зачем ты Троцкого?!.» надоела. Равноправие так равноправие! Демократия так демократия!» Сам же лишенец направил отклик в Кремль по поводу указа: «Совершенная амальгама в стиле термидора».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.