В прифронтовом лесу
В прифронтовом лесу
Вторая половина сентября принесла желанную прохладу. Осень все чаще напоминала о себе дождями и предрассветными туманами, но лес возле деревни Василисино, где размещался штаб 19-й армии, был по-прежнему тих и уютен. Штабные землянки приобретали все более жилой вид, несмотря на то что до линии фронта было всего лишь каких-нибудь семь-восемь километров. Там тоже было относительно тихо. Шли, как их было принято называть в сводках, «бои местного значения».
Лукин был рад наступившему затишью. Передышка давала ему возможность спокойно войти в курс дел, познакомиться с войсками армии. Теперь первыми помощниками командарма стали члены военного совета дивизионный комиссар Шекланов и бригадный комиссар Ванеев. Начальником штаба армии был комбриг Малышкин, начальником политотдела — дивизионный комиссар Шустин. Все они понимали, что тишина ничего хорошего им не обещает. Нового наступления немцев следовало ждать со дня на день. Надо было использовать каждый час, каждую минуту для создания надежной обороны.
К тому времени армия, состоявшая из шести стрелковых, одной кавалерийской дивизий и двух танковых бригад, занимала полосу обороны протяженностью семьдесят-восемьдесят километров по притокам Днепра — рекам Вопь и Вопец, западнее Вязьмы.
Объезжая дивизии, Лукин обратил внимание на то, что на позициях почти нет окопов полного профиля, ходов сообщения, плохо замаскированы артиллерийские позиции. Вернувшись в штаб, он собрал командиров и комиссаров дивизий и приказал им немедленно приступить к инженерным работам, а начальнику штаба Малышкину вести строгий контроль за выполнением указаний.
Войска приступили к укреплению своих позиций: рыли окопы полного профиля, ходы сообщения, противотанковые рвы, строили дзоты и укрытия для противотанковых орудий, перед передним краем устанавливали мины и проволочные заграждения.
Много поработали в те дни политработники, армейская и дивизионные газеты. Армейская газета «К победе!» печатала заметки о тактике фашистов, давала бойцам советы, как вести себя в разведке боем, в условиях временного окружения, печатала силуэты фашистских самолетов, чтобы бойцы умели их быстро опознавать и вести огонь из пулеметов и личного оружия. Газеты давали и практические советы: как избежать скопления воды в окопе, как распознавать и преодолевать заминированные места, оказывать самому себе и товарищу помощь при ранениях.
Дивизии 19-й армии формировались на Дону, и бойцам, конечно, было важно знать, как живут их земляки. Газеты рассказывали о том, как живут и трудятся в Ростове, Таганроге, Шахтах. Заместитель редактора газеты «К победе!» старший батальонный комиссар Гунин, побывавший в Ростове, привез письмо воинам-землякам от рабочих Ростсельмаша. «Завод наш стал крепостью обороны, — писали комбайностроители. — Знайте, что в эти грозные дни мы с вами… Все способные носить оружие вступили в народное ополчение». Письмо было напечатано в газете вместе с ответом воинов. «Заверяем вас — мы свой долг выполним! — говорилось в нем. — Работайте в тылу по-военному, шлите нам больше вооружения, боеприпасов, готовьте новые кадры защитников нашей Родины. Победа будет за нами!»
В части стали привозить довоенные кинофильмы и фронтовые киносборники. И уж совсем для бойцов казалось невероятным, когда в армию стали приезжать московские артисты, кого бойцы прежде могли слышать только по радио или видеть в кинофильмах: Русланова, Козловский, Ливанов… Времени у гостей было мало — их ждали и в соседних армиях. Тогда решили дать концерты в первую очередь в тех полках, которые отличились в последних боях. Артистов удалось задержать в армии на двое суток, и они успели дать больше двадцати концертов.
Любопытный случай произошел в 45-й кавалерийской дивизии. Артисты открыли программу концерта популярной песней «Андрюша». Еще не стихли аплодисменты, а кто-то из зрителей вдруг громко потребовал: «Автора на сцену!» Артисты кланялись с борта грузовика, но не могли понять, какого автора требуют бойцы. И вдруг на помост поднялся корреспондент армейской газеты политрук Григорий Гридов. Оказалось, он и являлся автором песни «Андрюша», которую с таким успехом исполняла перед войной Клавдия Шульженко. И снова в прифронтовом лесу зазвучали жизнерадостные слова:
Эх, Андрюша, нам ли быть в печали,
Бери гармонь, играй на все лады…
Надо заметить, что в газете 19-й армии «К победе!» в самые трагические дни войны трудились ростовские писатели Александр Бусыгин, Григорий Кац, Михаил Штительман, Григорий Гридов. Все они погибли в районе Вязьмы. «То были хорошие воины… — скажет о них много лет спустя Михаил Шолохов. — Мне тоже довелось быть в ту пору под Вязьмой, и я видел их в бою». Вместе с ними в газете 19-й армии служили другие ростовские писатели — Анатолий Софронов, Илья Котенко, Александр Оленич-Гнененко.
Конечно, сентябрьское затишье не было для бойцов и командиров только отдыхом. Войска укрепляли оборону, за линию фронта уходили разведчики, из тыла подвозили боеприпасы, саперы ставили минные ноля. В штабах скрупулезно учитывали разведданные о противнике. А разведка приносила все новые сведения: немцы подтягивают свежие силы в район Духовщины, совершенствуют аэродромы в Смоленске, Орше, Витебске…
Командарм Лукин понимал, что наступившая пауза как затишье перед грозой — кратковременная. Пленные, не потерявшие еще апломба победителей, заявляли, что Москва все равно скоро падет, так как на нее готовы двинуться сто пехотных дивизий, три тысячи танков и тысяча самолетов. Было ясно, что пленные преувеличивают цифры, однако не было сомнения, что гитлеровское командование готовит на Москву мощный и, вероятно, небывалой силы удар. Оно приступило к этому в середине сентября, после того как на ленинградском и киевском направлениях гитлеровцам удалось достичь крупного успеха, обеспечив, как казалось Гитлеру, свои стратегические фланги.
Верховное командование вермахта в те дни считало, что наконец-то созданы условия для нанесения последнего сокрушительного удара по Красной Армии и окончательного разгрома Советского Союза. Оно было уверено, что для достижения конечной цели блицкрига достаточно разгромить войска Западного направления, прикрывавшие путь к Москве. Продолжая наступление на других направлениях, гитлеровцы полагали, что овладеть Донбассом и Крымом сможет группа армий «Юг» с помощью румынских и итальянских войск, а сломить сопротивление защитников Ленинграда в состоянии группа армий «Север» с помощью финской армии.
Командующий группой армий «Центр» фельдмаршал Бок 16 сентября издал директиву о непосредственной подготовке наступления на Москву. Предстоящая операция получила кодовое наименование «Тайфун». В связи с приближением зимы гитлеровцы форсировали приготовления с расчетом перейти в наступление не позднее начала октября.
По плану операции группа армий «Центр» должна была тремя мощными ударами танковых группировок из района Духовщины, Рославля и Шостки в восточном и северо-восточном направлениях расчленить оборону советских войск, окружить и уничтожить войска Западного и Резервного фронтов в районе Вязьмы и Брянского — в районе Брянска, затем сильными подвижными группами охватить Москву с севера и юга и одновременно ударом с фронта пехотными соединениями овладеть столицей СССР.
Взятию Москвы гитлеровцы придавали исключительное значение. «Захват этого города означает как с политической, так и с экономической стороны решающий успех», — говорилось в основной директиве плана «Барбаросса». Падение Москвы должно было продемонстрировать всему миру триумф стратегии «молниеносной войны».
При подготовке операции «Тайфун» группа армий «Центр» была усилена. Из группы армий «Север» на московское направление передавались 4-я танковая группа в составе четырех танковых и двух моторизованных дивизий и авиационный корпус. Из группы армий «Юг» на московское направление перебрасывались две танковые и две моторизованные дивизии. Кроме того, из резерва ставки выделялись два танковых соединения. Переброска всех этих войск проводилась скрытно, преимущественно в ночное время.
Еще надо отметить: на московском направлении гитлеровцы сосредоточили большую часть своих разведывательно-подрывных органов. С передовыми частями 4-й армии должна была следовать специально созданная команда полиции безопасности и СД «Москва» с задачей ворваться с наступающими войсками в столицу, захватить здания руководящих партийных и советских органов, арестовать видных деятелей Коммунистической партии и Советского государства, учинить расправу над партийным и советским активом.
Еще перед войной Гитлер сказал: «Я не сделаю такой ошибки, как Наполеон, когда пойду на Москву. Я выступлю достаточно рано, чтобы достичь ее до зимы». Позже Гитлер заявил: «Это имя я уничтожу, а там, где находится сегодня Москва, я создам большую свалку». В приказе от 8 июня 1941 года предписывалось: «Москву и Ленинград сровнять с землей, чтобы полностью избавиться от населения этих городов». Еще позже Гитлер высказался так: «В этот город не должен вступить ни один немецкий солдат. Москву следует окружить так, чтобы из нее не вышли ни русские солдаты, ни гражданское население. Будут приняты меры, чтобы затопить Москву и ее окрестности… Там, где сегодня Москва, возникнет огромное озеро, которое навсегда скроет столицу русского народа».
Враг был в зените своей военной мощи. Используя ресурсы покоренных стран Европы, упоенный легкими победами на западе, он и теперь надеялся на легкий успех. Гитлеровцы так далеко зашли в своих мечтах об овладении Москвой, что с чисто немецкой педантичностью, предусмотрительностью и стремлением ничего не упустить в деталях заранее готовили пригласительные билеты на парад и банкет. Они надеялись вскоре маршировать под звуки Бранденбургского марша по Красной площади, как недавно маршировали под Триумфальной аркой в Париже. Для увековечивания своей победы над Москвой они подвезли красный гранит для памятника в честь победы над Россией. Захват Москвы решено было отметить грандиозным банкетом. И чтобы господам генералам и офицерам не было скучно, собрали по всей Европе красивых девушек. Эшелон с красавицами уже двигался в сторону Москвы…[22]
Конечно, активные приготовления гитлеровцев для решающего удара по Москве, несмотря на всю секретность, не могли оставаться скрытными. Советское командование уделяло самое серьезное внимание организации обороны дальних и ближних подступов к столице. Строительство оборонительных рубежей на большую глубину здесь было начато еще в июле. В течение сентября организация обороны совершенствовалась и развивалась.
В строительстве оборонительных рубежей, особенно в районах Ржева и Вязьмы, приняло участие около 250 тысяч жителей Москвы и области. Однако завершить все работы до начала немецкого наступления не удалось.
Советское командование внимательно следило за действиями противника в тот период, стремилось разгадать его намерения. С большой нагрузкой работали все виды разведки.
21 сентября на полевом аэродроме Двоевка сел фашистский разведчик Ю-88. В этом районе находился истребительный батальон вяземских добровольцев. Группа во главе с начальником Вяземского горотдела НКВД Хомченко захватила экипаж самолета. При допросе гитлеровских летчиков выяснилось, что они вели разведку в направлении Вязьма, Можайск, Москва и по ошибке сели на этот аэродром. Полетные карты фашисты уничтожить не успели. По этим документам было установлено, что они особенно интересовались районом Касни, где, по их данным, располагался штаб Западного фронта. По Касне гитлеровцы готовились нанести сильный удар.
В штаб фронта поступали все новые и новые сведения о предстоящем крупном наступлении немцев. 26 сентября военный совет Западного фронта доносил в Ставку, что противник непрерывно подвозит резервы из глубины по железной дороге Минск — Смоленск — Кардымово и по шоссе Минск — Смоленск — Ярцево — Бобруйск — Рославль, создает сильные группировки на фронте 19, 18, 20-й армий Западного фронта, концентрирует силы в районе Рославля. В донесении сообщалось, что враг готовится к наступлению в направлении Москвы с главной группировкой вдоль автомагистрали Вязьма — Москва, что гитлеровцы подтянули уже до тысячи танков, из них около пятисот — в район Смоленск, Починок…[23]
В тот же день командующий Западным фронтом Конев предупредил командование 19-й армии о готовящемся наступлении противника. Штаб фронта требовал повысить бдительность, подготовить артиллерию, противотанковую и противовоздушную оборону. Но Лукину и без предупреждения было ясно, что угроза гитлеровского наступления нарастает с каждым днем. В штаб армии ежедневно поступали ценные сведения от разведчиков.
А однажды разведчики вывели через линию фронта большую группу жителей Смоленска. Вырвавшиеся из фашистской неволи люди рассказали о диком произволе, о зверствах гитлеровцев в старинном русском городе. Центр его был буквально стерт с лица земли. Разрушены городской театр, Дом Красной Армии, Дом учителя, здание горсовета. Сильно пострадала заднепровская часть города. Лучшие из сохранившихся зданий были превращены фашистами в казармы. В некоторых устроены дома терпимости. Сюда согнали девушек из ближних к городу селений. В городе свирепствует сыпной тиф. Большая часть населения обречена на вымирание от голодной смерти. Все предприятия замерли. Все магазины закрыты. Несколько столовых обслуживают только немецких офицеров.
Особенно активно войсковая разведка стала действовать в конце сентября. В состав разведки включались и местные жители. Троих из них — комсомольцев Вячеслава Мокурова, его двоюродных братьев Анатолия и Филиппа Платоновых — направил в штаб 19-й армии Ярцевский горком партии. Всего в группу разведчиков входило 15 человек. Они много раз ходили в тыл противника и приносили ценные сведения, иногда прихватывали с собой и немецкого «языка».
К концу сентября плотность фашистских войск перед фронтом 19-й армии настолько возросла, а их подозрительность к гражданскому населению так усилилась, что переходить линию фронта и действовать в тылу врага стало почти невозможно. Разведчикам пришлось вести поиск в полосе действий 30-й армии, где пока немцев было меньше. Разведчики Мокурова, перейдя линию фронта недалеко от райцентра Батурино, обнаружили подготовленные гати. Стало ясно, что гитлеровцы подготовили проходы для танков через Свитские болота. В дальнейшем разведчики обнаружили сосредоточение танков врага. К сожалению, из-за отсутствия средств связи эти сведения им не удалось своевременно передать командованию, а ведь именно здесь 2 октября гитлеровцы нанесут неожиданно для нас главный удар.
В последние дни сентября атмосфера в штабе стала особенно тревожной. Лукин понимал, что со дня на день должны произойти важные события и его армия в этих событиях призвана сыграть заметную роль.
Командарм почти не спал, обдумывая различные варианты предстоящего сражения, старался не упустить из поля зрения и главные, и второстепенные моменты. Лукин понимал, естественно, что не все зависит лично от него как от командующего армией. Ему ясно были видны изъяны в построении обороны армии, ее растянутость по фронту. Да и место для оборонительных рубежей было не совсем удачно. И Лукин создает предполье. Основную линию обороны он оборудовал по реке Вопь, а местность перед рекой хорошо укрепил в инженерном отношении. Были сделаны завалы, заминированы танкоопасные направления, а там, где возможно, рылись эскарпы и противотанковые рвы.
В двадцатых числах сентября Лукина вызвал командующий фронтом для вручения ордена Красного Знамени, которым Михаил Федорович был награжден за бои в Смоленске.
Штаб фронта располагался в опустевшем с начала войны доме отдыха, недалеко от станции Касня, в бывшем имении князей Волконских, описанном Львом Толстым в романе «Война и мир». В княжеских комнатах находились различные отделы и службы штаба, а командующий фронтом Конев и член военного совета Булганин занимали небольшой флигель метрах в пятидесяти от главного здания.
К штабу вело множество дорог, по которым сновали машины, мотоциклы. Полнейшее пренебрежение к маскировке удивило Лукина. Он невольно вспомнил начальника штаба 16-й армии. Уж Шалин бы не допустил такой беспечности. Ведь в небе то и дело появлялись фашистские разведчики — «рамы». К тому же Конев слишком долго не менял месторасположение штаба, и немцам были известны и место, и средства его противовоздушной защиты. Эти свои мысли Лукин высказал и Коневу, но тот, к удивлению, не придал особого значения его словам.
Командующий фронтом одобрил созданное Лукиным предполье.
— Но меня тревожит то обстоятельство, — говорил Лукин, — что армия вытянута в линию. Я не могу создать глубокоэшелонированную оборону, имея в резерве только одну дивизию.
— Меня тоже тревожит это обстоятельство. Вы посмотрите, как расположен весь Западный фронт. — Они подошли к карте. — На триста сорок километров растянулась линия обороны, и все шесть армий я вынужден вытянуть в одну линию. На левом фланге у нас двадцать четвертая и сорок третья армии Резервного фронта. В тылу этого фронта еще четыре армии.
— Если вам использовать эти армии в качестве своего резерва, то такое построение можно назвать классическим.
— Да в том-то и дело! — воскликнул Конев. — Но я не смогу распоряжаться армиями Резервного фронта. За счет чего же я могу углубить оборону? Вы сетуете на то, что в резерве армии всего одна дивизия. А у меня во всем фронте в резерве три стрелковые, три кавалерийские и две мотострелковые дивизии. Разве это резерв? К тому же эти дивизии разбросаны друг от друга на большие расстояния. Вот какая картина получается, Михаил Федорович.
— А нельзя ли в сложившейся обстановке объединить Западный и Резервный фронты под одним командованием? Ведь такая чересполосица — явный просчет.
— Все так… все так… — задумчиво соглашался Конев. — Буду перед Ставкой ставить вопрос. Но время, дорогой Михаил Федорович. Позволит ли время? Я еще не успел как следует ознакомиться с армиями, не с каждым командующим поговорил вот так, как с вами.
— Кстати, Иван Степанович, я понимаю, сейчас вроде бы не до того… — заговорил Лукин. — Но меня волнует судьба полковника Малышева. Человек может пострадать ни за что.
— Мне докладывал прокурор фронта. С Малышевым должны разобраться по справедливости[24]. А вы все хромаете? Надо бы все же в госпиталь.
— Врачи утешили — кость срослась. Да и какой там госпиталь, Иван Степанович! Такое наступает время…
В последние дни сентября события развивались стремительно. Противник начал активизировать боевые действия против 19-й армии, особенно на правом фланге, на стыке ее с 30-й армией генерала Хоменко. Для Лукина стало ясно, что противник ведет разведку боем, нащупывая слабые места в системе обороны и расположение артиллерийских позиций. Велась также активная разведка с воздуха.
Штаб армии жил напряженной жизнью. Отрабатывались варианты ведения оборонительной операции. Особое внимание обращалось на взаимодействие всех родов войск. Для бесперебойного управления ими организовывалась кольцевая связь, обеспечивающая управление боем на случай прорыва противника в глубину обороны. Были разработаны радиосигналы, от каждой дивизии при штабе армии находились по два офицера связи с картами, в распоряжении которых имелись машины и мотоциклы. Кроме того, при штабе армии был кавалерийский эскадрон. Всадников также использовали для связи с частями и соединениями.
В эти дни Лукин обратил внимание на то, что начальник штаба армии комбриг Малышкин частенько хмурится, словно чем-то удручен.
— Что же это Малышкин такой хмурый и неразговорчивый? — спросил Лукин у Шекланова. — Вроде обижен чем-то.
— Думаю, дело в том, что ему почему-то задерживается присвоение звания генерала, — объяснил член военного совета. — Он в тридцать седьмом был арестован, потом оправдан. А «хвост», считает, тянется. Потому-де и генерала не дают.
— Я в армии человек новый, — проговорил Лукин. — А как вы, Иван Прокопьевич, считаете?
— Мы уже послали представление.
— Давайте еще раз пошлем, напомним. И не будем откладывать, пока время позволяет.
В тот же день командарм отправил в штаб фронта вторичное представление на присвоение комбригу Малышкину звания генерал-майора.
Между тем напряжение нарастало с каждым днем. 27 сентября Ставка своей директивой еще раз потребовала от Западного фронта повысить боеготовность войск. Но в то же время командующий фронтом, руководствуясь прежними указаниями Ставки, наряду с укреплением обороны продолжал ставить войскам наступательные задачи. Фактически до конца сентября армии фронта на отдельных участках пытались наступать. Даже перед самым началом гитлеровского наступления — 29 сентября — последовал приказ Ставки провести наступательную операцию и отбить город Глухов. 19-й армии ставилась задача овладеть районом Попово, лес южнее Попово и Холм.
Положение осложнялось и тем, что ни Ставка, ни командование фронтов на московском направлении не смогли своевременно вскрыть замысел и группировку противника, определить направление его главных ударов. Западный фронт сосредоточил свои основные силы западнее Вязьмы. Гитлеровское же командование создало два ударных кулака в районах Духовщины и Рославля для глубокого охвата и обхода войск фронта с севера и юга.
Как стало известно позже, на московском направлении была сконцентрирована почти половина всего количества фашистских войск, находившихся на советско-германском фронте. В наступлении должны были участвовать около двух миллионов немецких солдат и офицеров, огромное количество танков, артиллерии, авиации. Достаточно сказать, что против 1700 танков врага Западный фронт имел лишь 304 танка, да и то только 39 из них были тяжелыми и средними. Остальные были легкие танки с невысокими боевыми возможностями. Гитлеровцы превосходили наши войска в живой силе в 1,4 раза, артиллерии — в 1,8, танках — в 1,7, самолетах — в 2 раза. А на направлениях, где сосредоточивались основные ударные группировки врага, его численное превосходство оказалось еще больше. Так, в полосе обороны 19-й и 30-й армий противник превосходил наши войска в людях — в 3 раза, в орудиях и минометах — почти в 4 раза.
К концу сентября против 19-й армии Лукина немцы сосредоточили 3-ю танковую группу Гота и часть дивизий 9-й армии Штрауса. На правом фланге у Лукина соседом была 30-я армия генерал-майора Хоменко, на левом — 16-я Рокоссовского. Несколько позади армии Лукина, на запад от Вязьмы, но Днепру занимала рубеж обороны 32-я армия Резервного фронта под командованием генерал-майора Вишневского.
Операция «Тайфун» началась 30 сентября ударом 2-й танковой группы Гудериана по левому крылу Брянского фронта в районе Шостки.
Всем было понятно, что этот удар лишь прелюдия наступления главными силами группы армий «Центр» против Западного и Резервного фронтов. Во всех ротах группы армий «Центр» зачитали приказ Гитлера, где говорилось: «Создана наконец предпосылка к последнему огромному удару, который еще до наступления зимы должен привести к уничтожению врага… Сегодня начинается большое решающее сражение этого года».
Весь день 1 октября над боевыми порядками армия Лукина шли на восток фашистские самолеты. Последняя волна прошла перед заходом солнца. И все стихло.
В ночь на 2 октября Лукин то и дело связывался с частями, с соседями. Особенно волновался командарм за фланги своей армии. Он знал, что они, как и стыки между частями, всегда являются самыми уязвимыми местами обороны. На правом фланге армии Лукина, на стыке с 30-й армией Хоменко, держала оборону 224-я стрелковая дивизия генерала Щербакова. Она была сформирована из пограничных отрядов и отлично зарекомендовала себя в боях.
Предполагалось, что противник нанесет удар в стык между армиями Лукина и Рокоссовского. Там располагалась 91-я стрелковая дивизия под командованием полковника Волкова. Эта дивизия в ожесточенных сентябрьских боях понесла большие потери, и Лукин в ночь на 2 октября вывел ее во второй эшелон. Ее место заняла 50-я стрелковая дивизия полковника Борейко — пополненная и хорошо отдохнувшая. Вполне боеспособными были 89-я стрелковая дивизия полковника Котельникова, занимавшая оборону на рубеже Мужилово, Козаково, 166-я стрелковая дивизия генерала Додонова, находящаяся в резерве командарма. Накануне в войска завезли большое количество боеприпасов, горючего и продовольствия.
Поздно вечером с передовой вернулся член военного совета армии дивизионный комиссар Шекланов. Веселый, энергичный, он одним своим присутствием способен был поднять настроение, заразить всех своей неуемной энергией.
— Ну, оркестр к встрече готов, остается ждать гостей, — улыбнулся он, входя в землянку. — Я объехал части, поговорил с людьми. Народ настроен по-боевому. Но бросается в глаза вот что — нехватка огневых средств, особенно на танкоопасных направлениях и на флангах.
— Все так, Иван Прокопьевич, — тяжело вздохнув, проговорил Лукин. — В этом наша беда, а поправить ее нечем.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.