Первая русская песня о Персии

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Первая русская песня о Персии

На первый взгляд это может показаться странным. Правда, только на первый взгляд. Об Иране, а точнее, о Персии – раньше именно так официально называли эту страну – я услышал, когда уже ходил в школу. Узнал и о том, что страна эта – наша соседка.

Взрослые нет-нет да и затянут какую-либо напевную старую русскую песню. Мальчишки любили скорее слушать такие песни, чем распевать.

Однажды в вечернее время вдруг разнеслось по округе пение. Мужские голоса выводили отчетливо и задушевно:

Из-за острова на стрежень,

На простор речной волны…

Мы все слушали как зачарованные.

В пении ощущалось и буйство, и жестокость, и беспредельная отвага тех, к кому относились слова песни. Глубоко волновала судьба молодой персидской княжны. Признаться, жаль было, что матушка-Волга, согласно песне, поглотила ее, приняв жертву из рук Степана.

Упомянув об этой услышанной песне, я задумался:

– А стоит ли мне говорить в этой связи о грустной истории какой-то персидской княжны?

Можно было бы и не говорить. Но ведь романтическая легенда не случайно пережила многие десятилетия и широко распространилась!

Сначала она получила отражение в сухих и отрывочных свидетельствах современников-иностранцев, а потом и в поэзии. Доказательством этого и является сочиненное самарским поэтом Д.Н. Садовниковым стихотворение, которому уже более ста лет[18]. Переложенное на музыку неизвестным композитором, оно стало широко популярной в народе песней.

Даже великий певец Шаляпин принял на веру наговор, исходивший от залетных иностранцев, находившихся на службе у царя. И повторил его в книге о своем творческом пути «Маска и душа», вышедшей в начале тридцатых годов в Париже.

Волнующая и трагическая легенда о красавице княжне выдумана! Она пущена в оборот двумя иностранцами – голландцами Стрейсом и Фабрициусом, в отношении которых Степан Разин – руководитель казацкой вольницы – был милостив и не казнил, несмотря на их тяжелые преступления против казаков. Насмерть перепуганные в плену, ненавидевшие Степана Разина и Россию, они, вернувшись в Голландию, через много лет написали свои «мемуары», в которых нагромоздили немало небылиц об атамане, в том числе и о случае с «утоплением княжны», рассказанном ими сбивчиво – у одного все произошло на Волге, у другого – на Яике (ныне река Урал). Они даже сговориться как следует не сумели.

Оказывается, не захватывал Степан в плен никакой персидской княжны. А значит, и не мог бросать ее в «набежавшую волну». Один из иностранцев объявил, что княжна была сестрой хана Шабына. Да, такого хана, по многим историческим источникам, Разин в плен брал. Однако после того, как он хана отпустил из плена, тот в пространной челобитной на имя шаха Персии даже не упомянул о том, что его родная сестра была в плену. Ни один из современных Разину источников – ни из лагеря атамана, ни из стана московского монарха – тоже ни словом не свидетельствует о какой-то зарубежной княжне. А этих источников сохранилось немало[19].

Ничего такого не приписывали Степану Разину и палачи, казнившие его на Лобном месте на Красной площади. Бессовестной неправды об «утоплении княжны» не посмела написать даже та рука, которая сочиняла перечень «преступлений» и подписывала жестокий приговор атаману.

Не так уж многие знают, что выдающийся руководитель казацкой вольницы был образованным для своего времени человеком, знавшим несколько иностранных языков. Именно с этим оружием не раз московский царь направлял своего посла и драгомана Степана Разина для переговоров с восточными соседями.

Вот уже несколько поколений наших людей с теплотой и добрыми чувствами относятся к прославленному имени руководителя крестьянского восстания, хотя со времени подвигов Степана прошло уже более трех столетий.

На плахе пролилась кровь героя, отдавшего жизнь за дело народа. Потому-то не кто иной, как вождь пролетарской революции В.И. Ленин сказал свое доброе слово в адрес Степана Разина на открытии ему временного памятника в Москве в 1919 году. Ильич говорил:

– Этот памятник представляет одного из представителей мятежного крестьянства. На этом месте сложил он голову в борьбе за свободу… И мы сделаем все для этой великой цели, для осуществления социализма[20].

Заслуживает внимания и такой факт.

…В одном из разговоров с Михаилом Шолоховым, когда речь зашла о Григории Мелехове – персонаже «Тихого Дона», я спросил:

– Где вы нашли такую колоритную фигуру, как ваш Григорий Мелехов?

Он энергично ответил:

– Я взял его у матушки-истории. Это – Степан Разин, которого тоже породило донское казачество. Только века не семнадцатого, а двадцатого.

Считаю, что этот ответ наполнен смыслом. Если из всей трагической и вместе с тем романтической истории сделать бесспорный вытекающий из фактов вывод, то он напрашивается только таким:

– Не придуманная княжна, а сам Степан Разин через века посылает нам память о себе.

Но почти каждый раз, когда приходилось встречаться с лицами, занимающими разное положение в Иранском государстве, мне приходил в голову эпизод с песней, которую я услышал в раннем отрочестве. То была песня о персидской княжне и славном атамане. Легенду о персидской княжне я вспомнил и тогда, когда в январе 1945 года очутился в Тегеране.

Вызвали меня тогда в Москву для подготовки к Ялтинской конференции, а затем и для участия в ней. Перелетев на американском самолете Атлантический океан и Северную Африку и добравшись до Тегерана, мы, трое советских пассажиров, переночевали в стенах посольства Советского Союза. В Иране к нам присоединился Федор Тарасович Гусев – советский посол в Лондоне, по тому же поводу, что и я, направлявшийся в Москву. Наш посол в Тегеране Михаил Алексеевич Максимов сделал все, чтобы все четверо советских пассажиров хорошо отдохнули перед вылетом на следующее утро в дальнейший путь.

На территории советского посольства в Тегеране мы чувствовали себя как дома. Осмотрели парк при посольстве, побывали в помещениях, связанных с Тегеранской конференцией руководителей трех держав, которая проходила всего за год с небольшим до нашего приезда.

Дом посольства выглядел аккуратным и почти новым. Перед Тегеранской конференцией его подновили и привели в порядок. Мы, конечно, мысленно перенеслись в те далекие времена, когда в Персии, в стенах русского посольства, жил выдающийся русский поэт Грибоедов. Как министр-резидент Российской империи он представлял ее достойно. И погиб как мужественный патриот в результате погрома, который устроила разъяренная толпа фанатиков.

Посол Максимов рассказывал нам об этом, когда мы стояли посередине главного зала посольства. Потом он замолк. Не хотелось ничего говорить и нам с Гусевым. Вот и получилось само собой, что три советских посла непроизвольно минутой молчания почтили память великого поэта и дипломата России XIX века Александра Сергеевича Грибоедова. Хорошую память о себе оставил он потомкам.

Осмотреть столицу тогдашнего Ирана мы не имели времени, так как ранним утром предстояло вылететь в Баку, чтобы вовремя успеть в Москву. Однако еще накануне по дороге из аэропорта в посольство мы проехали по улицам города. Увидели их из окна машины. Время было зимнее. Выпал снег, и для Тегерана было очень холодно. Запомнилось только то, что некоторые пешеходы по-странному спешат, почему-то неестественно подпрыгивая и нагибаясь. А когда присмотрелись, то увидели, что они по снегу идут босиком.

Этот факт говорил сам за себя.

Разговор о современном Иране и его политике я хочу начать с событий, которые имели место за тысячи километров от его территории и намного раньше, чем мне впервые довелось встретиться с его правителем – шахом.

Дело было в Нью-Йорке. Только что созданная ООН приступила к работе, а я являлся официальным представителем СССР при этой организации.

В то время в Северном Иране находились советские войска, введенные в эту часть соседней страны еще в годы войны по соображениям безопасности. Ведь гитлеровцы имели свои виды в отношении Ирана.

Конечно, СССР не мог решать вопрос о своих войсках без учета ряда обстоятельств – английских баз в Ираке и Индии, множества американских военных баз, расположенных по периметру границ Советского Союза, не говоря уже о военно-морских силах Великобритании в Персидском заливе. По окончании войны СССР заявил, что он на некоторое время задерживает свой воинский контингент в Иране.

Поднялась сразу мутная антисоветская волна, а вопрос оказался на рассмотрении Совета Безопасности ООН. Этого захотели Вашингтон и Лондон.

В то время здания ООН в нынешнем виде еще не существовало и ее органы размещались в различных временных помещениях Нью-Йорка. В частности, Совет Безопасности проводил заседания в одном из зданий района Бронкс.

Я получил указание из Москвы: если будут этот вопрос ставить на обсуждение, то следует сказать, что наши войска задерживаются ввиду непредвиденных обстоятельств.

Выслушав наше объяснение, инициаторы обсуждения прямо на заседании задали вопрос:

– Скажите, пожалуйста, что это за непредвиденные обстоятельства, на которые вы ссылаетесь как на причину задержки с выводом войск?

Мною был дан ответ:

– Непредвиденные обстоятельства потому и являются непредвиденными, что их невозможно предвидеть.

С мест публики раздались бурные аплодисменты – я и не ожидал, что это будет так. Значит, и рядовые американцы, которые пришли посмотреть на то, как проходит заседание Совета Безопасности, да и сами делегаты из разных стран с пониманием относились к позиции Советского Союза. Ведь все это происходило в тот период, когда во всем мире поднялась огромная волна благодарности Советскому Союзу за ту роль, которую он сыграл в победе над фашизмом.

Западные страны пустили в ход тогда еще работавшую машину голосования и все-таки начали обсуждение этого вопроса по существу. Я встал и покинул зал заседаний. Это был первый случай в истории ООН, когда представитель крупной страны в знак протеста против обсуждения неприемлемого вопроса ушел из зала заседаний.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.