Русское казачество
Русское казачество
Переселения малороссов в Северо-восточную Русь, которые начались в XIV веке, не прекращались и в XVI веке. Однако теперь в этом движении появился ряд новых черт. Если в XIV–XV веках переходили феодалы, присоединяя свои земли к Московскому княжеству или поступая на службу со своими людьми, и переселялись одиночки — беглые крестьяне и горожане, то в XVI веке наблюдаются уже массовые переселения в пределы Российского государства малороссов, в первую очередь, казаков.
Вместе с выходцами из великорусских земель казаки собирались в «диком поле» пограничья, предлагая правительству свои услуги в качестве служилых людей, заявляя о своей готовности нести пограничную службу, защищать рубежи Российского государства. Так, в 1589 г. на речку Северский Донец переселилось около 700 казаков. Здесь следует отметить, что приём казаков на пограничную службу впервые введён был в Российском государстве задолго до создания реестрового казачества польским правительством.
После Люблинской унии в 1569, когда Малороссия стала юридически подчинённой Польше, на южнорусских землях началась политика ополячивания русских. В 1596 г. на специально созванном польским королём Сигизмундом III церковном соборе в Бресте была официально объявлена церковная уния, вошедшая в историю под названием Брестской. Уния провозглашала подчинение православной церкви католической и признание папы римского главой униатов. Православная церковь объявлялась еретической. Против православного духовенства стали применять репрессии. Брестская уния должна была окончательно разорвать и церковные связи Западной Руси с Россией.
В борьбе с католицизмом и ополячиванием в это время в Малороссии возникла значительная полемическая литература, в издании которой большую роль сыграли братства: организации оппозиционно настроенных к Польше горожан. С особой остротой и горячностью обличал ренегатов афонский монах-публицист, уроженец Львова Иван Вишенский. В ряде своих произведений («Послание до епископов» и др.) Вишенский выступает за свободу «Руси», «Малой России», «народа русского», за «народу русского вольности».
О двух частях «народа росского» — «Великой России», которая «и до селе квитнет» (цветёт), и о «Малой России», составляющих единое целое, говорится, например, в произведении Архимандрита Киево-Печерской Лавры Захарии Копистенского «Палинодия или Книга Обороны святой апостолской Всходней церкви» (1619–1622 гг.). В ней архимандрит с гордостью рассказывает об успехах Российского государства как о «сильном муре (стене) медяном», о Москве, где «суть люде мудрий».
Но не только словом боролись малороссы с дерусификацией своей земли. В конце 1591 г. в Малорссии началось движение под руководством старшего реестровых казаков Криштофа Косинского. С запорожскими казаками, а также с крестьянами и мещанами Косинский напал на город Белая Церковь и разгромил владения волынского воеводы князя Януша Острожского и его помощника, князя Дмитрия Курцевича-Булыги.
Некоторое время спустя Косинский установил связи с русским правительством царя Фёдора Ивановича. Криштоф Косинский и восставшие просили царя принять их в подданство. За это Косинский безоговорочно передавал России территорию, которую восставшие очистили к тому времени от поляков. Поскольку переход освобождённых земель в состав России был крайне выгоден Москве, русское правительство быстро ответило согласием на обращение казацкого вождя.
Отвечая Косинскому и запорожцам, Царь Федор впервые назвал себя государем, в том числе, и южнорусских земель. Российское государство признавало Запорожье и всё Поднепровье своим владением, а запорожцев принимало к себе на службу и назначало им жалованье. Князь Александр Вишневецкий, сообщая об этом польскому канцлеру Замойскому, в своём письме 13 мая 1593 г. писал: «На этом он (Косинский. — прим А. И.) принёс присягу и великому князю московскому со всем своим войском и передал уже всё пограничье больше чем на 100 миль на тех границах. В своей грамоте к ним великий князь уже именовал себя царём запорожским, черкасским и низовским и послал на Запорожье сукно и деньги».
В мае 1593 г. Косинский в сражении под Черкассами был убит, а восставшие вскоре потерпели поражение от польских войск. Однако смерть Криштофа не остановила национальной борьбы за единство Руси. В июне 1594 года казачий атаман Северин Наливайко призвал запорожцев выступить против польского владычества в Малороссии. Восстание Наливайко охватило и Киевское Полесье, Волынь, а затем и Белоруссию. Польское правительство бросило крупные силы на подавление национального движения. Во главе карательной армии был поставлен польский полководец Станислав Жолкевский.
Во время восстания среди боровшихся наметилось два течения: одни предлагали сразу переселиться в пределы Российского государства и просить защиты у русского царя; другие же, во главе с Наливайко, настаивали на продолжении борьбы. Но при этом нужно понимать, что Северин, как и все повстанцы, стремился к объединению Руси. В этом убедились русские дипломаты, возвращавшиеся в 1596 г. в Москву из Австрии. Они доносили царю: «А хочет (Наливайко. — прим. автора) итти на твоё государево имя со всеми прежними своими Черкассы…». Гонец австрийского императора Ян Прочинский, проезжавший во время восстания через территорию Малороссии, тоже подтверждает, что среди восставших были распространены подобные настроения.
Под давлением поляков повстанцы вынуждены были отступить на Левобережье Днепра. Это направление было выбрано не случайно. Восставшие переносили борьбу ближе к русским границам, надеясь на предоставление убежища в случае поражения.
Но большинству из восставших дойти до России было не суждено. Они были окружены польскими войсками на Левобережье Днепра, под городом Лубны на реке Солонице. Осаждённые повстанцы (особенно крестьяне с семьями и бедняки-казаки) оказались в очень тяжёлых условиях. Вспыхнула вражда и недоверие между отдельными группами восставших. Через некоторое время по требованию Жолкевского зажиточными казаками были выданы руководители восстания, в том числе и Наливайко.
Но эта неудача не сломила волю малороссов к свободе и русскому единству. Впереди поляков ждали, действительно, крупные неприятности…
Тяжелейшая Смута, охватившая в начале XVII века Русское государство, замедлило воссоединительные процессы в Малороссии, но не остановила их. И как только российское государство стала потихоньку выходить из политического кризиса, тут же снова начались попытки национального воссоединения. Причем инициаторами здесь выступала малороссийская элита.
Это стремление проявляли весьма неожиданные персонажи. Такие, например, как гетман Войска Запорожского Пётр Конашевич Сагайдачный, который по приказу польского короля в 1618 году совершил поход на Москву. Правда, там казаки отличились не военными подвигами, а массовыми грабежами и резней. Например, его воины полностью вырезали православных монахов Молчанского монастыря в Путивле и СвятоНиколаевского монастыря в Рыльске, пустили под нож население города Ельца и множества деревень в Калужском уезде.
Однако обещания, данные поляками Сагайдачному накануне похода, не были выполнены. Мало того, после перемирия с Россией поляки, освободив свои силы, сосредоточили значительную их часть в Малороссии, чтобы усилить контроль над оккупированными территориями.
Сагайдачный очутился перед нелегким выбором: либо решаться на войну с поляками, либо соглашаться на мирное сосуществование. Гетман выбрал второе, заключив с поляками в 1619 году Роставицкое соглашение, по которому из казачьих реестров должны были быть удалены все казаки, записанные в них за последние пять лет. Число реестровых казаков предоставлялось определить королю, а все остальные казаки должны были вернуться к польским помещикам. Это вызвало массовое недовольство среди населения. Видимо, это, а также чувство вины за содеянные во время российского похода преступления (известна просьба Сагайдачного к иерусалимскому патриарху Феофану об отпущении грехов за пролитие в России крови христианской) заставило Конашевича обратиться к русскому царю.
Памятник Сагайдачному. Киев. Фото автора
В феврале 1620 года казацкие послы Пётр Одицец «с товарищи» прибыли в Москву. Здесь их торжественно приняли думные дьяки в Посольской палате. На этом приёме послы сообщили, что «прислали их всё Запорожское Войско… бити челом государю». Весьма показательны конкретное содержание и обоснование просьбы, с которой обратились казацкие посланцы к русскому правительству: они заявили о готовности Войска Запорожского служить России. При этом они ссылались на свою службу Российскому государству при прежних царях, когда выполняли поручения русского правительства — в частности, связанные с борьбой против общих внешних врагов и, в особенности, против крымских ханов. «Оне, — заявили послы, — все хотят ему, великому государю, служить головами своими по-прежнему, как оне служили прежним великим российским государем, и в их государских повелениях были, и на недругов их ходили, и крымские улусы громили…»
Посланцы далее сообщили о результатах сухопутного похода казаков в 1620 г. на Перекоп. Сообщение послов весьма напоминает доклад о выполнении определённого поручения. Поход был совершён из Запорожья, участвовало в нём 5 тыс. человек. Встреча с врагом произошла «по сю сторону Перекопи, под самою стеною». Татар было 8 тыс. человек. «И божиею де милостию и государевым счастьем татар они многих побили»; было освобождено много русских невольников, кроме того, казаки взяли пленных. «И с тою службою и с языки присланы оне к государю», — заявляли посланцы. Пленные (языки) были сразу переданы русскому правительству, ибо они могли сообщить много ценного о планах и силах крымских татар.
Поход казаков в 1620 г. на Перекоп следует понимать как предприятие, организованное с ведома русского правительства, в соответствии с его планами, по его заданию. Сообщение гетманских послов об этом походе имело целью и в дальнейшем закрепить военные связи с русским правительством. Пётр Одинец так и заявлял: «А они всеми головами своими хотят служить его царскому величеству и его царские милости к себе ныне и вперёд искать хотят».
Представители русского правительства отнеслись тогда со всей серьёзностью к этому заявлению. В своём ответе русское правительство подтверждало готовность держать в «милостивом жалованье» всё казацкое войско, напоминая о том, что так было и в XVI веке, ещё со времён царя Ивана Грозного, когда тому служил со своими казаками Дмитрий (Байда) Вишневецкий, легендарный основатель Запорожской Сечи.
Хотя миссия Сагайдачного в Москве и не принесла немедленных результатов, она, когда о ней стало известно, обеспокоила поляков как сигнал доброй воли между казаками и Россией. Тогда же киевское православное духовенство воспользовалось визитом патриарха Иерусалимского Феофана (на обратном пути из Москвы на Ближний Восток) для восстановления западнорусской православной иерархии, уничтоженной после Брестской церковной унии.
На основании этих событий в Малороссии началась серьезная подготовка к переходу в русское подданство. Как доносили путивльские воеводы в Москву, казаки хотели восстать против Польши и перейти в русское подданство, освободить Киев и всё Поднепровье, «хотят бить челом тебе, государю, чтобы им быть и с теми городы и служить тебе»! Эти намерения вполне разделяло и остальное население края, прежде всего киевляне, которые были «в одном совете…» с казаками.
Но поляки со своей стороны тоже подсуетились. Сагайдачный вместе с поляками принял участие в Хотинской битве против турецко-татарских сил и в битве был ранен в руку татарской стрелой. За отвагу польский король вручил гетману наградной меч. На обратном пути из польской столицы у Сагайдачного обнаружились симптомы отравления, через несколько месяцев он умер. Поляки намекали, что в этом виновата отравленная татарская стрела, хотя в утонченном Кракове мастеров-отравителей было побольше, чем в полудиком Бахчисарае…
Вскоре в Москву за помощью обратился представитель той части южнорусского православного духовенства, которая была близка к народным массам, разделяла её юнионистские устремления. Таким было посольство лубенского архиепископа Исайи Копинского. В 1622 г. к русскому воеводе в пограничный Путивль прибыли два монаха, посланные с тайным поручением от Копинского. Архиепископ сообщал путивльським воеводам о тяжёлом положении малороссийского народа и, в частности, православного духовенства. «Крестьянам от поляков утесненья; поляки де, — заявили посланные, — крестьянскую веру хотят теснить вскоре, и нам де от их гонения главы приклонить негде».
Копинский также обращался к царю и его отцу патриарху Филарету с просьбой разрешить переселиться в Россию: «…позволят ли де, — спрашивали посланцы Копинского, — отцу нашему архиепископу Исайю со всею братьею от гоненья веры крестьянской к себе быть. А братьи де нас полтараста человек». Копинский, до конца жизни оставшийся верным России, так же поставил вопрос о принятии его в подданство России всей ветви малороссийского народа. «Да и все де, государь, — заявили посланцы Копинского, — православные крестьяне и запорозские козаки, как им от поляков утесненья будет, многия хотят ехать к тебе, государю царю и великому князю Михаилу Фёдоровичю всеа Русии».
Писал прошения в Москву не только лубенский архиепископ но и Киевский митрополит Иов Борецкий. В своём обращении к русскому монарху в августе 1624 года митрополит жаловался на религиозные притеснения, которым подвергался малороссийский люд, и просил царя освободить народ от этого гнёта и оказать помощь «росийскаго ти племени единоутробным людем». Борецкий при этом подчёркивал свою связь с казачеством, указывая на то, что он находится «под криле… воинства черкаских молодцов».
Вскоре «молодцы» в очередной раз показали полякам свою силу. В 1625 г. в Поднепровье вспыхнуло народное восстание. По призыву Борецкого казаки освободили Киев, где расправились с униатами. Одновременно Сечь обратилась в Москву, направив туда посольство во главе с Иваном Гирей и войсковым писарем. К лету движение охватило всё Поднепровье.
В ответ польское правительство мобилизовало значительные вооружённые силы, которые во главе с магнатом Станиславом Конецпольским многие города и сёла «разорили, и попленили, и выжгли». Магнат установил реестр в 6 тыс. казаков, в то время как только на Поднепровье показаченных насчитывалось не менее 40 тыс. человек. Конецпольский требовал, чтобы непопавшие в реестр казаки были высланы из Запорожья к прежним владельцам. Но показаченные не хотели возвращаться в крепостную неволю. Среди этой массы показаченного крестьянства наметилось решение — уйти на Дон. Об этом рассказал в январе 1626 года в Москве посланный митрополитом Борецким священник Филипп.
В 1627 г., когда польское правительство попыталось привлечь казаков к участию в войне против шведов, казаки отказались. Они напомнили королю о притеснениях, чинимых казацким жёнам и детям, о невыплате им жалованья, о том, что «ляхов на них насылают, и веру их нарушают и они вперёд служить ему не хотят». После такого решительного отказа казаки заявили, что если притеснения не прекратятся «как де их не мера будет», то они перейдут на службу в Россию: «… и они де и пойдут служить государю, царю и великому князю Михаилу Фёдоровичу всеа Русии».
Русское правительство внимательно следило за тем, что делалось в Малороссии, поддерживая с ней постоянную связь. В 1630 г., когда всё Левобережье снова было охвачено восстанием под руководством Тараса Фёдоровича (Трясило), из Путивля к митрополиту Иову Борецкому в Киев был послан воеводами дворянин Григорий Гладкой. С ним также отправился и сын митрополита Андрей Борецкий, живший в Москве, и через которого митрополит обычно поддерживал связи с Россией.
Вернувшись в Путивль, Андрей Борецкий сообщил воеводам о борьбе, которую вёл малороссийский народ против поляков, о готовности и далее продолжать эту борьбу. Однако если борьба эта закончится поражением, уведомлял Борецкий русское правительство, то малороссы желают перейти в подданство России. «Будет де, — говорил при этом Борецкий-младший, — опять на них придут польские люди войною, а их де мочи не будет против поляков стоять, и оне де хотят бить челом тебе, государю,… чтобы ты, государь, пожало вал их велел им быть в своём государеве повеленье».
Восстание продолжалось и в следующем году. Тогда же путивльский воевода доносил со слов малоросса-переселенца, спасшегося в России от буйства польских панов после подавления восстания, что «многие де руские веры казаки и белорусцы меж себя переговаривают и молят бога, чтоб; де за крестьянским государем быть…».
Не отставали от мещан и крестьян казаки. Реестровые казаки на Корсуньской раде (1632 год) решили подняться на врагов, а если не хватит сил, перейти в состав России. Исайя Копинский, избранный после смерти Иова Борецкого при поддержке казаков митрополитом Киевским, принимал деятельное участие в этой раде, обещая ходатайствовать о воссоединении Малороссии с Россией перед царём и патриархом. В этом же году между Сечью и Доном было заключено соглашение об оказании взаимной помощи.
В 1635 г. в Малороссии снова вспыхнуло восстание. Казаки взяли и разгромили крепость Кодак. Но это восстание польскому правительству скоро удалось подавить, так как значительные силы запорожских казаков были отвлечены совместным с донцами «азовским сидением».
Череда антипольских восстаний не прекращалась. Новое восстание, базой которого опять было Левобережье, произошло в 1637 г. Во главе восстания стояли Павлюк (Павло Бут), Скидан, Гуня.
Как писал один шляхтич-современник, «повстанцы имеют намерение привлечь к себе донских казаков… признать власть царя Московского». После некоторых успехов восставшие потерпели поражение под Кумейками; вожди восстания, Павлюк, Томиленко и другие, были казнены. Польское правительство усилило репрессии, ввело новые ограничения прав казаков.
После поражения многие участники восстания с семьями нашли убежище в России. 2 тысячи человек ушли на Дон, многие — в Белгород, Путивль, Севок, Курск и другие города. Здесь им была оказана денежная и продовольственная помощь, их наделили землёй, многих приняли на службу. К весне движение снова разгорелось, охватив Поднепровье, главным образом Левобережье, весь пограничный с Российским государством край.
В апреле 1638 г. у городка Голтвы крестьянско-казацкие силы под руководством запорожского гетмана Якова Острянина (Остряницы) разгромили польские войска во главе со Станиславом Потоцким. После этого восстание развернулось с особой силой. Однако уже в мае польская армия под Лубнами нанесла поражение Острянице. У группы участников восстания наметился план — в случае поражения оставить Украину и уйти в Россию. Это намерение разделял полностью и Остряница. Остатки повстанческих отрядов, а также многие жители городов и сёл переселились в Россию. В Белгород явилось более 4 тысяч человек, в Путивль — около 300 казаков с жёнами и детьми, а также около 2 тысяч мещан и крестьян с семьями и имуществом. Спасаясь от преследований со стороны шляхты и католического духовенства, в Путивль прибыли монахи и крестьяне ближайших монастырей. Поток беженцев и переселенцев не прекращался. Несмотря на требование польской администрации, русское правительство отказалось выдать их Польше.
Острянин с частью повстанцев сумел переправиться через Сулу на её левый берег, и ушёл на восток, к русской границе в Слобожанщину.
До нас дошёл специальный правительственный акт — дарский указ. Из этого указа царя Михаила Фёдоровича мы узнаём о том, что в 1638 г. «приехали в Белгород… на государево имя на вечную службу Запороского Войска гетман Яцко Остренин с сыном, да з гетманом же приехали… Запоросково Войска сотники и пятидесятники, и десятники, и рядовые черкасы».
Есть и некоторые цифровые данные, говорящие о том, что в данном случае был действительно массовый переход малороссийского населения в пределы России. В числе переселенцев на этот раз одних только старшин разных рангов было 102 человека, рядовых казаков — 887, с ними были и 2 священника; нужно, конечно, иметь ввиду, что переселялись они с семьями; таким образом, общая численность этой группы переселенцев составляла, очевидно, не менее 5 тысяч человек.
Переселенцы мыслили себе этот переход как переселение навечно и просили правительство принять их в подданство, отвести им определённую территорию на Слобожанщине. «И государь бы их пожаловал, — писал царю Острянин, — велел им быть в своей государеву державе, в Московском государстве, и пожаловал бы государь велел их устроить на вечное житье на поле на Муравском шляху на Северском Донце на Чюгуеве городище». Русское правительство охотно удовлетворило эту просьбу.
Вскоре все переселенцы были переведены из Белгорода в Чугуев. Белгородскому воеводе было поручено руководить сложным делом поселения такой массы малороссов. Необходимо было оказать им помощь на новом месте жительства, а также создать условия, обеспечивающие переселенцам безопасность от внешних врагов. Поселенцы получили в Чугуеве землю под дворы и огороды.
В тот момент Польша пытается в последний раз навести порядок на своей мятежной окраине. Польский сейм в начале 1638 г. утвердил так называемую «Ординацию Войска Запорожского реестрового». Казацкий реестр был установлен в 6 тыс. человек. Казаков лишали права избирать своих старшин и иметь свой суд. Старшего комиссара, а также полковников и есаулов войска отныне назначал сейм из числа шляхты. Подобные меры должны были обеспечить польским панам контроль над Малороссией. Наступившее после этого десятилетие польские историки считали годами «золотого покоя». Однако в действительности никакого покоя не было, борьба русского народа за воссоединение не прекращалась. Продолжался массовый уход малороссов в Россию. Уходили крестьяне, казаки, горожане и духовенство. По некоторым подсчетам, в 1638–1640 гг. из Малороссии в Россию переселилось не менее 20 тысяч человек. Никогда еще до этого не было столь сильного потока переселенцев из Малороссии. Никакая другая страна, будь то Крым, Швеция или Австрия не могла привлекать малороссов так, как привлекала их Россия, страна, в которой они видели возрожденную Русь древних времен, ту Родину, ожиданием которой многие столетия жили их предки.
Весной 1647 года в результате типичной для Речи Посполитой шляхетской междоусобицы один пан разорил имение другого шляхтича, похитил его женщину, чуть не убил сына и сжёг пасеку. Обидчика звали Данило Чаплинский, а обиженного Зиновий (Богдан) Хмельницкий. Начинался закат Польши и рассвет будущей Российской Империи, государства триединого русского народа.