ХОТЕЛИ ВЫВЕДАТЬ ПРО ГРААЛЬ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ХОТЕЛИ ВЫВЕДАТЬ ПРО ГРААЛЬ

Но пока у власти, хотя и сильно урезанной, находился граф и другие «природные» сеньоры, инквизиторы не могли развернуться в полную силу.

В 1235 г. Раймунд попытался укрепить свою власть, изгнав из Тулузы инквизиторов-доминиканцев, но они скрылись в Каркассоне, занятом французским гарнизоном, отлучили графа от церкви, а на город наложили интердикт. Этот попытка имела только тот результат, что вернувшиеся в Тулузу инквизиторы были усилены вооруженными отрядами французов.

Большинство вассалов графа Тулузского и графа де Фуа, лишившись феодов или замков, отнятых у них крестоносцами, — в Каюзаке, Муассаке, Безье, Каркассоне, Лаворе и других местах, — мечтали вернуть их себе. Наиболее пламенно этого желал Раймон-Роже Транкавель II, сын замученного Монфором виконта Безье. Он жил в Испании у родни и готовил месть за гибель отца. Транкавель увлек за собой других окситанских сеньоров, также лишившихся своих владений, таких как Оливье де Терм, у которого крестоносцы отобрали Корбьер, Журдена де Сессака, и многих других. Транкавель, повсюду встречаемый как освободитель, со своей небольшой армией за какие-то три месяца сделался хозяином всего Каркассона.

7 сентября 1240 г. он вместе с другими знатными изгнанниками подошел к Каркассону, ударил по французским гарнизонам в своих родовых землях и «в первое время натиска и смятения получил, что хотел».

Опасный мятеж Транкавеля показал Бланке Кастильской, как обманчиво спокойствие Юга. В этой выдающейся правительнице определенно было нечто иезуитское. Она приказала Раймунду VII освободить «земли короля» от наглого «захватчика». Граф, немало сделавший для подготовки мятежа двоюродного брата, сумел отговориться необходимостью сначала собрать совет в Тулузе.

Тем временем восставшие зарезали более тридцати клириков и убили несколько десятков французских солдат. Они заперлись в предместье Каркассона (Бурге) и приготовились выдержать любую осаду. Но четкие и своевременные действия Бланки, пославшей французам подкрепление, лишили их всякой надежды на успех. Транкавель поджег предместье и отступил в Монреаль. Туда через некоторое время в качестве парламентеров прибыли графы Тулузский и Фуа. Раймунд VII согласился быть посредником и добился для своего каркассонского родственника достойных условий соглашения. Близилась зима; осажденным ничего не оставалось, как принять выгодные условия капитуляции. Они покинули город вместе с обитателями, выехав из замка с достоинством — верхом, в доспехах и с обозом. Что касается мятежных города и предместий, они были сурово наказаны, в особенности Бург, выжженный дотла; Монреаль, как и Лиму, был отдан на разграбление и разорен.

Мятеж Транкавеля не кончился удачей, но еще более насторожил правительство, показав, насколько непопулярны французы на Юге. Бланка Кастильская вновь обратилась к папе с просьбой не давать развод графу Тулузскому, несмотря на его многочисленные просьбы.

Дожив до 40 лет, Раймунд VII все еще не имел сына, которому мог бы передать свои владения. Он считался женатым человеком, и трудно было надеяться, что какой-нибудь владетельный дом отдаст ему свою принцессу.

Между тем феодальные войны как способ новых территориальных приобретений продолжали оставаться весьма популярными. Граф стремился снова отвоевать маркизат Прованский и графство Форкалькье у графа Рамона-Беренгера V, который, являясь вассалом Фридриха II, вызвал недовольство императора. Тот конфисковал все имперские феоды, которыми тот владел, и передал их Раймунду VII.

Граф Прованский выдал старших дочек за королей Франции и Англии, но у него оставались две незамужние дочери. Опасаясь грозного соседа из Тулузы, он подумывал решить проблему полюбовно, путем брака. Старшая дочь, Санча, которой исполнилось 13 лет, самая красивая из принцесс, пошедшая внешностью в мать, Беатрису Савойскую, была уже помолвлена с наследником соседнего владения. Но помолвку расторгли, и девочку как залог урегулирования территориальных споров обещали 43-летнему Раймунду VII. Эта перспектива не могла обрадовать Санчу, которой предстояло стать женой человека старше ее на три десятка лет, который последние годы терроризировал ее отца.

В замок, где жила семья Рамона-Беренгера, по пути из Парижа в Палестину прибыл знатный крестоносец, брат английского короля Ричард Корнуольский. Он недавно овдовел и был сильно удручен кончиной любимой жены. Однако молодость и красота Санчи произвели на него сильное впечатление. Впрочем, оно несколько стерлось его приключениями в Святой земле.

Тем временем дело об освобождении Раймунда от уз брака сдвинулось с мертвой точки. Только что избранный папа Целестин IV решил формально узаконить то положение, которое существовало фактически, и развести его с Санчей Арагонской. Просьбы графов Прованского и Тулузского о разводе последнего, несомненно подкрепленные золотом, были приняты им благосклонно. К несчастью, он умер спустя семнадцать дней после избрания, а его преемник был избран только через полтора года.

В 1241 г. кончина старой и бесплодной Санчи Арагонской сделала Раймунда свободным.

11 августа 1241 г. Санчу Прованскую через посредников выдали за Раймунда Тулузского, но не успели передать мужу. Бланка немедленно вмешалась: французские дипломаты устроили переговоры, в ходе которых девочку предложили Ричарду Корнуольскому, возвратившемуся в Европу. Английский принц, вспомнив очаровательную Санчу, охотно согласился жениться, и принцесса Прованская, ни дня не пробью графиней Тулузской, стала графиней Корнуольской.

Раймунд VII тяжело пережил крушение надежд. Он все еще не мог осознать мощь Французского государства и поверить, что время его независимости миновало. Он внимательно следил за событиями на Юго-Западе, где зрело возмущение непокорных пуатевинских вассалов французской короны во главе с графом ла Маршем. Свадьба молодого Лузиньяна с королевской дочерью не состоялась; его сестра Маргарита Лузиньян также не удостоилась чести войти в королевский дом Франции, что было ранее обещано. К великому разочарованию семьи ла Марш, Бланка Кастильская женила ее нареченного, принца Альфонса, на Жанне Тулузской и передала ему графство Пуатье.

Гуго Лузиньян, граф де ла Марш, был супругом Изабеллы, вдовствующей королевы Англии, владевшей графством Ангулем. Супруги сделали смелый шаг, отдав свою отвергнутую Бланкой дочь Маргариту в жены Раймунду Тулузскому: если бы она родила ему сына, графство перешло бы к наследнику, а не к единственной на то время дочери Раймунда. Правда, этот брак считался как бы условным, временным: папа тянул с разрешением по причине родства, но в случае появления потомства союз стал бы нерушимым. Объединение Марша, Ангулема и Тулузы могло поставить Францию в сложное положение, мятежные бароны диктовали бы Парижу свои условия.

Опасность эту прекрасно видела Бланка Кастильская. Коалиция недовольных, к которой присоединились испанские королевства Арагон, Наварра и Кастилия, разрасталась, как зловещая опухоль, грозя прорваться новой войной. Королева предпочитала держать ситуацию под контролем. Она решила создать повод к возмущению в удобное для себя время, разбить мятежников, а затем отобрать у них владения.

Когда граф и графиня ла Марш явились приветствовать королевскую семью, прибывшую в Сомюр, Изабелле Ангулемской показали ее настоящее место. Королева унизила гордую Изабеллу в присутствии вассалов. Та в ярости побудила к немедленному мятежу мужа и обратилась за помощью к сыновьям, Генриху Английскому и Ричарду Корнуольскому. Гуго Лузиньян поднял пуатевинских баронов и возглавил вооруженное выступление, надеясь навсегда изгнать французов из Пуатье (напомним, что сеньором Пуатье в то время был брат английского короля).

В начале 1242 г., заручившись поддержкой графа Прованского, Раймунд VII созвал вассалов, оставшихся ему верными, и выступил против короля Людовика IX с графом де ла Маршем и четырьмя королями — английским, арагонским, кастильским и наваррским. Но у союзников не оказалось времени выработать единый план действий, и их легко было уничтожить по одиночке. Французская армия, состоящая из 4000 рыцарей и 20 тысяч пехоты, двинулась на мятежников. 21 июля 1242 г. Людовик IX разгромил англичан в битве при Тайлебурге, а несколькими днями позже — и войска Лузиньяна у Сента.

Гуго де ла Марш со своими вассалами пал к ногам короля, который предписал им тяжелые условия. В Пуату было навсегда установлено владычество Капетингов, и принц Альфонс становился правителем с неограниченной властью.

Раймунд Тулузский за лето 1242 г. вместе с графом де Фуа успели завоевать Нарбонн, значительную часть альбигойских земель и окрестностей Каркассона. Осенью графы упорно теснили французов. Они ждали поддержки от испанских правителей, но те не спешили им помочь. Известие о победе французского короля при Сенте остановило мятеж. С одной стороны графам грозили королевские чиновники, а с другой — северная армия. Опасаясь нового Крестового похода на свои земли, графы сложили оружие.

«С этого времени, — говорит летописец Гийом де Нанжи, — эти бароны ничего более не предпринимали против своего короля, помазанника Господня, ясно видя, что рука Всевышнего содействует ему».

Сопротивление Юга постепенно сходило на нет. Родич Раймунда Транкавель вел переговоры с Людовиком IX, собираясь с ним в Крестовый поход. Вместе с ним за морс намеревался отправиться Оливье Термский, до того времени бывший вернейшим из верных графа Тулузского. Более того, Роже-Бернар де Фуа отпал от Раймунда. Эмиссары Бланки немало потрудились, чтобы лишить графа его самого сильного союзника. Де Фуа обратился к Раймунду с издевательским письмом, уведомляя его, что осыпан благодеяниями французского короля; он просил графа не удивляться, если пойдет на него войной.

Граф Раймунд пережил очередное разочарование и почти впал в отчаяние. Ему ничего не оставалось, как изъявить покорность французскому королю. В январе 1243 г. он подписал с ним мирный договор в Лоррисе-ле-Гатине; отношения между графом Тулузским и Французским королевством восстановились на условиях Парижского договора, подписанного четырнадцатью годами ранее.

1243 г. в Лангедоке воцарился мир, и граф Тулузский мог спокойно отправиться в Рим, где тщетно попытался добиться соглашения между папой Иннокентием IV (1243–1254) и германским императором Фридрихом II.

Но внезапно забрезжила надежда. Рамон-Беренгер Прованский умер, завещав младшей любимице — дочери Беатрисе все владения, в том числе спорное графство Форкалькье, из-за которого шла война с графом Тулузским. Для прекращения распри между соседями он желал, чтобы Раймунд VII взял в жены Беатрису.

К тому времени Раймунд был женат на Маргарите Лузиньян, но она не смогла родить ему наследника. Граф помчался на Вселенский собор в Лионе, чтобы упросить Иннокентия IV развести его с супругой из-за недопустимо близкой степени родства. Иннокентий пошел ему навстречу и даже разрешил брак, несмотря на то что дальнее родство между графом и его провансальской суженой тоже существовало. Папа объявил Беатрису невестой графа на соборе в Лионе в присутствии короля арагонского Хайме, императора Константинопольского Балдуина и множества других знатных вельмож. Известие об этом раздосадовало Бланку Кастильскую. Королева давно вынашивала план женить на Беатрисе своего угрюмого четвертого сына Карла.

Правительница, всю жизнь играя своим кузеном, обещала ему деньги на свадьбу, но сделала все, чтобы Беатриса и ее огромное приданое достались самому младшему принцу королевского дома. Когда же Раймунд явился к ней, чтобы с благодарностью получить обещанное, ему объявили, что он разъехался с принцем Карлом, который во главе французской армии отправился за рукой Беатрисы.

Граф смирился. Он решил, что Господь не хочет его новой женитьбы.

И второе важнейшее дело Раймунда не находило разрешения. Не имея возможности жениться, он бросил все силы, чтобы снять отлучение, которое все еще довлело над прахом его отца. Оно не позволяло оказать ему почести христианского погребения, о чем сын радел на протяжении многих лет. Похоже, Бог не желал и достойного упокоения Раймунда VI. Иннокентий IV, лицемерно сочувствуя доверчивому графу, собрал комиссию почтенных мужей, сведущих в подобных вопросах, и, в конце концов, отказал ему в прошении. Папа обнаружил множество причин, чтобы не допустить христианского погребения этого уклончивого, но непреклонного врага церкви.

Знатные господа воевали из гордости или из-за обладания землями, по привычке произнося слова о любви к Господу и об укреплении католической веры. Между тем население не могло больше терпеть давление главного инквизитора Гийома Арно, строгого и жестокого доминиканца. Повсюду, куда бы брат Арно ни отправился, он брал с собой настоящую маленькую армию, состоявшую из офицеров, тюремщиков, судей и прочих советников, сеявшую в городах и селах истинный ужас; дошло до того, что сам папа Иннокентий IV вынужден был вмешаться, чтобы умерить пыл своего инквизитора.

Гийом Арно ввел в обыкновение долгие, многократные, суровые допросы всех мужчин старше четырнадцати и всех женщин старше двенадцати лет. Целью допросов было получение имен жителей, нетвердых в вере. Инквизиция не уставала напоминать всем христианам, что их высочайшим долгом является искоренение ереси; они обязаны были выдавать церковным властям каждого еретика без всякого сострадания. Братья доминиканцы руководствовались принципом: имена еретиков не должны быть записаны в книгу жизни; их тела будут сожжены на этом свете, а их души — мучиться в аду.

Однако, несмотря на террор, нет никаких упоминаний или намеков на то, что в руки инквизиторов попал хотя бы один Хранитель Грааля, не говоря уже о самой реликвии. Доминиканцы не смогли бы скрыть торжества, и где-нибудь в анналах церкви наверняка сохранились бы их победные реляции. Но история молчит.

В 1245 г. папа Иннокентий IV разрешил инквизиторам прощать друг другу и своим подчиненным все прегрешения, связанные с их профессиональной деятельностью. Они освобождались от повиновения руководителям по монашескому ордену, им предоставлялось право по своему усмотрению являться в Рим с докладом папскому престолу.

Согласно каноническому праву всякому, кто препятствовал деятельности инквизитора или подстрекал к этому, грозило отлучение от церкви. «Ужасная власть, — отмечает Ч. Ли, — предоставленная таким образом инквизитору, становилась еще более грозной, благодаря растяжимости понятия „преступление“, выражающееся в противодействии инквизиции; это преступление плохо квалифицировалось, но преследовалось оно с неослабной энергией. Если смерть освобождала обвиняемых от мщения церкви, то инквизиция не забывал их, и се гаев обрушивался на их детей и внуков».

Многие еретики-верующие вынуждены были скрывать свои убеждения, чтобы сохранить привычный образ жизни, состояние, дело или самую жизнь. Существование под угрозой неминуемого разоблачения и ужасного наказания приводило к частым возмущениям, которые подавлялись с немилосердной жестокостью. Те, кто не мог вести двойную жизнь и желал открыто исповедовать катарскую веру, собирались вблизи последнего оплота чистых — замка Монсегюр.

Пока он высился на неприступной горе, граф чувствовал, что его дело еще не проиграно.

Судьба подарила ему еще одну надежду: великий император Фридрих II, желая досадить своему врагу-папе, обещал графу поддержку. Раймунд долго жил этой иллюзией.

Фридрих II представляет собой одну из интереснейших фигур эпохи. Клевета и легенда сильно исказили его образ; его друзья и противники между современниками и в потомстве диаметрально противоположно изображают его характер. Но и несомненные факты его биографии показывают, что это была странная, полная противоречий личность. Папы ненавидели Фридриха как человека, боялись его как сицилийского короля и не могли допустить осуществление его идеалов как императора. Стремления Фридриха были несовместимы ни с духовным деспотизмом преемников святого Петра, ни со светской властью римского епископа.

Стать на сторону Фридриха — значило полностью порвать с Римом. К этому Раймунд был не готов. От воли папы зависела не только его судьба, но и будущее его государства. Поэтому он дорожил добрым согласием с Иннокентием IV. Впрочем, теперь, к пятидесяти годам, он смирился, говоря, что видно Бог не хочет, чтобы он женился. Проницательный Фридрих не склонен был разбрасывать свои силы ради помощи такому ненадежному союзнику.

Осокин невысоко ценил Раймунда VII, как, впрочем, и его отца. Напротив, другие историки отмечают его искусную дипломатию, ловкую игру на феодальных противоречиях, упорство в стремлении к цели. Они восхищаются его способностью не считать каждое очередное поражение окончательным и возрождаться вновь и вновь с той же энергией, которая была присуща ему смолоду.

Самое большее, что можно было поставить в вину графу, прелестному легкому человеку, умному прагматическому скептику, — это доверчивость. Но это свойство — один из главных признаков благородства души. Теперь, взглядом издалека рассматривая его жизнь, можно утверждать, что, несмотря на все пятна и грязь, мало найдется людей, которые приложили бы больше сил, дали больше, дерзнули на большее и страдали больше во имя своей страны.

Когда графа узнавали в путешествиях по его землям, он встречал бурные овации и выражение уважения. Поэтому он чувствовал, что народ предан ему и, трудясь неустанно во имя его блага, он заслужил народную любовь.

Правителей, как и вообще людей, надо оценивать по тем моментам их жизни, когда человек полностью раскрывается. Храбрость справедливо считается главным из человеческих качеств, потому что это качество обеспечивает все остальные. Свое мужество, моральное и физическое, Раймунд VII доказал неоднократно во всех случаях, когда подвергался личной опасности или политическому давлению. Судьба словно проверяла его на стойкость, посылая такие испытания, что остается только удивляться, как он сумел все это вынести. Его с детства учили, что для того, чтобы заслужить любовь и уважение своих подданных, он должен показать себя их защитником. Со всех сторон слышались призывы неустрашимого и отважного народа к тому, чтобы он проявил смелость и сохранил верность преданиям, традициям, заветам предков. Сердце Раймунда VII билось чаще, когда речь заходила о чести и величии родной страны, и так было до самого последнего дня его жизни.