Глава 3. ЕЛЕНА ВОЛОШАНКА
Глава 3.
ЕЛЕНА ВОЛОШАНКА
Вдова Ивана Молодого Елена Стефановна, прозванная Волошанкой за то, что являлась дочерью молдавского (волошского) господаря Стефана Великого, была одной из главных фигуранток в борьбе за великокняжеский престол в конце XV в. Поэтому без изучения ее жизни и деятельности трудно понять ход событий в формирующемся Русском централизованном государстве в этот период.
ИСТОЧНИКИ
Источники, относящиеся к биографии великой княгини Елены Стефановны, очень незначительны. Это отрывочные сведения о ней в летописях, краткие данные в актовом материале, дипломатические документы, касающиеся связей с Молдавией — родиной Елены, Чин венчания Дмитрия-внука на великое княжение, пелена, вышитая в мастерской княгини, и известие о ее еретических взглядах в сочинениях Иосифа Волоцкого.
Данные о Елене обнаруживаются в следующих летописях: Уваровской, Ермолинской, сокращенных сводах конца XV в., Симеоновской, Софийской I, Львовской, Никоновской, Воскресенской.
Наиболее подробные сведения о молдавской княжне помещены в Уваровской летописи. Так, в ней сообщено, что в январе 1483 г. «женился князь великий Иван Иванович и взял за себя княжну Елену, дочь волошского воеводы Стефана». В сокращенных сводах конца XV в. уточнено, что свадьба была 12 января{456}. Эта же дата повторена в Софийской I летописи{457}.
В Уваровской летописи также сообщено о рождении Еленой сына Дмитрия. Это событие произошло 10 октября 1483 г. Вскоре после него произошел конфликт между Иваном III и Софьей Палеолог из-за украшений первой супруги великого князя. Их по существовавшей традиции должна была получить супруга Ивана Ивановича, т.е. Елена Стефановна, но Софья, не зная об этом, отдала их своим родственникам{458}.
Следует отметить, что данные об этом конфликте отсутствуют в сокращенных сводах конца XV в., в Симеоновской, в Ермолинской, в Софийской I и Воскресенской летописях. Описан он лишь в Львовской и Никоновской летописях, в таком же варианте, как в Уваровской летописи.
Далее в Уваровской летописи имя Елены Стефановны упомянуто в связи с переездом семьи великого князя в новый дворец в 1492 г., описанием пышной встречи великой княгини Анны Рязанской, опалой, обрушившейся на Елену и ее сына в 1502 г. Последние данные касаются ее смерти в 1505 г.{459}
В остальных летописях, кроме Львовской, сведения о Елене во многом сходные с Уваровской, но более краткие. Только в Львовской летописи содержится дополнительная информация о том, что за невестой Ивана Ивановича в Молдавию ездили Андрей и Петр Михайловичи Плещеевы и что по дороге в Москву через литовские земли Елена получила подарки от польского короля{460}.
Дополнительные данные об обстоятельствах заключения брака Елены Волошанки и Ивана Молодого содержатся в дипломатических документах, относящихся к Крыму. Они были обнаружены К.В. Базилевичем{461}.
Сведения о связях России с Молдавией в конце XV в. содержатся в Описи государственного архива XVI столетия, реконструированной А.А. Зиминым. Из этого документа можно узнать, что в апреле 1481 г. в Молдавию были отправлены послы Андрей и Петр Михайловичи Плещеевы, о возвращении этих послов в Москву в декабре 1482 г. с Еленой Стефановной, о посольстве в Молдавию П. Зиновьева в феврале 1490 г., о посольстве в Молдавию И.Д. Лихарева в августе 1490 г. и возвращении их в январе 1491 г. в Москву с молдавским послом Стецким. Есть в ней данные о посольствах 1492 и 1496 гг. И.А. Плещеева в Молдавию, о миссиях Ивана Ощерина и Ивана Питаря в 1497 г., о посланиях Стефана Великого Ивану III в 1499 г., о миссии Ивана Исаева в Москву в 1500 г.{462}
Кроме того, сведения о Елене есть в делах о московско-новгородских еретиках, подробно рассмотренных в трудах советских исследователей Н.А. Казаковой, Я.С. Лурье, А.А. Зимина, А.И. Алексеева и др.{463}
Биография великой княгини Елены Стефановны, прозванной на Руси Волошанкой, интересовала исследователей только в связи с ее браком с Иваном Молодым и династической борьбой, разгоревшейся в Русском государстве на рубеже XV–XVI вв. между княжичем Василием и Дмитрием-внуком. При этом внимание историков не привлекала личность самой княгини. Они лишь старались выяснить причины, по которым она стала женой сына Ивана III и какие силы поддерживали притязания ее сына Дмитрия на московский престол. Н.М. Карамзин считал, что инициатором брака Елены и Ивана стал молдавский господарь Стефан, отец невесты, заинтересованный в поддержке Ивана III в его борьбе с Турцией и Литвой. Чтобы сохранить независимость, ему приходилось лавировать между соседними странами, поэтому союз с русским государем был ему выгоден{464}. Сторонниками Елены Карамзин считал князей Патрикеевых и Семена Ряполовского, якобы оклеветавших Софью Палеолог и ее сына Василия{465}.
С.М. Соловьев согласился с мнением Карамзина о том, что князья Патрикеевы и Ряполовский поддерживали Елену Волошанку и ее сына. По его мнению, опорой вдовы Ивана Молодого и Дмитрия-внука при московском дворе была высшая знать — князья и бояре. Софью же с Василием поддерживали только дети боярские и дьяки. К тому же Елена имела тесные связи с новгородско-московскими еретиками{466}.
В работах советских исследователей сделан иной вывод. С.Б. Веселовский и Я.С. Лурье считали, что Елену и Дмитрия поддерживали высшие бюрократические дельцы столицы, затронутые еретическим вольнодумием. Ее лидером был дьяк Федор Курицын. Поддерживали их и тверские круги{467}.
Наиболее обстоятельно вопрос о заключении брачного союза между Еленой и Иваном рассмотрел К.В. Базилевич. Среди дипломатических документов по связям России с Крымом он обнаружил данные о переговорах по поводу этого брака еще в 1480 г. Инициатором их была некая княгиня Феодосия Александровна, жена князя Семена Юрьевича. Возможно, Феодосия была теткой Елены{468}.
Определенное внимание вопросу о браке молдавской княжны с московским княжичем уделил С.М. Каштанов. Он даже считал, вслед за Я.С. Лурье, что одна из редакций официальной летописи, составленная в 1495 г., вышла из канцелярии митрополита Зосимы, близкого к Елене Стефановне. Поэтому события, связанные с династической борьбой княжича Василия с Дмитрием-внуком, были освещены с позиции молдавской княжны{469}. Правда, А.И. Алексеев сомневается в причастности митрополита Зосимы к летописанию{470}.
А.А. Зимин также достаточно подробно рассмотрел все события, в которых так или иначе была замешана Елена Волошанка, и сделал вывод, что она была достаточно опытным политиком и активно боролась за права своего сына на великокняжеский престол. К тому же она принимала участие в еретическом движении{471}.
В последнее время новый момент в изучение еретического движения конца XV — начала XVI в. внес А.И. Алексеев. Его выводы позволяют уточнить некоторые данные и в биографии Елены Волошанки{472}.
В целом же в работах постсоветского времени вопрос о браке Елены Стефановны и Ивана Молодого с каких-либо иных позиций, чем прежде, не рассматривается, поскольку новые источники не обнаружены.
В настоящем исследовании предпринята попытка собрать все сведения о Елене Волошанке в самых разных источниках и сделать вывод о том, играла ли она какую-нибудь роль в процессе формирования внешней и внутренней политики Русского централизованного государства конца XV — начала XVI в. и развития общественной мысли в нем.
БИОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК
В источниках не сохранилось никаких сведений о том, когда родилась Елена и каким было ее детство. Известно лишь, что ее отцом являлся молдавский господарь Стефан III, прозванный Великим, а матерью — княжна Евдокия Олельковна.
Год рождения Стефана неизвестен, но есть данные о том, что на молдавский престол он взошел в 1457 г., в 1467 г. уже выиграл войну с Венгрией, в 1475 г. разгромил турецкую армию и этим прославил себя на всю Европу.
Мать Елены — литовская княжна Евдокия была дочерью киевского князя Александра (Олелько) Владимировича и московской княжны Анастасии, дочери Василия I.
Через мать Елена состояла в родстве с московским великокняжеским домом. Будущему мужу она приходилась троюродной сестрой. Это родство считалось близким, и для брака между такими родственниками требовалось разрешение церкви. Кроме того, через двоюродную сестру Софью (дочь Семена Олельковича) она состояла в родстве с тверскими князьями, поскольку Софья являлась женой великого князя Тверского Михаила Борисовича. Правда, вскоре после замужества Елены она умерла (в апреле 1483 г.), не оставив потомства{473}.
Известно, что бабушка Елены, княгиня Анастасия Васильевна, поддерживала тесные связи с родителями и даже ездила в Москву их навещать{474}. Она постоянно интересовалась событиями в Москве и часто отправляла к брату своих посланцев, например в 1447 г.{475}
Несомненно, что княгиня Анастасия была православной верующей и старалась воспитать в этой вере детей — Семена и Михаила, а также мать Елены Евдокию. Поэтому при обсуждении вопроса о браке молдавской княжны с московским княжичем проблемы вероисповедания не обсуждались.
Однако, как заметил А.И. Алексеев, православие в семьях литовских князей и в Молдавии имело некоторые отличия от веры в Московском государстве. Например, в свите дяди Елены князя Михаила Олельковича, прибывшего в Новгород в 1470–1471 гг., был «жидовин именем Схария». Он открыто проповедовал свое учение, которое характеризовало его как «чародея, чернокнижника и звездозаконника». Среди новгородских священнослужителей тут же нашлись желающие последовать учению этого иудея. Среди них были не только священники, но и их родственники, жены, дети, братья, зятья и просто знакомые. Вполне вероятно, что под влиянием взглядов Схарии находился и сам князь Михаил Олелькович{476}. Елене он приходился дядей.
Исследователи полагают, что Схарией в русских источниках называли известного киевского книжника Захария бен Арона Га Когена. В 1481 г. он занимался перепиской книг в Киеве{477}.
Вполне вероятно, что иудаизм Захария, основанный на Библии Ветхого Завета, находил отклик у киевской знати, поскольку отменял конец света, который по православной вере должен был наступить в 1492 г.
Отец Елены Волошанки господарь Стефан также почитал Ветхий Завет. После побед над врагами он воздавал хвалу не Христу, а «вышнему богу Саваофу». Иисуса он называл только «сыном живого Бога»{478}.
Поэтому напрашивается предположение, что и княжна Елена с детских лет испытывала особое почтение к Ветхому Завету, а значит, и к иудаизму, который потом стал распространяться в Новгороде и Москве на рубеже XV–XVI вв.
В целом же воспитание и образование Елены, видимо, мало отличалось от того, что получали девочки в семье великих князей Московских. Ведь ее бабушка воспитывалась при московском дворе. Свои навыки и знания она должна была передать дочери Евдокии, а та уже Елене.
В летописях нет информации о том, кто стал инициатором женитьбы Елены и Ивана Молодого. Но этот вопрос на основе различных дипломатических документов удалось прояснить К.В. Базилевичу. В крымских посольских делах он обнаружил сведения о том, что еще во второй половине 70-х гг. XV в. господарь Стефан просил родственников жены устроить брак его дочери Елены с наследником московского престола Иваном Ивановичем. Молдавскому правителю, чья страна была зажата между враждебными ему Турцией и Польшей, выгоден был союз с постоянно усиливающимся Русским государством{479}.
Помочь Стефану взялась княгиня Феодосия Олельковна, родная сестра его жены, т.е. тетка Елены. К этому делу она привлекла и племянника, сына другой сестры, князя Ивана Юрьевича Пронского. Елене он приходился двоюродным братом. На семейном совете было решено обратиться к матери Ивана III, великой княгине Марии Ярославне, и попросить ее стать посредницей в переговорах о браке. Но в конце 70-х гг. вопрос этот решить не удалось{480}.
Переговоры о браке возобновились в 1480 г., уже при активном участии Ивана III. Он, видимо, осознал, что его старшему сыну-наследнику, достигшему 22 лет, давно пора обзавестись семьей. Родившиеся у Софьи Палеолог сыновья не должны были выглядеть его соперниками в получении престола и создавать повод для конфликтов в великокняжеской семье. Ведь в то время все знали, что по-настоящему взрослым считался только женатый человек.
К тому же на союз со Стефаном Великим Ивана III толкала и изменившаяся политическая ситуация. У великого князя резко обострились отношения с ордынским ханом Ахматом, который заключил договор о взаимопомощи с его недругом польским королем Казимиром. В борьбе с двумя сильными противниками Москва нуждалась в новых союзниках. Молдавский господарь в этом отношении был подходящей кандидатурой, поскольку Казимир был и его врагом.
Исследователи выяснили, что в апреле 1480 г. Стефан III направил в Москву своего посла. Он должен был вновь поставить вопрос о браке княжича Ивана и его дочери Елены и союзе Молдавии с Россией. В ответ Иван III направил к Стефану своего посланника, «человека молодого»{481}.
Переговоры о браке закончились тем, что в апреле 1482 г. Иван III отправил к Стефану своих представителей — Андрея и Петра Михайловичей Плещеевых Им было поручено привезти в Москву невесту Ивана Молодого.
Король Казимир, не желая разрывать добрососедских отношений сразу и с Молдавией, и с Россией, разрешил Елене Стефановне проехать по своей территории и даже отправил ей подарки, когда та находилась в районе Новгорода-Северского. В итоге уже в декабре 1482 г. свадебный кортеж прибыл в Москву. Было ли у молдавской княжны какое-нибудь приданое, неизвестно. Возможно, этот вопрос был оговорен в статьях договора Ивана III со Стефаном, но его текст не сохранился{482}.
Со свадьбой Ивана и Елены затягивать не стали. Ее сыграли 12 января 1483 г. Но торжества продолжались еще несколько дней. Через некоторое время состоялась еще одна свадьба — племянницы Софьи Палеолог Марии и сына верейского князя Михаила Андреевича — Василия. Вскоре выяснилось, что оба этих события тесно связаны.
Поскольку союз Елены и Ивана Молодого, видимо, оказался удачным, то уже ночью 10 октября этого же 1483 г. молдавская княжна родила сына Дмитрия. На память Дмитрия Солунского, 26 октября, его крестили. После этого Иван III захотел одарить молодую невестку и отдать ей драгоценности матери Ивана Молодого Марии Тверянки, которые хранились у его второй супруги Софьи Палеолог. Однако оказалось, что их у нее нет. Не зная об обычаях московского двора, она сначала подарила часть украшений своей предшественницы брату Андрею, потом все остальное отдала племяннице Марии во время ее свадьбы с верейским князем{483}.
Узнав об этом, Иван III очень разгневался, но наказать жену не посмел. Он лишь потребовал от князя Василия Михайловича Верейского отдать подаренные Софьей драгоценности. Однако оскорбленный князь предпочел бежать вместе с супругой в Литву{484}.
Этот инцидент окончательно испортил отношения Ивана Молодого с Софьей Палеолог и настроил против свекрови и Елену Волошанку. О том, что конфликты в семье неминуемы, видимо, понял и Иван III. Для их предотвращения он решил выделить старшего сына на самостоятельное княжение.
Таким образом, уже в первый год замужества у Елены Стефановны сложились не самые добрые отношения с Софьей Палеолог. Молодая невестка наверняка сразу увидела в свекрови соперницу и не стала вступать с ней в доверительные отношения.
Иван III, ощущая себя человеком полным сил, видимо, не хотел делиться землями со старшим сыном. Поэтому он стал подыскивать ему какое-нибудь княжество, на которое можно было предъявить свои права. Таким подходящим владением оказалось соседнее Тверское княжество. В нем правил бездетный дядя Ивана Молодого князь Михаил Борисович, женатый на двоюродной сестре Елены Волошанки.
Великий князь Московский старался держать под контролем все действия тверского князя, перехватывая его гонцов в соседние страны. Так ему удалось узнать, что после смерти супруги княгини Софии Семеновны в апреле 1483 г. Михаил Борисович задумал породниться с польским королем Казимиром и решил посвататься к его внучке. Предполагаемый союз имел явную антимосковскую направленность. Но это еще не стало поводом для разрыва отношений с тверским князем.
Спровоцировал разрыв сам Михаил Борисович. Он не захотел принять у себя московского посла В. Гусева, прибывшего в Тверь с известием о рождении у Ивана Молодого сына Дмитрия. Но после этого направил гонца к Казимиру с предложением заключить союз о взаимопомощи. В ответ рассерженный Иван III разорвал мирные отношения с Тверским княжеством и отправил войско грабить и жечь порубежные земли. Михаил Борисович был вынужден признать свою вину и подписать с московским князем унизительный договор. Согласно ему он признавал себя меньшим братом великого князя{485}.
Естественно, что такое положение не могло устроить великого князя Тверского, чьи предки соперничали с московскими князьями за владимирский великокняжеский престол. Поэтому он отправил гонца к королю Казимиру за помощью. Однако и на этот раз тверской посланец был перехвачен людьми Ивана III. Содержание письма Михаила Борисовича так возмутило великого князя, что он решил окончательно расправиться с соседом. В августе 1485 г. он лично во главе войска выступил к Твери.
Поход москвичей напугал тверского князя, и он бежал в Литву. Его бояре в массовом порядке перешли на сторону Ивана III{486}.
Судьба Тверского княжества была решена. Въехав в Тверь 15 августа 1485 г., великий князь в Спасском соборе в торжественной обстановке передал власть сыну Ивану Ивановичу на правах нового тверского князя. Через три дня тот перевез в город свою семью и стал в нем полновластным правителем как внук великого князя Тверского Бориса Александровича. Сам Иван III вернулся в Москву{487}.
Таким образом, на время конфликт в великокняжеской семье был потушен. Софья осталась в Москве единоличной хозяйкой великокняжеского дворца, а Елена Волошанка стала обживаться в бывших владениях тверских князей.
Следует отметить, что в первое время брак Ивана Молодого и Елены Стефановны способствовал укреплению связей между Россией и Молдавией. К.В. Базилевич собрал сведения о том, что в 80-е и 90-е гг. XV в. контакты Ивана III со Стефаном были достаточно частыми. Например, в 1484 г. посол в Венгрию Федор Курицын должен был захватить с собой в Москву и посланца молдавского господаря. В 1488 г. Иван III посылал к Стефану Василия Карамышева. В феврале 1490 г. «в Волохи» поехал Прокофий Зиновьевич, в августе — Иван Лихорев. Он вернулся в январе 1491 г. с молдавским послом Стецко. В июле 1491 г. Прокофий Зиновьевич вновь ездил к Стефану{488}.
С помощью Ивана III молдавскому господарю удалось заключить дружеские отношения с крымским ханом Менгли-Гиреем. Вместе они совершали рейды против польского короля Казимира до самой его смерти в 1492 г.{489}
Получалось, что при жизни Ивана Молодого его брак с молдавской княжной приносил Русскому государству ощутимую пользу. Сам княжич получил возможность стать самостоятельным правителем в тверских землях.
По мнению А.А. Зимина, Иван III не планировал создание отдельного Тверского княжества. Иван Молодой должен был лишь управлять тверскими землями до вступления на московский престол{490}. В Твери наследник великого князя приобретал опыт и получал значительные средства для содержания своей семьи. К сожалению, детей у Елены больше не было. Причиной этого, возможно, являлось близкое родство с мужем. Можно вспомнить, что и у самого Ивана III с первой супругой, приходящейся ему троюродной сестрой, был только один ребенок.
С.М. Каштанов, анализируя тверские грамоты за 80-е гг., сделал вывод о том, что Иван Иванович не управлял тверскими землями постоянно. Приблизительно в июне 1488 г. он, очевидно, переехал в Москву, поскольку иностранные послы стали передавать ему поклоны{491}.
Это могло быть связано с тем, что Иван III начал активное наступление на Казанское ханство и был заинтересован в том, чтобы старший сын находился поблизости от него. К тому же в 1488 г. у великого князя ухудшились его отношения с братом Андреем Углицким и новгородцами{492}.
В Москве Ивану Молодому вновь пришлось достаточно часто встречаться с Софьей Палеолог, которую он, судя по воспоминаниям иностранцев (в первую очередь Контарини), очень не любил. Ему наверняка было неприятно узнавать, что мачеха продолжает исправно рожать детей, тогда как его молодая супруга смогла произвести на свет только одного сына. Еще более неприятное впечатление произвел на княжича, очевидно, приезд в Москву в конце 1489 г. брата Софьи Андрея с послами великого князя братьями Дмитрием и Мануилом Ралевыми, ездившими в Италию. Они привезли с собой множество итальянских мастеров, зодчих, строителей, литейщиков, ювелиров и даже лекаря Леона{493}.
В честь их были устроены официальные приемы и пиры. Окруженная детьми Софья, несомненно, чувствовала себя в это время на высоте славы и, видимо, демонстрировала это своему недругу пасынку.
Иван Иванович, несомненно, раздражался при виде торжествующей Софьи Фоминичны. В итоге через некоторое время он заболел «камчугою в ногах»{494}.
Некоторые исследователи, как уже отмечалось, решили, что у княжича была подагра. Но следует повторить, что в «Толковом словаре» В. Даля указано, что камчугой называли род проказы, выражавшийся в появлении на коже красной сыпи и струпьев{495}. Сейчас проказа считается нервным заболеванием, не поддающимся лечению.
Недуг сына очень обеспокоил Ивана III, и он приказал иностранному лекарю Леону осмотреть его. Тот, видимо, раньше не встречался с таким заболеванием и решил, что оно несерьезное. Поэтому он смело пообещал вылечить Ивана Молодого. В противном случае был готов сложить на плахе свою голову.
В летописях было отмечено, что Леон дал Ивану Ивановичу какое-то лекарство и стал ставить ему банки («жещи начал скляницами по телу, вливаа горячюю воду»). Но от этого лечения больному стало еще хуже, и 7 марта 1490 г. он скончался{496}.
Смерть сына, несомненно, вызвала у Ивана III не только глубокую скорбь, но и гнев. Поэтому он приказал отрубить голову нерадивому лекарю. Его казнь состоялась 22 апреля «на Болвановье»{497}.
Следует отметить, что далеко не во всех летописях помещены подробные сведения о смерти Ивана Молодого. Например, данные об этом событии отсутствуют в Московском своде конца XV в., очень кратко об этом повествуется в Ермолинской и Воскресенской летописях. Подробные известия помещены лишь в кратком своде 1497 г., в Симеоновской и Львовской летописях. Это говорит о том, что подробности смерти наследника престола заинтересовали не всех книжников.
Для Елены Стефановны смерть мужа стала большим горем. Ведь при московском дворе он был ее главной опорой. Теперь основной задачей вдовы стало воспитание малолетнего сына Дмитрия, у которого был шанс занять великокняжеский престол, поскольку его отец уже носил титул великого князя. Правда, самостоятельно Иван Иванович не правил всем государством, и из-за этого у его сына не было бесспорных прав на верховную власть. Получалось, что будущее внука зависело от воли деда Ивана III.
Советские исследователи полагали, что после смерти Ивана Молодого Елена Волошанка вступила в схватку с Софьей Палеолог, надеясь таким путем добиться престола для сына Дмитрия. По их мнению, обе женщины были властными особами и опирались на различные придворные группировки{498}.
Правда, в источниках нет никаких данных о том, что Елена отличалась властностью и имела при московском дворе свое окружение, на которое могла опираться. Нет в них сведений и о том, что противоборство двух женщин началось сразу после смерти Ивана Молодого. Исходя из данных летописей и дипломатических документов, можно сделать вывод о том, что молодая вдова с сыном проживали в кремлевском великокняжеском дворце. В семейной иерархии Елена Стефановна официально занимала место ниже Софьи Фоминичны, а Дмитрий-внук был ниже старших сыновей Ивана III{499}.
Поэтому возникает сомнение в том, что Елена Волошанка была способна хоть чем-то помочь своему сыну. Исход его борьбы с Василием за верховную власть зависел только от решения самого Ивана III. Тот, судя по всему, думал в первую очередь о способности каждого из претендентов на престол продолжить его великие дела по расширению территории Русского государства и его укреплению.
К тому же в 1490 г. и Василий (1479 г.р.), и Дмитрий (1483 г.р.) были еще слишком малы, что править самостоятельно. Обоим необходимо было учиться. Поэтому у Ивана III было достаточно много времени для того, чтобы выбрать среди них наиболее достойного.
В 1491 г. Иван III отправил в Молдавию посольство с сообщением о смерти Ивана Ивановича. В письме Стефану он, видимо, обещал, что будет заботиться о его дочери и общем внуке{500}.
Елена с сыном, как уже отмечалось, поселились в великокняжеском дворце. Когда в 1492 г. началась его перестройка, они вместе с остальными членами великокняжеской семьи на время переехали на новый двор боярина князя Юрия Патри-кеевича{501}.
В 1496 г. Иван III решил проверить, насколько хорошо его старшие сыновья, Василий и Юрий, и внук Дмитрий овладели науками по управлению государством. Для этого в октябре вместе с Дмитрием и Юрием он отправился в длительную поездку в Новгород. В Москве же «на государстве» были оставлены Софья Палеолог с сыном Василием. Домой великий князь вернулся только в марте 1497 г.{502}
В летописях нет никаких сведений о каких-либо событиях в великокняжеской семье в это время. Видимо, все испытуемые княжичи выдержали проверку, и отдать кому-нибудь предпочтение великий князь не смог. Но он вскоре отправил посольство к Стефану Великому, с какой целью — неизвестно. На обратном пути его посланники Иван Ощерин и Лука Волошенин были ограблены сыном крымского хана Епанчой. Поэтому им пришлось вернуться к Стефану. Господарь тут же отправил своих гонцов к хану Менгли-Гирею и попросил наказать грабителей. Хан быстро расследовал это дело, но полностью вернуть отобранное у русских послов добро не смог.
В августе они прибыли в Москву и рассказали Ивану III о происшествии. С ними был и молдавский посол Иван Питарь со старцами афонского Пантелеимонова монастыря{503}.
Сообщение послов о помощи им Стефана Великого, видимо, убедило великого князя в том, что ему выгодно дружить с молдавским господарем, пользующимся большим авторитетом в Крыму. Это, очевидно, стало склонять его к тому, чтобы из двух претендентов на престол выбрать Дмитрия.
К тому же в сентябре произошло другое событие международного характера, которое оттолкнуло Ивана III от Софьи Фоминичны и ее детей. От своих информаторов великий князь узнал, что его зять великий князь Литовский Александр вместе с братом польским королем Альбрехтом собрались напасть на Стефана Великого. Иван III тут же послал гонца к Александру с просьбой не воевать с его родственником. Тот притворно обещал не участвовать в походе брата, но послал в помощь ему своих воевод. Это выяснилось после того, как Стефан разбил польское войско, захватил пушки и заставил короля с позором бежать{504}.
Данное событие еще раз показало русскому государю, что со Стефаном следует дружить, а зятю Александру доверять нельзя. Получалось, что их общая с Софьей Фоминичной дочь Елена не имела на мужа влияния. Значит, ее брак не приносил Русскому государству никакой пользы. Так, видимо, считал Иван III, решая вопрос о том, кого официально назвать своим наследником: сына Василия или внука Дмитрия. В ноябре 1497 г. он, как известно, окончательно склонился в пользу внука.
А.А. Зимин полагал, что лица из окружения Елены Стефановны, главным из которых был ее дальний родственник князь И.Ю. Патрикеев, принимали участие в составлении Судебника 1497 г. Это способствовало росту авторитета вдовы Ивана Молодого и ее сына Дмитрия и убеждало Ивана III в том, что ему следует опираться именно на них{505}.
Однако в источниках данные на этот счет отсутствуют. Поэтому неизвестно, имела ли Елена Волошанка и ее родственники отношение к составлению Судебника.
Можно предположить, что в конце 1497 г. государевым дьякам было приказано разработать процедуру венчания Дмитрия на великое княжение. Она должна была стать публичной, торжественной и быть зафиксирована в особом документе — Чине венчания. В качестве образца, видимо, был взят обряд поставления в митрополиты русских иерархов, а также церемония коронования наследников византийских императоров{506}.
Это должно было, по замыслу великого князя, особенно больно задеть Софью Палеолог, которая никогда не забывала о своем высоком происхождении и постоянно напоминала о нем различными способами. В том числе и помпезными надписями на своих вышивках.
О деятельности дьяков по составлению Чина венчания Дмитрия-внука стало известно лицам, входившим в окружение княжича Василия. Главным среди них был дворянин Владимир Гусев, не раз выполнявший различные дипломатические поручения Ивана III (ездил в Тверь к великому князю Михаилу Борисовичу с сообщением о рождении Дмитрия-внука, сопровождал княжну Елену в Вильно и др.){507}.
Гусев сообщил княжичу Василию и Софье Палеолог о том, что вскоре Дмитрий-внук официально будет объявлен наследником великокняжеского престола. Это, естественно, их возмутило и заставило предпринять ответные меры. Василий по совету своих дворян решил бежать в Вологду, чтобы там захватить казну и начать борьбу с соперником{508}.
Но план княжича не удался, поскольку у Ивана III всюду были соглядатаи. Разгневанный великий князь приказал казнить всех виновных в заговоре дворян. На сына и супругу он только наложил опалу — они были взяты под стражу{509}.
Елена с сыном после этого происшествия существенно упрочили свое положение и стали готовиться к важнейшему событию в их жизни. Молдавская княжна, как известно, в своей мастерской занялась изготовлением пелены, на которой вышила изображения всех членов семьи Ивана III во время празднования Вербного воскресения в 1497 г. Естественно, что себя и Дмитрия она расположила на самом почетном месте рядом с Иваном III, Софью Палеолог с дочерьми — внизу, с левого края. Эта пелена сохранилась до нашего времени, являясь наглядным свидетельством триумфа Дмитрия-внука в 1498 г.{510}.
Торжественный обряд венчания Дмитрия-внука на великое княжение состоялся 4 февраля 1498 г. в Успенском соборе Кремля. В нем участвовали митрополит Симон с 13 представителями высшего духовенства, Иван III и виновник торжества Дмитрий. Предварительно в центре храма на особом помосте установили три стула, покрытые дорогими тканями. На налой положили великокняжеские регалии: шапку Мономаха и бармы (оплечья), закрыв их покрывалом.
Церемония началась с того, что великий князь с внуком вошли в центральные двери собора. Там их встретил митрополит Симон и благословил крестом. После этого дьяконы начали петь им многолетие. Затем начался молебен в честь Пресвятой Богоматери. После него митрополит и Иван III сели на свои стулья и подозвали к себе Дмитрия, стоявшего с княжичами Юрием и Дмитрием.
Обращаясь к митрополиту, великий князь сказал следующее: «Отче митрополите! Божиим велением от наших прародителей великих князей старина наша то и до сех мест: отцы велиые князи сыном своим первым давали княжество великое, и отец мой князь великый мене благословил великим же княжеством, а яз был своего сына перваго Иоанна при себе же благословил княжеством. Божиа пакы воля состалася, сына моего Иоанна не стало, а у него остался первой сын его Дмитрий, и мне его Бог во сына моего место. И яз его ныне благословляю при себе и опосле себя великим княжеством володимерскым и московскым, и новгороцким, и тферским. И ты бы его, отче, на великое княжество благословил»{511}.
Митрополит благословил Дмитрия, произнес ряд молитв и повелел архимандритам принести бармы. Их передали великому князю, и он возложил их на Дмитрия. Потом принесли шапку Мономаха, и Иван III возложил ее на голову внука. В этих регалиях Дмитрий сел рядом с дедом и митрополитом на приготовленный стул.
После молитв и многолетия двум великим князьям все стали поздравлять их. В числе первых были княжичи Юрий и Дмитрий Жилка. В конце церемонии митрополит и Иван III произнесли поучения Дмитрию-внуку, в которых главными словами были: «Имей страх Божий в душе, будь послушен государю, люби правду, милость и суд прав, имей попечение от сердца о всем православном христианстве»{512}.
Все завершилось посещением Дмитрием главным кремлевских соборов. Во время выхода из них княжич Юрий осыпал его золотыми и серебряными монетами. После завершения торжества внук отправился сначала к деду, видимо, для выражения благодарности, потом к матери Елене Стефановне. Ей, очевидно, не полагалось присутствовать на венчании в Успенском соборе{513}.
В тексте Чина нет данных о том, что на церемонии присутствовали и княжич Василий с Софьей Палеолог. Но отмечено, что Иван III известил своих племянников, удельных князей Ивана и Федора Борисовичей, о том, что благословил на великое княжение Дмитрия-внука. Сообщения об этом событии были отправлены также в Рязань, Псков, Новгород и в Казань{514}.
После венчания внука на великое княжение Иван III начал активно защищать Стефана Великого от нападок поляков. Весной 1498 г. он направил к нему Федора Аксентьева, который должен был наладить тесные взаимоотношения господаря с крымским ханом Менгли-Гиреем. В итоге хан даже вознамерился заключить договор со Стефаном против польского короля Яна Альбрехта и великого князя Литовского Александра Казимировича{515}.
Исследователи предполагают, что в 1498 г. Иван III уже планировал начать войну со своим зятем Александром Кази-мировичем, поэтому шел на тесное сближение со Стефаном Великим и Менгли-Гиреем, видя в них реальных союзников{516}.
Получалось, что возвышение Дмитрия произошло не потому, что он был выбран великим князем как наиболее достойный наследник, а потому, что это было выгодно ему при подготовке войны с великим князем Литовским. И внук, и Елена Волошанка были лишь пешками в большой игре Ивана III на международной арене. Их собственные достоинства и поступки, очевидно, никакой роли не играли. Ведь какую-либо самостоятельную роль при великокняжеском дворе они не могли играть. Дмитрию было только 15 лет, а Елена находилась на положении вдовы не взошедшего на престол княжича.
Война с Александром Казимировичем нужна была Ивану III для того, чтобы закрепить за собой земли бежавших к московскому двору литовских князей и привлечь на свою сторону православное население Литвы. Ведь своей целью он ставил объединение всех древнерусских земель под властью Москвы{517}.
В числе своих главных союзников великий князь видел крымского хана Менгли-Гирея и Стефана Великого. Но при этом он пытался наладить дружеские отношения и с турецким султаном Баязидом, у которого в то время были добрососедские отношения и с крымским ханом, и с молдавским господарем. Однако осенью 1498 г. в Москве узнали, что Стефан заключил антиосманский союз с Польшей, предав интересы Русского государства{518}.
Это свидетельствовало о том, что для России в борьбе с Литвой молдавский господарь уже не мог считаться надежным помощником. Поэтому в конце года Иван III, видимо, осознал, что напрасно сделал ставку на внука и наложил опалу на сына и супругу. К тому же из Вильно до него доходили вести о том, что его дочь Елена подвергается гонениям за верность православию, но от своей веры не отступает. Получалось, что либо ее супруг Александр Казимирович нарушал договор о браке, либо этот договор был составлен неудачно и оставлял лазейки для склонения Елены к католичеству{519}.
По приказу Ивана III началось расследование этого вопроса. В ходе его, по мнению некоторых исследователей, была выявлена вина лиц, которые вели переговоры с Александром Казимировичем о его браке с московской княжной. Это князья Патрикеевы и С. Ряполовский. Все они были сурово наказаны{520}.
Правда, С.М. Соловьев полагал, что эти князья были противниками Софьи Палеолог и ее сына. Они, по его мнению, поддерживали Дмитрия-внука и Елену Волошанку и за это поплатились{521}. Хотя в источниках никаких данных на этот счет нет, мнение Соловьева поддержали советские исследователи, в частности А.А. Зимин. Он полагал, что Патрикеевы, как и Федор Курицын, входили в группировку Елены Волошанки и ее сына{522}.
Это мнение было подвергнуто критике С.Б. Веселовским, который считал, что именно Софья и Василий были «лидерами аристократических кругов, Елена же с Дмитрием — лидерами дворянства»{523}. В итоге в трудах историков ситуация при дворе Ивана III в конце XV в. представлялась как борьба группировок Софьи и Елены за лидерство. За ней великий князь якобы наблюдал со стороны.
На наш взгляд, главным в это время было активное вступление Ивана III в борьбу с Литвой за «киевское наследие». Поэтому к окружавшим лицам он относился только с точки зрения пользы, которую они могли принести ему в данном деле. Всех вольных или невольных противников он сурово наказывал, помощников — награждал и приближал к себе.
Ухудшение отношений великого князя со Стефаном Великим привели к тому, что уже в марте 1499 г. княжич Василий был окончательно прощен. Он не только получил титул великого князя, как Дмитрий, но и в управление Новгород и Псков{524}.
Однако это еще не означало окончательного падения Дмитрия-внука и Елены Волошанки. Оба наследника находились в это время почти в одинаковом положении. Иван III продолжал готовиться к войне с Литвой и, видимо, не мог окончательно решить, кто станет для него наиболее надежным помощником.
Весной 1500 г. в Москву прибыл молдавский посол Федор Исаев с поручением от Стефана. Он должен был уговорить великого князя помириться с зятем Александром Казимировичем. Было ясно, что молдавский господарь действовал по просьбе великого князя Литовского и в его интересах. Значит, союзником Ивана III он уже не мог быть{525}.
Одновременно от своего посла в Крым И. Мамырева Иван III узнал, что Стефан Великий уговаривал Менгли-Гирея заключить мир с Александром Казимировичем, объясняя это тем, что «князь великий московский нам издалека, а литовский нам ближний сосед»{526}.
Это уже было настоящее предательство интересов России. При этом оно произошло тогда, когда великий князь решил начать активные военные действия против Литвы в защиту обширных земельных владений князей Семена Можайского и Василия Шемячича, перешедших на его службу{527}.
Думается, что визит молдавского посла и известия от И. Мамырева окончательно решили судьбу Елены Волошанки и ее сына Дмитрия. Великий князь перестал им доверять и начал отдалять от своего двора. Их окружение попало под пристальное внимание лиц, близких к великому князю. Они выяснили, что Елена Стефановна находится в доверительных отношениях с теми представителями духовенства, которых русские иерархи обвиняли в еретических заблуждениях.
Об этой ереси, появившейся сначала в Новгороде, написал в Москву еще в 1487 г. архиепископ Геннадий. Но Иван III не обратил внимания на его информацию, поскольку не счел еретиков опасными для церкви. К тому же, как выяснилось позднее; главными идеологами еретического движения были приглашенные им в Москву два новгородских священника Денис и Алексей. Служа в главных кремлевских соборах, они активно пропагандировали свое учение среди представителей знати. Вскоре к ним примкнули видный дипломат дьяк Ф. Курицын и его брат Иван{528}.
В это же время проповеди Дениса и Алексея, очевидно, нашли отклик и в душе Елены Волошанки, поскольку с детских лет она была приучена уважать Библию Ветхого Завета. Поэтому она также вошла в число главных покровителей еретиков. Но до определенного времени религиозные взгляды невестки, судя по всему, не интересовали Ивана III. Только после ее ареста с Дмитрием в апреле 1502 г. церковным иерархам было поручено заняться обличением еретиков{529}.
Большое влияние на судьбу Елены и Дмитрия, по нашему мнению, оказал отказ Стефана отпустить в Москву русских послов Дмитрия Ралева и Матвея Карачарова, ездивших в Италию за различными мастерами. Они отправились из Москвы еще в марте 1499 г., в Италии наняли пушечников, строителей крепостей, литейщиков, ювелиров и с ними в 1500 г. двинулись через Молдавию в обратный путь. Неожиданно для московских посланцев Стефан Великий задержал их у себя. Видимо, он тоже нуждался в опытных мастерах.
И.Е. Забелин утверждал, что молдавский господарь оставил у себя четырех наиболее опытных мастеров. Потом он даже потребовал от русского правительства возместить ему затраты на содержание послов, которых сам же насильно удерживал{530}.
В итоге русские послы смогли покинуть Молдавию только в июле 1503 г. После этого им пришлось больше года пробыть еще и в Крыму. В Москве они оказались лишь в ноябре 1504 г.{531}
Это поведение Стефана Иван III расценил как, несомненно, враждебное и разорвал с ним дружеские и родственные отношения. Поэтому ни Дмитрий-внук, ни его мать Елена Волошанка оказались не нужны великому князю. В апреле 1502 г., как уже отмечалось, их постигла опала. Они были взяты под стражу, а духовенству запретили во время церковной службы поминать их в числе великокняжеских родственников{532}.
Официально, видимо, считалось, что Елена и Дмитрий были наказаны за склонность к еретическому учению. Ведь еретиков начали разоблачать перед самым их арестом — в конце декабря 1501 — начале 1502 г. В летописях данные события следуют одно за другим{533}.
Исследователи еретического учения, появившегося в Новгороде и Москве в конце XV в., считали его смесью иудаизма с христианским рационализмом. Последователи его отвергали Троицу, божественную сущность Христа, почитание святых угодников, икон, монашество и т.д. При этом они отличались ученостью и обладали такими богословскими книгами, которых не было у православного духовенства{534}.
Эти качества еретиков, видимо, и привлекли Елену Волошанку, воспитанную в Молдавии в условиях религиозной терпимости. При дворе ее отца служило немало лиц, исповедавших иудаизм. Сторонниками еретического учения, как уже отмечалось, оказались наиболее образованные государевы дьяки Иван и Федор Курицыны, занимавшиеся и международными делами. С ними Елена, вероятно, часто общалась, желая узнать об отце и ситуации в Молдавии. С помощью дьяков она, видимо, разобралась в сути еретического учения и решила, что оно ей более понятно, чем православие. Иосиф Волоцкий утверждал, что сноху Ивана III Елену «в жидовство свел» Иван Максимов, зять протопопа Алексея и сын попа Максима, осужденного на соборе 1490 г.{535}
Некоторые исследователи полагают, что Елена Волошанка сама возглавляла кружок московских еретиков{536}. Однако это маловероятно, поскольку положение женщин при великокняжеском дворе не было таким свободным, чтобы они могли встречаться с посторонними мужчинами без какой-нибудь конкретной надобности. Скорее всего, вдова Ивана Молодого лишь беседовала с теми представителями духовенства, которые проповедовали еретическое учение.
Стефан Великий, узнав об опале на дочь и внука, стал активно интересоваться их судьбой. Об этом он спрашивал и русских послов в Крым, и крымских посланников. При этом он, видимо, не осознавал, что сам спровоцировал их наказание тем, что предал интересы Ивана III, готовившегося к войне с Литвой, и тем, что надолго задержал его посольство со специалистами из Италии{537}.
Молдавский господарь, очевидно, не знал, что у русского правителя всюду есть свои люди, готовые за плату раскрывать чужие секреты. При этом интересы своей страны Иван III ставил существенно выше личных привязанностей и ради них был готов разорвать даже родственные связи. Это, судя по всему, очень хорошо понимала Софья Палеолог, вербовавшая с помощью родственников и знакомых опытных итальянских мастеров для реализации замыслов мужа.
Можно предположить, что осенью 1502 г. Стефан пытался наладить отношения с великим князем и даже захватил ряд литовских городов на Днестре. Но было уже поздно. Своему посланцу в Крым Ивану Беклемишеву Иван III приказал так объяснять причину опалы на невестку и внука: «Он да и мати его великая княгиня Алена перед государем проступили, не по пригожу учинили; и он государь наш за ту их проступку, у своего внука великое княжество взял». Позднее объяснение стало более определенным: «Внука был своего государь наш пожаловал; и он учал государю нашему грубити; ино ведь жалует всякой того, кой служит и норовит; а которой грубит, того за что жаловать?»{538}
Данные объяснения показывают, что своих родственников великий князь рассматривал в качестве подданных, которые обязаны были ему служить и во всем угождать. Только за это он готов был их жаловать и награждать. Это еще раз говорит о том, что какие-либо теплые родственные чувства для него были несвойственны.
Советские исследователи полагали, что после опалы на Елену и Дмитрия — главных покровителей еретиков — на них начались жестокие гонения. В апреле 1503 г. против них был собран церковный собор, который постановил сурово наказать вероотступников, вплоть до сожжения их учителей. В итоге в декабре 1504 г. в клетке были сожжены Волк Курицын, Митя Коноплев и наставник Елены Волошанки Иван Максимов. На опальную великую княгиню это, видимо, произвело такое отрицательное впечатление, что 18 января 1505 г. она умерла{539}.
Некоторые исследователи считают, что Елена Волошанка оставила определенный след в русской письменности и декоративном искусстве. Так, С.М. Каштанов полагал, что при ее дворе в 1495 г. был составлен летописный свод с тверскими известиями. В него были включены материалы о русско-молдавских отношениях в конце XV в.{540}
«Сказание о князьях Владимирских», по мнению ряда ученых, также относится к числу произведений, созданных в окружении Елены Стефановны и ее сына{541}.