Глава 4 Кто выиграл Гражданскую войну?
Глава 4
Кто выиграл Гражданскую войну?
Странное поведение потомков победителей
Вроде бы очевидно: победили красные. В военном отношении это так и есть, но гражданские войны не выигрывают.
Все так, но простите… Тогда почему же вдруг в 1970-е годы на экраны стали выходить фильмы, так сочувственно, с такой болью трактующие «белую» тему?!
Тот же превосходный «Адъютант его превосходительства»… В нем, конечно, все «правильно»: красные воюют за справедливость, а белые категорически не правы. Да и не мог бы в СССР выйти на экраны фильм, в котором все это было бы иначе.
Но как симпатичны, как привлекательны белые! Это люди долга и чести, образованные и достойные. Как больно сжимается сердце при мысли об их неизбежной гибели!
Или вот сцены из другого фильма, в котором белого офицера «берут» на конспиративной квартире. Он отстреливается до последнего и в конце концов стреляет себе в сердце. Красные «победители» вламываются в сизый от порохового дыма, залитый человеческой кровью коридор, парень сидит на полу, перед простреленной во многих местах дверью. Он держит на ладони ладанку, подаренную любимой девушкой. И опять больно сжимается сердце.
Это — официальные советские фильмы, шедшие в кинотеатрах и по телевизору. А в те же годы начали петь «белогвардейские» песни. В компаниях их пели под гитару. В 1980-е это безобразие про «поручика Голицына» выплескивалось и на эстраду. Конечно же, нет ничего общего у этих песен с подлинными солдатскими песнями Гражданской войны, с песнями эмиграции. Глупо считать наследником белых противного нафабренного шансонье, который тянет, томно закатывая глазки, эдак мерзко:
— Па-аарручик Га-аалицин…
Но ведь пели! Пели и слушали! А вот песни Красной Армии — не пелись. Ни «Сотня юных бойцов из буденновских войск // На разведку в поля поскакала». Ни «По долинам и по взгорьям // Шла дивизия вперед, // Чтобы с бою взять Приморье // Белой армии оплот».
Наше поколение, предпенсионного возраста, еще хотя бы слышало эти песни и знает о них. А те, кто моложе нас хотя бы лет на 10, уже могли и не знать. А «Поручика Голицына» кто не слышал?
В общем, не пелся в компаниях ни советский официоз, ни исторические песни Красной Армии. А вот «белогвардейщина» пелась!
В эти же годы, где-то между 1970-м и 1980-м, произошел очень важный поворот в сознании людей. Стало престижно знать свою родословную, знать историю семьи. Чем занимался, что за человек был прадед. Как выглядела, что любила готовить прабабка. Шла мода на старинные фотографии, на историческую память, на родословные древа и иконы.
Мода — штука не особенно надежная, но есть ведь разница, на что мода. Одно дело — мода на порнографию, а совсем другое — на иконы. Или мода мочиться в заброшенных церквах, или мода ставить свечки Богу.
В эти годы все чаще девушки пели фольклорные песни: и «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан», и «Матушка, матушка, что во поле пыльно», и «Где любимый ночует».
А раз в экспедиции запели «Боже, Царя храни». Пели не пацаны — могучие дядьки с бородами, разменявшие не одно «поле». Первый раз спели, пожимали плечами, объясняли самим себе и друг другу: мол, это мы так, мелодия очень красивая… А второй раз спели с чувством, стоя. И глядя друг другу в глаза.
В 1970-е еще тайком, еще только на интеллигентских кухнях начали делиться полузабытым, вчера еще совершенно ненужным: чей дедушка… прадедушка… еще родственник… был в Белой… армии… у Деникина он был… вот где…
А в Уссурийске, показывая мне легендарный паровоз, местный парень-археолог в 1985 году сказал, нажимая на слово «наши»:
— Вон паровоз… В его топке наши спалили этого… Лазо.
Папа парня — инженер на местном заводе. Мама — инструктор в обкоме. Правильная советская биография. Но и он хотел иметь какое-то отношение к Белому движению, пусть присоединяясь к откровенному зверству. Пусть это мы… Это «наши» засунут Лазо живьем в топку.
И дальше — больше, дальше только сильнее. То ходил школьный анекдот про Вовочку-матюгальщика: как он привел на урок истории дедушку.
— Вы видели живым Чапаева?!
— Ну, живым видел недолго…
— А где вы его видели?!
— Плывет Чапаев через Урал-реку, а я его та-та-та из пулемета! И больше я его уже не видел…
В «перестройку» такие воспоминания стали предметом восторгов, об участии предков в белых или в казачьих армиях говорили вслух и порой страшно хвастали. Пусть кто-то и выдумывал, приписывал самому себе родословную. Но, ведь получается, человек хотел иметь именно таких предков! Сам выбирал, даже вопреки реальной истории семьи.
Наши в городе
…В первый раз я провел этот эксперимент среди студентов Красноярского университета, в 1995 году. Хотите, спросил я, докажу, что белые победили в Гражданской войне? Не выходя из этой комнаты?
— Докажите!
— Ребята, если Красная Армия победила, то ведь среди присутствующих должно быть много потомков победителей. Логично?
— Логично.
— Поднимите руки все, у кого есть предки среди красноармейцев. Или среди чоновцев, чекистов, любых карателей? Или из латышских стрелков… Или из красных партизан? Есть такие?
Поднялась рука… Еще несколько… 11 рук из 29 человек.
— Отлично! Если Белая армия проиграла, то ведь многие в ней погибли. Так?
— Наверное…
— И тогда многие белые не могли завести семьи, бежали за границу. Их жен и детей тоже истребляли. Так?
— Так…
— Значит, потомков белых должно быть очень мало. Так поднимите руку те, у кого деды-прадеды были в белых армиях? Или у казаков? Или у крестьянских повстанцев?
— А если есть предки и там и там?
— Поднимайте руки оба раза.
Две руки… три… восемнадцать… Вроде все. Я посчитал число рук и сам поднял девятнадцатую.
— Итак, здесь присутствует 11 потомков красных и 19 потомков белых. Так кто победил?!
Студенты весело смеялись.
— Доказал я, что Белая армия победила? Убедил вас?
— Убедил!
— Поздравляю, господа! Наши в городе!
С тех пор я проводил этот эксперимент в разных аудиториях. Моими студентами были и будущие искусствоведы, и будущие архитекторы, и художники, и технари. Чем вуз элитнее и специальность престижнее, тем больший процент был в аудитории потомков белых. Больше всего — среди философов в Санкт-Петербурге. Среди 34 человек потомками белых оказались 22, красных — 8. Самый меньший процент потомков белых оказался среди будущих строителей дорог в Красноярске. 55 из 120, при 49 потомков красных.
Получалось удивительное: Красная Армия, армия-победительница, уходила из наших городов, из нашей жизни. Уходила, не отстреливаясь в арьегардном бою, а уходила без всякой чести. Эдак тихонько, на цыпочках, опустив головы, тащила за собой красную тряпку, как поджатый хвост.
Сегодня, даже если есть в семье такие предки, их стыдятся больше, чем уголовщины и проституции. Позор семьи.
А Белая армия, стократ ославленная «белым стадом горилл», сборищем садистов и мракобесов, как раз очень даже гордо вступала в жизнь России. Если человек даже врет, просто приписывает себе таких предков — это высшее пижонство из возможных.
Почему?!
Объяснить могу только одним: за шестьдесят лет, между 1917-м и 1977 годом, Россия закончила модернизацию. Теперь все или почти все у нас образованные. Русские европейцы. И как ни обрабатывай этих людей, как ни потчуй идеологической жвачкой, а красная идея им не близка.
Не зря же с таким успехом сначала читалось, потом и в кино смотрелось «Собачье сердце» Булгакова. Примитивная идея уравниловки могла радовать сердце дедушки-красноармейца. Ему могло хотеться порвать книгу, как атрибут «барской» жизни. Тянуло нагадить в чистой комнате или в хрустальную вазу — потому что в его избе грязно, а хрусталя он не имел и иметь никогда не будет. И презирает того, кто его имеет. Кто пьет из хрусталя хорошее вино, а не хлещет самогон из железной кружки. Дедушке хотелось отрицать более сложный, более утонченный мир — особенно если кишка тонка самому в него войти.
А внуку стал близок мир книг, библиотек, красивой посуды и картин, который встает со страниц Булгакова и Шмелева. Ему стала близка идея защиты этого мира, потому что этот мир стал его собственным миром. Тот самый — с кружевной занавеской, со стопками книг во вкусно пахнущих корешках, с вежливостью, гимназической формой и хорошим русским языком. В конце ХХ века такой мир может находиться на 5-м этаже шлакоблочного дома, в русской глубинке. Но его обитателям близок по смыслу и по духу мир булгаковской квартиры на первом-втором этаже каменного питерского дома.
Внукам стала близка белая идея. Внуки почувствовали, что их дедушек крупно обманули. Что дедушки воевали совсем не за то, за что следовало воевать. И они запели песни армии, защищавшей уютный, добрый мир русской интеллигенции. Своей армии.
Историческая аналогия
С чем бы это сравнить? Пожалуй, так: я очень четко осознаю, что в эпоху Екатерины и Пушкина мои предки не жили в дворянских особняках. Но вот стою в доме Пушкина в Михайловском — и я дома. Это не дом моих предков, даже не дом людей моего сословия… Но тут очень много знакомого. Картины на стенах. Книги в шкапах, стопки книг на мебели. Книги на немецком, на французском. Музыкальные инструменты. Стол, за которым собиралась семья, красивая скатерть. У каждого свой стул, а не общая лавка. У каждого своя тарелка, а не общий чугунок. Некрашеные полы, очень простая обстановка. Та самая, с детства родная и привычная обстановка скромного достатка, при высоком уровне образования и культуры. Все родное, русское, любимое.
Мир более древний, чем мир интеллигенции. Но мир, породивший интеллигенцию, мир Булгакова, к которому принадлежали мои предки. К которому через них принадлежу и я сам.
И потому Пугачев может сколько угодно говорить, что защищает народ. Мои предки были теми, кого он «защищал», но мне не нужна его «защита». Пугачев идет против моего мира. Победи Пугачев — и мой мир попросту не смог бы родиться.
И потому Пугачев — не мой герой. Он враг всего, что я люблю, его идеи мне полностью чужды. Когда Суворов и граф Панин гонят и бьют Пугачева, я готов забивать банником порох в ствол орудий и сыпать картечь. Это идет моя армия.
А когда Пугачев берет крепость из «Капитанской дочки», побеждают не мои предки. Не «наши». Это отвратительные дикари, с которыми я не желаю иметь ничего общего.
…Вот и Троцкий тоже говорил, что защищает народ. В 1970-е годы школьников пытались воспитывать на сюрреалистических рассказах про «романтику Гражданской войны» и на примере Павлика Морозова. Нас водили к «вечному огню» в честь красных героев Гражданской войны. Окуджава хныкал свои песенки про «комиссаров в пыльных шлемах» и про «комсомольскую богиню».
А потомки тех, чьи интересы «выражал» Троцкий, кого защищали «красные герои», не хотели иметь с ним ничего общего. И с его идеями. И с армией, которую он создал.
Есть старая притча Христа: мол, чтобы зерно выросло и дало новые колосья, оно должно сначала умереть. Белое движение проиграло и погибло. Уцелевшие в боях доживали на парижских чердаках на грошовые пенсии и подачки, потому что доблестные союзники не хотели их больше знать. Но, умерев, Белое движение проросло в современной России — как прорастает тугой колос со множеством зерен, из одного-единственного, давно сгнившего, погибшего зерна.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.