ОТ АВТОРОВ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ОТ АВТОРОВ

В курортном городке Майори под Ригой, на главной улице Иомас-йела, мы видели маленькое чудо, которого обычно не замечают. Между тем оно заслуживает внимания.

Недалеко от поперечной улички Каудишу лежит, как, впрочем, повсюду, тротуар из широких твердокаменных бетонных плит. Уложен он, наверное, лет двадцать — двадцать пять назад, не больше. Плиты как плиты, но здесь на протяжении десятка метров по ним тянется цепочка одинаковых округлых углублений. Не надо быть охотником, чтобы сказать: собачьи следы. Бетон звенит под ногами, бетон крепок как гранит, а в нем отпечатаны аккуратные оттиски, точно это рыхлый снег или песок, по которому только что пробежала веселая собачонка.

Был четверть века назад день... Плиты были еще влажной пластичной цементной массой. Рабочие недоглядели: пес прыгнул на новую панель и побежал по ней. Вот тут он остановился и к чему-то принюхался, здесь, испугавшись, сделал тревожный прыжок. А там его согнали прочь — видны лишь легкие отпечатки царапнувших бетон когтей.

Случилось это давно, так давно, что и день тот изгладился из памяти, и собачонки той уже нет на свете, а следы ее маленького путешествия сохранились до сего дня. В двух шагах от них мы заметили отпечаток давно истлевшей веревки, дальше виднелись два-три оттиска острых дамских каблучков... И нам неожиданно пришло в голову одно, казалось бы, очень далекое слово: «археология».

Звучит как будто несерьезно: каблучки и археология! Курортная собачонка и археология?! Хорошо, пусть так. Поговорим о другом.

Есть в верхних Пиренеях грот Гаргос. В дальней, темной его части видна гладкая стена. Она была гладкой и много тысячелетий назад, когда в этой пещере обитали наши древние предки. Нам неизвестно в точности, для чего и при каких обстоятельствах стенка эта была покрыта слоем краски — тут черной, сделанной из сажи, там красной, основой для которой, вероятно, послужила широко распространенная в природе охра. Но дело не в краске: на ее слое по всей стене видно множество отпечатков человеческих рук.

Не двадцать пять и не сорок лет, — двадцать пять, а может быть, и все сорок тысячелетий назад к этой стене подходили неведомые нам люди и прикладывали зачем-то к ее тогда еще липкой, только что окрашенной поверхности свои ладони. По-видимому, это делалось не случайно, а с какой-то таинственной целью. Может быть, совершался магический обряд. Ведь такая стена с отпечатками рук не одна в Пиренеях; многие исследователи пещер находили подобные собрания отпечатков и в других гротах Испании и Франции.

Странная подробность обратила на себя внимание ученых: многие отпечатки оставили люди, у которых не хватало суставов на одном или нескольких пальцах. Что это — следствие несчастных случаев на охоте или, может быть, то были какие-нибудь пленники, подвергшиеся жестокому наказанию? На этот вопрос отпечатки ответить не могли.

Но вот на другом конце Европы, в Крыму, в гроте Мурзак-Коба, был найден скелет молодой еще женщины. На обеих ее руках не хватало суставов на мизинце. Умершая не была пленницей: ее похоронили с почетом. Трудно представить себе также, чтобы она лишилась пальцев на охоте: ведь это женщина. Вероятнее всего, ампутации суставов потребовал какой-то неописуемо древний магический ритуал, жестокий и суровый...

Скелет, лишенный суставов — видимо, один во всем мире. Его легко могли бы и не найти. Но если бы мы и не увидели его, мы все же знали бы, что такой обычай существовал. Нам рассказали о нем пиренейские отпечатки прошлого.

Они бывают очень разными, эти свидетели далеких эпох. Науке известны другие гроты. Там нет закрашенных стенок, но там была когда-то глина, мягкий, вязкий слой глины на полу пещеры, в ее дальнем, недоступном углу. В этот угол жители грота пришли когда-то для выполнения другого обряда, для дикого, буйного танца... Они носились тут при свете костра, как неистовые тени. Их ноги глубоко вдавливались в мягкую глину... А теперь, десятки тысячелетий спустя, современный человек с неизъяснимым чувством смотрит на следы, сохранившиеся на протяжении целой вечности. Как они могли остаться тут? Почему их не затоптали другие? Или совершенный древними обряд был так страшен, что темный закоулок грота навсегда остался запретным местом, стал для потомков непреодолимым табу?..

Кто даст на это ответ? Скажем пока одно: должно быть, слово «археология» при виде отпечатков на тротуаре пришло нам на память не напрасно.

О, эти следы утонувшего в тумане времен прошлого...

24 августа 79 года нашей эры Везувий разверз небо над веселым, благоденствующим городом Помпеями, на берегу Неаполитанского залива. На землю хлынул пепельный дождь невиданной силы. Все было кончено в какие-нибудь десять-двенадцать часов: пепел засыпал Помпеи, погреб их под своей восьмиметровой горячей толщей. Более тысячи человек были удушены или сожжены им. Мало что удалось спасти из гибнущего города, так внезапно обрушилась на него ярость вулкана. Дома со всем имуществом, лавки со съестными припасами, улицы и все, что на них было брошено второпях, скрылись по самые крыши под тяжелым серым саваном. Появились они из-под него только семнадцать веков спустя, когда на месте древних Помпей начались археологические раскопки.

Теперь, в XX столетии, мы ходим по улицам I века. Вот дом, где жила семья Ветиев, тут обитал богач Панса, здесь — неизвестный нам «трагический поэт». Везде видна сохранившая свою живость фресковая роспись стен. Темнеют кухонные очаги, на которых точно час назад готовили пищу. Зияют водоемы и писцины [1], тысячу восемьсот семьдесят девять лет ожидающие, чтобы их наполнили водой. И вот, наконец, в музее вы останавливаетесь перед гипсовыми слепками с людей. Беглец, обессилев, падал и умирал в накаленном пепле, безжалостный серный дождь засыпал его дюйм за дюймом, и спустя много веков в окаменевшей толще осталась пустота, хранящая малейшую складку одежды погибшего.

Невозможно спокойно смотреть на эти трагические изваяния.

Вот скорченный в последней муке стройный, высокий человек; вот двое юных людей, может быть молодых супругов или влюбленных; они обняли друг друга перед смертью и превратились в двойную сложную пустоту.

Люди приходят, дивуются на все это траурное великолепие и расходятся по своим делам. Они уходят из музея, а археологи остаются в его тихих залах. Их кропотливым трудом из миллионов отнятых у вечности предметов слагается полная, поразительно цельная и точная картина жизни, остановившейся в глубине времен.

Люди, как и все живое, рождаются, живут и умирают. Поколения уступают место другим поколениям: из миллионов не остается ни одного, кто мог бы рассказать потомкам о жизни предков. Но каждый из нас — хочет он того или не хочет, знает об этом или не ведает — оставляет в мире тысячи тысяч памяток, больших и малых, заметных и незаметных. Они тоже не вечны, у них свои судьбы. Одни исчезают быстро, порой раньше человека, их породившего. Другие — вещи, изготовленные человеком: книги, которые он написал, здания, возведенные его руками, — надолго переживают его, а иной раз и всех его современников. И, наконец, третьи как бы обретают право на почти бесконечно долгое существование.

Последнее случается чаще всего как раз с теми предметами, о хранении которых в свое время не думал никто. Оно и понятно: таких никому не нужных, бросовых вещей человек рассыпает за собой множество, и, никого не привле-кая, они лежат века. А когда долгое время спустя возникает надобность вернуться к давнопрошедшему, разгадать его тайны, именно они выступают самыми честными, самыми неопровержимыми свидетелями былого.

Наук, которые изучают следы жизни, пережившие саму жизнь, немало. Когда речь идет об истории мертвой природы, мы обращаемся к геологии. Там, где возникает интерес к далекому прошлому растительного и животного мира, вступает в дело палеонтология. Капли дождя, отпечатавшие свои легкие луночки на прибрежном песке сотни миллионов лет назад, можно и сегодня созерцать на тяжелых плитах камня в наших горных музеях. Удивительный узор оперения древней зубастой птицы археоптерикса доныне хранит литографский сланец возле Золенгофена. Палеоботаники ищут и находят в глубинах земли тончайшую пыльцу растений, цветших и благоухавших во времена, перед которыми время фараонов кажется вчерашним днем.

Если же мы хотим заглянуть в раннюю пору жизни человечества, в те эпохи, от которых не долетает до нас людского голоса, не доходит ни единого слова, ни письменного, ни устного, на сцену выступает археология. О ней мы и будем говорить в этой книге.

Книга эта — не ученый труд. В ней не следует искать ни подобранных в порядке сведений о деятельности наших археологов, ни последовательного изложения основ самой этой замечательной науки. Мы просто приглядывались к своеобразному мирку ее работников со стороны, поражались тем немногим открытиям, с которыми нам привелось познакомиться лично, и написали о них то, что думали. Придирчивый читатель, возможно, скажет: вы изложили тут не все, даже не все самое главное. Но ведь мы не ученые, а писатели. Нам хотелось рассказать отнюдь не обо всем, а только о том, что мы видели собственными глазами или о чем слышали, так сказать, из первых уст. И вряд ли можно отрицать, что это наше писательское право.

Повторяем: наша книга не претендует быть ни «введением в археологию», даже самым кратким и популярным, ни очерком ее современного состояния. Это лишь отражение нашего восхищения удивительной наукой и ее людьми. И если это чувство наше передастся хотя бы некоторым из читателей, мы сочтем свою задачу выполненной. Тех же из них, кого потянет к более углубленным знаниям в этой области, придется направить к работам специалистов: книг по археологии, солидных, основательных и очень интересных книг, много.