Глава 8 Кто приехал в ДОН перед самым убийством?

Глава 8

Кто приехал в ДОН перед самым убийством?

Первая неувязка, с которой пришлось столкнуться Я. М. Юровскому, выразилась в том, что возвратившийся приблизительно в 10 часов вечера П. З. Ермаков прибыл не с грузовиком, а на легковой машине Командующего Северо-Урало-Сибирским фронтом Р. И. Берзина. (В описываемое время он находился в Перми.) А вместе с ним в ДОН, как уже говорилось ранее, приехал и Ф. И. Голощёкин вместе с сотрудником Уральской Областной ЧК С. А. Бройдтом, временно сопровождавшим последнего в качестве личного телохранителя.

Ф. И. Голощёкин вручил Я. М. Юровскому бумагу – Постановление Исполнительного Комитета Уральского Областного Совета (скреплённое круглой печатью и подписанное двумя членами его Президиума: им самим и Г. И. Сафаровым), в котором, вопреки ранее принятому решению, говорилось о расстреле лишь одного Николая II, а не всей Царской Семьи вместе с находящимися при Ней слугами.

Это обстоятельство вызвало «естественное» недоумение коменданта, имевшего на этот счёт (согласно предварительной договорённости) прямо противоположную точку зрения.

О том, что в тексте данного постановления говорилось о расстреле лишь одного Государя, упоминается и в воспоминаниях П. З. Ермакова, причём в двух местах. Хотя, конечно же, и со свойственным ему «ячеством»:

«Когда я доложил Белобородову, что могу выполнить, то он сказал сделать так, чтобы были все разстреляны…» (Выделено мною. – Ю. Ж.) и «…тогда я коменданту в кабинета дал постановление облостного исполнительного Комитета Юровскому, то он усомнился, по чему (не) всех, но я сказал, нада всех и разговаривать нам свами долго нечего время мало пора приступать»[227]. (Выделено мною. – Ю. Ж.)

Из приведённого фрагмента можно сделать лишь однозначный вывод в пользу того, что между Я. М. Юровским и Ф. И. Голощёкиным (действия которого в данном случае П. З. Ермаков выдаёт за свои собственные) имели место какие-то разногласия.

Это же самое обстоятельство косвенно подтверждает и историк-архивист М. М. Медведев, который делает справедливый вывод о том, что Ф. И. Голощёкин и Г. И. Сафаров, как люди наиболее хорошо знавшие В. И. Ленина, были противниками оглашения в официальном Постановлении Президиума Исполкома Уральского Облсовета (являвшегося, по сути, приговором в отношении Государя) каких-либо упоминаний в отношении остальных членов Царской Семьи. (Ибо, как помнит читатель, центральная власть официальной санкции не давала даже на расстрел Государя, не говоря уж о членах Его Семьи!) Посему Ф. И. Голощёкин и Г. И. Сафаров и подписали сей документ с упоминанием в нём имени только лишь одного Николая II. А все остальные приговорённые к смерти как бы подразумевались… Ибо, по официальной версии уральцев, Семья Государя должна была быть «отправлена в надежное место», чтобы «погибнуть» в пути следования…

Однако Постановление Президиума Исполкома Уралсовета в столь «купированном» виде Я. М. Юровского никак не устраивало. И несмотря на то, что Ф. И. Голощёкин в споре с ним пытался доказать как раз обратное, Я. М. Юровский предложил пригласить в ДОН А. Г. Белобородова (подпись которого, кстати говоря, на этом документе отсутствовала), приезд которого должен был расставить все точки над «i».

К тому же, памятуя ещё недавний случай с «анабазисом» В. В. Яковлева, комендант, скорее всего, решил, что Ф. И. Голощёкин что-то явно не договаривает. Или же, что ещё хуже, ведёт за спиной Президиума Исполкома Уралсовета какую-то свою игру.

Так что свидетельства П. З. Ермакова не столь уж беспочвенны, поскольку только лишний раз, хотя и косвенно, подтверждают пребывание А. Г. Белобородова в доме Ипатьева накануне убийства.

По прибытии в ДОН А. Г. Белобородова, пожелавшего к тому же лично проконтролировать казнь Романовых и Их слуг, возникшее недоразумение быстро разъяснилось. Ибо он ещё раз пояснил всем присутствующим сложившуюся политическую ситуацию (которая была учтена членами Президиума при составлении текста данного постановления), добавив при этом, что, несмотря на содержание документа, команде исполнителей следует действовать в строгом соответствии с решением, принятым на состоявшемся накануне совместном совещании в УОЧК.

Вторая же неувязка заключалась в том, что ожидаемая Я. М. Юровским машина прибыла в ДОН на полтора часа позже планируемого срока, что естественным образом сдвинуло время, намеченное для проведения акции. Отведённое для убийства тёмное время суток неумолимо заканчивалось, а это, в свою очередь, нервировало многих присутствующих, которые своим поведением только лишь нагнетали и без того нервозную обстановку, сложившуюся вокруг ДОН за последние дни.

Ведя рассказ о событиях, происходивших в ДОН накануне убийства, нельзя не сказать хотя бы несколько слов и о лицах, в него прибывших.

Благодаря книге Г. З. Беседовского «На путях к термидору» и брошюре И. Л. Майера «Как погибла царская семья», широкое распространение среди русских эмигрантских кругов получила версия о том, что П. Л. Войков был в деле цареубийства чуть ли не заглавной фигурой. И что именно он – П. Л. Войков, занимавший в июле 1918 года должность Уральского Областного Комиссара снабжения, прибыл в ДОН накануне готовящегося убийства, где с его собственных слов руководил казнью бывшего Самодержца и Его Семьи, после чего принял участие в осмотре тел и изъятии находившихся при них ценностей, а также стал свидетелем уничтожения трупов всех казнённых в районе заброшенных шахт.

На сегодняшний день факт пребывания в ДОН П. Л. Войкова, равно как и Я. М. Свикке (автора автографа двустишья из поэмы Г. Гейне «Валтасар», речь о котором уже шла в одной из предыдущих глав[228]), ничем не подтверждается, кроме их собственных заявлений.

Что же касается лиц, прибывших в ДОН поздно вечером 16 июля, то для того, чтобы попытаться разобраться в этом вопросе, для начала необходимо прибегнуть к первоисточникам. То есть к показаниям причастных лиц, данных по ходу следствия, и воспоминаниям участников и свидетелей этих событий, написанных в разное время.

В свою очередь, мы уже знаем о том, что накануне убийства Царской Семьи в ДОН находились Ф. И. Голощёкин и А. Г. Белобородов. Пребывание же в нём и участие в совершённом преступлении каких-либо других лиц из числа представителей партийно-советской элиты не находит документального подтверждения в каких-либо заслуживающих внимания документальных источниках.

Говоря же об этих двух упомянутых лицах, автор хотел бы отметить, что не видит веских оснований для того, чтобы считать Ф. И. Голощёкина одним из непосредственных участников убийства. Ведь никто из свидетелей не говорит в пользу этого факта! А, согласно воспоминаниям М. А. Медведева (Кудрина), он в это время находился на улице. Однако, думается, не только для того, чтобы установить, будут или нет слышны выстрелы… А ещё и для того, чтобы, хотя бы частично, «спустить пары» после резкого разговора с Я. М. Юровским…

Участие А. Г. Белобородова в качестве палача также маловероятно. Ведь и о нём, как о палаче, также не сказано ни в одном из свидетельских показаний. Но в написанных им воспоминаниях (датированных 1922–1923 г.г.) о происходивших в Екатеринбурге событиях весной 1918 года он упоминает о своём личном оружии. Так, в частности, рассказывая о перевозке Романовых от станции «Екатеринбург-Товарная» к дому Ипатьева, он пишет, что:

«…вооружены мы были: Дидковский – наганом, Авдеев – маузером, я – браунингом»[229].

То есть, с большой долей вероятности можно предположить, что у А. Г. Белобородова в ту самую ночь была одна из моделей пистолета Браунинга кал. 7,65 мм. А это значит, что при его личном участии в расстреле Царской Семьи количество изъятых следствием и обнаруженных впоследствии пуль данного калибра, имеющих следы полей нарезов левого уклона, просто не могло бы не увеличиться хотя бы на несколько штук. И, тем не менее, никто из известных нам участников и свидетелей расстрела даже вскользь не упомянул о факте участия А. Г. Белобородова. И, в первую очередь, не сделал этого и М. А. Медведев (Кудрин), который диктовал свои воспоминания сыну в 1963 году. То есть в то время, когда боязнь упоминания фамилии этого человека, как троцкиста, уже давно миновала.

Но есть одно и, причём, весьма существенное «но». А именно – две пули кал. 7,65 мм, обнаруженные при извлечении останков Царской Семьи в 1991 году, на которых сохранились следы полей нарезов правого уклона. А это значит, что с большой долей вероятности можно предположить, что один из убийц имел в своём распоряжении дорогое и весьма престижное по тем временам оружие – пистолет Кольта-Браунинга мод. 1903 года. (Речь об этом пойдет в следующей главе.)

Сам же А. Г. Белобородов впоследствии рассказывал любопытным, что после того, как разъяснил Я. М. Юровскому создавшуюся ситуацию с постановлением, он, якобы смертельно уставший за день, не дожидаясь развязки происходящего, сразу же лёг спать здесь же, в комнате коменданта. Но в это слабо верится. Ибо, как бы человек ни устал, но завалиться спать, что называется, со спокойной душой в такую «историческую ночь»… Да это просто за гранью восприятия происходящего любым нормальным человеком! К тому же А. Г. Белобородов был не старцем преклонных годов, а молодым энергичным человеком 27-ми лет! То есть, по существующим ещё столь недавно в нашей стране меркам, он мог быть причислен к молодёжи, ещё не вышедшей из «комсомольского возраста», и подлежащим призыву в Вооружённые Силы СССР! Так что Александр Георгиевич, по всей вероятности, просто лукавил, когда утверждал, что был в стороне от всего происходящего. То, что он не был в числе убийц, скорее всего, так оно и есть. Но в то, что он не присутствовал во время этой бойни, – верится с трудом!

Однако вернёмся к свидетельским показаниям, которые расскажут читателю обо всех прибывших накануне убийства в ДОН лицах.

Так, П. С. Медведев, допрошенный Членом Екатеринбургского Окружного Суда И. А. Сергеевым, показал:

«Еще, прежде чем Юровский пошел будить Царскую Семью, в дом Ипатьева приехали из Чрезвычайной комиссии два члена: один, как оказалось впоследствии, – Петр Ермаков, а другой – неизвестный мне по имени и фамилии, высокого роста, белокурый, с маленькими усиками, лет 25–26»[230].

Свидетельства П. С. Медведева существенно дополняет арестованный по делу охранник Ф. П. Проскуряков, который до 10 часов утра 16 июля находился на посту около будки на Вознесенском проспекте:

«Во вторник утром, когда я стоял на посту, я сам видел, что Юровский пришел в дом часов в 8 утра. После него, спустя несколько времени, в дом прибыли Белобородов с пузатым. Это я сам видел. Как я уже говорил, я тогда ушел с поста в 10 часов утра. Медведев же сказал мне, что они втроем, т. е. Юровский, Белобородов и этот пузатый, спустя несколько времени, поехали кататься на автомобиле. Дома в это время оставался Никулин. Перед вечером они втроем вернулись. Значит, вернулись – Юровский, Белобородов и этот пузатый»[231].

После того как Ф. П. Проскурякову были предъявлены фотографические карточки П. З. Ермакова, он пояснил, что:

«Человек, фотографические карточки которого Вы мне сейчас показываете (…), сильно похож на того самого, которого я называл пузатым и курчавым, и который приходил во вторник с Белобородовым в дом Ипатьева. Действительно ли у него такое брюхо, как мне казалось, я не могу сказать. Может быть, он так одет был, что брюхо у него казалось мне большим, а на карточке этого как будто бы не заметно. Я припоминаю, что и Медведев, кажется, также называл его «Ермаков» и говорил про него, что это комиссар, но какой именно комиссар и откуда именно, он не сказал»[232].

Таким образом, из приведённых выше показаний можно сделать два существенных вывода.

А именно – А. Г. Белобородов приезжал в ДОН вместе с П. З. Ермаковым где-то между 8 и 10 часами утра 16 июля. А непосредственно накануне убийства в дом Ипатьева прибыл П. З. Ермаков и высокий белокурый мужчина лет 25–26, которым, по мнению автора, несомненно был М. А. Медведевым (Кудриным).

Путаница же по поводу личности П. З. Ермакова, а конкретно его «большого живота», могла произойти вот почему. В апреле 1918 года в боях у Чёрной речки П. З. Ермаков был ранен в брюшную полость. А точнее, попавшая в него пуля повредила мочевой пузырь, что вынудило его довольно продолжительное время носить специальную повязку, перетягивающую это место, – она, возможно, и создавала видимость его «пузатости».

Но вернёмся вновь в дом Ипатьева, нервозная обстановка в котором из-за задержки ответа из Москвы, а иже с ним и автомобиля, накалилась уже до предела…

И вот, с опозданием в полтора часа автомобиль прибыл. Въехав в ворота дома, он занял место на переднем дворе и так и оставался стоять на месте с включённым двигателем.

Из-за приближающегося рассвета ждать было больше уже нельзя, и комендант решил начинать…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.