13. По поводу одной критики

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

13. По поводу одной критики

Известно, как полезна для авторов и читателей существенная, дельная и беспристрастная критика. К сожалению, этого нельзя сказать о критике Н. Н. Кнорринга (см. «Русские Новости», 27.XI.1953, № 443, Париж).

Он не хочет понять основного (о чем, однако, было ясно сказано в нашем предисловии), что заставляет нас упрекать историков. Придется повторить: 1) та история, которую мы учили, была фальсификацией истории, против которой историки не протестовали, 2) отдельные книги и исследования, излагающие отчасти правильно историю Руси, остались для общества совершенно в тени, вопрос был переведен в плоскость академического спора и велся так, как если бы спорили о выеденном яйце; между тем вопрос, была ли культура и государственность Древней Руси скандинавской или славянской, — вопрос первостепенный, ибо это вопрос о том, кто мы такие, 3) несмотря на правильные высказывания В. Ключевского, М. Грушевского и других, ни один из них не дал полной и точной картины, что же такое была Древняя Русь; даже очерк советского историка В. Мавродина, 1946, будучи в основном верным, страдает многими неточностями.

Это бесстрастное отношение историков к вопросу объясняется прежде всего тем, что у них не было ни достаточно точного и безупречного научного метода, ни национального самосознания. Зато было еще нечто и похуже.

Для того чтобы отвести упрек, что мы излагаем только свои личные взгляды (чего, мол, не взбредет в ум какому-то С. Лесному?), мы позволим себе привести небольшой отрывок из статьи известного археолога профессора Щербакивського о происхождении названия «Русь» (даем в переводе): «…Историк Иловайский написал книгу в 600 страниц в защиту антинорманистской теории. И написал убедительно, что призвания варягов на княжение не было, но в своих учебниках для средней школы, в противоположность своей научной работе, он печатал серьезно про летописное призвание варягов, так как эти учебники приносили ему ежегодно новый дом в “белокаменной” Москве.

Очевидно Иловайский думал и был уверен в том, что если он напечатает учебник для средней школы так, какой представляет себе историю Руси или как представляли другие профессора (например Ключевский), то цензура не позволит продавать такие книжки для средних школ, т. е. в министерских журналах эта книжка не только не будет рекомендована, а просто распоряжением министра будет запрещена для школ.

И вот получилось, что большая научная книга в 600 страниц могла выйти в свет лишь в сравнительно небольшом количестве, она была в таких условиях дорога и недоступна для гимназиста, наоборот, для него была доступна и рекомендована книга с далеко не научным призванием варягов.

Почему призвание варягов считалось для министерства патриотическим и почетным для теперешней России — трудно объяснить. Можно думать, что тут играла роль династия, которая была чужекровна для России, в ее жилах текла немецкая кровь и поэтому начало державы, заложенной чужекровной варяжской династией, как будто должно было доказать, что эта старинная традиция требует чужекровной династии».

Из этой цитаты видно, что автор имел некоторые основания для упреков тем историкам, имя которых Н. Н. Кнорринг может произносить только с благоговейным трепетом.

Поверьте, дорогой Н. Н., что я высоко ценю все положительное, что дали наши славные историки, но там, где я вижу малодушие, двуличность и пресмыкательство, — я не считаю нужным молчать.

Русские прогрессивные историки имели полную возможность напечатать истинную историю Руси (хотя бы за границей), но они этого не сделали. Они же не обратили должного внимания русского общества на кричащие противоречия между тем, что было, и тем, чему учат в школах. Упустили не мелочь, не деталь, а квинтэссенцию нашей истории. Вот за это бездействие, малодушие, а отчасти и подлость, им сейчас, хоть и очень поздно, приходится расплачиваться. Если у норманистов печальное прошлое не вызывает ни гнева, ни боли, — это их дело, но у нас никто не может отнять права должным образом оценить научную и гражданскую деятельность русских историков.

Переходим к самой критике Н. Н. Кнорринга. В сущности, ее нет, ни один из выводов автора он не опровергнул, да и не пытался опровергнуть. Он упрекает автора в недостаточном знании новейшей литературы и ссылается при этом на «новейшую» (это 1928 года!) работу П. Смирнова. Как жаль, что критик, очевидно, ничего не читал из работ советских историков вот уже 25 лет.

Он бы тогда узнал, что норманистская теория решительно и безоговорочно отвергается советскими историками. В новейшей (1951) «Истории культуры Древней Руси» она просто называется «антинаучной». Что же касается материала, которым пользовался П. Смирнов, то он может быть понят и объяснен совершенно иначе.

Далее Н. Н. Кнорринг считает, что десятки, если не сотни страниц библиографии доказывают, что область древней истории Руси не запущена. Смеем уверить его, что библиография по астрологии в 10 раз больше библиографии истории Древней Руси, но есть ли это прогресс науки? Важно не то, сколько пишут, важно то, что пишут, и мы в наших очерках привели немало ярких примеров бесхозяйственности на поле истории.

Наше понимание норманизма, говорит далее Н. Н. Кнорринг, вульгарно. Не берем на себя смелости определить, каково понимание норманизма у Н. Н. Кнорринга, во всяком случае, оно непоследовательно и путано. Он признает все: и древнюю государственность (с антов!) и издавна сложившуюся военную организацию Руси (задолго до Рюрика!), и вместе с тем он норманист!

В чем суть норманизма? В том, что он приписывает организацию государства Руси, как и в значительной части культуры ее, не славянам, а норманам, т. е. германцам.

И вот Кнорринг, признавая существование государственности у Руси до Рюрика, считает, что именно норманы организовали ее у нас. Ну как понять такую логику? Никто ведь не спорит, что норманнов вовсе не было в Восточной Европе, спорят о том, что значение их было ничтожно, совершенно третьестепенного значения, — в этом суть нашего «вульгарного» антинорманизма.

В том-то и дело, что норманизм — дутое дело, блеф, мыльный пузырь, — факты, легшие в его основу, совсем неверно поняты. Достаточно было найти где-то мечи, как они немедленно принимались за скандинавские. Если бы Н. Н. Кнорринг читал действительно новейшие работы (1949–1953), то он узнал бы, что Западная Европа снабжала мечами огромное количество стран (в том числе и скандинавов) и что специального «норманнского» меча не было.

Захоронения дружинников времен Олега, Святослава и т. д. показывают, что вооружение этих «норманнов» было славянского типа и изделия и только меч был общеевропейского типа. Наконец, отличным оружием торговали. Поэтому в свете этих данных приходится переоценивать все и выбрасывать вон все вороха норманистской дребедени, количеством библиографии о которой так гордится Н. Н. Кнорринг.

Для Лесного, утверждает далее мой критик, нестерпимо, что его предков побили под Царьградом. Лесной не считает такой выпад «ad hominem» (лат. «персональный», по отношению к конкретному человеку) удачным в научной дискуссии; в ходе истории каждый народ имеет поражения, имеет и победы. Лесной не придает никакого значения, что предков Кнорринга разбили под Полтавой, но его возмущает, если кто-то начнет утверждать, что под Полтавой был разбит Петр I, а не Карл XII. Вероятно, и Н. Н. Кнорринга покоробило бы, если бы кто-то утверждал, что разбит был Петр I, и притом вдребезги. Почему же его не коробит то, что под Царьградом случилось то же самое: сами побитые греки и посторонние свидетели (итальянцы) утверждают, что поход руссов на Царьград кончился их «триумфом», как сказано в итальянском источнике, а не поражением, как это утверждают русские историки.

«Нестерпимо» для Лесного не поражение его предков, а ложь историков. Н. Н. Кнорринг оскорбляется за историков, за то, что эту касту мы считаем несостоятельной, но в наших трех выпусках мы указали уже немало их непростительных промахов, а лежащие на нашем столе еще два готовые к печати выпуска покажут эти ошибки еще больше.

Трагедия, дорогой Н. Н., в том, что историки сами поставили себя в положение, когда чужак, неспециалист-историк, имеет все основания тыкать их носом, как нашкодивших котов, приговаривая: «А это что? Кто это сделал?» Можно, конечно, защищая «честь мундира», написать много критики, но факта фальсификации нашей истории это не изменит. Скандал и состоит в том, что лицо без «соответствующих возможностей, научной подготовки и необходимой эрудиции» вынуждено отстаивать правду против дипломированной лжи.

Конечно, обидно, когда «яйца курицу учат» (да вдобавок еще и не куриные!), но «по заслугам и честь»!

Теория норманизма — это теория мракобесия, теория Победоносцевых, всех темных сил, стоявших за спиною трона и приведших Россию к неслыханной катастрофе, теория антирусская и, более того, антиславянская. Кроме всего этого — она теория политическая, а не научная. Современная наука (см. наши главы 3, 4, 5) решительно ее отвергает. Своей критикой Н. Н. Кнорринг защищает эту теорию.

«Скажи мне, кто тебе нравится, и я скажу тебе — кто ты».

В заключение автор считает своим приятным долгом поблагодарить еще раз публично лиц, помогавших ему самым деятельным образом в раздобывании необходимой литературы. Без их помощи работы автора безусловно не могли бы увидеть свет.

Особенно признателен автор г-жам: Тат. Дим. Гидасповой (Нью-Йорк), Нине Мих. Кристесен (Мелбурн); г-дам: В. Н. Алину (Харбин), В. М. Диршу (Лондон), Н. И. Кардакову (Берлин), Н. Н. Кноррингу и С. Н. Плаутину (Париж).

«Побегали их белы ноженьки по моим делам».

Автор не может также не отметить чрезвычайно любезной помощи со стороны Fisher Library в Сиднее, снабжавшей автора уникальными изданиями.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.