Повод для размышлений

Повод для размышлений

Автор «Тайной истории», современник и участник событий, описывает встречу враждовавших побратимов так: «И сказал Чингисхан: «Передайте Джамухе вот что: Вот и сошлись мы с тобою. Будем же друзьями. Сделавшись снова второю оглоблей у меня, ужели снова будешь мыслить инако со мною? Объединившись ныне, будем приводить в память забывшегося из нас, будить заспавшегося. Как ни расходились наши пути, всегда все же был ты счастливым, священным другом моим. В дни поистине смертных боев болел ты за меня и сердцем и душой. Как ни инако мыслили мы, но в дни жестоких боев ты страдал за меня всем сердцем. Напомню, когда это было. Во-первых, ты оказал мне услугу во время битвы с кереитами при Харахалджит-элетах, послав предупредить меня о распоряжениях Ван-хана; во-вторых, ты оказал мне услугу, образно уведомив меня о том, как ты напугал наймана, умерщвляя словом, убивая ртом»»[452].

Как ни неожиданно, но Чингис благодарит Джамуху именно за то, что тот в критические мгновения оказывался в стане врага; иными словами: за шпионско-диверсионную деятельность, совершенную в пользу его, Чингисхана. И это не расходится с нашими наблюдениями, а подтверждается ими. И с этой точки зрения понятно, почему для Чингиса было важно, чтобы Джамуха находился на воле, считался его злейшим врагом и тем самым снискивал расположение могучих ханов, противников Чингиса. И если бы Чингис мог без шума и огласки отпустить Джамуху, то он бы это, конечно, сделал, но кретины нухуры испортили всю игру, потому что вся степь узнала о пленении главного соперника монгольского хана. Надо было прятать концы в воду, и Джамуху казнили, оповестив об этом всех, кого было нужно. Чтобы юридически оформить смертный приговор военнопленного, надо было найти его вину и объявить его военным преступником. А просто участие в войне грехом не считалось ни при каком случае; за удаль в бою не судили. И вот Чингисхан вспомнил битву при Далан-балчжутах и велел передать пленнику: «Ты коварно и несправедливо поднял брань по делу о взаимном угоне табуна между Чжочи-Дармалой и Тайчаром. Ты напал, и мы бились… А теперь — скажите — ты не хочешь принять ни предложенной тебе дружбы, ни пощады твоей жизни. В таком случае да позволено будет тебе умереть без пролития крови»[453].

В версии «Тайной истории» сомнительно только одно: что инициатива казни исходила от самого Джамухи. И тем более странно, что у Рашид ад-Дина фигурирует та же версия, хотя и в ином аспекте. Впрочем, у персидского компилятора этот эпизод так смазан, что можно оставить его интерпретацию без внимания, отметив только, что в данном случае оба рассказа восходят к одному, первоначальному источнику, а насколько можно ему верить, пусть судит читатель.

Сначала Джамуха разговаривает предельно самоуверенно: «Черные вороны вздумали поймать селезня. Холопы вздумали поднять руку на своего хана. У хана, анды моего, что за это дают? Серые мышеловки вздумали поймать курчавую утку. Рабы-домочадцы на своего природного господина вздумали восстать. У хана, анды моего, что за это дают?»[454] Очевидно, схваченный принц был уверен, что предавшим его будет плохо… и был прав. Но на чем зиждется эта уверенность? Ведь точно такие же изменники природному господину, Бадай и Кишлих, предупредившие Чингисхана о наезде кераитов, удостоились высочайшей милости. Да сами нукуры Джамухи, которые не могли не знать обычаев своего народа, ждали от хана награды, а не казни. Иначе они бы не сунулись в львиную пасть. Значит, Джамуха знал что-то, чего не знали они. Это «что-то» было предложение Чингиса сделаться второй оглоблей в телеге государства за те услуги, которые Джамуха успел оказать. Но затем его тон меняется (разумеется, в источнике, а как было на самом деле, мы не знаем): «Ныне, хан мой, анда, ты милостиво призываешь меня к дружбе. Но ведь не сдружился же я с тобою, когда было время сдружиться».

Что это за декламация? Ведь если бы Джамуха был признанным другом Чингиса, то ни кераиты, ни найманы не опирались бы на его советы и не были бы преданы им, а монголы не стали бы за два года повелителями Великой степи. Ведь Чингис именно за то и благодарит Джамуху, что тот, находясь в стане врагов, помог ему одержать победу; следовательно, сентенция Джамухи рассчитана не на уши хана, а на самую широкую огласку среди монгольской общественности. Затем: «К чему тебе дружба моя, когда перед тобою весь мир? ведь я буду сниться тебе в сновидениях темных ночей; ведь я буду тяготить твою мысль среди белого дня. Я ведь стал вошью у тебя за воротом или колючкой в подоле». Это убедительно как слова или соображения самого Чингиса, но не Джамухи. Пользы от раскрытого агента нет, а помех предвидится много, и проще от него избавиться, хотя бы для того, чтобы избежать возможных компрометантных разговоров с широким резонансом. А с точки зрения Джамухи? Он помог хану одержать победу, и явно не для того, чтобы стать ее жертвой. Быть убитым своим другом еще обиднее, чем пасть от руки врага. Поэтому мне кажется сомнительной интерпретация «Тайной истории», и думается, что ее автор вложил в уста Джамухи соображения хана или ближайших нойонов-советников. И сделал он это для того, чтобы снять с них ответственность за казнь пленника — он, мол, сам того хотел. Но злословить по адресу казненного он не стал, потому что этому никто из осведомленных людей не поверил бы, а интерпретация события оказалась бы под подозрением.