Глава 5 КТО ЖИВЕТ В ПЕТЕРБУРГЕ? (КАК ИСПОЛЬЗУЕТСЯ УРОЧИЩЕ)

Глава 5

КТО ЖИВЕТ В ПЕТЕРБУРГЕ? (КАК ИСПОЛЬЗУЕТСЯ УРОЧИЩЕ)

Кто, кто в теремочке живет?

Кто, кто в невысоком живет?

С. Я. Маршак

Наверное, иной читатель захочет возразить: сейчас роль Петербурга в интеллектуальной жизни России вроде бы вовсе не чрезвычайная. Более того — всякий, кто достаточно хорошо знаком с городом, знает таких обитателей Петербурга, которых невозможно отнести не только к интеллектуальной элите, но даже просто к числу вменяемых людей.

Моя знакомая риэлтор (родом из Пскова) рассказывала о расселении квартиры, в которую приходилось входить в респираторе: жители пропили унитаз. Мои рассуждения об исключительности Петербурга моя знакомая отнесла за счет недостаточного знания города.

Состав населения Петербурга производит более сильное впечатление на расстоянии: приезжий, особенно интеллигентной профессии, имеет дело с верхушкой интеллектуальной элиты. А поселившись в городе, мгновенно обнаруживает, что в городе живут весьма разнообразные личности. Исторический центр Петербурга по-прежнему чарует, но в старом фонде полно не только интеллигентных старушек, но и крыс. Не в переносном смысле, а самых натуральных крыс… Таких, с длинными голыми хвостами. А на одну интеллигентную старушку приходится пятеро сварливых злобноватых бабок и не меньше запойных пролетариев.

Даже сама интеллектуальная элита при ближайшем рассмотрении — не настолько блестящая, как казалось. Петербургские ученые явно ленивее своих тверских, а тем более московских коллег. Такое впечатление, что время для них идет не так, как для жителей других городов: медленнее. Но если так, то где же реализация идеи «спрессованного» в Петербурге времени?

Ответов три:

1. После 1991 года в город въехало очень много новых людей. Просто как в мегалополис, где жизнь напряженнее и дороже, но где легче сделать карьеру и заработать. Это не уникальное для нашей эпохи явление, так было всегда. Чтобы стать петербуржцами, надо время. В XVIII веке их были десятки, от силы сотни — при населении города в десятки тысяч. И даже в начале XX века петербуржцев было не большинство городского населения: большинство просто не успели ими стать.

2. По естественным причинам большинство петербуржцев во все времена были не образованны, не сановиты, не знатны, не богаты.

Ни «Петербург Пушкина», ни «Петербург Достоевского» не полон только интеллектуальной элитой. Другое дело, что «простые люди» у Пушкина приятные и симпатичные, а у Достоевского — омерзительны.

В наше время все обстоит точно так же.

3. Никогда и ни в какую эпоху городское урочище не делало активными и умными ВСЕХ. Более того… Жизнь на геопатогенных зонах и в контрастных, мозаичных ландшафтах, в парадоксальном «неправильном» городе, эксцентричном и «слишком северном», порождает мутации (биологические и культурные). Эти мутации и становятся основой культурного, умственного процветания города. Но давно и хорошо известно, что мутации, как правило, неблагоприятны. На одну положительную приходятся десятки, если не сотни, негативных.

Петербург порождает слой умных и активных, но те же самые силы порождают намного более многочисленный слой умственно ущербных, заторможенных, отягощенных неврозами и самой разнообразной психиатрической клиникой. Среди городов России Петербург входит в число наиболее неблагополучных по состоянию здоровья населения: и физического, и психического. А кто сильнее бросается в глаза? Тихий профессор, который незаметно сидит в своем кабинете, или пьяный урод, который мочится в подворотне?

Как и во все времена, в городе сталкиваются разные люди, с разными установками и разным отношением к городу. Я попробую назвать их, без претензий на абсолютную истину и на исчерпание темы.

Случайные петербуржцы

Город рос и захватывал пригородные районы и деревни. Часть людей испытала могучий зов Петербурга, а часть — не испытала. Эти люди даже хотели бы жить в более спокойном, монотонном и более обычном месте.

Другие люди приехали в Петербург на заработки, прижились… но точно так же, если им дать волю — охотно жили бы в месте менее беспокойном и тревожном.

Те и другие охотно поселяются в одном из районов города и мало появляются и в других районах, и в центре. Если они — «служащие», им еще приходится работать в центре. А пролетарий там что забыл? Зачем нужна стрелка Васильевского тому, кто живет и работает в Автово или в Калининском районе? Или в Вырице? Работа — здесь, жилье — здесь, магазины — вокруг их полно.

Что, старый скобарь вдруг возжаждал сокровищ культуры? Если возжаждет — то поедет, но опыт показывает — не едут гораздо чаще. Число людей, формально живущих в Петербурге и никогда не ходивших по Невскому проспекту, оценивается по-разному: от «ничтожной доли процента» до «процентов двадцать». Когда расхождение в цифрах настолько велико, это свидетельствует об одном — никто ничего толком не знает, потому что никто не считал.

Процент тех, кто на Невском бывал, даже не раз, но духовно живет в Автово (или в Малой Вишере, с тем же успехом) — естественно, гораздо больше.

Как назвать этих жителей Петербурга, но не петербуржцев? Автовцы? Еще обидятся, но это ведь вполне точное название. Если мы хотим понимать происходящее, а не жить в мире своих выдумок, надо иметь в виду — в Петербурге живут не только петербуржцы, но и автовцы, калининцы, обуховцы, лахтовцы. Все эти последние — только в самой малой степени потомки жителей пригородных деревень или пролетарских слободок. Это недавние переселенцы в Петербург, которые стали жителем не исторического Санкт-Петербурга, а одного из его пригородов.

Люди среднего класса могут даже работать в центре, но охотнее селятся в районах новостроек: дома новее и комфортнее, всё привычнее.

Выбравшие Петербург

Совсем другой контингент — люди, сознательно выбравшие Петербург местом жительства. Такие были во все времена, но сегодня их особенно много. Человек может и расшириться в родном Пскове, и купить квартиру и в Москве… Ну, пускай в «ближнем Подмосковье» и в Петербурге… И выбирает Петербург, потому что хочет в нем жить. Это уже человек, которого позвал Великий Город.

В Петербурге живут странные полудиаспоры: ярославская, псковская, уральская, новосибирская, ростовская… Не совсем диаспоры — страна-то своя. Но и тянутся к тем, кто имеет похожие бытовые привычки, нравы, кто привык так же воспитывать детей и по тем же рецептам квасить капусту. Земляки чем-то неуловимо ближе.

Роль таких полудиаспор больше, чем иногда кажется. Среди них формируются команды, управляющие весьма заметными секторами экономики, сотрудники фирм и учреждений, группы единомышленников и артели строителей.

Все они любят Петербург и хотят в нем жить. И то, что они делают, часто рассматривают как служение городу. Часть их детей будут уже петербуржцами без всяких оговорок.

Еще оговорюсь — такие люди были во все времена. Мой предок, Николай Спесивцев, пришел в Петербург из тверской деревни, после Освобождения 1861 года. Не знаю, шел ли он именно в Петербург, или просто туда, где лучше платят за работу. Во всяком случае, петербуржцем он не был. После раннего инфаркта прапрадед лег на смоленском кладбище Васильевского острова — но как знать? Может быть, он предпочел бы лежать на сельском погосте своей родной тверской деревни?

Вот в следующем поколении прадеды уже избирались в городскую Думу, преподавали, выполняли задания Докучаева, собирая образцы озерного ила, и писали книги о жизни короедов. Имя Спесивцевых и сегодня известно старым жителям города. Имя не такое громкое, как Бутлеровых или Бехтеревых… но это уже имя петербуржцев.

Такой же путь проделывают сегодня без преувеличения десятки тысяч фамилий.

В их числе и люди из самых настоящих диаспор: армянской, азербайджанской, грузинской, курдской… долго перечислять. В первом поколении эти люди живут еще ценностями старой родины, стараются проводить там побольше времени, имеют в своих странах близких родственников и друзей… Но многие инородцы проникаются духом города… А многие и выбирают его из других городов России. Их дети кончают петербургские школы и все больше осознают себя… не русскими, нет, но петербуржцами — определенно.

XIX век породил «петербуржских немцев» и «петербуржских латышей». XX и XXI — петербуржских грузин и петербуржских армян.

Отходы процесса

Люди из полудиаспор не особенно любят коренных петербуржцев. «Коренные» злобноваты и вечно всем недовольны. Они мелочны и жадноваты. Они полагают, что все им должны просто за то, что они — петербуржцы. В этой оценке — беспощадный приговор тем, кто родился и вырос в месторазвитии, часто живет в нем далеко не первое поколение — но кто так ничего от этого и не получил. А если и получил — то рано посаженные почки или психиатрическую клинику. «Мы не сеем, не пашем, не строим… мы гордимся общественным строем»… Эти гордятся своим местом жительства и своей пропиской. Больше-то гордиться все равно нечем. Отходы месторазвития охотно вспоминают о тех, кто создал его славу и величие… Но сами они ничего не создают и создать не способны. Они присоединяются к славе тех, с кем у них только одно общее — место рождения или жительства.

Помню, как докопался до меня один уважаемый коллега… Все объяснял, кто такая «петербургская интеллигенция», какая она замечательная и как отличается от всяких там приезжих. На уныло-злобной физиономии уважаемого коллеги (с ученой степенью) ясно читалось, что жена не любит, любовница не дает, друзья сволочи (пили вместе, а довести домой некому!), дети посылают подальше, ученики — неблагодарные твари, начальники гады, жизнь перевалила на шестой десяток, а ничего хорошего нет, и что сам по себе этот человек, если бы родился в псковской деревне или даже в самом Пскове, никогда не смог бы занять нынешнего своего положения.

Пришлось объяснить уважаемому коллеге, что пока его предков воспитывали на конюшне, используя мягкие части спины, мои преподавали в Петербурге. Снобизм — не украшение мужчины, но что-то же надо было делать.

Состоявшиеся петербуржцы

Начну с того, что петербуржец — совершенно необязательно представитель интеллектуальной и культурной элиты. Но чем совершенно чарует Петербург — это высоким уровнем культуры всего населения. Когда рабочие приходят перестилать пол и интересуются вашими книгами, когда продавщица в магазине рассказывает подружкам что-то из Тургенева — это бьет в голову, как большой бокал шампанского. Промозглый холод, мало света ползимы, крысы — но Великий город оборачивается и такой стороной.

В отличие от отходов месторазвития, уныло радующихся своей прописке за дверными цепочками, эти люди вполне могли бы и сами выбрать место своего проживания.

Любопытно, что современные петербуржцы (как и петербуржцы XIX века) очень мало замкнуты на город. Фактически все они духовно живут не только в Петербурге, но и во всей России (а недавно жили во всем Советском Союзе). То есть у каждого человека и каждой семьи есть свои любимые места отдыха, свои города, где живут близкие или дальние родственники, свои привычные маршруты… Но в целом, если брать весь петербургский субэтнос — то вряд ли найдется в России хоть одна область или хоть один город, который не освоен петербуржцами.

То же самое можно сказать и о Европе. Петербуржцы духовно живут в Европе не меньше, чем в Петербурге. То есть, имея дело с одним отдельно взятым петербуржцем, вы можете столкнуться с яростным врагом Франции — то ли по убеждениям, то ли по туристским впечатлениям. Этот человек вполне может сказать, что Берлин — его любимый город, и носить подтяжки цветов германского флага. Но тут же, за соседним столиком того же учреждения, сидит человек, который без ума от Франции и от французов, а как раз от одних только звуков немецкой речи его тошнит. В результате трудно найти европейскую страну, которую не знают и не любят в Петербурге — при том, что отдельные петербуржцы очень и очень избирательны.

Все это само по себе умножает число идей и смыслов, представленных в Петербурге. Словно толпа разноязыких разнокультурных призраков незримо пронизывает город, да еще и призраков разных регионов России.

Время и обстоятельства создания любой сущности накладывают неизгладимый отпечаток на всю историю этой сущности. Петербуржцы и сегодня живут темпами XIX века. Они не торопятся. Наверное, петербургская интеллигенция — самая неспешная и неторопливая. Огромное число умных и талантливых людей, много прекрасных идей… Которые или вообще не осуществляются, или осуществляются на 20 %, и за пять лет делается то, что можно было бы за один.

В частности, и потому многие петербуржцы уезжают в Москву или за рубеж. Ругаются, не хотят — но уезжают. В Москве быстрее темп жизни. В Британии и Германии легче реализовать задуманное. К тому же в Москве намного меньше отходов работы месторазвития. А ведь отходы злобны и завистливы, они прилагают все усилия, чтобы никто не реализовался.

Тут возможно два варианта:

1. Через 10–15 лет накопится критическая масса, и Петербург опять рванет, вырвется вперед как интеллектуальный лидер России.

2. Из-за постоянного оттока этой «критической массы» Петербург еще долго будет местом, где интеллект России рождается, выращивается, но не реализуется.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.