«Мир людей мне представляется мрачным»
«Мир людей мне представляется мрачным»
Фридрих Вильгельм III по настоянию барона фон Штейна, которому 4 октября 1807 года было поручено возглавить прусское правительство, направил своего брата принца Вильгельма в Париж с миссией добиться от Франции сокращения тяжелых военных контрибуций, наложенных на Пруссию по Тильзитскому миру (7 июля 1806 года).
Сопровождать принца во время этой малоперспективной миссии было предложено Александру фон Гумбольдту. Прусский король, останавливая на нем свой выбор, полагался на его популярность во Франции и на его парижские связи, а также помнил о его незаурядных дипломатических способностях, проявленных еще в бытность им обербергмейстером. Гумбольдт принял это поручение без особых колебаний, так как в Париже у него еще оставалась уйма дел по изданию отчета об американском путешествии.
Переговоры оказались трудными, унизительными и безуспешными. 8 сентября 1808 года Наполеон навязал Пруссии новую контрибуцию в размере 140 миллионов франков, продолжал интриговать, чтобы помешать работе комиссии по реорганизации прусской армии, куда входили Шарнхорст, Гнейзенау, Грольман и Бойен, стремясь ограничить численность прусского войска сорока двумя тысячами солдат, а также пускал в ход все свое влияние, чтобы добиться ухода в отставку фон Штейна (что и произошло 24 ноября 1808 года).
В конце концов принцу Вильгельму пришлось ни с чем возвратиться в Берлин. Гумбольдт же испросил разрешения остаться в Париже и получил его: в Берлине работать над отчетом было почти невозможно.
Как рассказывал Варнхаген фон Энзе (прибывший в Париж в свите одного австрийского генерала), Гумбольдт в роскошных залах резиденции австрийского посланника, графа Меттерниха, показался ему похожим на «сверкающий метеор, сопровождаемый взорами удивления…». «Редко выпадает человеку, — замечал он, — такое глубокое и всеобщее уважение, такое искреннее одобрение со стороны самых разных общественных групп, такая живая заинтересованность всех власть имущих». «Наполеон его не любил, поскольку он был известен как человек свободомыслящий и в своих взглядах несгибаемый; однако император, его двор и высокопоставленные государственные чиновники никогда не отрицали то глубокое впечатление, которое в лице смелого путешественника производили на них мощь науки и исходящий от нее свет. Ученые всех стран гордились своим высоким собратом, все немцы — соотечественником, а все вольнодумцы — единомышленником… Во всем: и в научной деятельности, и в практических делах, и в одиноком дерзании духа, и в шумной светской суете — всегда являть собой выдающуюся и независимую фигуру, в любых обстоятельствах настолько оставаться самим собой, как это удавалось Гумбольдту, дано редко кому из нас, и мне лишь очень нечасто встречался человек, который так же упорно, самоотверженно и плодотворно всю свою жизнь трудился бы на благо человечества», — писал Варнхаген.
Что же касается Бонплана, то с момента своего возвращения из Америки он стал постоянным помощником императрицы Жозефины, которая увлекалась экзотическими растениями и, к немалой досаде Наполеона, тратила на них кучу денег, разводя в теплицах и садах своей загородной резиденции в Мальмезоне диковинные деревья и цветы.
Точности ради следует сказать, что не только эти редкие и причудливые растения воплощали для Бонплана всю прелесть и очарование тропиков; не меньшее удовольствие он получал, очевидно, и от общества темпераментной и ослепительно прекрасной креолки родом с острова Мартиника, в 1796 году ставшей женой Наполеона после смерти своего первого супруга, генерала Богарне.
В 1809 году Бонплан стал интендантом императорских садов Мальмезона. Он исподволь и ненавязчиво подогревал страсть Жозефины к тропической флоре, вместо того чтобы следовать воле императора и удерживать свою повелительницу от опрометчивых шагов и дорогостоящих капризов. Вряд ли стоит после этого удивляться, что ботаник императрицы все больше и больше впадал в немилость у императора; ко всему прочему Наполеон видел в нем доверенное лицо женщины, которая, как видно, не собиралась дарить императору французов законного наследника и из-за этого теперь, когда он достиг вершив славы, стала казаться ему неравной партией. Вскоре брак их был расторгнут, и место Жозефины заняла австрийская эрцгерцогиня Марня Луиза, дочь Франца I, претерпевшего от Наполеона массу унижений. Бонплан сопровождал Жозефину Богарне в изгнание и оставался при ней до самой ее кончины, имевшей место в мае 1814 года, а спустя некоторое время он женился на одной из ее честолюбивых питомиц. В течение последующих двух лет он не раз наведывался к Джозефу Банксу и другим английским ботаникам, пока у него окончательно не созрел давно вынашиваемый им план возвращения в Новый Свет.
Бонплана манила не только флора Южной Америки, но и неповторимая атмосфера возрождающегося континента, где на девственных землях молодых государств, казалось, становилось политической реальностью то, за что боролись французы еще в 1789 году. В конце 1816 года он отправляется с женой в Буэнос-Айрес навстречу жизни, полной всяческих испытаний и невзгод, полукочевой и вечно неустроенной. Над отчетом об американской экспедиции вместо него теперь трудился главным образом Карл Сигизмунд Кунт, сначала под руководством Внлльденова, а после смерти последнего (в 1812 г.) — под присмотром самого Гумбольдта.
Чем дальше продвигалась вперед разработка научной части отчета, тем все яснее и яснее становилось Александру, что публикуемые им материалы носят, увы, сугубо специальный характер, что они ориентированы на крайне узкий круг ученых и что из богатейших россыпей его записок и дневников слишком многое оставалось неиспользованным, причем именно то, что могло бы как раз заинтересовать широкую общественность. Например, его путевые впечатления, разного рода наблюдения или «мысли мимоходом» по поводу природы, климата, почвы, условий жизни людей в Новом Свете, их быта и нравов. Поэтому вслед за «Картинами природы» от решает выпустить книгу путевых заметок, рассчитанную именно на широкого читателя. Забегая вперед, можно сказать, что работа над путевыми заметками тоже затянулась надолго и в конце концов осталась незавершенной.
Он уже начал работать над новой книгой, когда ему представилась возможность занять видную должность в Берлине. Его брат Вильгельм в феврале 1809 года — отчасти против своей воли — стал тайным государственным советником и директором управления культуры и образования в министерстве внутренних дел: несмотря на происки придворной юнкерской камарильи, поддерживаемый лишь считанными единомышленниками-чиновниками, сторонниками отправленного в изгнание барона фон Штейна, он начал осуществлять широкую реформу системы школьного образования и ценой упорных усилий добился высочайшего постановления об учреждении в Берлине университета. Вильгельм очень хотел и надеялся привлечь младшего брата к числу ученых-основателей этого университета. Однако Александр никак не мог решиться бросить свой отчет на полдороге.
В первые дни января 1810 года он посылает Гёте экземпляр только что вышедших в свет «Живописных видов Кордильер и памятников культуры американских народов» — очередную часть своего многотомного отчета. «В этой трезвой стране, — пишет Гумбольдт в сопроводительном письме в Веймар, — посреди шумной и пустой суеты я веду полную трудов однообразную отшельническую жизнь. Меня мучает ощущение собственной неспособности быстрее закончить то, что я считаю своим долгом перед самим собой. Мир людей представляется мне мрачным. Картины же большой природы, таинственная уединенность лесов и непобедимая тяга в голубые манящие дали усиливают во мне настроение, которое нельзя назвать бодрым, но которое никогда не мешает моей работе и не лишает меня мужества. Мое здоровье, разные ревматические недуга (последствия лесной сырости), плохо слушающаяся рука — всем этим я уже не стану Вам докучать. Мое самочувствие непременно улучшится, как только я снова окажусь в жарких странах. У меня зреет проект сесть на корабль и отправиться на мыс [Доброй Надежды], пробыть с год в этой южной точке Африки, изучить южные течения, а потом отплыть на Цейлон или в Калькутту; в Бенаресе, куда приходят караваны из Лассы [Лхасы], снарядиться для перехода через Тибет и двинуться на север. Хорошо бы только ситуация в мире благоприятствовала скорейшему осуществлению моих планов».
Несмотря на невероятную занятость, Гумбольдт не стал ограничиваться пустыми мечтаниями о новом путешествии, а вскоре действительно начал методично готовиться к нему.
Александр фон Гумбольдт. 1813 г.
Эме Бонплан.
Уличная сцена в Лиме. 1800 г.
Карта путешествий Гумбольдта по Южной Америке.
Пейзаж в окрестностях Кито с вулканом Чимборасо (по рисунку Гумбольдта). Из описания американского путешествия.
Плот туземцев на Ориноко (по рисунку Гумбольдта).
Естественный мост через реку Икононсо (по рисунку Гумбольдта).
Одежда мексиканских индейцев (из описания американского путешествия Гумбольдта).
Иероглифический рисунок из старинной инкской рукописи (из описания американского путешествия Гумбольдта).
Гумбольдт в Мексике. 1803–1804 гг. Карта.
Мост через Пенипе (по рисунку Гумбольдта).
Водопад на Рио-де-Винагре поблизости от вулкана Пурасе. (По рисунку Гумбольдта).
Чимборасо (по рисунку Гумбольдта).
Штурм арсенала в Берлине 1848 г.
Александр фон Гумбольдт. Бронзовая статуэтка работы Генриха Драке. 1965 г.
Александр фон Гумбольдт в России и Центральной Азии. 1829 г.
Письмо к Брокгаузу от 19 декабря 1850 г.
Златоуст в первой четверти XIX в.
Колыванское озеро на Алтае в начале XIX в.
Александр фон Гумбольдт.
Александр фон Гумбольдт в своей библиотеке в Берлине. 1856 г.
Нижний Тагил.
Верхисетский завод Яковлевых.
Александр фон Гумбольдт (по картине Лэмбдина).
Памятник Александру фон Гумбольдту перед зданием Берлинского университета имени Гумбольдта.
Весной 1810 года обстоятельства вынуждают его брата оставить пост директора управления просвещения, поскольку создание временного государственного совета, в котором тайным советникам предоставлялось право только совещательного, а не решающего голоса, означало существенное ограничение и его полномочий. Вскоре он получает повое назначение: место прусского посланника в Вене; освободившуюся же должность канцлер Гарденберг, бывший патрон Александра в Байрейте, предлагает младшему Гумбольдту. Александр от этого предложения отказывается, «не желая расставаться с положением свободного, независимого ученого».
Беседы, которые он вел с находившейся в Париже делегацией высокопоставленных лиц из России, среди них в первую очередь Гумбольдт называет имя министра торговли графа Румянцева, открывают ему перспективу участия в русской научной экспедиции, которую планировалось осуществить по Сибири, через Кашгар и Ярканд r Тибет. Надо думать, что эти беседы дали какие-то конкретные результаты, если Александр уже в октябре 1811 года отправляется в Вену (и остается там до конца ноября), чтобы попрощаться с братом и его семьей.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.