Москва, Кремль, 23 декабря 1991 года

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Москва, Кремль, 23 декабря 1991 года

Встреча Горбачева с Ельциным «для передачи дел» была назначена на 12 часов дня. Первоначально, в соответствии с коллективным политическим решением республиканских лидеров, собравшихся в Алма-Ате, практические вопросы, вытекающие из их решения о прекращении существования института президентства СССР: уровень пенсии президента, условия его содержания, охраны и т. д. – планировалось обсудить и одобрить там же. Затем решено было отдать эти вопросы российскому президенту, по существу в качестве «трофея».

А. Грачев (воспоминания):

– С одиннадцати часов (обычное время приезда Горбачева на работу) советско-американская телегруппа толкалась в отведенном для прессы помещении. Я зашел к Горбачеву, когда он перелистывал перепечатанный текст своего будущего заявления.

– Думаю выступить завтра вечером. Тянуть нечего, – сказал он.

– Михаил Сергеевич, – отреагировал я, – может быть, лучше в среду? Ведь завтра 24 декабря, канун Рождества. Во многих странах это главный праздник, а тут такая драматическая новость. Дайте им спокойно отпраздновать. Горбачев сухо согласился:

– Хорошо, но не позже среды.

Я попросил у него разрешения на то, чтобы телевизионная группа сняла хотя бы приход Ельцина на последнюю «встречу двух президентов»:

– Ведь это история.

Горбачев махнул рукой:

– Давай.

Выйдя в приемную, я утвердительно кивнул нетерпеливо ждавшему около двери оператору. Тот бросился за остальной группой.

Однако я не был до конца спокоен. Мне представлялось, что в условиях и без того натянутых отношений между двумя президентами Ельцин может заподозрить пропагандистский подвох со стороны Горбачева, если неожиданно для себя обнаружит у него в приемной телевизионные камеры. Поэтому, заручившись «добром» одного президента, я решил поинтересоваться мнением другого, и как в воду глядел.

Когда я встретил Ельцина, выходившего из лифта, и поинтересовался у него, не будет ли он возражать против съемки телевидением его прихода к Горбачеву, он резко отрубил:

– Ни в коем случае, никаких съемок, иначе встречи не будет!

Я, разумеется, заверил, что это его пожелание будет выполнено, и, к понятному разочарованию как американских, так и советских тележурналистов, выпроводил их из приемной.

Только убедившись, что «телезасада» снята, Ельцин пошел в кабинет к Горбачеву…

Эта встреча Горбачева и Ельцина продолжалась почти десять часов. Примерно через час после начала к двум президентам присоединился Александр Яковлев. Остальное окружение президента, как и томившаяся этажом ниже пресса, с напряжением ожидало результатов этого, пожалуй, первого в истории взаимоотношений двух лидеров откровенного личного разговора.

На шесть часов вечера у Горбачева был заказан телефонный разговор с Мейджором. Стало ясно, что к этому времени встреча двух президентов еще не завершится. Помощник президента СССР Анатолий Черняев уже готовился проинформировать английскую сторону, что разговор «по объективным причинам» не состоится, когда ровно в 18.00 разрумянившийся Горбачев вышел из Ореховой гостиной…

Мейджора дали быстро. Было видно, что Горбачев не сразу переключился на обычную интонацию общения со своими «закадычными» зарубежными партнерами. Однако через пару минут он мобилизовался:

– Сегодня, дорогой Джон, я думаю о главном – как избежать того, чтобы все, что здесь происходит, не обернулось потерями. Ты знаешь, я продолжаю считать, что лучшим вариантом было бы союзное государство, но есть реальный процесс, есть позиции республик. Пока я не вижу опасностей, сравнимых с ситуацией в Югославии. Для меня это самое главное. Для вас, я думаю, тоже.

Вот уже шесть часов, как мы беседуем с Ельциным. Могу тебе сказать, что у нас есть общее понимание ответственности перед страной и перед миром. Я хочу ему помочь – у него непростая роль. Я только что сказал: пока будет продолжаться демократическая реформа, я намерен поддерживать и даже защищать его. Что касается ядерного оружия, никаких опасений у вас не должно быть – все надежно защищено и существует самый твердый контроль. Моя просьба к вам – помочь содружеству и особенно России. Именно ей. Надеюсь, вы меня поняли.

В ближайшие два дня я оглашу свое решение, но я не хочу прощаться с Вами – ведь повороты еще возможны, даже самые крутые…

На другом конце линии Мейджор взволнованно поблагодарил за «ясность и всесторонний анализ». Он подтвердил, что на Западе есть воля и желание помочь и Горбачеву и лидерам содружества. Одна из причин – «благодарность за то, что вы сделали за последние несколько лет. Какое бы решение Вы не приняли в ближайшие два дня, Вы, несомненно, займете особое место в истории страны и мира…»

Горбачев был явно растроган:

– Спасибо за все. Мы оба полюбили вас с Нормой (супруга Мейджора). Я позволяю себе слабость сказать это, так как через два дня буду уже в другой ситуации. Это дает мне право на откровенность…

Положив трубку, Горбачев сказал, что с Ельциным вроде обо всем договорились. – «Пойду заканчивать».

А. Грачев (воспоминания):

– Горбачев отправился в Ореховую гостиную, а мы с Егором Яковлевым попросили официанта Женю дать нам что-нибудь перекусить, поскольку ни один из нас не обедал. Женя принес нам в буфетную бутерброды и кофе, и мы уселись за кухонным столом около включенного телевизора, по которому в очередной раз передавали танец маленьких лебедей из «Лебединого озера»…

Повинуясь какому-то внутреннему порыву, а может быть, желая в последний раз окинуть взором комнаты, в которых провел несколько насыщенных событиями месяцев, я вышел в коридор… В рабочем кабинете президента было пусто. Красный флаг в углу, футляр от очков и загадочный портфель, как всегда стоявший на самом краю стола, подтверждали, что Горбачев пока еще остается его хозяином. Далее – плотно закрытая дверь примыкающей к кабинету Ореховой гостиной, в которой продолжался, надо думать, совсем уже неофициальный разговор трех так давно знакомых и так плохо знавших друг друга мужчин. Дальше по коридору на этом же этаже находился закрытый и запечатанный в связи с поздним часом исторический кабинет-квартира В. И. Ленина…

Через стенку от нас в «телевизионном кабинете» Горбачева на всякий случай дежурили неутомимые американцы. Они выставили из кремлевского окна в небо свою тарелку для спутниковой связи, по которой одна из американок оживленно болтала с Нью-Йорком, – как я, прислушавшись, понял, совсем не на деловые темы…

Такова была сюрреалистическая картина, которая открылась бы тому, кто смог бы, сделав срез на фасаде здания, заглянуть в этот поздний вечер в помещения третьего этажа того увенчанного куполом кремлевского здания, над которым пока еще развевался красный стяг Советского Союза…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.