Маршалы Малиновский и Гречко

Маршалы Малиновский и Гречко

Не могу не сказать добрых слов и о некоторых других советских военных деятелях, с которыми мне по роду работы приходилось общаться на протяжении многих лет. Речь идет о людях, уже ушедших из жизни. Они, однако, оставили заметный след в истории нашей страны, ее вооруженных сил, особенно в период Второй мировой войны, а также в послевоенные годы.

Будет, конечно, вполне оправданным остановить внимание читателя на таком советском полководце, как маршал Родион Яковлевич Малиновский. Солдатом прошагал он по дорогам Первой мировой войны, участвовал затем в боях с белогвардейцами, а в 1937–1938 годах сражался как доброволец в Испании, где получил первый боевой опыт в борьбе с фашизмом.

Малиновский проявил себя талантливым военачальником в годы Второй мировой войны. Он успешно командовал армиями на полях сражений против гитлеровской Германии. Видной стала его роль в качестве командующего войсками Забайкальского фронта, принявшими участие в разгроме японской Квантунской армии.

Примерно через полгода после моего назначения министром иностранных дел Малиновский сменил Жукова на посту министра обороны. С тех пор нам приходилось встречаться довольно часто.

Малиновский оставался прежде всего военным, и он это часто подчеркивал. Но крупный пост, который ему был доверен партией и правительством, конечно, открыл перед ним возможность проявить себя и в качестве государственного деятеля. И я должен сказать, что он вполне справился с этим важным поручением.

Начинал беседу Малиновский иногда так:

– Я буду говорить с прямотой военного человека…

Он это и делал.

Любил маршал поспорить, выдвигая возражения, если собеседник, по его мнению, говорил неубедительно. Но разве это качество не присуще каждому, кто глубоко уверен в своей правоте?

Как с трибуны, так и в ходе бесед с товарищами Малиновский не скупился на крепкие слова по адресу тех, кто стал ковать оружие против Советского Союза. Ведь это началось еще тогда, когда пожарища Второй мировой войны не успели погаснуть, когда наша страна и многие государства, ставшие жертвами фашистской агрессии, только приступали к залечиванию нанесенных войной ран, хотя слово «раны» далеко не исчерпывает бездны горя, которое принесла на советскую землю преступная гитлеровская клика, поставленная у власти германским империализмом.

С маршалом Малиновским разговоры на разные темы получались приятными и интересными. Немало часов мы провели в беседах. Так бывало тогда, когда нам удавалось, воспользовавшись перерывом в работе, выкроить время для того, чтобы очутиться на лоне природы.

Малиновский любил охоту. А кто же на охоте не дает простора мыслям, которые, может быть, не всегда приходят в голову в бурном повседневном течении жизни, тем более в столице, где каждый час уже заблаговременно расписан – тут заседания, там совещания, общественные мероприятия, телефонные звонки и многое-многое другое?

Набраться нового заряда сил, да и просто встряхнуться, почувствовать приятную физическую усталость помогала нам обоим охота на дикого кабана, лося и особенно глухаря. Жаль, что нечасто приходилось выезжать на глухариную охоту. Она у нас, любителей-охотников, считается самым лучшим видом этого занятия.

Глухарь – реликтовая птица, обитающая на территории Советского Союза. Он проявляет особую активность в «свадебный» период, который длится примерно десять – двенадцать суток ранней весной. Глухарь знает, на какое дерево ему садиться, чтобы затягивать свою «брачную» песню. А она обычно заставляет сердце охотника биться с такой частотой, которая может напугать любого доктора, если, конечно, ему представилась бы возможность прослушать это сердце в тот момент, когда его обладатель приблизился к заветному дереву с ружьем в руках.

Но прежде чем улыбнется удача обнаружить глухаря, придется пройти по лесу иногда немалое расстояние и по крайней мере раз, а то и два-три упасть в лужу, поскользнувшись на льду, еще не успевшем растаять.

Припоминаю разговор с Малиновским после одной закончившейся для него неудачно глухариной охоты. Он рассказал:

– Я пытался подойти к глухарю на ружейный выстрел. Но тот для исполнения своей «серенады» выбрал дерево так, что незаметно подкрасться к нему оказалось невозможно. Глухарь взвился ввысь. Ускользнул ну прямо как на войне. Похоже, что генеральный штаб глухарей проработал диспозицию весьма эффективно[17].

Добрую память храню я о встречах и беседах с Малиновским – крупной, яркой личностью в вооруженных силах нашего государства.

У меня сжалось сердце от искреннего чувства большой утраты, когда пришла весть о кончине Родиона Яковлевича.

Всегда высокого мнения я был об Андрее Антоновиче Гречко – видном партийном, государственном и военном деятеле. Следует сказать, что Министерство обороны и Министерство иностранных дел, которые мы соответственно возглавляли, постоянно и согласованно взаимодействовали по многим вопросам. И это закономерно.

Пожалуй, каждый советский человек хорошо знает, что внешняя политика с наибольшей полнотой проявляет свои возможности только тогда, когда она опирается на прочную материальную основу – эффективную социалистическую экономику, надежную оборонную мощь и вооруженные силы, способные обеспечить безопасность страны, защитить мирный труд советских людей. Это применимо и к военному, и к мирному времени.

С другой стороны, вооруженные силы, оборонные мероприятия нашего государства не могут не испытывать на себе влияния советской внешней политики, того, насколько она является эффективной и отвечающей интересам народа и его безопасности.

Рабочие контакты между Гречко и мной носили систематический характер. Они осуществлялись не только на заседаниях политбюро ЦК КПСС, в состав которого мы были в 1973 году введены по решению Центрального комитета партии. Не проходило двух-трех дней, чтобы мы не обсуждали те или иные вопросы, где переплетались интересы обороны и внешней политики. В итоге основательных обсуждений вырабатывались предложения, которые, как правило, представлялись в политбюро за двумя нашими подписями.

Одним словом, с маршалом Гречко у меня существовали тесные дружеские связи. Л.И. Брежнев оказывал поддержку нашей деятельности по проведению активной внешней политики и укреплению обороноспособности страны в соответствии с решениями съездов партии.

По-настоящему я познакомился с Гречко в 1955 году. Тогда он был главнокомандующим Группой советских войск в Германии. Пост этот – важный и ответственный, и по праву его доверили Гречко, как талантливому военачальнику, пользовавшемуся признанным авторитетом.

Уже в первых контактах и беседах с Гречко я убедился, что передо мной не только большой знаток военных проблем. Он мог компетентно высказывать суждения по вопросам, выходящим за рамки чисто военной области, со знанием дела излагая свои взгляды в отношении внешней политики США, блока НАТО в целом, а также политики других государств.

Положительной чертой Гречко являлось то, что он умел слушать других, никогда не претендовал на то, чтобы его высказывания воспринимались как непререкаемая истина. Он признавал мнение собеседника и соглашался с ним, если убеждался, что его собственное суждение звучало неубедительно или неточно.

Гречко не принадлежал к категории искусных ораторов. Он не считал себя мастером зажигательных фраз, ярких и броских выражений.

Однако в беседе, особенно в узком кругу, Гречко преображался. Его высказывания звучали, как правило, метко. Он умело анализировал факты, сопоставлял их, делал выводы. Неоднократно я с большим интересом беседовал с Гречко наедине, иногда прежде, чем мы оба выскажем свою точку зрения политбюро ЦК КПСС.

Гречко был видным деятелем – и военным, и политическим. Думаю, что наша историческая наука, особенно военная история, воздаст ему должное как военачальнику, патриоту, коммунисту.