Виденье Бернадетты Субиру

Это рассказ о крестьянской девочке Бернадетте Субиру, которая дала возможность французскому духовенству превратить Лурд — крохотный городок, прилепившийся к подножью Пиренейских гор, — в Мекку католиков всего мира, воздвигнуть в нем одну из богатейших беломраморных базилик Европы и собирать в течение 100 лет ежегодный доход в десятки миллионов франков.

В обычный, ничем не примечательный день 11 февраля 1858 года жена бедного мельника Луиза Субиру послала своих двух дочерей, старшую Бернадетту и младшую Мари, набрать хвороста в общинном лесу. С ними пошла и соседская девочка Жанна.

Бернадетта росла хилым, мечтательным, болезненным ребенком. Ее самое раннее детство прошло в маленькой деревушке Бартресе, соседней с Лурдом, куда она была взята на воспитание по причине крайней бедности своих родителей. Крестьянка Лагю после смерти своего грудного ребенка предложила эту помощь семье Субиру и получила радостное согласие. Едва Бернадетта немного подросла, как тетушка Лагю стала ее посылать пасти овец, и юная пастушка целыми днями бродила со своим стадом по лесистым окрестным холмам. В этом возрасте уже замечались за ней повадки сомнамбулы. Она подолгу застывала в одной позе, со взглядом, устремленным куда-то вдаль, чему-то улыбалась, и при этом выражение ее глаз было таким восторженным, что все видевшие ее в такие минуты невольно ею умилялись. До двенадцати лет она была неграмотна, а когда научилась кое-как читать, то не выпускала из рук молитвенника — на этом ее образование и закончилось. Чрезвычайная набожность девочки укреплялась братом тетушки Лагю, священником. В долгие зимние вечера, собрав у приветливо потрескивающего очага кружок слушателей, он рассказывал различные истории из священного писания или какие-нибудь иные нравоучительные сказки. Часто в них повествовалось о явлениях святых мучеников и праведников людям, о том, что вещали они смертным и какой облик принимали. Иногда он рассказывал о святой деве. Окруженная неземным сиянием, она спускалась с неба, чтобы утешить бедных и страждущих, высушить их слезы своей любовью и милосердием, освободить от несчастий и болезней. Эти наивные сказки особенно сильное впечатление производили на Бернадетту. Последние годы она страдала от страшных приступов астмы и, бродя со своими овечками в полном одиночестве среди зеленых просторов живописной природы, девочка перебирала четки, повторяла про себя молитвы, грезила наяву и мечтала, что и к ней явится милосердная мадонна. Она изольет на нее жаркие слезы своей любви и избавит от всех невзгод и мучений. Когда девочке исполнилось четырнадцать лет, родители забрали ее домой.

Итак, три девочки ходят по лесу на берегу маленькой речки Гав и собирают хворост. Вскоре они оказались у скалы Масабиель, под ней был небольшой грот — уединенное место, в котором путники часто прятались во время ненастья. Более шустрые девочки убежали вперед, а мечтательная Бернадетта отстала. Вдруг она почувствовала какое-то волнение, словно на нее налетел сильный порыв ветра. Она посмотрела вокруг себя. Что за диво: ни один листик на окружающих деревьях не колышется? И тогда она поняла, что этот ветер особенный — только ей дано его ощутить. Но кто его вызвал, откуда он? Воспаленное воображение девочки видит еще более необычное — свет, ослепительный свет; он распространялся над гротом и ниспадал откуда-то сверху, прямо со скалы. Бернадетта опустилась на колени и стала шептать молитву. И свет как будто принял неясные очертания фигуры, но понять, на что похожа эта фигура, девочка не могла. Пожалуй, она могла сказать только одно: там, где должно быть лицо, свет был особенно ярким — оттуда лились потоки нестерпимо резавших глаза лучей. Как только видение исчезло, Бернадетта догнала Мари и Жанну и стала их расспрашивать об этом свете. Но девочки ничего не видели, хотя они были очень близко от грота.

Дома только и было, что разговоров об этом свете. Бернадетту бесконечно расспрашивали, хотели, чтобы она уточнила, какая ей видилась фигура. На что она была похожа. Конечно, возникло предположение: не проделки ли это дьявола. В следующий раз девочка пошла туда с бутылкой святой воды. Но видение не испугалось. Оно явилось вновь. Раз святая вода была для него приемлема, значит предположение о нечистой силе отпадало. Что же это могло быть? А не святое ли благословение нисходит на Бернадетту? Своей скромностью, простодушием и добротой не заслужила ли девочка высшей, ангельской благодати?

И тогда пастушка пошла к гроту в сопровождении нескольких взрослых. Теперь видение уже совершенно четко предстало в образе прелестной женщины. Бернадетта даже сподобилась услышать ее голос. Прекрасная дама ласково сказала ей: «Окажите мне услугу, приходите сюда в течение двух недель». Ну, естественно, что, когда ясновидящая сообщила сопровождавшим ее об этих словах и добавила, что теперь она совершенно определенно может сказать, что видела женскую фигуру, образ прекрасной дамы неземной красоты, то расспросы стали еще настойчивее. Все хотели знать подробности, детали. Какое выражение лица у этой дамы? Какие на ней одежды? Держит ли она что-нибудь в руках? И, несомненно, среди этих вопросов были и прямые: не похожа ли эта дама на деву Марию, на святую деву?

Происходившее не могло не привлечь внимания местного священника аббата Пейрамаля. И следующее посещение грота было уже с его ведома и после беседы с ним, что не замедлило сказаться на результате — видение точно воспроизводило тот образ девы Марии, который был знаком девочке по изображениям на молитвенниках и по разукрашенным фигуркам и статуям в церквах. На ней было белое платье, а поверх — небесно-голубого цвета шарф, в руках она держала четки в виде белых бус, на шее у нее на золотой цепочке висел крест. На босых ногах алели две розы.

Итак, настоятельные расспросы сотен людей, беседа со священником, равно как и все предыдущее религиозно-мистическое воспитание Бернадетты, сделали свое дело. Их внушающая роль на податливую в этом направлении неустойчивую психику истеричной девочки не вызывает сомнения. Ее все время расспрашивали о подробностях видевшегося ей образа, и расспросы привели к тому, что каждый раз видение уже содержало те детали, о которых шел разговор накануне.

Так черта за чертой постепенно в галлюцинаторных переживаниях воссоздался характерный образ, внутренняя готовность к восприятию которого давно уже созрела в мозгу маленькой фанатички.

Базилика в Лурде

Появившаяся в последний раз дева Мария вначале заплакала и сказала: «Помолись за грешников!» — а потом добавила: «Иди и скажи священникам, что в этом месте надо построить часовню».

Бедная пастушка Бернадетта Субиру сделалась святой в глазах жителей Лурда и окрестных деревень. Люди стекались к ней сотнями. Они следовали повсюду, куда шла Бернадетта, смотрели, как она часами молится у грота, стоя на коленях, держа в одной руке зажженную свечу, а в другой четки; старались приблизиться к ней, притронуться рукой, поцеловать край ее платья.

А вскоре начались исцеления.

Первым был старик Бурьетт. К нему в гроте вернулось давно утраченное зрение. За ним последовали другие. Слава о Лурдском гроте быстро распространилась сначала по всему кантону, затем по всей Франции, а далее перешагнула за ее границы и пошла разносить весть о чудодейственном месте по всему миру. Она заставляла усиленно биться сердца правоверных католиков, а в сознании больных и страждущих зарождала самовнушающую надежду на получение вожделенного избавления.

Как писал в своем знаменитом романе «Лурд» писатель Эмиль Золя, «не только Франция, вся Европа, весь мир пускался в путь, и в некоторые годы особенного религиозного подъема там бывало от трехсот до пятисот тысяч человек». И далее: «Приток даяний не прекращался, золото текло рекой, кругом вырос целый город. Это было основанием нового культа. Желание исцелиться — исцеляло, жажда чуда творила чудеса. Человеческие страдания, потребность в утешительной иллюзии создали бога жалости и надежды, чудесный потусторонний рай, где всемогущая сила чинит правосудие и распределяет вечное блаженство на веки веков».

В 1864 году на собранные колоссальные пожертвования здесь была воздвигнута мраморная базилика — один из богатейших храмов в Европе. На широкую ногу была поставлена реклама. Специальным эдиктом папы римского Лурд был объявлен местом официального паломничества католиков. До наших дней сюда устремляются больные и несчастные почти из всех мест земного шара. Сюда идут старые и молодые, богатые и бедные, неграмотные и образованные…

Есть среди больных паломников глубоко, слепо верующие люди, которые в строгом согласии с христианской догмой считают всякую болезнь «наказанием божьим» и потому даже не пытаются лечиться, возлагая все свои упования на помощь «свыше». Но еще больше таких, которые погнались за «чудом», отчаявшись в медицине после долгих и безуспешных попыток вылечиться, вера в «чудо» стала для них той соломинкой, за которую хватается утопающий. Эта вера одних и судорожное отчаяние других и служат психологической почвой, которую продуманно используют для подготовки «чудесных исцелений» служители католической церкви, собирающие в Лурде ежегодно богатую дань пожертвований.

Церковь усиленно разжигает веру в возможность исцеления в Лурде, о его чудесах проповедуют священники с кафедр католических соборов, они говорят об этом в своих частных беседах с верующими, пишут в специальной клерикальной газете «Лурдский паломник». Так, заранее и исподволь, начинается система направленной обработки сознания больного, которая является одной из главных основ лурдских «чудес».

Представьте себе: больной принял решение отправиться в Лурд. Начинаются сборы в дорогу. Естественно, что с этого момента уже все разговоры вертятся только вокруг темы о чудесах. Весь путь паломников строго продуман духовенством. Тонко использует оно все возможности влияния на психику паломников, больных и сопровождающих их родственников. Воображение всех этих людей разогрето до предела всеми беседами, рассказами очевидцев, распалено отчаянием и надеждой. Вагоны с паломниками сопровождают представители духовенства, специальные «сестры» и «братья» милосердия. Подолгу беседуют они в пути с каждым больным, обнадеживают, будто случайно, к слову, вставляя рассказы о том, что вот совсем недавно ехал больной в точно таком же состоянии и «богоматерь услышала его молитву, ниспослала ему свидетельство своей доброты, и он уехал исцеленным». Среди пассажиров распространяют литературу о чудесных исцелениях, раздают фотографии больных до поклонения гроту и выздоровевших после спасительного паломничества и другие подобные же свидетельства реальности исцеления. Всю дорогу паломники под руководством сопровождающих поезд духовных лиц разучивают молитвы и повторяют их вместе снова и снова, славя Бернадетту и вкладывая в эти песни весь жар своей надежды на спасение от страданий.

По мере приближения к желанной цели путешествия религиозная экзальтация нарастает. Вот и Лурд. Выгрузка больных происходит в атмосфере взволнованности, напряженного ожидания и всеобщего нетерпения. Прибывших встречают посланцы лурдских духовных общин, теперь они берут в свои руки заботу о страждущих душах паломников. Они поведут прибывших в базилику и к святая святых Лурда — гроту, из которого вытекает прославленный «чудесный» источник. Над Лурдом несется мелодичный перезвон колоколов, кажется, что раздается он прямо с неба. Не умолкая, звучат молитвенные песнопения с бесконечным «Авэ, авэ, авэ Мария!»

Вечером, накануне общего торжественного молебна, у грота способные ходить паломники совершают шествие вокруг базилики. А наутро все собираются у грота, сияющего от множества горящих внутри его свечей.

Поочередно сменяют друг друга на кафедре у статуи мадонны священники, а толпа повторяет трижды каждое моление, обращенное к небу от имени пришедших.

И так много, много раз раздаются одни и те же моления, одни и те же фразы, одни и те же мольбы. Все горячей, все громче звучат слова людей, просящих каплю жалости у бога, которого считают они всемогущим и милосердным. И вот уже каждый забыл обо всем, он ничего не чувствует, он отчужден от мира, в загипнотизированном верой и монотонными призывами мозгу не гаснет, а все сильнее и сильнее воспламеняется лишь одно желание, одна надежда — обрести чудо, исцелиться!

Религиозный экстаз самогипноза достигает неистового умопомрачения. Там и здесь раздаются судорожные вздохи и вскрики, появляются фигуры, застывшие в молитвенных позах, с отсутствующим выражением лица, со взглядом, устремленным в какую-то далекую точку; глаза других лихорадочно блестят, руки в молитвенном восторге разведены в стороны, бледные губы судорожно сжаты. И в этот момент, когда психическое напряжение достигает предела, кажутся доступными самые заветные желания, надежды и несбыточные мечты. Вот бросает костыли и идет много лет прикованная к постели парализованная, там объявляет себя прозревшим слепой и, подхваченные порывом экстатического восторга, чувствуют себя окрепшими больные раком и туберкулезом. «Исцелились!» — ликуют в толпе, и, воодушевленные виденным и слышанным, другие тоже начинают считать себя здоровыми. Вдумываться и доискиваться, верно ли то, что в этот миг показалось и во что так страстно хочется поверить, никто не хочет. Но проходит угар, люди возвращаются к привычному состоянию, и вместе с этим приходит горькое разочарование: нет, не исцелен рак, не исчезли каверны в легких… Все это осталось и требует длительного терпеливого лечения.

И хотя здесь на самом деле по временам бывают случаи быстрого, совершающегося буквально на глазах всей толпы исчезновения тягостных болезненных проявлений, болезненных симптомов, мучавших до этого людей годами и не поддававшихся действию ни лекарств, ни процедур, — они в своей основе не имеют ничего таинственного. Однако их кажущаяся необъяснимость заставляла людей видеть в них чудо, которое, по уверениям служителей религии, совершалось волей богов и прочих сверхъестественных сил (название им находилось в зависимости от формы верований).

Пока истинные, оказавшиеся, разумеется, вполне материальными, естественными, причины этих фактов оставались неизвестны, такие случаи были сущим кладом для религии, служа исправной опорой веры в возможность чуда. Они лишь обогащали обширный комплекс средств воздействия на психику людей, который разработали служители религии, чтобы иметь возможность поражать людское воображение чудесами, и не просто чудесами, а самыми нужными, самыми желанными для каждого человека чудесами исцеления.

Ну, а как же сложилась судьба Бернадетты Субиру?

С ней поступили по крылатому выражению Шиллера: «Мавр сделал свое дело, мавр может уйти!»

Ее чрезмерная вера, ее святая простота и наивность, постоянная экзальтация стали мешать лурдскому духовенству, когда практика чудесных исцелений приобрела характер хорошо налаженного и солидно поставленного многомиллионного бизнеса.

Бернадетта своей непосредственной искренностью обращала на себя слишком большое внимание, отвлекала паломников от проповедей духовенства, и — что, пожалуй, главное — пастыри церковные так невыгодно контрастировали своим расчетливым ремесленным бездушьем с экстазом ее детски чистой веры, что сочли за благо укрыть «святую» от посторонних глаз за толстыми тюремными стенами монастыря. А так как и оттуда эта, по выражению Золя, Жанна Д’Арк XIX века продолжала излучать покоряющее обаяние своих мечтаний о справедливости, доброте и всепрощении и через очарованных ее товарок — монахинь все это доходило до паломников, которые устраивали ей, незримой, манифестации поклонения и обожания, была она волею высших духовных чинов тайно помещена в больницу приюта для бедных. Она и на самом деле становилась все более и более больной. У нее участились — особенно в условиях монастырского затворничества — истерические переживания религиозного характера. Вот по этим-то причинам теперь о ней и постарались забыть, проявив верх жестокости и бессердечия. Когда старший брат затворницы после долгих лет поисков случайно узнал о том, где находится кумир их семьи — божественная Бернадетта, он нашел ее на убогой койке больницы для бедных умирающей от чахотки. Бедняжка была так истощена и измучена, что в свои юные годы выглядела древней старухой.

Вот и вся история крестьянской девочки Бернадетты Субиру. Той наивной простушки, из которой забил экстатический гейзер фанатичной веры, наэлектризовавший огромные сонмы людей, — кристальный гейзер, который духовенство скоро превратило для себя в золотой источник, бьющий уже век для обогащения католического Лурда — этой, как сказал французский писатель Жан Бонеффан, «величайшей фабрики шантажей и обмана».