БОРИСОВ (январь, 2007)

БОРИСОВ

(январь, 2007)

О НАЗВАНИИ

Думаю, пора оставить русско-имперское представление о нашем краеведении. Тем более, что у нас выявились свои апостолы этой деликатной, но очень важной, с точки зрения национальной гордости, науки. Они доказывают, например, что князь Борис (как и князь Брячислав в случае с Браславом) не имеет никакого отношения к названию здешнего города.

Александр Федорович Рогалев в газете «Мінская праўда» за 9 октября 2001 г. сообщает, что первоначальный Борисов — это городище. Остатки этого древнейшего поселища сохранились возле предместья Старо-Борисов, в трех километрах на север от современного города Борисова. Ученый уверен, что еще до князя Бориса Всеславича это городище называлось Борисовом, и не исключает, что свое имя оно получило от реки.

Действительно, на северо-восточной стороне древнейшего Борисова, существовавшего задолго до Всеславича, протекала речка Бориса, она выбегала из небольшого озера и впадала в Березину. Эта речка-ручей и это озеро окружали городище с востока, а с запада его ограничивал вытянутый овраг.

Название этой реки ученый не расшифровал, хотя соглашается с дославянским его появлением. Это тот случай, когда до раскрытия красивой и важной загадки остался всего шаг. Лично я не сомневаюсь, что эта загадка скрывается в словарях северных народов. Двенадцать тысяч лет тому назад, со времени исчезновения Ледника, на территории нынешней Беларуси поселились люди. Они-то и оставили названия нашим рекам и озерам.

ВЛАДЕЛЬЦЫ

В.Л. Носевич в книге «Дзесяць стагоддзяў Барысава», изданной в 2002 г., сообщает, что Борисовская волость, размещавшаяся между Минским и Свислочским княжествами в середине XIV в., подчинялась власти Гедимина и его сына Ольгерда. Вероятно, в тот период и случился перенос Борисова с первоначального места на новое, на 4 км ниже по течению Березины. Был построен деревянный замок на острове в пойме реки. Посад прилегал к замку с севера и северо-востока. Противоположный, правый берег Березины в то время оставался незаселенным.

В конце XIV в. Борисов с окрестной волостью подчинялся непосредственно великому князю Витовту. В 1396 г. последний дал «борисовцам» привилей, который должен был послужить упорядоченью приема и учета медовой дани. Деревенские сами привозили мед в замок.

После смерти Витовта хозяином Борисова стал великий князь Свидригайло. Об этом говорит один из документов Тевтонского ордена за 1432 г. Именно в Борисове Свидригайлой в 1433 г. был пленен при переправе через Березину один из полководцев Сигизмунта Кейстутовича — князь Михайло Гольшанский, которого затем убили по указанию все того же Свидригайлы.

Междоусобица завершилась победой Сигизмунта. Последний владел Борисовым до самой своей смерти, а именно до 1440 г.

Во времена правления великого князя Александра Борисов упоминается в 1499 г., когда через город прошло на восток войско гетмана Константина Острожского, направлявшееся на войну с Московской державой. Александр, даже, на некоторое время перебрался в Борисовский замок и осуществлял оттуда руководство военными действиями. Но та война оказалась неуспешной для него. В 1500 г. войско Острожского было разбито, а сам гетман попал в плен.

С этого периода началось затяжное военное противостояние между Великим княжеством и Россией. Борисов сделался важным стратегическим пунктом на этом направлении. Вероятно поэтому, предполагает В.Л. Носевич, Борисовское наместничество стало как бы дополнением к высшей государственной должности Великого княжества — виленского воеводы. В 1522 г. виленским воеводой, канцлером и одновременно борисовским наместником был Альбрехт Гаштольд. Но, так как виленский воевода по обязанности своей должности большую часть времени проводил в столице, делами наместничества занимался кто-то из его доверенных. При Альбрыхте Гаштольде местными замком и волостью руководил Каспар Кунцевич.

В 1567 г. после смерти Миколая Радзивилла Черного виленским воеводой и, соответственно, борисовским наместником стал его двоюродный брат Миколай Юрьевич Радзивилл Рыжий.

В 1579 г., оставаясь виленским воеводой, Радзивилл Рыжий передал Борисовское наместничество своему сыну Криштофу, который, после смерти отца в 1584 г., сделался еще и виленским воеводой.

Криштоф Радзивилл умер в 1603 г., после чего Борисовское наместничество (примерно с этого времени оно прочно начинает называться староством) перешло его сыну — Янушу Радзивиллу, который владел им до своей смерти в 1620 г. Долго владея Борисовом, представители рода Радзивиллов обновили и укрепили хозяйский двор на месте первоначального городища (в современной деревне Старый Борисов). Это поселение даже название заимело соответствующее — Радзивиллов.

В 1621 г. ввиду того, что сын Януша Радзивилла Богуслав был совсем маленьким, король Речи Посполитой Сигизмунт III передал Борисов представителю другого магнатского рода — трокскому воеводе Александру Хадкевичу. Тот правил городом до своей смерти в 1626 г.

В 1629 г. староство было передано канцлеру Альбрехту Станиславу Радзивиллу (одному из потомков Радзивилла Черного).

С 1635 г. на должности борисовского старосты находился поляк Адам Казановский, который владел староством на условиях заклада: дав в долг казне Великого княжества большую сумму денег и получив взамен право пользоваться доходами староства до тех пор, пока не вернет одолженное. После смерти Казановского закладное право на староство перешло к его вдове.

После войны 1654-67 гг. Борисовское староство было передано надворному подскарбию Казимиру Яну Сапеге. Хотя староство по-прежнему считалось государственным имением, фактически Сапега пользовался им, как собственным. В апреле 1670 г. он даже отдал его в аренду Даниэлю Кастровицкому, мечнику Лидского повета. В городе тогда насчитывалось 256 мещанских дворов.

В 1672 г. Сапега отдал староство в трехгодовую аренду скарбнику Андрею Казимиру Скоробогатому за 34 тысячи злотых.

В 1685 г., уже будучи виленским воеводой, Казимир Ян Сапега обменялся с Домиником Михаилом Слушкой государственным имением на частное — Борисов на Новый Быхов. Этот обмен был совершен с согласия короля. Но фактически он был неправомерен и осуществился только потому, что власть уже утратила способность контролировать перемещение своих имений. Доминик Слушка оставался хозяином Борисова до своей смерти в 1713 г.

После Доминика Слушки Борисовское староство отошло к его вдове Констанции (из рода Подберезских). В 1718 г. она уступила его витебскому каштеляну Мартину Михаилу Огинскому (с 1730 г. — витебский воевода).

В 1744 г. Борисов перешел к Игнатию Огинскому (с 1750 г. — маршалок Великого княжества, а с 1768 г. — виленский каштелян). Этот отдал униатам действующий православный монастырь и построил униатскую церковь в честь Воскресения Господня. В это же время (1744) в городе появился деревянный костел в честь Восшествия Девы Марии.

После смерти бездетного Игнатия Огинского в 1775 г. король оставил право на пожизненное пользование Борисовским староством за его вдовой Еленой, которая известна тем, что дружила с Екатериной Дашковой и имела связи с двором императрицы Екатерины II.

ЗАМОК

Михаил Александрович Ткачев в районной книге «Памяць» за 1997 г. сообщает, что замок в Борисове возник еще в начале XIV в. после переноса города с первоначального места. Он размещался на левом берегу Березины около слияния с ней реки Пралли и занимал площадку около 2 га.

Итальянец Александр Гваньини в своей книге «Описание Европейской Сармантии», опубликованной на латинском языке в Польше в 1678 г., писал: «Борисов — место деревянное. Замок сделан из дубовых деревьев и самым лучшим образом укреплен башнями и деревянными четырехрядными стенами, которые внутри заполнены землей и камнями. Выгодно окружен рекой Березиной. От Вильни находится за 40 миль. Не имеет поветовой хоругви. Но в нем всегда содержится гарнизон солдат, на случай нападения московцев, чтобы задержать их, если они перейдут границу».

В 1-й половине XVII в., предположительно при Хадкевиче, замок был перестроен в пятибастионную фортификацию, укрепленную уже не прудами, а большим рвом, заполненным водой. С востока (со стороны города) к нему примыкало «подзамчище». Рядом с укреплениями проходил деревянный мост на сваях через Березину.

19 июня 1655 г. русские воевода Ю. Баратинский и окольничий воевода Б.М. Хитрово сожгли замок и мост. Но в сентябре царь приказал восстановить их. В результате «острог на Березе реки» и мост через реку появились вновь. Около въездных ворот устроили тайник к воде, который оградили бревенчатой стеной. А на детинце выкопали колодец и построили жилые хозяйственные помещения. Всего в Борисовском замке и подзамке стояло в тот период 145 домов.

Во время войны 1654-1667 гг. Борисовский замок служил перевалочной базой для трофейного оружия, продуктов, захваченных и запасенных русским войском в городах Великого княжества. Известно, что отсюда в сторону Смоленска отправляли пушки («пищали полковые и затинные»), оружейный и пушечный порох, свинец, пули. Отсюда же вывозили фуры с боевыми доспехами, холодным оружием, трофейными барабанами, литаврами и флагами.

В 1661 г. замок осаждали отряды Великого княжества. Благодаря запасам оружия и хлеба небольшой русский гарнизон целый год выдерживал осаду С. Чарнецкого, В. Воловича, А. Русецкого и П. Сапеги. 9 июля 1662 г. гарнизон все-таки оставил замок и отступил на восток.

В 1678 г. участник польского посольства в Москву Бернард Таннер писал о Борисове в своей книге: «Городом этим владели московитяне благодаря удобству, предоставленному великой рекой Березиной, про что и теперь свидетельствуют видимые руины стен и валов».

В конце XVII в. Борисовский замок и подзамок были приведены в порядок.

ИЗ ИСТОРИИ БОРИСОВСКИХ ЦЕРКВЕЙ

В журнале «Минские Епархиальные Ведомости» в №4 за 1991 г. сообщается, что первое упоминание о православной церкви в Борисове датировано 1510 г. Тот храм назывался Спасо-Преображенским. Е.П. Тышкевич, ссылаясь на инвентарь 1680 г., уточняет, что он стоял на городской площади, на рынке.

В начале XVII в. в Борисове начал действовать еще один православный храм — во имя Воскресения Господня. Он был построен в 1620-1648 гг. и находился в 40 саженях от Спасо-Преображенской церкви. При нем действовал монастырь. Стольник Петра I П.А. Толстой, проезжая в 1697 г. через Борисов, писал: «... пред посадом монастырь... Церковь в том монастыре соборная во имя Воскресения Христова. В том монастыре живут монахи, всего 7 человек и имеют у себя игумена... униатов нет... есть костел Римский веры, деревянный... во имя Пресвятой Богородицы...»

Униатской Спасская церковь сделалась в начале XVIII в.

Что касается Воскресенского собора, то он держался в православии до 1753 г. Еще 12 августа 1749 г. иеромонах Иоан Тудорович жаловался могилевскому епископу Иерониму (Волчанскому) на И. Огинского: «...когда я просил позволения починить церковь и колокольню и оградить монастырь, то Огинский, весьма сердясь, сказал: что лучше ему Борисовское староство потерять, нежели на то позволить... Потом я ему предложил, что оные деньги подрядчикам отдал и лес уже подрядил, то он сказал: ежели ты, попе, сие учинить дерзнешь, то я с онаго же лесу виселицу тебе самому сделать прикажу...» А в марте 1753 г. монастырь вместе с храмом был «преклонен к унии».

В 1795 г. Воскресенский собор и Спасо-Преображенская церковь вновь перешли к православным.

В 1815 г., ввиду ветхости Воскресенского собора, последний разобрали. Спасо-Преображенская церковь была переосвящена во имя Воскресения Господня и сделалась кафедральной. Так два древних прихода слились в один. В том году количество его прихожан составляло 476 человек.

Но потом и кафедральная церковь пришла в негодность. И тогда в 1833 г. на средства казны возвели новый деревянный собор. Этот действовал до 1865 г.

В 1865 г. нововыстроенный Воскресенский собор сгорел. Богослужения вынуждены были проводить в приписной к нему кладбищенской церкви Андрея Юродивого, на ремонт и расширение которой пожертвовала Фекла Шаповалова, жена бывшего борисовского городничего Андрея Шаповалова.

Упомянутая церковь тоже была древней. Ее возраст исчислялся не одним столетием. Дореволюционный этнограф Дмитрий Дявгялло считал, что постройка этой церкви должна быть отнесена к XVII в. Святой Андрей Юродивый почитался только Православной Церковью. Размещался этот храм в восточной части города, недалеко от городского бульвара.

В церкви Андрея Юродивого борисовчане молились девять лет. За это время был подготовлен и утвержден проект и смета на возведение в городе каменного собора. Для него выбрали самое подходящее место — на торговой площади, где когда-то находился Спасо-Преображенский храм.

В 1874 г. строительство собора закончилось. Общие затраты на его возведение составили 48 тысяч 800 рублей. Кирпичные работы выполнили каменщики из местечка Ивенец Минского уезда. Иконы написал виленский художник Г. Трутнев. Иконостас соорудил и установил мастер Елиашевский. Освятил собор 20 октября 1874 г. в честь Воскресения Христова епископ Минский и Туровский Александр (Добрынин).

Из «Описания церквей и приходов Минской епархии», дата создания которого относится к концу 70-х годов XIX в., следует, что сложенное из кирпича здание собора представляло собой равносторонний крест с одним открытым куполом посередине и восемью меньшими на боковых уступах. В одном из боковых куполов размещалась колокольня. Окна собора были расположены в два яруса. Входных дверей имелось три. Крыша была покрыта листовым железом... Внутри собора было устроено 10 печей. Три иконостаса были сработаны из дубового дерева — без покраски, с золочеными колоннами, карнизами, рамами и резьбой. Главный иконостас состоял из 24 икон, располагавшихся в четыре яруса.

ИЗ ИСТОРИИ МЕСТНОГО КОСТЕЛА

И.М. Медведев в районной книге «Памяць» сообщает, что 26 августа 1642 г. король Владислав IV подписал указ об основании в Борисове костела во имя святой Девы Марии. Адам Казановский построил этот храм. Последний был деревянным, в форме креста, с 8 большими и 8 малыми окнами и башней-колокольней. Король отписал в его собственность имение Ратутичи с деревнями Новоселки и Кленок и двор Терёховщину. По условиям фундации костел был обязан дважды в неделю устраивать молебен о спасении фундатора, то есть короля, и еще один имеющий отношение к Деве Марии.

В газете «Адзінства» за 6 октября 2006 г. находим материал о новом, сохранившемся до настоящих дней костеле. В 1806 г. старый сгорел. И в тот же год усилиями ксендза Ануфрия Гзовского началось строительство нового, каменного храма. Первоначально его освятили в честь Небовоздвижения Матери Божьей. В 1836 г. главный фасад решено было перестроить. И уже через год здание храма украшала четырехъярусная башня-колокольня. При костеле действовал лазарет на 27 коек и начальная школа. В сталинскую эпоху здание храма использовали под государственное хранилище.

Во время Великой Отечественной служба велась тайно. Литургии для военных проводили капелланы, а для мирных прихожан приезжали ксендзы из других местностей. Среди них был и Генрих Глебович, которого в конце войны... расстреляли и сожгли фашисты.

После войны здание храма использовали под кинотеатр и в нем планировалось сделать выставочный зал.

Костел столько лет был оторван от своей непосредственной миссии, что прихожане даже позабыли его первоначальное наименование. Может быть, поэтому он носит название теперь «Рождения Наисвятейшей Панны Марии».

В 1990 г. настоятелем костела был Юзеф Петушко. Благодаря усилиям этого пастыря, да и всех местных парафиян, этот памятник культовой архитектуры обрел свой настоящий вид и вернул изначальный статус.

О ПЕРЕПРАВЕ НАПОЛЕОНОВСКОЙ АРМИИ ЧЕРЕЗ БЕРЕЗИНУ В НОЯБРЕ 1812 г.

Наши ярые сторонники пресловутой «западной» культуры просто не знают истории своего отечества. Они готовы отождествлять Запад с Раем, а его культуру с панацеей, которая спасет мир.

На самом же деле Запад, с его сложившейся цивилизацией и культурой, до сегодняшнего дня приносил нашему общему отечеству только несчастья. И это надо знать! К примеру, Наполеон, которого в Европе признавали не иначе как Вторым Мессией, во время своего пребывания в Москве грабил дома, соборы, монастыри. По его личному указанию была разграблена Оружейная палата Кремля. А в Успенском соборе в Москве представители «европейской цивилизации» установили плавильные горны, в которых превращали изделия древних мастеров — все то, что белорусская и русская культуры набирали веками — в слитки драгоценных металлов. При этом сам город был сожжен.

Между тем, человеческая история знает и противоположные примеры проявлений культуры. Когда те же русские, которых на Западе почему-то до сих пор опасаются, преследуя Наполеона, вошли в Париж, они не тронули ни одного дома, не покусились ни на одну тамошнюю лавку, а в местные соборы и монастыри заходили исключительно для того, чтобы помолиться.

Более того, Александр I распорядился построить в Париже мост, чтобы тот напоминал об истинной культуре, об истинном милосердии и помог связать два противоборствовавших в то время народа.[4]

Для описания событий, происходивших непосредственно в городе Борисове в 1812 г, обращаюсь к книге патриарха белорусского краеведения В.Г. Краснянского «Город Борисов...» и начну рассмотрение событий с VIII главы, то есть с момента вхождения отступающей Наполеоновской армии в этот город.

11-го ноября, вступив в Борисов, генерал Удино сразу занялся розыском моста для переправы через Березину. Он узнал, что существует три брода: у Стахова, Студенки и Веселова. Местом переправы была избрана деревня Студенка, та, что находилась против деревни Брили.

Немедленно поступило указание строить в том месте мосты. А чтобы отвлечь внимание «наступающего на пятки» Чичагова, генерал распорядился создать видимость приготовления к переправе еще и около Ухолоди, ниже Борисова.

12-го ноября в Борисов вступил Ней со своей дивизией; 13-го прибыла гвардия Наполеона, а за ней в пять часов пополудни прибыл и сам император. Он проехал весь город, постоял у разрушенного моста, осмотрел русскую позицию на правом берегу. Потом несколько часов провел в ближайшем от моста доме над развернутою картой и только уже поздно вечером отправился на ночлег на мызу Старый Борисов.

В это время французские войска продолжали стягивать в район Ухолоди толпы своих безоружных солдат — создавали видимость переправы у этого места.

И хитрость Удино сработала — Чичагов поддался обману. Оставив у Борисовских мостовых укреплений корпус Ланжерона, русский генерал с основной частью своей армии направился к югу от Борисова, к Забажевичам. Так что, у Брилей против Студенки задержался только отряд Чаплица. Да и тот, по приказу Чичагова, перед рассветом 14-го ноября снялся с позиции, оставив лишь небольшой отряд генерала Корнилова, состоящий из одного егерского и двух казачьих полков при 4-х орудиях.

Перед рассветом 14 ноября в Студенку прибыл Наполеон. Его настроение было ужасное. Было холодно. Березину еще не сковало льдом, но отдельные льдины уже плыли по ней. Императору было известно, что следом за ним движется армия Кутузова, перед ним, на правом берегу Березины, стоит армия Чичагова, а с правого фланга, с севера угрожает армия Витгенштейна. Нужно было торопиться. Но его люди были утомлены и расстроены. Особенно Наполеона беспокоили бивачные огни русских у Брилей.

Ближайшим сподвижникам Наполеона положение французской армии казалось безвыходным. «Мы все тут погибнем, — не без отчаянья пророчил Мюрат, — вывернуться из такого положения нельзя, а о сдаче не может быть и речи». Наполеон разделял это мнение. Но, когда ему донесли, что русские очистили позиции на противоположном берегу (это Чаплиц двинулся из-под Брилей к Борисову), император радостно воскликнул: «Я обманул адмирала; он ищет меня там, где я приказал сделать ложную демонстрацию». Наполеон сразу воспрял духом и, тем самым, оживил надежды своего войска. Началась немедленная постройка двух мостов для переправы, одного выше Студенки, другого против самой деревни. Их решено было собрать из бревен домов все той же несчастней деревни Студенки.

Постройка мостов через Березину около Студенки продвигалась быстро, несмотря на сильную стужу. Многие из понтонеров (строителей мостов) поплатились жизнью; тем не менее к часу дня 14 ноября был готов первый мост и император сам переправил по нему 2-й корпус. К четырем утра было завершено строительство второго моста. По нему переправилась артиллерия. Часть перебравшихся сейчас же вступила в бой с отрядом Корнилова, а другая часть направилась к Зембину, чтобы занять единственную в этих местах дорогу, образованную среди болот длинным рядом мостов и гатей.

Чичагов узнал о месте переправы французов только днем 14 ноября. И стал передвигать свои войска вверх по течению Березины. Вернувшийся с полпути Чаплиц и два полка, присланных Ланжероном, совместными усилиями остановили натиск французов на Корнилова.

Тем временем французы продолжали переправляться. Весь день 14 ноября и всю ночь 15 ноября артиллерия и обозы беспрепятственно перемещались на правый берег. Не двигалась только гвардия Наполеона. Она оставалась в продолжение всей ночи 15 ноября на левом берегу, чтобы дать возможность сосредоточиться у Студенки остальным частям армии Наполеона.

15 ноября переправа французов осуществлялась беспрепятственно, потому что небольшой отряд русских, находившихся около места переправы не решался вступить в бой с целой армией. Дело ограничивалось лишь перестрелкой. Поэтому в течении этого дня успели переправиться на правый берег и сам Наполеон, и его штаб, и гвардия, и войска Нея, и остатки корпусов вице-короля и Даву. Численность французской армии, переправившейся в этом месте составляла до 100 тысяч. Чичагов опасался вступить в бой без приказа Кутузова, потому что не знал, что большая часть переправлявшихся на занимаемый им берег представляла собой просто толпу безоружных и обезумевших от страха людей.

Первым начал действовать Витгенштейн. Он занял позиции при Старом Борисове и отрезал войско генерала Партуно от французской армии. Партуно покинул Борисов и вступил в бой с Витгенштейном. В это время Борисов заняли партизаны Сеславина и пехотный полк из отряда Чичагова. Партуно вынужден был сдаться со всем своим отрядом (4 тысячи солдат и офицеров).

Утром 16 ноября французская армия находилась в следующем положении. На правом берегу Березины, между Брилями и Стаховым, были сосредоточены корпус Удино и остатки корпусов и дивизий Домбровского и Клапареда. Гвардия (около 7 тысяч человек) расположилась близ деревни Занивоки. Кроме того, около мостов были сосредоточены остатки корпусов Даву, вице-короля и Жюно. Всего на правом берегу в тот момент оказалось около 20 тысяч воинов. На левом берегу, у Студенки, еще оставался корпус Виктора, обозы и масса безоружных. При этом, на обеих берегах шел бой.

Правда, на правом берегу дело ограничивалось лишь артиллерийской и оружейной перестрелкой. Зато Витгенштейн на левом берегу действовал решительно. Когда он направил артиллерийский огонь на обоз, французы устремились к мостам, не ожидая очереди, и случилась паника. Обезумевшие начали давить друг друга, сбрасывать в воду, они гибли под опрокинутыми повозками. На правый берег удалось перебраться немногим.

Ужасно было положение и Виктора. Он не мог пробраться к мостам, потому что его отделяла преграда из сплошной цепи разбитых обозов.

Это была бойня, расплата за содеянное. И все-таки французская армия не поддалась. Она приняла бой с соперником, вдвое превышающим ее по численности, но сумела выйти из положения, в котором оказалась. Можно даже говорить, что русские проиграли возле Студенки. Бездарные Чичагов и Витгенштейн действовали несогласованно, к тому же сами не приняли участия в этом бою, препоручив вести его подчиненным.

Более того, 17 ноября Витгенштейн принял решение оставить в покое французов до прибытия Кутузова. Такое же безвольное решение принял и Чичагов. Командующие продолжали ждать приказа свыше, а французская армия, тем временем, благополучно выбиралась из образовавшегося «котла».

В ночь с 16 на 17 ноября французы успешно завершили переправу. Последними реку переходили войска Виктора. Для этого им пришлось очищать мосты — сбрасывать в воду и людей, и повозки, около 4 часов утра корпус Виктора закончил переправу.

В 6 часов утра из Брилей выступил Наполеон с гвардией. За ним — корпус Виктора. Маршал Ней, охраняя отступление своего императора, остановился на полдороги на Зембин. Мосты было приказано сжечь в 7 часов утра. Когда это начали осуществлять, толпа отставших и безоружных устремилась к переправе и повторилась паника предыдущего дня, люди гибли без числа, и только ничтожному числу из них удалось перебраться на правый берег.

Мосты через Березину были зажжены только в половине девятого. Но даже когда это было сделано, отступавшие пытались перебраться по ним — и гибли теперь уже от огня. Главная трагедия переправы Наполеоновской армии через Березину не в том, что здесь погибло столько-то людей, а в том, что люди гибли в панике.

Последствия этой переправы еще долго напоминали о себе. В феврале-марте 1813 г. в Борисовском уезде было предано земле и сожжено свыше 40 тысяч трупов. На берегу Березины, у Студенки, нашли свое успокоение представители почти всех европейских государств: французы, итальянцы, немцы, швейцарцы, голландцы, поляки, хорваты...

АЗБУКА ИСТОРИИ ГОРОДА

В книге «Россия» за 1905 г. в томе 9 есть описание улиц Борисова.

В центре города в начале XX в. располагалась Рыночная площадь, к которой сходились почти все местные улицы.

Самой главной была Минская улица. Она получила название от столбовой дороги из Минска и вела от площади к мосту на реке Березине (теперь это улица Третьего Интернационала). На ней расположен каменный костел.

Московская улица начиналась от места скрещения двух дорог — Московской и Петербургской (теперь это улица Феликса Дзержинского).

Лепельская и Полоцкая улицы начинались с Полоцкой трассы.

Была в городе Полынская улица. Когда-то она проходила через низину, заросшую полынью.

Шведская улица была памятна расположением на ней шведского обоза в 1708 г.

А вот еще целый ряд характерных названий старых Борисовских улиц: Юридическая, Монастырская, Слободская.

От старого замчища, на котором Огинский построил деревянное здание старостинской администрации, на Хоруговью улицу выводил небольшой мост. Что касается замка, то в начале XIX в. в нем располагалось управление радзивилловскими имениями, а позже — дворянское собрание. Впоследствии замок, по распоряжению правительства, переоснастили в тюрьму.

В начале XX в. в городе действовали две ярмарки: Васильевская — 1 января и «Десятуха» — на десятой неделе после Пасхи.

Елена Боярович в «Народной газете» за 5 июля 2002 г. дополняет, что Борисовский замок размещался в районе нынешней улицы Гоголя.

Чтобы соединить железнодорожную станцию и город, в XIX в. проложили проспект, который назвали именем Минского губернатора князя Трубецкого (теперь это проспект Революции).

Улица Монопольная (Ленинская) получила свое название от водочного магазина, располагавшегося на ней.

На Фельдфебелъской (Пролетарской) квартировали молодые офицеры — фельдфебели.

Улицы Хитрикова (Чапаева) и Богдановская (1 Мая) получили названия от фамилий хозяев угловых домов.

Свое изначальное название в Борисове сохранили только несколько улиц: Почтовая, Пушкина, Гончарная, Сенная.

ЦЕНТР КУЛЬТУРЫ РЕВНИТЕЛЕЙ СТАРИНЫ (о наследии Ивана Хрисанфовича Колодеева)

В каждом белорусском городе свой герой. Местные сами выбирают его. При этом не обращают внимания на социальный и должностной статус. В Борисове, например, гордятся Иваном Хрисанфовичем Колодеевым, бывшим местным фабрикантом.

Руководитель Зала краеведения местной Районной библиотеки Александр Балябин в газете «Борисовские новости» за 12 июня 2003 г. сообщает, что Иван Хрисанфович Колодеев родился предположительно в 1859 г. в семье генерал-лейтенанта Хрисанфа Ивановича Колодеева и Натальи Яковлевны (из рода Курносовых). Отец его в награду за службу получил от Александра II в вечное пользование 7 тысяч десятин земли.

Иван Хрисанфович учился в университете в Германии и получил диплом агронома. Вернувшись в Борисов, он строит в правобережной части города спичечную фабрику и дает ей название «Березина», а также бумажную фабрику «Папирус». В 1899 г. он создает первую в повете телефонную станцию.

В 1904 г. преуспевающий фабрикант принимает решение жениться. Его супругой становится 18-летняя дочь местного помещика.

Помимо бизнеса Колодеев занимался общественной деятельностью: исполнял обязанности почетного мирового судьи при Борисовском уездном съезде, состоял земским гласным в уездном комитете, был представителям от Борисова губернского комитета по делам земства.

Страстью этого человека были занятия историей наполеоновских войн. Он считался этаким наполеономаном.

Его библиотека насчитывала 15 тысяч томов на 11 европейских языках. В коллекции книг, альманахов, дневников, схем, портретов полководцев, карт и даже газет, посвященных судьбе Наполеона и его приближенных, хранился уникальный экземпляр карты Российской империи, выполненный от руки в единственном экземпляре специально для императора Франции. Кроме того, в коллекции Колодеева хранились различные виды холодного и огнестрельного оружия, подборка русских и европейских орденов, медалей, монет.

Исследователь судьбы Наполеона сам определил и за свои средства обозначил осенью 1901 г. в виде двух памятников точное местонахождение бывших двух мостов через Березину в районе деревни Студенка.

А в 1908-1910 гг. И.Х. Колодеев организовал на месте бывшей переправы французов поднятие со дна Березины затонувшего оружия и награбленных французами ценностей. С этой целью воды реки даже были частично отведены системой каналов. Поднятый груз, в общей сложности, составил 70 пудов. Фактически, Колодеев явился создателем первого музея в Борисове.

Современники по достоинству оценили деятельность борисовского краеведа. В 1912 г. Николай II пожаловал ему чин придворного камергера высочайшего двора, что соответствовало IV классу по Табели о рангах.

Скончался И.Х. Колодеев в 1914 г. в возрасте 55 лет.

Выполняя его волю, жена мецената передала оставшуюся от мужа коллекцию Московскому музею войны 1812 г.

В 20-е гг. по требованию белорусского правительства часть библиотеки, а именно 8 тысяч книг, Москва передала в государственную библиотеку БССР, но во время Великой Отечественной войны этот фонд погиб.

В городе сохранился особняк Колодеева, тот самый «Наполеоновский музей». Этот деревянный дом был построен в 1875 г. на высоком песчаном холме возле железнодорожного моста через Березину. Ангелы сохранили его во благо борисовчан. Последним остается лишь возвратить его славу — вновь сделать Центром культуры ревнителей старины.

УСАДЬБА СТАРЫЙ БОРИСОВ

А.Т. Федорук в книге «Старинные усадьбы Минского края» сообщает, что это небольшое, но исключительно красивое поместье, расположенное в 4-х верстах к северо-западу от Борисова на террасе реки Березина, в 1899 г. было кем-то подарено великим князьям – Николаю Николаевичу и Петру Николаевичу Романовым.

В ее состав в то время входили исполненная в формах классицизма официна (известная, как Дом Наполеона), парк, госпиталь, кузница, железоремонтная мастерская.

В 1900 г. реставрацией официны занимался управляющий имением Д.П. Мещеринов. В тот же год она превратилась в изящное здание с портиком на парадном фасаде и двухскатной гонтовой крышей. Здание имело двенадцать комнат, сени и пристроенную домовую церковь.

В начале XX в. композиционным центром усадьбы становится новый дворец, построенный в стиле модерн. Здание сохранилось и состоит из центрального ризалита и двух симметричных одноэтажных флигелей.

Возвышение, на котором располагалась эта усадьба, с одной стороны опоясывал ручей, в пойме которого были созданы живописные водоемы, а с другой стороны — овраг и ров.

Что касается парка, то его аллеи составляли монограмму царской фамилии. Кроме того, в усадьбу вела тройная липовая аллея.

БУМАЖНАЯ ФАБРИКА «ПАПИРУС» (история основания)

В рекламной книжице «От «Папируса» до «Гознака», изданной в 2002 г., есть сведения об истории Борисовской бумажной фабрики, основанной в октябре 1902 г.

До 1901 г. на том месте, где она располагается и теперь, находился лес, владельцем которого бал Иван Хрисанфович Колодеев.

В апреле 1901 г. Борисов посетили минский купец О.Х. Черный и его компаньоны, инженеры-механики М.И. Залкинд и Г.И. Вильбушевич, занимавшиеся эксплуатацией леса на Борисовщине. Все трое отлично понимали важность переработки древесины на месте, так как это сулило дополнительные прибыли.

Все тщательно просчитав, компаньоны пришли к выводу, что в Борисове надо строить бумажную фабрику.

В «Журнале присутствия» Минского Губернского Правления 10 марта 1902 г. было зафиксировано, что вышеуказанные господа представили 7 февраля 1902 г. проект на постройку ими в Новом Борисове паровой фабрики для производства оберточной бумаги и просят Губернское Правление разрешить им это строительство.

В итоге Правление выдало необходимое разрешение.

Новая фабрика была пущена в эксплуатацию в октябре 1902 г. и состояла из следующего оборудования: бумагоделательной машины фирмы «Ситау-Горея» с шириной сетки 1480 мм, двух роллов, одного каландра, одного дефибрера гидравлического производительностью 3 тонны в сутки древесной массы. Имелись, так же, три папмашины. Паросиловое хозяйство включало в себя два паровых котла «Бабкок-Вилькос» (Англия), паровую машину «Тандем» мощностью 300 лошадиных сил. Дрова и баланс доставляли по железной дороге на станцию Борисов и сплавом по реке.

Работа на фабрике производилась в две смены: с 7-ми часов утра до 7-ми вечера и с 7-ми вечера до 7-ми утра с перерывами на отдыхи и обеды.

Каждый заболевший бесплатно пользовался «советом фабричного врача и медикаментами, в продолжение недели».

За несвоевременную явку на работы или самовольную отлучку предусматривались наказания в виде штрафов. Штрафовали за неосторожное обращение с огнем, курение табака на рабочем месте, за несоблюдение опрятности, за нарушение тишины и порядка при работе, за дерзость, непослушание, явку на работу в нетрезвом виде, за игру в карты.

В первые десять лет своего существования на фабрике вырабатывалась исключительно желтая оберточная бумага в количестве 3-х тонн в сутки. Для этого ежесуточно потреблялось 10 куб.м лесобаланса, а также 100 куб. м дров для котельной.

В первые годы на фабрике трудились 80 рабочих. После 1908 г. фабрика значительно расширилась.

В 1918 г. владельцем фабрики значился минский ростовщик Лурье. Однако уже в первой половине 1919 г. она перешла в собственность государства.

В 1921-22 гг. на ее ремонт было затрачено 1600 золотых рублей. Тогда установили топочный котел, переделали топки для сжигания древесных опилок, отремонтировали паровую машину. В 1921 г. фабрика на свои средства открыла и стала содержать детский дом для сирот.

В 1924 г. фабрика вошла в состав Белорусского бумажного треста, насчитывавшего восемь таких производств. Тогда же были установлены новый импортный кохер для термообработки баланса перед дефибрированием, двигатель мощностью 600 л.с., каландр, динамо-машина.

Сырье подготавливалось в двух отделениях: кохерном и сортировочном. В кохерном распаривался древесный баланс. В сортировочном сортировался бумажный брак и макулатура.

В 1927 г. на Борисовской бумажной фабрике работало уже 187 человек. В журнале «Наш край» в №8-9 за тот год сообщалось, что рабочие трудились на фабрике по 8 часов. В отделениях кохерном, рольном, бумажном работали в три смены, в механическом цеху в две смены, а в остальных — в одну смену.

В результате модернизации, проделанной на фабрике с 1930 по 1941 гг., бумагоделательная машина вырабатывала уже 12 тонн бумаги в сутки. В 1936 г. паровую машину «Тандем» заменили более современной «Компаунд» двойного расширения с конденсацией пара и мощностью 550 л.с. К тому же, в 1930 г. питание фабрики электроэнергией стала обеспечивать Борисовская электростанция.

28 июня 1944 г. при отступлении из города немцы взорвали фабричные корпуса. Большие повреждения получили бумагоделательная и паровая машины, было выведено из строя все электрохозяйство, полностью сожжен жилой поселок.

После войны на фабрике установили современное оборудование — роллы системы «Вагнер-Дорис», электроподъемник-лифт фирмы «Капе», заново построены отделочный цех, лаборатория, смонтированы железобетонные рольные перекрытия. Фабрика начала выпускать афишную и фруктовую бумаги. На ней была установлена вторая бумагоделательная машина.

В 1960 г. коллектив фабрики составлял 273 человека.

СПИЧЕЧНЫЕ ФАБРИКИ БОРИСОВА (история основания)

Лариса Ковалевская, ведущий научный сотрудник Государственного архива Минской области, в газете «Мінская праўда» за 5 октября 2006 г. сообщает, что спичечная фабрика «Виктория» была основана и управлялась собственниками компании «Соломонов и Гершман» и располагалась на левой стороне реки Березина. Первоначально техническим управляющим ее был племянник Гершмана Исидор Лазаревич Берман.

В 1896 г. Гершман погиб при крушении поезда, поэтому Соломонов уговорил вдову получить отошедшую к ней часть фабрики деньгами. Сумма составила 25 тысяч рублей. Однако от Бермана ему избавиться не удалось, так как последний владел секретом спичечной массы.

И тогда Соломонов уговорил Бермана построить новую спичечную фабрику — в Могилеве, на товарищеских началах. И, так как состав спичечной массы кроме Бермана на фабрике никто не знал, Соломонов попросил технического управляющего передать этот секрет кому-нибудь из служащих. Заполучив нужные данные, Соломонов по возвращении Бермана из Могилева рассчитал его.

Берман решил построить в Борисове свою спичечную фабрику и, тем самым, обанкротить «Викторию». С этим предложением он обратился к уже известному нам господину — Ивану Хрисанфовичу Колодееву. И последний охотно пошел навстречу.

Здание этой фабрики, словно на виду у злейшего врага, было построено на противоположном, правом берегу Березины. Так с 23 октября 1901 г. начала работать вторая спичечная фабрика Борисова, которая получила название «Березина». Владельцем ее был Берман, а Колодеев получал доходы за то, что сдавал землю под производственные корпуса.

Спичечное производство на «Березине» было полностью механизировано, за исключением клейки коробок. Во избежание порчи при сплаве бревна подвозились исключительно гужевым способом. Химические материалы поступали от заграничных фирм.

Конкурируя с «Викторией», Берман вынужден был прибегать к разным ухищрениям. Он брал деньги под закладные, в том числе у минского ростовщика Лурье, и, постепенно, у него накопилось много долгов. Все-таки, этот человек был скорее инженером, чем предпринимателем. В конце концов, в июле 1903 г. бедняга объявил себя банкротом и, опасаясь уголовной ответственности, бежал. Пользуясь закладной, Колодеев арестовал фабрику и поставил своих сторожей. В свою очередь, Лурье, заинтересованный вернуть капитал, уговорил Бермана вернуться и продолжить работу на фабрике.

Берман вернулся в октябре того же года. Фабрику сдали в аренду Лурье сроком на 6 лет на следующих условиях: Берман управляет производством безвозмездно, а Лурье снабжает фабрику капиталом без ограничения в суммах. Чистая же прибыль должна делиться пополам.

С этого момента дела на фабрике, получившей название «Березина арендатора Лурье», значительно улучшились. Продукция «Березины» начала вытеснять продукцию «Виктории» с местного рынка — то, о чем мечтал Берман, а впоследствии и вовсе вышла на зарубежные рынки, в том числе Персии. Только в 1907 г. в эту страну было вывезено около 70 тысяч ящиков.

В годы Первой мировой фабрика «Березина» была разрушена, а в 1920 г. во время польской оккупации полностью вывезли все силовые установки и большую часть производственного оборудования.

В конце 20-х годов фабрика все еще находилась в полуразрушенном состоянии. После национализации она получила название «Красная Березина».

ГИТЛЕР В БОРИСОВЕ

Захватчик, в какую бы форму он ни рядился — Наполеона, Гитлера — все равно останется захватчиком. Белорусы и русские это хорошо знают.

Эммануил Иоффе, профессор, доктор исторических наук, в минской газете «Обозреватель» за 2 июля 2004 г. сообщает, что бои в Белоруссии летом 1941 г. для Адольфа Гитлера и его приближенных стали настоящим потрясением...

В сборнике статей «Белорусская ССР летом 1941-го...» изданном в 2006 г., есть выписка из мемуаров бывшего немецкого генерала Г. Блюментрита. По впечатлению генерала да и всего германского генералитета «поведение в бою красноармейцев находилось в поразительном контрасте с поведением солдат-поляков или их западных союзников». Последние, как только возникали трудности, сдавались. В свою очередь, «русские» в упорном бою, даже в окружении, продолжали сражаться. Основной удар, в соответствии с планом «Барбаросса», предполагалось нанести на белорусском направлении. На западной границе БССР и к северу от нее Верховное командование вермахта сосредоточило войска группы армий «Центр». Общая численность солдат этой группы составляла 1 миллион 455 тысяч 900 человек. Тем не менее, еще в августе немцы продолжали «топтаться» на территории Беларуси. Они не ожидали, что застрянут здесь так основательно.

Эмануил Иоффе в своей газетной статье сообщает, что 27 июля 1941 г. в штаб-квартире командующего группой армий «Центр» в Борисове прошло совещание, на котором был зачитан приказ фельдмаршала фон Браухича. Суть приказа, по существу, сводилась к тому, что какое-либо немедленное наступление на Москву исключалось.

Сам Браухич обратился по телефону к фюреру, прося помочь центральной группировке. Ошеломленный этим разговором, Гитлер решил сам прибыть на место событий, в Белоруссию.

Он прилетел в Борисов 3 августа. Вот что писал в своих воспоминаниях, опубликованных в 1980 г., адъютант фюрера: «...мы прилетели в Борисов, где размещалось командование армейской группы «Центр». Гитлер вел подробные беседы с генералами. Браухич, Бок и Гальдер упорно настаивали на том, что у армейской группы «Центр» есть только одна цель — взятие Москвы. Они были оптимистически настроены и в том смысле, что этого можно добиться после некоторых перегруппировок и довооружений еще до начала неблагоприятного времени года. Точка зрения Гитлера была иной. Он сослался на свою еще до начала восточного похода неоднократно высказанную точку зрения о том, что надо остановиться за Смоленском и силами армейской группы «Юг» взять Ростов. Его намерением было повести наступление на Москву таким образом, чтобы наступательные клинья из этих двух пунктов сошлись восточнее Москвы. В ходе продолжительной дискуссии, не пришли ни к какому решению.

Сохранилась стенограмма того, борисовского выступления Гитлера. Сначала фюрер дал подробную характеристику текущего момента. В частности, сказал: «Первая достижимая цель — Ленинград и русское побережье Балтийского моря, в связи с тем, что в этом районе имеется большое число промышленных предприятий, а в самом Ленинграде находится единственный завод по производству сверхтяжелых танков, а также в связи с необходимостью устранения русского флота на Балтике. Следует занять Эстонию и русские острова на Балтийском море...» В конце своей речи фюрер пришел к неожиданному для всех присутствующих выводу. Он сказал: «Район Москвы по своей важности стоит лишь на третьем месте. Поэтому операция в юго-восточном направлении представляется первоочередной, в то время как на восточном направлении пока, очевидно, лучше избрать оборонительный способ действия». Немецкие генералы были удивлены...

Автор вышеуказанной газетной статьи выводит в рамку следующую документальную запись, сделанную на том совещании в Борисове (в ней рассуждения Гитлера по поводу захвата Москвы): «В этот город не должен вступить ни один немецкий солдат. Москву следует окружить так, чтобы из нее не вышли ни русские солдаты, ни гражданское население. Будут приняты меры для того, чтобы затопить Москву и ее окрестности... Там, где сегодня Москва, возникнет огромное озеро, которое навсегда скроет столицу русского народа».

Он строил планы — но его армии надо было еще пройти Беларусь.