Зарождение земледелия и появление железа
Зарождение земледелия и появление железа
Когда-то здесь обитали кочевые группы охотников-собирателей, но они почти совсем исчезли, и основную массу населения составляют земледельцы и скотоводы. Трудно провести даже такое разделение, ибо многие земледельцы владеют небольшим количеством скота, а большинство скотоводов обрабатывают немногочисленные поля. Однако это разделение применимо в одном аспекте — в отношении людей к своему занятию. Многие земледельцы содержат скот, и многие скотоводы обрабатывают землю, но именуют они себя или скотоводами или земледельцами и с презрением говорят о занятии другой группы. Таким образом, эта этнографическая классификация носит не столько экономический, сколько политический характер.
Если скотоводство, процветающее в более засушливых районах, где нет мухи цеце, вынуждает людей передвигаться туда и обратно по обширной территории, меняя размер и состав социальных групп согласно потребностям момента, то земледелие заставляет людей селиться вместе на более длительные сроки и в раз и навсегда определенных местах. В результате общественная организация скотоводов и земледельцев принимает разные формы, а возникающее из-за этого различие в ценностных ориентациях ведет к взаимному противопоставлению и противоречиям. Какие бы формы ни принимала организация внутри этих больших групп, каждую из них объединяет чувство противоположности относительно другой. Время от времени, особенно когда возникает конкуренция из-за земли, противопоставление перерастает в открытые конфликты. В другое же время происходит даже постепенная ассимиляция. Особенно интересно, как эти саванные общества самыми различными методами создают свою организацию и разрешают неизбежные проблемы соперничества и конфликта.
Хотя мы и ассоциируем земледелие с зарождением цивилизации, это не означает, что другие общественные формы не являются цивилизованными. Так, например, у скотоводов для человеческих отношений характерны честность, правдивость и взаимное уважение. Многие из них это хорошо понимают и сознательно избегают соблазнов современного общества. Хотя они охотно признают материальные преимущества современного общества и уважают западную технику, они видят также, что оно ведет к ухудшению отношений между людьми, а в условиях их жизни человеческие взаимоотношения важнее и ценнее всего, ибо они обеспечивают им безопасность лучше, чем материальное богатство и комфорт.
Это не романтизация, это трезвая констатация факта, о котором мне говорили многие скотоводы во время долгих часов совместной жизни, раздумий и бесед. Именно из-за этого упрямого консерватизма они чиняг так много неприятностей любой администрации — будь то колониальная или африканская, — которая пытается «цивилизовать» их, заставляет носить одежду, ходить в школу и учиться читать и писать. Сознаюсь, мне доставляло огромное удовольствие встречать где-нибудь в буше[9] голого скотовода, который умел хорошо говорить, читать и писать по-английски и который мог на моем родном языке сказать все, что он обо мне думает. Хотя все больше людей неизбежно втягивается в современное национальное общество, многие из них заканчивают школу, а затем, приглядевшись внимательно к смелому новому миру, возвращаются к былой жизни.
Комплекс реки Вааль Среди найденных в этом районе предметов находятся так называемые смитфилдские орудия 1 — маленький буравчик для изготовления бус из раковин, 2 — камень с желобом, употреблявшийся, очевидно, для раличных цепей — выпрямления древка стрелы, наложения яда на наконечник стрелы и изготовления орудии из кости и бус из раковин 3 — скребки величиной с ноготь пальца, прикреплявшиеся мастикой к деревянным рукояткам и использовавшиеся как ручное тесло для обрезания и отскребания дерева и кости, 4 — жернов для растирания собранных плодов и семян, 5 — просверленный камень, употреблявшийся как грузило для палок копалок, которыми вырывали корчи, и как наконечник булавы, 6 — боковые и концевые скребки, которые не прикреплялись к рукояткам, а держались в руке, использовались для обстругивания и отделки луков и стрел, изготовления кожи и одежды, для срезания мяса с костей.
Возможно, африканские саванны — это колыбель первобытного человека, который жил здесь примерно два миллиона лет назад Еще две тысячи лет назад он занимался здесь охотой и собирательством, используя камень, дерево и кость для изготовления необходимых ему орудий и утвари Судя по этим орудиям, они применялись для все более сложных действий; принятое деление каменного века на три периода — ранний, средний и поздний — не означает, что один период резко отличался от другого Тяжелые ручные рубила и отщепы раннего каменного века служили многоцелевыми чопперами и ножами, а деревянными копьями пользовались для охоты Средний каменный век принес более изящные остроконечники и отщепы, которые использовались в качестве ножей, скребков для кожи и дротиков. К орудиям позднего каменного веча относятся наконечники для стрел с зазубринами и грузила, которые придавали силу легкой палке-копалке Магозийская культура из Соумилс в Родезии ясно показывает, какие изменения произошли в технике изготовления орудий на пороге позднего каменного века, причем наилучшим примером служит появление крошечных лезвий, которые использовались для обработки остроконечников и нанесения зазубрин, а также как скребла.
Глиняную посуду человек начал изготовлять в конце позднего каменного века в юго-восточных саваннах, и сходство с современными гончарными изделиями дает возможность строить предположения относительно передвижений африканских народов Южноафриканские бушмены, одна из немногих существующих сейчас охотничьих групп, до недавнего времени изготовляли каменные орудия, напоминающие орудия позднего каменного века Есть также другие свидетельства, что бушмены и были теми народами, которые населяли в позднем каменном веке юго-восточные саванны. Появились ли они впервые здесь или мигрировали с севера — неизвестно. Почти все данные о ранних миграциях свидетельствуют, что культуры, подобные культуре бушменов, разбросаны по всему району саванн. До сих пор есть охотники в Восточной Африке, имеющие физическое и лингвистическое сходство с нынешними южноафриканскими бушменами. А охотники, живущие на границах Северной Уганды, Кении и в Южном Судане (народ ик, который ранее именовали тесо), все еще изготовляют и употребляют грубые галечные орудия (самая ранняя форма каменных орудий), хотя они уже освоили обработку железа и недавно перешли к земледелию.
Рисунок, показывающий разрез долины реки Вааль и схему отложений, дает представление о той технике, которой пользуются археологи для относительного датирования, даже не применяя радиоуглеродный и калий-аргоновый методы[10] абсолютной датировки. Сравнительные даты могут быть определены по последовательности геологических отложений, в которых найдены орудия и другие предметы. Старые русла рек и речные берега — идеальное место для археологических исследований, потому что первобытный человек был вынужден разбивать лагерь у воды — в ней нуждался и он, и звери, на которых он охотился. Иногда можно ясно увидеть последовательность сменявших друг друга стоянок, по которым прослеживаются изменения в культуре, хотя раскопки и реконструкция — это долгий, утомительный и часто скучный процесс.
В нашем распоряжении достаточно и других непрочных материальных следов, оставленных охотниками позднего каменного века, а также их бесчисленных наскальных рисунков, чтобы можно было реконструировать общие черты их жизни. Они охотились с помощью луков и стрел, в одиночку и группами, часто пользуясь камуфляжем, маскируясь под зверей, на которых они охотились, чтобы легче было к ним приблизиться. Они били копьями рыбу — источник питания, который отвергают во многих районах современной Африки, — собирали дикий мед, как это делают сейчас остающиеся в Африке охотничьи группы. Они пекли пищу в горячей золе в ямах, обложенных камнями, и жили или в пещерах под скальными навесами или в простых шалашах, покрытых травой. Из шкур они шили одежду. В определенных случаях раскрашивали свои тела. Они красили красной охрой умерших, прежде чем захоронить их, что свидетельствует о наличии какой-то ритуальной жизни. Их пещерные рисунки показывают, что у них, возможно, были ритуалы, связанные со свадьбами и смертью.
Во всяком случае, их рисунки создают впечатление, что мы имеем дело с людьми, которые не только жили в весьма реальном мире — полно и активно, — но и имели об этом мире вполне определенное представление и задумывались о его подлинном характере. Хотя сейчас бушменов загнали в южные пустыни, для их жизни характерны та же жизнерадостность и теплота, сочетающиеся с высоким уровнем представлений о мире и религиозных верований.
Разрез участка реки Вааль и схематическое изображение отложений. 1, 2 и 3 — речные террасы, 3 — наиболее поздняя терраса, 4 и 5 — выветренные отложения, 5 — наиболее позднее отложение.
Обнаружение железной руды и открытие металлургии железа привели к радикальным переменам, так как железо позволяло теперь создать многие вещи, которые до этого не существовали. Нельзя точно сказать, когда начали употреблять железо в Африке. Странно, что династический Египет, несмотря на его высокий уровень развития, не знал металлургии железа, хотя к югу от него в Нубийском царстве в I в. до н. э.[11] существовал промышленный центр Мероэ, где из местной руды плавили и ковали железо. Возможно, именно отсюда познания о железе распространились по остальной Африке[12].
С самого начала процесс считался тайным, в какой-то мере священным и был доступен только некоторым семействам и кастам. К людям, обрабатывающим железо, везде на континенте относились с уважением — вернее, с опаской и почтением. Иногда преобладало то или иное отношение, но неверно утверждение некоторых ученых, будто в одних районах Африки кузнецов презирают, а в других почитают. Искусство кузнецов часто ассоциируют со сверхъестественными силами: их изделия могут принести и большую пользу, и великую опасность, поскольку они принимают форму то орудий мира, то орудий войны. Вполне естественно, что у людей создавалось двойственное отношение к кузнецам — в них нуждались и их побаивались. Поэтому кузнецы часто составляют обособленные касты, живя изолированно, сочетаясь браками в своей среде и храня в тайне от чужаков свою профессию.
Плавка и ковка быстро распространялись по всему континенту, но сегодня при наличии металлического лома выплавкой железа почти не занимаются. Однако народ чига в Южной Уганде не только сохранил искусство плавки железа, но и умеет по собственному разумению изготовлять проволоку. Чига добывают руду из древних рудников высоко в горах Кигези, дробят ее на куски, примерно размером с корзину, и относят иногда за много миль к тому месту, где можно найти подходящую глину для строительства печи. Для производства проволоки можно пользоваться только высокосортной рудой. Руда должна пройти через две плавки, для них и для последующих (кузнечных операций необходимо большое количество древесного угля. Выбирают и жгут в неглубоких ямах, обложенных мокрыми банановыми стволами, дерево особого вида (которое тлеет), пока не получат уголь необходимого качества. Для плавки этой руды требуются мелкие угли, которые дают сильный и ровный жар.
Металлургическая печь народа чига. Печь устанавливают над огнем, разведенным в глубокой яме, и по мере ее строительства заполняют чередующимися слоями древесного угля и руды.
Только когда добыта руда и готов древесный уголь, приступают к строительству плавильной печи, которую устанавливают над глубокой ямой, где разводят огонь. Затем фурмы — полые глиняные трубы, присоединенные к мехам, чтобы создать нужную тягу, — укладывают вокруг ямы и над ними начинают строить стенки печи, накладывая одну за другой пригоршни глины и постепенно придавая печи коническую форму высотой в пять футов и шириной в два фута у верхушки. Огонь, разведенный в яме, подсушивает глину изнутри, а солнце — снаружи. Как только исчезают последние влажные пятна на глине, начинается самая серьезная работа. В печь кладут древесный уголь, затем два-три слоя руды, потом опять уголь и так до тех пор, пока не наполнится печь (этот процесс начинают даже во время строительства самой печи). Вокруг основания печи устанавливают шесть двойных мехов, каждый из них надувает кузнец, пользующийся парой палок, — он выкачивает воздух из мехов через фурмы и нагоняет его в печь. Вскоре уголь раскаляется докрасна, а жар у основания, где находится руда, становится очень сильным.
Плавку ведут весь день без перерыва. К концу дня печь разбивают, горячие угли отгребают в сторону, и между фурмами остаются крупные куски раскаленной добела руды. Их вытаскивают и очищают, а когда они охладятся, разбивают, чтобы пустить на следующий день в переплавку. Назавтра весь процесс повторяется, строится новая печь над той же ямой, и лишь когда сочтут, что железо достаточно чистое, его перерабатывают в проволоку.
Кузнецы работают в неглубоких ямах, наполненных древесным углем, который нагревают одной парой мехов. Прежде всего они изготовляют нужные для производства проволоки орудия: зажимы для вытяжки проволоки и волочильные доски, через которые протягивают проволоку, чтобы придать ей необходимую толщину.
В качестве наковален используются большие каменные валуны, которые при помощи зубил делают плоскими, их доставляют с другой горы, находящейся отсюда на расстоянии 20 миль. Такие валуны содержат кремнезем, весьма полезный в кузнечном процессе. Из руды выковывают круглые прутья диаметром примерно с карандаш и длиной в два-три фута. Ковать нужно очень осторожно, чтобы не внести грязь, не допустить раковин или складок в металле. Такие недочеты могут привести к тому, что во время протяжки проволока сломается.
Луковицеобразные волочильные доски просверливают твердым костылем, пока они еще раскалены докрасна, а после каждой протяжки отверстие закрывается и просверливается заново в холодном металле, так что диаметр отверстия становится все меньше. Вначале требуются усилия десяти человек, чтобы тянуть веревки, привязанные к зажиму на одном конце железного прута, и протянуть металл через отверстие. За первый раз удается лишь разгладить неровную поверхность прута, но после нескольких протяжек длина прута увеличивайся вдвое, а сам он становится тоньше. В процессе протяжки проволока и доска сильно нагреваются и их приходится время от времени отжигать, чтобы они закалились.
После шести-семи успешных протяжек проволока достигает 50 футов в длину, и теперь с ней надо обращаться особенно осторожно. Если солнце печет слишком сильно, проволока ослабевает и может порваться во время дальнейшей протяжки. Если воздух холодный и влажный или если проволока, нагревшаяся от трения, провиснет и коснется прохладной травы, внезапное изменение температуры тоже приведет к разрыву проволоки. Точно так же малейшие рывки при протяжке могут порвать проволоку, которая к этому времени достигает толщины швейной иглы.
Последние протяжки производит сам кузнец в одиночку. Он намертво привязывает один конец проволоки к раздвоенному столбику, а остальные работники поддерживают всю длину проволоки, чтобы она не провисла до земли. Главный кузнец осторожно сужает отверстие в доске, надевает ее на проволоку и теперь начинает уходить от столбика, медленно и ровно протягивая доску вдоль всей длины проволоки. По мере его движения проволока растягивается, и за каждую последнюю протяжку ее длина может вырасти вдвое, так что в конце концов кузнец получит тонкую, как нитка, проволоку длиной 40–50 ярдов.
Весь процесс, включая добычу руды, подготовку угля, ковку и протяжку проволоки, требует труда 12 человек в течение одной или двух недель, и в результате они получают два-три мотка проволоки и кое-какие орудия: лезвия для мотыги и топоров, ножи и т. п. У чига проволока считается предметом роскоши, из нее делают браслеты для рук и ног, ею украшают рукоятки орудий и древко копья или палицы.
Нехватка железа и сложная техника его обработки превращают кое-где металлическую руду в главный символ богатства. Железу, как и самим кузнецам, приписывают сверхъестественные силы, что еще больше увеличивает его ценность. Во многих регионах символическая стоимость руды значительно выше ее коммерческой стоимости. Люди хорошо понимают практическую пользу железа, которое иногда считают ценнее золота, ибо золото настолько мягко, что его можно использовать только для украшений. Железу можно придавать самые причудливые формы, делать из него гротескные и замысловатые модели повседневных орудий и оружия, и в этой форме сохранять металл для использования в будущем и как своего рода валюту — реальную или символическую. Иногда такую валюту можно обменять на рынке на другие товары, но чаще всего эти специально обработанные куски железа — в виде мотыг, ножей и других орудий — служат символами достигнутого соглашения между народами или группами. В частности, железо используется как символ взаимных обязательств при заключении брака. Иногда такие куски металла именуют «свадебными деньгами» или «выкупом», но эти термины обманчивы. Невест не «покупают»; ценности, которые переходят из рук в руки, не определяют стоимости невесты, а скорее служат символом обязанностей и прав обоих семейств.
Распространение металлургии железа оказало существенное влияние на все сферы общественной жизни — семейную, экономическую, политическую и религиозную. Оно способствовало возникновению королевств и иных государств, так как появилось железное оборонительное и наступательное оружие, увеличивало эффективность орудий земледельца, помогало ему быстрее переходить из саванн в леса, где деревья можно было срубить только с помощью металлических орудий.
Хотя в большинстве районов Африки золото, серебро и медь появились раньше железа, в Южной Африке народы, вероятно, познакомились прежде всего с железом. Народы, которые первыми научились плавить и употреблять железо, разошлись по всему континенту в I тысячелетии н. э… оставляя после себя особый вид керамики, именуемый желобчатой посудой, — со штампованным орнаментом и вогнутым днищем. Возможно, это были африканцы из нейтрального региона Африки, которые смешивались с обитавшими на юге охотниками-бушменами каменного века. Они выращивали скот и обрабатывали землю железными мотыгами. Свой опыт металлургии железа они, вероятно, почерпнули в Мероэ в Куше (Судан), но не исключено, что в Западной Африке уже были свои традиции металлургии.
В Родезии кузнецы тоже обрабатывали золото, медь и олово, изделия из которых они обменивали на товары у арабских купцов на побережье, заложив тем самым основы торговли, процветавшей между арабами и конфедерацией Мономотапа в XIV и XV вв., задолго до появления первых португальских купцов. Конфедерации Мономотапа и (позднее) Розви были группировками африканских княжеств, объединенных в непрочный союз и охватывавших большую территорию к югу от Замбези. Они строили уникальные крепости и ритуальные центры, цепь которых тянется от побережья в глубь континента, до Зимбабве. Торговый путь по реке Замбези существовал с древних времен. Район Ингомбе Иледе, в ее верховьях, населяли богатые золотом племена. Расцвет всех этих цивилизаций приходится на IX в. н. э., но и по всей зоне саванн развивались, хотя и не так пышно, местные культуры железного века, как, например, первобытная земледельческая культура каламо в Замбии.
Один из поздних образцов каменных руин — комплекс Кхами в Родезии, который по традиции ассоциируют с народом розви (он мог иметь отношение к современной народности лози, или шона, но, может быть, такой связи и не существовало). Африканские княжества, входившие в конфедерацию Розви, до этого откололись от союза Мономотапа, связанного с Зимбабве. Розви торговали на побережье с португальцами и голландцами, а в Кхами были найдены даже осколки китайской керамики. Руины выглядят очень красочно, они стоят на горе, террасами спускающейся к ущелью реки Кхами. Судя по полихромной керамике и церемониальным регалиям, обнаруженным в руинах, это была резиденция вождя или видного аристократа. Здесь же найдены груды бронзового и железного оружия, вырезанные из слоновой кости львы, гадальные доски из слоновой кости, золотые и стеклянные бусы. Жители обрабатывали железными мотыгами землю под зерновые культуры и содержали скот. Этим, к сожалению, наши знания и ограничиваются.
Другое интересное место — это Биго в Уганде, где находятся многочисленные земляные сооружения. Здесь, на южном берегу реки Катонга, около древнего брода для скота была большая стоянка позднего железного века. Пожалуй, это самые крупные сохранившиеся сооружения такого типа в Западной Уганде. Здесь видны внешние и внутренние кольца канав глубиной от 7 до 15 футов, пробитые в сплошной скале, общей длиной свыше 6 миль.
На самой высокой точке горы находятся три кургана; как показывают раскопки, люди жили здесь недолго. Это были скотоводы, материальная культура которых очень схожа с культурой современных обитателей местности. Полагают, что это было племя бито, жившее в XVI в. и являвшееся предшественником крупных народностей ньоро и ганда. Устная традиция Буньоро и Буганды ассоциирует такие поселения, как Биго, с легендарной недолговечной династией чвези, существовавшей перед нынешними династиями. Согласно легенде, чвези были «высокие, крупные люди с длинными носами и светлой кожей», которые пришли с севера; некоторые утверждают, что они были арабами, но это чистый домысел.
Следы арабских поселений разбросаны по всей Восточной и Южной Африке, особенно на побережье. На восточном берегу одним из арабских торговых городов был Геди, процветавший между X и XVI в. и торговавший драгоценными металлами, слоновой костью и рабами. Он расположен в 53 милях к северо-востоку от Момбасы и всего в 8 милях от Малинди, оба эти города были арабскими портами[13]. Найденные в Геди знаменитая исламская глазированная керамика и китайские изделия из зеленого фарфора, относящиеся к XIV и XV вв., показывают, что именно на этот период и приходился расцвет торговли в Геди. В одном из китайских источников упоминается визит целой флотилии джонок в Момбасу и Малинди между 1417 и 1419 гг. н. э. В XVI в. португальцы захватили оба порта, и Геди стал приходить в упадок. В начале XVII в. он был полностью покинут.
Нам представляется, что повсюду по саваннам были разбросаны народы — охотники и собиратели, — весьма вероятно родственные нынешним бушменам (теперь живущим только в южных пустынях). Затем, с появлением металлургии железа, внезапно другие африканские народы, несколько иного физического типа, волна за волной двинулись в саванны, иногда ассимилируя находившиеся здесь народы, а иногда просто сгоняя их на менее плодородные земли. Судя по большинству исторических поселений, здесь было смешанное сельское хозяйство — культура зерновых и скотоводство. По-видимому, так бы оно осталось и до наших дней, если бы не было районов распространения мухи цеце, где заниматься скотоводством просто нельзя.