§ 1. Строительство крепостей в XVII веке на побережье и на острове

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

§ 1. Строительство крепостей в XVII веке на побережье и на острове

В первой главе показано непосредственное участие Соловецкого монастыря в военных действиях. Помимо этого, богатый духовный феодал, имевший налаженное многоотраслевое хозяйство, часто субсидировал правительство, давал царям денежную ссуду на жалованье ратным людям. Так, например, В. И. Шуйскому, по его письменной просьбе,[165] монастырь выдал в кредит все свои валютные ценности — 5150 руб., что в переводе на деньги конца XIX в. составляло, согласно расчетам В. О. Ключевского, 61 800 руб.[166]

Обращались за займами в монастырское казнохранилище и первые цари последней династии. Наши документы пестрят упоминаниями об этих запросах[167] и их последствиях — экстраординарных расходах монастыря.

Как правило, правительство обращалось к монастырю за подмогой в дни войн для покрытия военных расходов. В 1632 году монастырь дал правительству «для военных издержек» 10 тыс. руб., а в следующие два года дополнительно направил в Москву 3852 руб., в 1656 г. — 13 тыс. руб. серебряной монетой,[168] в 1664 г. послал в Москву «общебратственной монастырской суммы в заем государственный» 20 тыс. руб. и 200 золотых червонных.[169] Всего за время своего существования монастырь дал казне, по подсчетам В. Верещагина, более 100 000 руб. серебром.[170]

Цари не оставались в долгу перед кредитором. В. И. Шуйский дарит монастырю деревни с угодьями, подтверждает привилегии, полученные братией до него. Указом от 11 февраля 1607 года Шуйский велел переписать на свое имя те грамоты предшественников, по которым монастырские селения в Поморье (в Керети, Порьегубе, Умбе, Кандалакше, Коле) освобождались от поставки в Кольский острог ратных и к острожному делу посошных людей. Такая щедрость объяснялась тем, что на Соловках своими силами был поставлен город каменный, в Суме острог сделан, и в обоих местах содержатся стрельцы, пушкари и затинщики.[171] Особой царской грамотой от 17 сентября 1606 года за монастырем закреплялось белое дворовое место в городе Архангельске, купленное монахами у стрелецкого сотника Богдана Неелова.[172] Соловецкий монастырь добился от Шуйского права на владение четвертой частью всех земель Керетской волости, освоил угодья в Турчасовском уезде и восстановил право на ловлю рыбы на реке Онеге.[173]

Невзирая на хронические финансовые трудности, переживаемые боярским правительством, в 1606 году царь разрешил монастырю ежегодно провозить беспошлинно (по прежнему оброку в размере ста рублей за год) в Вологду на продажу 100 тыс. пудов соли вместо 73 тыс. пудов, которые монастырь мог вывозить до этого на рынок без уплаты таможенных сборов.[174] На обратном пути соловецкие приказчики могли также беспошлинно покупать в Холмогорах и в Архангельске на монастырский обиход медь, олово, свинец, пищальное зелье и всякий запас.[175] Об этом было послано специальное извещение воеводе на Двину.[176]

«Скорбевший ножками» богобоязненный Михаил Романов начал свое царствование с того, что в 1614 году дал сразу две дарственные грамоты дому «преображения спасова и преподобных отцов Зосимы и Савватия». Одна из них отменяла подати с монастырских промыслов и деревень в Каргопольском уезде,[177] вторая передавала монастырю «в подмогу ко всяким ратным делам к Сумскому острогу» волость Шую Корельскую с населением и угодьями да участок земли между Кемью и Керетью. Игумен становился суверенным государем пожалованных территорий. К нему переходила судебная власть над крестьянами Шуи Корельской. Новых подданных игумен мог казнить и миловать по своему усмотрению.[178]

В последующие годы «богомольцам царским» даются важные торговые льготы. В частности, в 1619 году Двинской воевода А. В. Хилков получил распоряжение не взимать пошлин «с покупных про монастырский обиход пушечных и прочих припасов и с товаров». В следующем году того же воеводу поставили в известность, что царь распорядился не брать в течение пяти лет сторублевый оброк, который платил монастырь в казну за ежегодно (вывозимые на продажу 100 тыс. пудов соли.[179] Наконец, в 1637 году монастырю дозволили ежегодно провозить беспошлинно на продажу в Вологду 130 тыс. пудов соли[180] — самое большое количество за всю историю Соловков. Высвободившиеся средства монастырь должен был израсходовать на покупку продовольственных запасов, на ремонт города, на пополнение и довооружение ратных людей.

Не обходил милостями Соловецкий монастырь и Петр. Указом от 1693 года монастырские владения на Двине, в Каргополе, на Кольском полуострове и в Устюге Великом освобождались от уплаты стрелецких денег «ныне и впредь», а вместо них должны были платить на Москве по три с половиной четверти ржи и по столько же овса в год с 377 дворов.[181]

Власти оказывали монастырю и другие знаки внимания. В уважение «особых заслуг» Соловецкого монастыря с 1651 года в нем была установлена архимандрия. Отныне его настоятель именовался архимандритом и получал соответствовавшие этому чину права и привилегии.[182]

В XVII веке, как и в минувшем столетии, монастырю давали земли, рыболовные тони, разные льготы «токмо под той кондицией», что он будет содержать в оборонительной готовности подведомственные крепостные строения на островах и на побережье на случай возможной осады. Каждая дарственная грамота связана была с военными обязанностями монастыря.

Столбовский мир 1617 года отрезал Россию от Балтики. Это еще больше подняло значение северных портов. Правительство делает все возможное, чтобы удержать их. Цари смотрели на Соловецкий монастырь как на своего помощника по обороне территорий, омываемых северными водами, напоминали ему о необходимости возведения новых оборонительных сооружений, предупреждали о готовящихся нападениях на Поморье. В 1619 году, например, правительство уведомило монастырь о готовящемся нападении на Север датского короля Христиана IV. В связи с этим предлагалось срочно сделать около Соловецкого монастыря и Сумского острога «всякие крепости», чтобы в случае прихода датских кораблей «сидеть было бесстрашно». Грамота предупреждала, что датчане могут применить военную хитрость и попытаться подойти к островам под предлогом коммерческих дел, назвавшись торговыми судами. Чтобы вовремя распознать этот обман и не дать

врагу возможности учинить монастырю и острогу «какого дурна», рекомендовалось жить «с великим береженьем» (с осторожностью), расставить в нужных местах пушки, расписать караулы и организовать наблюдение за морем, велеть людям всегда быть на своих местах. Если бы датчане решились напасть на Кольский или Сумский остроги, монастырь должен был помочь поморам.[183]

Через два года (в 1621) Соловки получают новую грамоту. Царь и патриарх повелевали построить в обители каменные кельи для размещения мирских людей в осадное время, докопать ров около монастыря и окружить его деревянным частоколом.[184] Предостережения оказались не лишними.

В 1623 году в русских арктических водах появились датчане. Четыре вражеских корабля подошли к Кольскому острогу. Когда об этом узнали в Москве, в монастырь направили очередную грамоту. Правительство вновь советовало игумену и инокам жить «с великим береженьем» и напоминало монастырю о его обязанностях помочь Кольскому острогу и не дать датчанам «волостей поморских извоевать». Защиту Поморья следовало осуществлять совместно с сумским воеводой М. Спешневым. Монастырь готовился к встрече врага. Соловецкую крепость привели в боевую готовность, но датчане довольствовались тем, что разграбили промышленников в районе Колы, некоторых из них насильно взяли на свои суда.[185]

Грамота 1646 года опять напоминала монастырю, что следует жить «не оплошно» и уметь вовремя и на расстоянии встретить врагов, чтобы они к Соловецкому монастырю и к Сумскому острогу «безвестно не пришли и дурна никоторого не учинили». Соловецким властям давался совет запастись хлебом «перед прошлыми годы с большею прибавкою, чтоб… в монастыре и в Сумском остроге для всякого времени хлебных и всяких запасов было слишком».[186]

Отдельные грамоты вменили в обязанность монастырю и воеводам патрулирование по берегам Белого моря и вдоль финской границы. Даже приказные соловецкие старцы, управлявшие усольями в поморских местах и монастырскими делами во всех вотчинных волостях, должны были следить за границей и о замеченных важных происшествиях доносить через гонцов царю или местному воеводе. Эти меры предосторожности должны были, по мнению властей, предупредить внезапное нападение. Чтобы прекратить «озорничество» иностранцев и не дать им возможности тайно проходить в Двину «заповедным Березовским устьем», правительство в 1646 году распорядилось поставить каменные башни по обе стороны реки и тяжелыми железными цепями, способными «большие корабли удержать», перегородить Березовское устье Северной Двины.[187]

В дни русско-шведской войны 1656–1658 гг. Москва распорядилась построить новый острог в Кеми «смотря по людям, небольшой» и снабдить его ядрами, зельем и свинцом из монастырских запасов. Указ прислан в 1657 году.[188] В данном случае рекомендации правительства, как показали последующие события, были разумными и своевременными. Кемская волость являлась уязвимым звеном в системе обороны Севера. «Свейские немцы» обычно вторгались в Поморье на мелких судах по рекам Кемь и Ковда. Это был их излюбленный и кратчайший маршрут. Рекою Кемь шведы приходили под Сумский острог на девятый день. Поэтому в Кеми, как издевательски советовали интервенты в годы «смуты», хотя бы «для прилики и славы» России нужно было иметь острог.[189]

Текущий, поддерживающий ремонт деревянных городков на побережье монастырь производил каждый год, а капитальную починку делал в мирное время через 15–20 лет. После разгрома шведской интервенции этот распорядок нарушился. Почти три десятилетия не подновлялся Сумский острог — основная крепость на западном берегу Белого моря. К 40-м годам XVII века острог в Суме совершенно обветшал и пришел, в негодность. Это беспокоило монастырских старцев.

30 мая 1643 года игумен Маркел, келарь Никита, казначей Савва и вся рядовая братия, «посоветовав между себя, что в монастырской вотчине Сумский острог отгнил и во многих, местах обвалился и дерн осыпался и башни огнили, а место пришло украинное и порубежное и от иных государевых городов удалено, а немецкий рубеж неподалеку, и чтоб в оплошку которое дурно не учинилось, а для того острожного дела по соборному приговору, добыто бревен всяких тысячи с три, и ныне о том посоветовавшись на всем черном соборе, приговорили и уложили… Сумский острог делати. Которые худые места, те прясла выкинути, да в то место новое поставить по прежнему образцу». Решено было восстановить детинец в Суме «всеми монастырскими волостями, без замены всяким людям потому, что то дело государево и земское общее и миновать того дела нельзя никому». Монастырские власти уверяли наивных людей, что таким решением они поднимают тяжесть ремонта крепости общими силами. На деле уравниловка в раскладке военных повинностей приводила к тому, что строительство новых и ремонт существующих острогов ложились тяжким бременем на плечи малоимущих слоев населения — крестьян и городской бедноты. Сами монахи отлично понимали это. У крестьян не было денег. И, чтобы не откладывать начало работ, решено было купить строительный лес за монастырские деньги, а позднее разверстать всю массу расходов между крестьянами и взыскать с каждого причитающуюся с него сумму.

Для руководства восстановительными работами в Суму выехал соловецкий старец Ефрем Квашников. Ему поручалось исправить острог согласно приговору собора.[190]

Правительство, всегда помогавшее монастырю в его занятиях по укреплению обороны Севера, и на этот раз пошло навстречу. По челобитью монастыря, ему разрешили вырубить в Выгозерском погосте «к острожному строению бревенного и тесового лесу 30 тысяч дерев».[191]

Однако даже самая основательная починка не могла спасти на длительное время острог, срубленный в XVI веке. Легче было построить новую крепость, чем латать старую. Вскоре он вновь «отгнил и опал». Этому не было бы конца, если бы не последовало в 1680 году приказание из центра поставить в Суме новый город монастырскою казною.[192]

Соловецкие настоятели отлично вошли в роль воевод северного Поморья. Как младший военный начальник выполняет приказание старшего командира, так и игумены по-военному, беспрекословно, точно и в срок выполняли распоряжения Москвы, касавшиеся обороны Севера. Не было случая, чтобы «душеспасительные дела» отвлекали их от военных занятий. Диву даешься, какую расторопность проявлял монастырь при выполнении указаний правительства по военной части.

В первой половине XVII века в монастыре развернулся новый этап строительства оборонного значения. Возвели две двухэтажные каменные палаты для размещения гражданских лиц в период осады. С восточной стороны монастыря, позади поваренной и квасопаренной служб, сделали каменный пристенок с двумя башнями.[193] Северную и южную стороны монастыря окружили глубокими рвами, выложили их булыжным камнем и обнесли тыном.

В 1657 году, сразу после получения указаний из центра, монастырь выстроил в Кеми на острове Лепе, где ранее находилась древняя крепость, новый двухэтажный деревянный кремль и вооружил его артиллерийскими орудиями.[194] Поскольку в научной литературе нет о нем никаких сведений, приведем краткое описание острога, обнаруженное нами в делах фонда Соловецкого монастыря Центрального государственного архива древних актов: «Кемский городок в устье Кеми реки, на острове, расстоянием от моря в пяти верстах, деревянный. Рублен в тарасы[195] в две стены. Местами между стен насыпано каменье. В округу новый городок с башнями 212 сажень (около полукилометра. — Г.Ф.). В вышину стена 3 сажени и крыта тесом на два оката. У того городка 6 башен в вышину 4,5 сажени (каждая); крыты по шатровому».[196]

По особому приговору монастырских старцев от 25 июня 1657 года в возводимую на Лепе острове крепость направили из соловецкого арсенала четыре пушки — две дробовые и две скорострельные, двадцать пищалей, три пуда пороха, свинец. И когда в следующем году шведы напали на Поморье, новая крепость показала свои боевые качества. Архангельские стрельцы сотника Тимофея Беседного, специально присланные для охраны морского побережья, рассеяли и прогнали захватчиков за границу, а сами вернулись в Кемский и Сумский городки, где простояли в ожидании нового нападения целый год.[197] Неприятель большее не появлялся. В июне 1658 года Беседного с отрядом стрельцов отозвали обратно в Архангельск.[198] Охранять Поморье должно было по-прежнему одно монастырское войско, находившееся в береговых крепостях.

Столь же оперативно реагировал монастырь на указание правительства, касающееся Сумского острога. В 1680 году в Суме началось строительство новой деревянной крепости вместо старого земляного острога, который от долговременности, многих осад и приступов пришел, как отмечалось, «в совершенную ветхость».

В делах Соловецкого монастыря нам посчастливилось найти подробное описание новой Сумской крепости. Приведем его с незначительными сокращениями: «Город Сумский острог четвероугольный… расстоянием от моря в трех верстах, деревянный, рубленный в тарасы в две стены, местами между стен насыпано каменьем. В округу оный городок с башнями 337 трехаршинных сажень… У того городка 6 башен деревянных же».

Наименование башен:

1. «Воротная» шестиугольная, шириною между стенами по нутру во все стороны по 5 сажень. В ней для проезда и хода по низу ворота двойные. Оная башня вышиною от земли до самого верху мерою девять сажень 3/4 аршина.

2. По той же стене другая угловая «Белая» башня шестиугольная, шириною между стенами во все стороны по 3 сажени 2 аршина, вышиною от земли до верху башни 8 сажень и 1,5 аршина. Меж оными башнями стена длиною 24 сажени 2 аршина, рублена в два бревна на 7 тарасах четырехугольных. На них переходы шириною по полторы сажени. Стена от земли в вышину до кровли 2 сажени 2 аршина 4 вершка.

3. Башня «Моховая» шестиугольная, шириною между стенами по нутру во все стороны по 4 сажени и полтора аршина. Оная башня вышиною от земли до верху мерою 9 сажень. Меж теми башнями западная стена длиною 46 сажень 2 аршина 8 вершков, рублена в два бревна на 14 четырехугольных тарасах. На них переходы шириною 1,5 сажени. Стена от земли до верху 3 сажени. Во оной стене ворота подле «Моховой» башни двойные.

4. «Низовская» угловая башня шестиугольная подле реки, шириною между стенами по нутру во все стороны по 4 сажени, вышиною от земли до верху мерою в 8 сажень 1 аршин. Меж оными башнями стена северная длиною 28 сажень 1 аршин 8 вершков, рублена в два бревна на 18 тарасах треугольных…

5. По той восточной стороне подле реки башня «Рыбная» шестиугольная, шириною между стенами по нутру во все стороны по 3 сажени с аршином… Меж оными башнями, подле реки, стена…

6. На той же стене подле реки «Мостовая» угловая башня шестиугольная, шириною между стенами по нутру во все стороны по 3 сажени, вышиною от земли до верху мерою в 7 сажень 1,5 аршина… От оной «Мостовой» до упомянутой «Воротней» башни в летнюю сторону стена длиною 20 сажень рублена в два бревна на 8 тарасах треугольных. На них переходы полторы сажени. Стена от земли в вышину до кровли 3 сажени».[199]

Приведенное описание Кемского и Сумского укреплений позволяет сделать вывод, что обе береговые крепости были «городами», а не «острогами». Башни и стены поморских крепостей были слишком грозными, чтобы именовать их «острогами». Под термином «острог» обычно понимали укрепление, число башен которого ограничивалось четырьмя, а стены делались тыновыми.

По отводной книге соборного старца Ионы можно судить о вооружении Сумского городка в эти годы. Там были «4 пищали железные десятипядные, 4 пищали железные тулянки, 2 пушки дробовые, 2 пищали медные полуторные, 2 пищали медные скорострельные, а у них по две вкладки железные, 3 пищали железные скорострельные с клиньем и со вкладнями, 3 пищали железные хвостуши. Да в оружейной казне 7 пищалей затинных, 3180 ядер, пулек мушкетных свинцовых и дробу сеченого 7 пудов, да железного дробу 4000, весом 5 1/2 пудов. Мелкого ружья 8 самопалов с замками. У стрельцов: 100 пищалей с замками, 84 мушкета без замков, 100 копей, 6 рогатин, 10 саадаков с колчаны и с налучи, а к ним 6 луков, 8 самострелов, а к ним 25 стрел; к затинным пищалям 62 порошницы да малых 18. Да в пороховой казне: пороху ручного и пушечного 60 пудов, свинцу 20 пудов, денег 538 рублей».[200]