6. Хорошие русские: идеал прибалтийской ассимиляции

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

6. Хорошие русские: идеал прибалтийской ассимиляции

Эстония. Заходит русский покупатель в магазин, начинает на ломаном эстонском объяснять, чего он хочет.

Продавщица:

— Посалуйста, коворитте по-русски, я всё поннимаю.

Покупатель:

— Мы пятьдесят лет слушали ваш «русский», теперь вы послушайте наш «эстонский».

Эстонский анекдот

Под ассимиляцией в этнологии понимается потеря этнической группой своих отличительных черт и их замена на отличительные черты, свойственные другой этнической группе. Ассимиляция может носить как добровольный, так и принудительный характер: в последнем случае она пересекается с понятием этноцида — политикой уничтожения национальной идентичности, национального самосознания этнической группы. Этноцид добивается тех же целей, что и геноцид, но не использует для этого физическое насилие. Идеальный результат политики принудительной ассимиляции тот же, что и в случае геноцида: сокращение (вплоть до полного исчезновения) числа людей, считающих себя принадлежащими к какой-либо национальной группе, потеря ими своего языка, культуры, исторической памяти, самоназвания, переход в подчиненное положение к этнической группе, подвергшей их этноциду.

Эстонизация, латышизация и литуанизация, которыми занимаются прибалтийские государства, являются именно политикой принудительной, осуществляемой властью ассимиляции, что подтверждают принятые в этих странах государственные программы по «интеграции и сплочению».

Яркий пример: программа интеграции латвийского общества, разработанная в 2011 году скандальной националисткой-антисоветчицей (в прошлом — ярой комсомолкой), на тот момент депутатом Сейма от правящей партии «Единство» Сармите Элерте. Принятая программа прямо предполагает, что интеграция латвийского общества должна происходить путем культурной ассимиляции русскоязычного населения: чтобы все противоречия между русскими и латышами исчезли, нужно просто превратить русских… в латышей. Вуаля!

Характерные цитаты из документа Сармите Элерте: «Латышская государственная нация вместе с меньшинствами образует Латвийский народ», «Латышская идентичность — латышский язык, культура, социальная память — объединяет весь латвийский народ, делая его общиной демократического участия. Из-за этого в интересах Латвийского государства углубить латышскую идентичность, которая объединяет общество, делая его сильнее в современных условиях глобализации, и расширяет его, чтобы в него могли включиться национальные меньшинства и иммигранты».

То есть сплочение латвийского общества состоит в усилении роли латышского языка (это ещё ладно — хотя бы можно представить, как это будет выглядеть технически) и латышской исторической памяти. Получается точь-в-точь определение ассимиляции и этноцида: русские должны забыть о том, что они русские, подвергнуть головной мозг лоботомии (а как иначе выкинуть из него коллективную память нескольких поколений своего народа?) и начать смотреть на историю и современность латышскими глазами. Как заметил председатель Парламента непредставленных (общественной организации, объединяющей латвийских «неграждан») Валерий Комаров, «если 9 мая для вас День Победы, то вы плохо интегрированный русский, если это день скорби и начала новой оккупации, то вы хорошо интегрированный».

Русских жителей Латвии и Эстонии, которые в целом следуют политике ассимиляции, принято называть «правильными русскими» или «хорошими русскими», а в среде соотечественников — «интеграстами». Латвийский социолог Ольга Процевская в резонансной статье 2013 года иронически формулирует «Кодекс поведения хорошего русского». Итак, хороший русский:

• «Признает, что возвращение в 1991 году к Латвийской Республике образца 1918 года было единственным возможным решением, а не политическим выбором, который можно было сделать, а можно — и не сделать. Осознает, что неизбежно следующее из концепции преемственности разделение на граждан и „неграждан“ — достаточно либеральное решение, и могло быть ещё хуже;

• Никогда публично не напоминает о том, что в программе победившего в 1989 году на выборах в Верховный Совет Латвийского Народного фронта был такой текст: „ЛНФ выступает за то, что гражданство должны получить постоянные жители Латвии, которые декларируют своё желание получить гражданство Латвии и недвусмысленно связывают свою судьбу с Латвийским государством“;

• Иронизирует над „Центром согласия“ и презирает „линдермановцев“;

• 9 мая проводит как обычный день, 79-метровый обелиск и весь прилегающий к нему архитектурный ансамбль никогда публично не называет официальным названием — „Памятник освободителям Риги“;

• Проблемами „русской общины“ не интересуется, поскольку они на него не распространяются. Это проблемы плохо интегрированных, не нашедших своего места в латвийском обществе неудачников;

• Не задает лишних вопросов по поводу того, почему в госуправлении абсолютное большинство (около 80 %) — латыши; русские сами виноваты, что их там нет;

• Не показывает того, что его задевают бесчисленные случаи, когда словосочетание „Красная армия“ или, скажем, „те, кто реализовывал сталинские репрессии“ заменяется на просто „русские“;

• Уважает то, что в Латвии демократия и благополучие всех жителей не могут быть более важными, чем защита латышского народа, культуры и языка»[77].

Последовательное изъятие русского языка из публичной сферы, запрет на его использование в высшем образовании, постепенный переход на государственные языки русских школ, преследование русскоязычных газет и телеканалов, а также переименование улиц, снос памятников, запрет старых и введение новых праздников — всё это меры для выращивания «хороших русских», проводимые в рамках политики принудительной ассимиляции русскоязычной общины.

Однако результаты прибалтийского этноцида оставляют желать лучшего: русские общины в Латвии и Эстонии уже не раз показали, что не поддаются политике культурной ассимиляции, и происходили соответствующие эксцессы на втором-третьем десятилетии после провозглашения независимости, когда, казалось бы, русские с латышами и эстонцами уже должны были бы слиться в единый народ, но — нет. Русский бунт против переноса «Бронзового солдата» в Таллине и на северо-востоке страны эстонские власти восприняли именно как провал политики интеграции: в 2007 году, после полутора десятилетий жизни в независимой Эстонской республике местные русские по-прежнему верны своим представлениям о событиях 1941–1945 годов как о Великой Отечественной войне, победу в которой они считают победой над фашизмом, а не победой одного тоталитарного строя над другим. Точно так же дорожат символами и образами Великой Победы, берегут памятники «советской оккупации» как свои и готовы для их защиты выступить против эстонского государства!

В Латвии не менее ярким, чем протесты 2003–2004 годов против школьной реформы, стал референдум 2012 года о втором государственном языке. За поправки к Конституции Латвии, предусматривающие государственный статус русского языка, проголосовали 273 тысячи человек — почти всё русскоязычное население Латвии, обладающее правом голоса (еще около 300 тысяч на тот момент были негражданами, т. е. голосовать не имели права). Результаты референдума показали, что за 20 с лишним лет интеграции латвийского общества не просто не произошло — произошел противоположный процесс поляризации двух этнолингвистических общин. Если в конце 1980-х годов русские наравне с латышами участвовали в Народном фронте, а на референдуме 1991 года около половины русскоязычного населения поддержали независимость Латвии, то референдум 2012 года четко разделил латвийское общество по языковому признаку — политика сплочения на основе культурной ассимиляции русскоязычных блестяще провалилась.

Она и не могла не провалиться: в условиях, когда национальные меньшинства составляют около трети от населения страны, а от своей культурной метрополии — России их отделяет не более 200 километров до границы, навязать им сверху культурную ассимиляцию — нереально, недальновидно и опасно.

Однако прибалтийские власти с упорством, достойным лучшего применения, продолжают наступать на старые грабли. В 2013–2014 годах во всех трех странах продвигается идея отключения российских телеканалов (как будто нет спутниковых тарелок и интернета). В Литве консерваторами уже подготовлен законопроект о сокращении телевещания на русском языке до 10 % от всего эфира, в Латвии осенью 2014 года сократили русскоязычное вещание местных радиостанций, в Эстонии планируют вместо российского ТВ запустить собственное телевидение для «хороших русских» — Единый балтийский канал (ЕБК). К этому добавляется традиционная уже борьба прибалтийских спецслужб с русскими общественными, культурными, правозащитными организациями — все они по умолчанию считаются «пятой колонной, льющей воду на московскую мельницу».

Реакция прибалтийских политиков на события весны 2014 года в Крыму и на востоке Украины показала, что в Литве, Латвии и Эстонии понимают провал политики ассимиляции и боятся своего русскоязычного населения, которое может устроить им «русскую весну». Боятся, т. к. понимают — есть причины для недовольства и есть недовольные.

Русские Прибалтики подозреваются в нелояльности и оппозиционности, и эти обвинения справедливы, но лишь с одним маленьким уточнением: нелояльным русскоязычное население делает сама власть.

«Русские в Латвии хотят не более того, что имели латыши в Советском Союзе» — эта лаконичная, но весьма емкая и точная формулировка принадлежит депутату Европарламента от Латвии Т. Жданок[78]. Однако русским отказано, причем не один и не два раза. Этнократический режим в странах Прибалтики — не случайность и не сбой, который когда-нибудь исправится сам собой. Это система.

Может ли этническая ситуация в балтийских государствах развиваться по-другому, возможно ли там на самом деле сплочение общества? Да, возможно, и для этого есть все предпосылки. Например, в Латвии, согласно социологическому исследованию SKDS, проводившемуся в мае — июне 2014 года, 64 % опрошенных русскоязычных заявили, что считают себя патриотами Латвии, а 58 % гордятся своей принадлежностью к Латвии. Что касается владения государственным языком, то 20,7 % русскоязычных респондентов заявили, что отлично знают латышский язык, 27,6 % оценили свой латышский как «хороший», 27,5 % — как «удовлетворительный». Вовсе не знают государственного языка только 4,3 % латвийских русских. Основными вопросами, интересующими русскоязычное население, оказались вопросы социальной защиты и низкого уровня жизни.

Косвенным подтверждением этих данных является голосование латвийских русских на выборах в Сейм. Фактически монополистом в русскоязычном сегменте латвийской политики за последние 5 лет стала левоцентристская партия «Согласие», отказавшаяся называть себя «русской партией» и предпочитающая разговорам о специфических проблемах русской общины обсуждение общих и для латышей, и для русских социально-экономических проблем. В условиях свободной политической конкуренции «Согласие» практически выдавило все альтернативные «русские партии», занимавшие более принципиальную и решительную позицию по болезненным «русским вопросам», из системной политики. В соседней Эстонии все «русские партии» постепенно сошли с политического поля, а русскоязычный электорат (включая «неграждан» на муниципальных выборах) голосует преимущественно за Центристскую партию мэра Таллина Эдгара Сависаара — вполне себе эстонскую, в прошлом входившую в правящие коалиции и правительства.

Радикально настроенные соотечественники в странах Балтии делают из этих фактов вывод, что политика ассимиляции всё-таки побеждает, однако случаи с «Бронзовым солдатом», референдумом о русском языке в Латвии, борьбой за русские школы и т. п. этот вывод опровергают.

Состоялась не ассимиляция, а политическая интеграция большинства русскоязычного населения балтийских стран. Это большинство говорит, что связывает свою жизнь с Литвой, Латвией и Эстонией, считает себя их патриотами, а не врагами.

Казалось бы, прибалтийскому руководству остается лишь жить да радоваться итогам политической интеграции: проблемы с нелояльностью и оппозиционностью русского населения будут устранены, стоит лишь признать Латвию и Эстонию идеальными двухобщинными государствами, в которых титульные нации могут объединиться с национальными меньшинствами на основании общих интересов и сформировать политическую нацию. Но нет. Вместо этого правящие режимы государств Прибалтики упорно идут по пути принудительной ассимиляции, создавая «пятую колонну» из нелояльных нацменьшинств и усиливая межэтническое напряжение в своих обществах, которое рано или поздно может выплеснуться на улицы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.