Глава 37 Война и русское общество

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 37

Война и русское общество

Война 1904–1905 гг. стала первой войной за тысячелетнюю историю России, когда значительная часть общества сочувствовала противнику.

Перед войной министр внутренних дел В.К. Плеве говорил: «Нам нужна меленькая победоносная война». И действительно, после нападения японцев повсеместно возникали, как и в предыдущих войнах, патриотические манифестации. 27 января 1904 г. царь записал в дневнике: «В 4 часа был выход в Собор через переполненные залы к молебну. На возвратном пути были оглушительные крики «ура»! Вообще отовсюду трогательные проявления единодушного подъёма духа и негодования против дерзости японцев» [24. С. 193]. Но на сей раз до «единодушного подъёма духа» было далеко.

Узнав о войне, профессор Петербургских высших женских курсов предложил устроить молебны о даровании победы. Курсистки же немедленно созвали сходку, на которой единогласно отказались от участия в молебне. Мало того, несколько курсисток послали поздравительную телеграмму… Микадо.

В Баку армянскими революционерами была брошена бомба в армянское духовенство, служившее молебен о победе русского оружия. Результат: двое убитых и несколько раненых.

Поздравительный адрес японскому императору направила и группа петербургских студентов-путейцев. В конце концов Министерство внутренних дел России категорически запретило служащим телеграфа принимать приветственные телеграммы в адрес японского правительства, а имена «подписантов» велело сообщать в местные жандармские управления.

В своих донесениях в Департамент полиции руководители жандармских управлений Бессарабской, Витебской и Могилёвской губерний фиксировали «радостное возбуждение» населения в связи с известиями о военных неудачах. В одной из витебских гимназий, когда учитель рассказал о нападении японцев, гимназисты встали с мест и закричали: «Да здравствует Япония!»

В чём же дело? Почему наша левая молодёжь так симпатизировала Японии? Увы, и курсистки, и путейцы знали о Японии не больше, чем о папуасах в Новой Гвинее или готтентотах в Африке, о витебских же гимназистах и горячих кавказцах я вообще не говорю.

Всех их «допёк» самодержавный строй, доведённый неспособным Николаем до абсурда. Тем не менее японская разведка попыталась использовать революционные движения в своих интересах.

С началом войны японские дипломаты покинули Петербург, но отправились не на далёкую родину, а в Стокгольм. Среди них был и японский военный агент (так тогда называли военных атташе) Мотодзиро Акаси. Он-то и стал в годы войны главным резидентом японской разведки.

Уже через несколько дней после переезда в Стокгольм Акаси наладил связь с известным финским националистом Циллиакусом, и это знакомство действительно оказалось для японца очень полезным. Финские националисты имели обширные, давние и прочные связи в русских и польских революционных и либеральных кругах и сразу ввели Акаси в гущу событий. Благодаря финнам японский резидент впервые осознал, что ему предстоит иметь дело не с каким-то бесформенным движением русских «нигилистов», как он считал до сих пор, а с целым букетом сформировавшихся партий и групп, находившихся к тому же в весьма непростых взаимоотношениях.

В начале марта 1904 г. Акаси с рекомендацией видного финского конституционалиста И. Кастерна на руках отправился в Краков на встречу с Романом Дмовским — журналистом и членом Тайного совета националистической Лиги Народовой, с которой финны поддерживали тесные контакты начиная с 1903 г. Обсуждение возможности участия Лиги в вооружённом восстании закончилось вручением Дмовскому рекомендательных писем к заместителю начальника японского Генерального штаба генералу Г. Комада и одному из руководителей японской разведки генералу Я. Хукусима. В середине мая 1904 г. Дмовский (формально в качестве корреспондента центрального органа Лиги журнала «Пшеглёнд вшехпольски») прибыл в Токио, где по просьбе Комада составил две обширные записки о внутреннем положении России и польском вопросе.

В начале июля 1904 г. в Японию прибывает пан Юзеф Пилсудский (будущий глава Польского государства) с просьбой об оказании материальной помощи польским националистам. Для проведения разведывательной работы, диверсий в тылу русской армии и распропагандирования польских солдат японцы выделили ему 20 тыс. фунтов стерлингов (200 тыс. руб.).

Одним из агентов Акаси стал проживавший в Париже дворянин Г.Г. Деканозов — один из лидеров грузинской партии социалистов-федералистов, революционер. Акаси еженедельно выплачивал Деканозову «на расходы и разъезды» 2050 франков (750 руб.).

Агент охранки Мануйлов, следивший за границей за Акаси, доносил начальству: «Японское правительство при помощи своего агента Акаши дало на приобретение 14.500 ружей различным революционным группам 15.300 фунтов стерлингов, то есть 382.500 франков. Кроме того, им выдано 4000 фунтов (100.000 франков) социалистам-революционерам и на приобретение яхты с содержанием экипажа 4000 фунтов (100.000 франков)».

В середине июля 1905 г. в Швейцарии усилиями Деканозова и анархиста Евгения Бо было закуплено около 25 тыс. старых, снятых с вооружения винтовок и более 4 млн патронов. Треть этих винтовок и более 1 млн патронов предназначались для отправки в Россию через Чёрное море, а остальные — через Балтийское. С помощью торгового агента фирмы «Такада и К°» и некоего англичанина часть оружия и боеприпасов (по разным данным, 15,5–16 тыс. винтовок, 2,5–3 млн патронов, 2,5–3 тыс. револьверов и 3 т взрывчатых веществ), предназначенных к отправке через Балтику, была перевезена сначала в Роттердам, а затем в Лондон. Стало ясно, что ранее купленные паровые яхты «Сесил» и «Сизн» слишком малы для транспортировки этого груза. Поэтому при посредстве партнёра «Такада и К°» Уотта Деканозов дополнительно приобрёл пароход «Джон Графтон» водоизмещением 315 т. Сразу же после покупки пароход этот был формально перепродан лондонскому виноторговцу Р. Дикенсону, который, в свою очередь, 28 июля продал его в аренду американцу Мортону. При этом пароход был переименован в «Луну». Для ещё большего запутывания возможной слежки устроители предприятия купили у того же Уотта ещё один пароход — «Фульхам», переименовали его в «Ункай-Мару» и снабдили документами, удостоверявшими его плавание в Китай.

Сменив 28 июля в голландском порту Флиссинген команду (её составляли в основном финны и латыши во главе с членом Латышской СДРП Яном Страутмайисом), «Джон Графтон» отправился к острову Гернсей, где в течение трёх суток в шторм грузился оружием с борта «Ункай-Мару», после чего взял курс на северо-восток. Туда же с грузом оружия под видом увеселительной прогулки отправились яхты, также предварительно проданные подставным лицам.

В конце концов пароход «Джон Графтон» прибыл в Ботнический залив. Там 4 сентября близ Кели и 6 сентября близ Пиетарсаари было выгружено оружие. Однако рано утром 7 сентября пароход налетел на каменистую отмель в 22 км от Якобстадта и после малоуспешных попыток команды выгрузить оружие на близлежащие острова на следующий день был взорван. Конфисковав у местных жителей яхту, команда во главе с последним капитаном судна Дж. Нюландером бежала в Швецию. Треть оружия с парохода была растаскана местными жителями, а остальное забрали прибывшие с большим опозданием жандармы.

В начале сентября 1905 г. на японские деньги был куплен пароход «Сириус» водоизмещением 597 т. 22 сентября «Сириус» вышел из Амстердама и вокруг Европы отправился в Чёрное море. В трюмах парохода находилось 8,5 тыс. винтовок «Ветгерлей» и от 1,2 до 2 млн патронов к ним. Путь пароход прошёл без приключений, и 24 ноября 1905 г. в районе Пота с «Сириуса» на четыре баркаса перегрузили оружие и боеприпасы. Баркасы направились к заранее определённым местам на побережье.

Первый баркас в ту же ночь был разгружен в Потийском порту местными жителями под руководством потийской социал-демократической организации. Пограничники попытались воспрепятствовать разгрузке, но всё же удалось переправить в город более 600 винтовок и 10 тыс. патронов.

Второй баркас был задержан пограничниками на следующий день в море близ местечка Анаклия. С него властями было снято 1200 винтовок и 220 тыс. патронов. Но часть оружия команда успела выгрузить ещё раньше в районе города Редут-Кале.

Третий баркас разгрузился недалеко от Гагр. Известно, что около 900 винтовок в начале декабря 1905 г. было спрятано в имении князя Инал-Ипа, а ещё часть винтовок перевезена в Сухум. Судьба остальной части груза неизвестна.

Оружие с четвёртого баркаса было выгружено в районе Батума и переправлено в несколько населённых пунктов Кутаисской губернии.

Таким образом, большая часть груза парохода «Сириус» попала по назначению, и лишь 2 тыс. винтовок и около 500 тыс. патронов было конфисковано властями.

Всего в ходе войны японское правительство передало различным революционным организациям в России не менее 1 млн иен (по современному курсу около 5 млрд иен или 35 млн долл.). По моему мнению, эти деньги практически не принесли никакой пользы Японии, тем более что основные траты были произведены летом 1905 г.

Причиной революции 1905–1907 гг. стали не японские или иные деньги, а недовольство передовой части общества насквозь прогнившим режимом Николая II. Другой вопрос, что деньги хорошо помогли революционерам. Источники финансирования революции 1905–1907 гг. — до сих пор тайна за семью печатями.

Но нетрудно сообразить, что японские деньги были каплей в море по сравнению с потоком денежной массы, шедшим к противникам режима в России. Основным элементом этого потока были в первую очередь деньги европейских и американских богатых евреев (того же Я. Шиффа), деньги богатых кавказцев, поляков и финнов (как находившихся в пределах России, так и из диаспоры) и, наконец, деньги русских купцов и предпринимателей типа Саввы Морозова.

Влияние революционных событий в России на ход войны общеизвестно и выходит за рамки настоящего исследования. Я лишь остановлюсь на одном событии — 9 января 1905 г., которое справедливо считается началом первой русской революции.

9 января 1905 г. около 300 тыс. рабочих по призыву попа Гапона вышли на манифестацию и двинулись к Зимнему дворцу с намерением передать царю петицию, составленную Гапоном и его единомышленниками. Демонстрация была расстреляна гвардейскими полками. Погибло, по разным данным, от 130 до 2000 человек (дело в том, что убитые были похоронены полицией тайно ночью). 9 января стало каноническим событием нашей истории и описано в сотнях изданий. При этом в дореволюционных левых и советских изданиях уверяли, что «Николай кровавый» решил учинить расправу над народом, дабы запугать его. В эмигрантской и послеперестроечной литературе доказывалось обратное — царь и министры не хотели кровопролития и рабочие, мол, сами виноваты.

Мы же опять обратимся к дневнику царя. Запись 9 января: «В Петербурге произошли серьёзные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых» [24. С. 246].

Пардон! А что произошло бы в случае подхода рабочих к Зимнему дворцу? Ну, вышел бы второразрядный чиновник и объявил бы, что царь-батюшка уехал в другой город (он действительно проживал не в Петербурге, а в Царском Селе), принял бы петицию и заявил бы, что-де царь на неделе приедет и во всём разберётся. Далее рабочим не оставалось ничего иного, как тихо или с пением «Боже, царя храни…» разойтись. Предположим фантастический вариант — несколько десятков экстремистов кинулись бы громить дворец. Вот тогда против этой кучки людей и следовало применить оружие. И в этом случае всё русское общество и европейская пресса единодушно поддержали бы действия властей.

У царя и охранки был и другой очень простой путь предотвратить шествие рабочих 9 января. Кто такой Георгий Гапон? Студентом третьего курса Духовной академии Гапона пригласили служить священником и законоучителем в Ольгинском доме для бедных общества Синего Креста, но вскоре изгнали за «высокомерие, распущенность и нечистое ведение денежных дел». Оставшегося без гроша попика осенью 1902 г. пригласили на Фонтанку, 16, в Департамент полиции, где его принял начальник Особого отдела полковник Зубатов.

Гапон получил место священника при петербургской пересыльной тюрьме. Кроме того, 100 руб. в месяц ему регулярно выплачивал Департамент полиции. С ведома своего начальства Гапоном создаётся «Собрание русских фабрично-заводских рабочих». Позже высшие чины полиции оправдывались, что-де Гапон перед 9 января вышел из повиновения и организовал это шествие в инициативном порядке. Предположим, что это так. Но что делают разведки и контрразведки всего мира, когда агент выходит из повиновения? Правильно. Убирают его. Достаточно было передать расписки Гапона и прочую документацию «творческой интеллигенции» или рабочим, чтобы труп попа оказался в Неве или в Мойке, а день 9 января в Петербурге ничем бы не отличался от воскресенья, скажем, 16 и 23 января.

И коммунисты, и монархисты предпочитают замалчивать факт сопровождения колонн манифестантов на первом этапе шествия конными полицейскими. Ну прямо как в самых демократических странах — полиция охраняла разрешённую демонстрацию. Позже эти полицейские попали под пули солдат-гвардейцев и были по крайней мере раненые.

Так что события 9 января были не следствием патологической жестокости Николая II, а следствием бардака, заведённого им в управлении Российской империей. Каждое ведомство вело свою политику в своих собственных интересах. Спецслужбы полностью вышли из-под контроля и царя, и министра внутренних дел. По приказу агента полиции Евно Азефа были убиты министр внутренних дел Плеве и великий князь Сергей Александрович; родной дядя царя. Позже другой агент полиции, Мордка Багров, застрелил премьер-министра Столыпина. Ещё один полицейский агент, А.Е. Казанцев, дважды пытался убить бывшего премьер-министра Витте. 29 января 1907 г. не сработали две бомбы, опущенные в дымоход дома Витте, а 27 мая 1907 г. Казанцев был убит рабочими, которых он вовлёк в организацию второго покушения на Витте. В общем, полицейский хвост стал вертеть собакой.

Любопытно, что никто из историков не обратил внимания на военно-технический аспект событий 9 января. В каких конкретно рабочих стреляли наши доблестные гвардейцы? Большинство рабочих было с Путиловского завода, и непосредственным поводом для шествия было ущемление прав рабочих администрацией оного завода. Кроме того, в шествии приняли участие рабочие Петербургского Металлического, Обуховского и других оборонных заводов.

Между работой тыла в годы Великой Отечественной и русско-японской войн есть огромная разница. В первом случае на оборону работала вся страна, а во втором — десяток петербургских заводов и несколько отдельных заводов в других районах страны (один в Туле, один в Перми и т.д.). Как уже говорилось, финансовое положение России к февралю 1904 г. было прекрасным. С началом войны русские военные агенты носились по всему миру и кидали буквально налево и направо миллионы золотом. Сколько, к примеру, получил известный авантюрист «французскоподданный» Базиль Захаров за пушки Виккерса и снаряды к ним, которые так и не попали в Маньчжурскую армию? Для «оказания помощи Порт-Артуру» какие-то умники купили в Германии тридцать шесть 8,8-см пушек с 25 тыс. снарядов к ним и двадцать 10-мм пулемётов, а для перевозки этого оружия приобрели пароход «Ангальт». За всё было уплачено 2,5 млн руб. Всю войну сей пароход простоял на Филиппинах. И таких эпизодов можно привести не один десяток.

Казалось бы, при таких тратах на войну не грех удвоить, а лучше утроить жалованье рабочим на десятке оборонных заводов и организовать там трёхсменную работу[88]. Но Николай II был хозяином «скотского хутора» и считал, что соседям-хуторянам надо за всё платить, а его собственная «скотина» должна работать «за так». Мало того, реальная зарплата рабочих упала на 60–70% в связи с вызванным войной подорожанием продовольствия.

В результате беспорядков 9 января и последовавших затем забастовок рабочих был поставлен крест на многих военных заказах. Так, например, мощные 122-мм полевые гаубицы обр. 1904 г. Путиловский завод планировал сдать в марте — апреле 1905 г., а из-за забастовок и к 1 января 1906 г. не сдал ни одной гаубицы.

Не обратили внимания наши историки и на ещё один вроде бы малозначительный факт. Расстрел рабочих 9 января вела не полиция, а гвардейские полки. И уже через несколько часов после стрельбы толпа на Невском начала вытаскивать из саней и колясок проезжавших офицеров и нещадно бить их. Причём били не рабочие, а респектабельно одетые люди. В конце мая богатая публика освистала в театре великого князя Алексея Александровича: «Пошёл вон, князь Цусимский!» А при появлении на сцене его метрессы Балетты публика кричала: «На твоих бриллиантах кровь наших матросов» и ряд выражений, не подлежащих публикации.

Поражение в войне и участие офицерства в расправах над собственным населением вызвали жгучую ненависть к «золотопогонникам». Определённую лепту внесло и наглое поведение гвардейских офицеров. Спору нет, и при предыдущих императорах гвардейцы не давали прохода женщинам и безнаказанно оскорбляли мужчин даже из высших слоёв общества. Но Николай II стал открыто поддерживать беспредел. Вот, к примеру, в дорогой петербургский ресторан «Медведь», где ужинали богатые студенты, вошёл офицер Окунев и потребовал, чтобы все встали и выпили за здоровье Николая II. Все встали, но студент Лядов был сильно пьян и спал, опустив голову на стол. Окунев достал наган и в упор расстрелял студента. Студент сей не только не был революционером, а оказался любимым племянником известного композитора А.К. Лядова, который к тому же был профессором Петербургской консерватории и Придворной певческой капеллы. А.К. Лядов потребовал суда над убийцей, но Николай II велел закрыть это дело.

Другой офицер соблазнил молоденькую актрису. Нравы тогда были совсем иные, нежели сейчас, и актриса предложила офицеру на выбор или венчаться, или оставить её навсегда в покое. Господин офицер выбрал третий вариант: достал браунинг и разрядил обойму в девушку. И на сей раз император приказал не давать ход уголовному делу.

Поэтому не надо удивляться, что в революционные годы граждане с удовольствием распевали частушки: «Офицерика-голубчика прикокошили вчера в Губчека». Сейчас модно ругать ВЧК — ОГПУ — НКВД, но риторический вопрос: сколько «голубчиков» прикокошили матросы в Кронштадте в феврале-марте 1917-го, когда все вожди большевиков имели алиби в Женеве, Нью-Йорке, «во глубине сибирских руд» и т.д.? Сколько «голубчиков» убили петлюровцы, финны, кавказцы, махновцы и др.?

Ненависть к «золотопогонникам» была столь велика, что советское руководство решило ввести погоны лишь после Сталинградской битвы. А истоки этой великой ненависти восходят ко времени русско-японской войны.