Русское тело и русское дело
Русское тело и русское дело
Казалось бы, какое отношение имеет русский физический тип к тому делу, которое предпочитает русский народ: земледелие, ремесла, строительство. Между тем, именно русский физический тип определяет наши устремления и предпочтения в труде, ибо, как установлено наукой, фундаментальные элементы культуры в своих истоках связаны с особенностями человеческой биологии.
Взглянем на среднестатистического русского человека – обычного, небогатырского телосложения, ничем не выдающегося вида. Тело у типичных русских крепко сбитое, ширококостное, угловатое, коренастое, кряжистое. В твердой своей походке русский мужик словно врастает ногами в землю. Роста русичи разного. Поколения, испытавшие в детстве голод, пережившие военное детство или ужасы нынешнего геноцида, мельче и короче тех, кто имел счастье родиться и вырасти в более благоприятные времена. Но телесная крепость и кряжистость, широта кости, плотность и дородство тела проявляются у русского мужчины с детства и оцениваются одобрительным приговором родовы: «Мужичок!». Не является недостатком и приземистость, ибо здесь отмечена близость, связанность человека с землей-матушкой. Дородство ценится и в русских девушках, и в женщинах, а потому нарочитая современная худоба и модная девичья истощенность интуитивно тревожат близких и заставляют их усиленно откармливать молодку, приводя ее в соответствие с русским идеалом красной девицы – стройной и статной «лебедушки», будущей матери многочисленного семейства. Телесная крепость и кряжистость, прочность кости и плотность тела искони были русским идеалом, потому что именно они обеспечивали выживание русского народа в тяжелейших климатических условиях нашей страны, где если голод или недород охватил страну, то «пока толстый сохнет, худой сдохнет». Такой телесный «состав» русского народа обусловил его необыкновенную выносливость, огромную физическую силу и терпеливость в труде. Русские в буквальном смысле являются костяком, становым хребтом России, на своем горбу вытаскивая страну из злоключений истории. Впрягаться ли в соху и борону вместо лошади, стоять ли за станком по две-три смены кряду, выживать и воевать в тридцатиградусные морозы и в сорокаградусную жару – все это русские свойства крайнего терпения и стойкости, дарованные нам во многом благодаря нашему физическому типу. И пусть случается, что «крепко скроен, да не ладно сшит», русский крой силушки молодецкой сохраняет нас и нашу Державу в целости до сих пор. А сформировал нас такими тысячелетний земледельческий образ жизни, где «что посеешь, то и пожнешь». Психология вечного народа-труженика родила множество трудовых поговорок: «Бобы не грибы, не посеяв, не взойдут», «Масло само не родится», «Добывай всяк своим горбом», «В поле серпом да вилами, так и дома ножом да вилкою», «Дал Бог руки, а веревки сам вей».
Национальную особость имеют и русские лица. Слово лицо недаром производится от глагола лить, ведь каждый человек неизбежно – вылитый отец или мать, он не только сам отвечает за свое лицо, но и родители его несут за него ответ. «Свинья не родит бобра, сова не высидит орла».
Национальный идеал русской телесной красоты – кровь с молоком, это значит кровная, наследственная крепость шлифуется с юности сытным и здоровым питанием. Хранящие национальный идеал русские песни так описывают мужскую красоту: плечи могучие, широкие, богатырские, головушка буйная, удалая, молодецкая, телом не велик, да широк, словом, красен человек статью. Само слово стать – крепость и стройность одновременно. Чтобы добиться стати, в русских семьях новорожденного до года пеленали в тугие пеленки, выпрямляли ручки и ножки, ровняли спинку, обматывая их двухметровым широким поясом поверх одеял.
Стать присуща и добрым молодцам, и красным девицам. Для русской женской красоты в песнях веками создавался словесный идеал: руса коса до шелкова пояса, телом кругла, бела, как мытая репка, грудь лебедина, походка павлина, сама собой миленька, личиком беленька.
Можно долго рассуждать о многочисленности русских типов и разнообразии русских лиц, но если спросить любого из нас, что есть русская красота, то каждый опишет русые волосы, белую кожу, синие глаза, точеное лицо, высокий лоб. Никого из русских такому идеалу не учили, нигде русскую красоту не преподают, а только знаем мы о ней, внутренним чутьем угадываем, родовой памятью помним о прекрасных русских ликах.
Сам язык нас учит тому, что лицо должно быть близко к святому лику, не случайно и слова эти одного корня. Верх телесного совершенства, когда лицо подобно лику, выражающему духовную красоту человека. Отклонение от идеала русской красоты на Руси едко высмеивалось, за такими ухмылками природы виделась русским духовная скудость рода и нравственная ущербность семьи несчастного урода. Вот и говорили тогда безжалостно: «Ни кожи, ни рожи, ни виденья», «Нос крючком, борода клочком», «Гороховое чучело, воронье пугало, сморчок сморчком».
И худоба не для русского человека. Не зря слово худой от понятия худо. Телесной худобы русские искони боялись, как признака болезни и слабости, то есть вырождения. Худобой корили: худ, как треска, как жердь, кости да кожа, глиста глистой. А еще национальной заповедью слышал русский человек с детства: «Избави нас, Боже, от лыса, коса, рыжа и кривоноса». Неслучайно возник оберег, призывающий остерегаться и сторониться своих одноплеменников с врожденными уродствами. Кривонос – человек с асимметрией в лице, как ныне установлено психиатрами, имеет в себе зародыши душевных болезней. Косоглазие – явная черта вырождения. Врожденную скудость волос на голове народная мудрость полагает признаком злобности характера, и генетики лысую от рождения голову считают чертой дегенерации. А вот почему сторонились рыжих? Это разъясняет другая русская поговорка, заставляющая распознавать в облике своего с виду человека признаки чуженина и быть осторожным с такими людьми: «С черным в лес не ходи, рыжему пальца в рот не клади, с курчавым не вяжись». Чернота и курчавость волос считались признаками цыганской крови, а предостережение от рыжих заставляло быть бдительными с евреями: «Рыжий-красный – человек опасный». И еще есть заговор-оберег все о том же чуженине: «Черный глаз, минуй нас!».
Удручает, что народный идеал красоты, как и народные предостережения-обереги от врожденного уродства, померкли в нашем сознании, их старательно затушевывают, замещают иными, национально чуждыми идеалами красоты, где «нос крючком» или «нос – через Волгу мост» уже не признак уродства, где «руки граблями, ноги ухватом» не хуже русской стройности, где «кости да кожа» лучше русской статности. И русый цвет волос перестает манить родной русскостью.
Размывание народного идеала красоты происходит еще и за счет активной гибридизации русского населения России. Смешанные браки и прежде существовали в нашей стране, но они не были столь распространены, как сейчас. Особенностью нашего времени является то, что русские женщины стали выходить замуж за инородцев, видя в них силу и волю, напор и нахрапистость, способствующие в сегодняшних условиях жизни бытовому достатку и семейному благополучию, русские мужчины на подобное способны меньше. Завоевание инородцами русских жен подобно уводу их в татарский или турецкий полон, где и сытно, и сладко, но душно и пакостно. Главное, потомство таких браков чаще всего приобретает черты кочевника-отца и завоевательный, нахрапистый дух древнего скотовода. Русские матери таких семейств не узнают в своих сыновьях и дочерях собственную кровь, и родовая русская преемственность рвется. Но есть момент обнадеживающий – в смешанных браках неизбежно постепенное обрусение их потомков, причастность к русским идеалам, ибо подобные семьи, благодаря матерям, передающим свой родной язык детям, поголовно русскоязычные, а язык вопреки крови воспитывает, вскармливает дух человека, в лоне которого он растет. Прискорбнее, когда русский женится на чужанке, ибо, приобретая фамилию отца, вливаясь в его русскую родову, такой потомок будет воспитываться в лоне национальной психологии матери, впитывая вместе с ее молоком нерусские принципы бытия. А возникают межплеменные браки прежде всего потому, что национальный идеал красоты размыт и подменен.
Чужие национальные идеалы красоты нам навязывают ныне насильно через экранные образы положительных героев и журнальные картинки так называемых «звезд», персонажей мужских и женских, равно чуждых славянским представлениям о совершенстве. Это идеалы наших ближних соседей и заморских этносов. А ведь народы, обитающие в России, на нас не похожи. У горцев – тело легкое, тонкокостное, худощавое, более хрупкое, с летящей над землей походкой. Они и мельче ростом, если сопоставлять, к примеру, русских и кавказцев одного поколения. У азиатских народов телесность часто округлая и рыхлая. В юности они чрезвычайно хрупкие и мелкие, но обретают с годами дебелость и объемистый живот. Отсюда и малая выносливость, слабосильность, неспособность к тяжелому труду. Женщины у них, смолоду стройные и тонкие, быстро вянут и расплываются. Зато и горец, и азиат от природы обладают недостающей нам ловкостью, увертливостью, быстрой реакцией на любую угрозу. Многотысячелетние кочевья сформировали их такими, и сегодня они живут архетипами кочевников, умеющих ловкостью, быстротой, хитростью, напором, наскоком добыть желаемое, а не тяжелым и упорным трудом достигать цели. Такие народы не умеют подставлять свои горбы под общую, государственную обузу, не желают впрягаться в общее ярмо и потому не могут быть опорой, хребтом Державы, о них и в старину говаривали: «на русском хлебе отъелся». Вот только почему-то многие из пришлых народов претендуют ныне быть не только загребущими руками и туго набитым желудком, но уже и головой нашей Родины.
В виде новой химеры, которая держится на позвоночнике – становом хребте из русского народа, с ненасытной утробой и загребущими лапами пришельцев-кочевников, формируют в нашей стране новую социальную общность – «российский народ», о явлении которого миру провозгласили нынешние правители России, представляющие из себя чужеродную русским голову этой трудно вообразимой уродины. Возможно ли гармоничное соединение столь несоединимых физически и психологически этносов?
Одним из ключевых отличий русского народа является то, что нам одинаково чужды восточная культура избегания и западная культура презентации. Наша зона личного пространства значительно меньше, чем у европейцев, и совершенно ничтожна по сравнению с кавказскими и азиатскими народами. Мы обмениваемся рукопожатиями, как и европейцы, но у нас принято среди своих обниматься, целоваться, похлопывать друг друга по плечу при встрече и прощании, при желании поддержать и подбодрить, или похвалить друг друга. То есть наша зона личного пространства столь мала, что мы спокойно и уверенно чувствуем себя только плечом к плечу. Таково чисто русское выражение народного единства. У западноевропейца с его культурой презентации эта зона простирается на расстояние рукопожатия. У горцев и азиатов в их культуре избегания личное пространство – это расстояние вытянутой руки, и приветствия горцев – поклоны именно на таком расстоянии. Особенным среди других народов является и русский взгляд – глаза в глаза. Мы с детства помним мамино воспитательное «Смотри мне в глаза!», когда чувствовала, что ребенок лукавит или врет. У нас сызмала вкоренено представление, что по глазам можно прочитать, говорит ли человек правду. Тот, кто отводит взгляд, косит в сторону, считается у нас неискренним, хитрым, лживым. Подобное поведение может быть названо культурой единения, потому что мы, русские, объединяем воедино наши взгляды, речи и дела. Восточная же традиция видит в прямом взгляде угрозу, не разделяет радости русского общения, которое ей представляется чересчур фамильярным.
Русский и кочевник (азиат ли, горец) несоединимы в силу различий своих физических типов и вековых устоев своей деятельности. Русский искони земледелец, человек, делающий пищу, а не собирающий ее с земли, то есть пуповиной привязанный к земле. Первобытная собирательность в его жизни – это всего лишь грибы, орехи да ягоды, зато творчества в быту хоть отбавляй: пахота, сев, жатва. Обиход земли требует великого мастерства, опыта, знаний и разума. Русич от рождения творец и созидатель, должный вглядываться в глубь явлений природы, и одновременно мыслитель, созерцающий вертикаль мироздания: небо, пространство между небом и землей, землю, текучие воды, чтобы угадать, размыслить погоду, понять тот урочный час, в который земля родит больше. Земля для него – кормилица и мать. Ее надо творчески, с умом обиходить, чтобы получить урожай, способный прокормить страну.
Кочевник, горец и азиат, – это скотовод, человек, следующий за стадом, через пасущееся на земле стадо занимающийся собирательством плодов земли, и потому он ближе к первобытности. Творческие потребности его минимальны, зато инстинкты собирательства и захватничества сильны. Взгляд на мир горца и кочевника – взгляд сверху и вдаль, а не вглубь и вверх, как у земледельца. Потому человек этого уклада жизни – собиратель и завоеватель.
Когда мы говорим о свойственных разным народам видах деятельности, мы не можем не заметить этих особенностей. Земледелец – плохой торговец, ибо он всем насущным обеспечивает себя сам, но поскольку он творец и созидатель, то хороший воин, потому что должен защищать созданное своими руками, оборонять землю-кормилицу. Его воинственность имеет благородные черты: сохранить свое, заработанное потом и кровью, сберечь Родину-мать. Кочевник, как собиратель и захватчик, – хороший купец и отличный воин. Но его воинственность носит исключительно корыстный характер – отнять, присвоить, перепродать. Ибо родной очаг его переметный, пищу он не творит, а собирает по пути скитаний.
Такое различие в быту и повседневности ставит русского, земледельца по природе, в невыгодное в общем государстве положение по отношению к кочевнику, горцу и степняку. Потому что творчество и созидание требуют огромных усилий и временных затрат, долгого обучения и талантов. А собирательство и захватничество зависят от напора и натиска, ловкости и хитрости. Ловкость и хитрость пересиливают талант и долготерпение, и мы получаем нежизнеспособное государство, где нарушены все мыслимые каноны русской справедливости. Мы, русские, тактически проигрываем сегодня людям иного, нерусского национального склада. Но в исторической перспективе успех и процветание общества определяются именно русской способностью к усилию и терпению, творчеству и созиданию, а не умением завоевывать чужое и отбирать общее, как никому конкретно не принадлежащее. Но будет ли жизнеспособен организм государства, у которого истощен, изможден, дистрофичен становой хребет, у которого голова не желает питать и кормить тело, у которого руки несут пищу мимо рта, лишая тело жизни. Нет, погибнет такое государство, и погибнут вместе с ним народы, пытающиеся въехать в рай на русском горбу.
Сохранение этнического облика, национального физического типа, с которым связаны наши понятия о красоте, – одно из условий русского выживания. Отрицающие это люди изначально лукавят, ибо сами живут с собственными идеалами красоты в крови. Русский национальный тип красоты и физической крепости их раздражает и тревожит, так как напоминает о существовании русского народа, мешающего клепать «плавильный котел», из которого рождается уродливая химера «российской социальной общности».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.