1919 год

1919 год

4  октября. Пятница. День в санатории1: встал в 7 ч., гулял до 9, упиваясь природой. В 12-м был у доктора, не приговорившего меня, однако, к смерти. Чистый свежий воздух, тишина, хорошо.

5 октября. Суббота. Тот же порядок. Жизнь размеренная и однообразная. Отдых.

6 октября. Воскресенье. Удар мягкого звучного колокола разбудил меня в 7-м часу. Был у заутрени и у обедни в сельской церкви. День по определенному порядку.

7 октября. Понедельник. Ясная солнечная погода. Долго сидел на балконе на солнце. Читал Тэна2. Вечером гулял с Е. Ф. Кондратьевой [54] .

8 октября. Вторник. Идет жизнь исключительно растительная. Мысль у всех в санатории исключительно о питании; о нем только и разговоры. Утром мечтают об обеде, а пообедав, начинают мечтать об ужине. Я сегодня весь день провел на свежем воздухе. Встав в 7 ч. утра, гулял до 9. Затем с 10 сидел на балконе с книгой Тэна, которую кончил (III т.), а затем за Буасье La religion romaine3. После обеда гулял и опять сидел на балконе. И так до 7-го часа вечера. Соседи по столу говорили, что, когда я приехал, я был очень бледен, самый бледный из всего санатория, а что теперь цвет лица стал лучше. Да и самочувствие лучше.

9 октября. Среда. Встал в начале 8-го часа. Гулял по аллее, которая стала моей любимой, до 9. Время за утренним завтраком до 10 так долго потому, что к этому завтраку подается вареный картофель в коже, и ее надо чистить. Меня выслушивал старший доктор Гриневский в том же кабинете, где сидит и младший. Обратясь к младшему, Гриневский спросил: «Что в области cor?». «Delatatum [55] , Фед[ор] Александрович, – ответил младший, – и справа, и слева». Вот чем, должно быть, и надо объяснять те приступы тоски, которые у меня за последнее время были. Читал с наслаждением Буасье, лежа на террасе на открытом воздухе. В 6-м часу опять гулял. Вечер в разговорах в зале. Вот порядок растительножвачной жизни. Долго ее не вытерпеть, а немного – можно, пожить так с удовольствием и отдохнуть, отдохнуть!

10 октября. Четверг. Великолепная ясная погода. Целый день на воздухе. Хочу изолироваться от газет, но не удается: их читают вслух, и все же невольно прислушиваешься. Читал Буасье, лежа на балконе.

11 октября. Пятница. Радостный день: получил 4 письма: 2 от Л[изы], одно от Мини и одно от С. К. Богоявленского с описанием заседания в ОИДР, пропустить которое мне так было жаль.

12 октября. Суббота. Стали топить в санатории, но очень немного.

13 октября. Воскресенье. Бархатный звучный колокол разбудил меня в 7-м часу. Был у заутрени и затем у обедни. Заутреня в полутемном храме; едва мерцают свечи и лампады. Совсем нет народа. За обедней, наоборот, много народа и поет хор. Дождь, туман, тоскливо.

14 октября. Понедельник. Опять дождь и туман, тяжелый, нависший. И на душе как-то тяжело. Точно крест на всем поставлен. Не знаю, продолжать ли эти однообразные унылые санаторные записи или бросить. То, что хотелось бы написать, не напишешь, а то, что записываешь – однообразно. Грустно было по своим. Неужели мне уже надоел отдых?

15 октября. Вторник. Туман продолжается. Весь день – полутьма. Гулял, читал Буасье. Письмо от Л [изы] и повестка в Ученый совет на обсуждение вопроса об учреждении Исторического института. Дело очень желательное и полезное, и надо пожелать в этом успеха Д. Б. Рязанову4.

16 октября. Среда. Морозный, а после обеда ясный день. Много гулял и много читал Буасье. Вечером в зале читали Чехова. Слушал с большим наслаждением.

17октября. Четверг. День, как и предыдущий. Мороз. Читал П-й том Буасье. Вечером опять читали Чехова.

18 октября. Пятница. Морозный мрачный день. Сильный северный ветер. За недостатком керосина перестала действовать машина, обслуживающая электричество, водопровод и отопление. С обеда прекратилась вода. Об отоплении и думать нечего. Вечером не зажигалось электричество. Мы ужинали в громадной зале при одной свечке, поставленной на стул, помещенный на столе. После ужина сидели в темноте и слушали пение одной из больных, очень недурно исполнявшей русские романсы. Ко всем бедам отнеслись философски. Никто не впадал в уныние и не капризничал.

19 октября. Суббота. Темнота и отсутствие воды, умывался снегом.

20 октября. Воскресенье. Встал рано по звону колокола и вышел, когда ворота еще были заперты, так что пришлось тревожить сторожа. Был у заутрени и обедни. Когда вернулся, одна из дам встретила меня с известием, что мне пришли два письма, и действительно, это были письма от Л [изы] и Мини, очень меня обрадовавшие, т. к. давно я от них ничего не получал. Не успел я прочесть их, как Е. Ф. Корнеева, войдя в столовую, объявила мне, что приехала Л [иза]. Это было совершенно неожиданное появление. Я был очень рад, кормил ее, делясь своим обедом и ужином. Гуляли с нею. Вечером сидели у камина в темной зале, греясь уютным огнем. Был также и доктор Ф. А. Гриневский, с которым беседовали.

21 октября. Понедельник. В 3 ч. вышли с Л[изой] пешком в Щелково, чтобы ехать в Москву. Поезд двигался за недостатком топлива крайне медленно. Мы ехали вместе с Гриневским и вели интересный разговор об Университете и прежних профессорах. В Москву прибыли в 9 ч. вместо 71/2, заходили к Наде [Фишер]. Домой пришли уже в 12-м часу. Миня еще не спал, ожидая нас.

22 октября. Вторник. В Москве. Жизнь сосредоточилась в комнате Мини, нагреваемой маленькой железной печкой, на которой готовят кушанья. В этой комнате бывает от 6 до 10°. В остальных, где 5°, где 3°, а в зале 0°. Тяжко. Был в Архиве и Румянцевском музее. Остальное время дома. У нас Богоявленские по случаю именин Л[изы]. Заходили также Д. Н. Егоров и О. О. Карпович. За самоваром в комнате уютно и тепло.

23 октября. Среда. Пробыл в Москве. Заходил в Университет. Видел Веру [Карцеву] у нас и навестил их. Жалобы на холод. Москва – мерзнет.

24 октября. Четверг. Встал в 51/2 час. утра. Вышел из дому в 6 ч. 20', было еще совсем темно, и напрасно вышел так рано, т. к. поезд отправился с опозданием на 1/2 ч. и шел крайне медленно и с большими остановками. В Щелково прибыли вместо 10 ч. в 11. Дорогу в Гребнево прошел пешком, любуюсь зимними видами.

25 октября. Пятница. Мирная санаторская жизнь с интересами отрезанного от мира острова. Падает обильный снег.

26 октября. Суббота. Ясный, морозный день. Зима. Читал Буасье.

27октября. Воскресенье. Встал очень рано. Был у заутрени и обедни. Письма домой. Вечером прогулка с Е. Ф. Корнеевой. Были в двух избах. Много денег, но та же грязь и отсутствие самых элементарных гигиенических условий.

28 октября. Понедельник. Зима. Тихая морозная прелестная погода. Только в Москве мерзнуть приходится, и эта мысль не дает покоя. Кончил книгу Буасье. По ассоциации мне очень ясно вспоминались занятия классическими языками в гимназии и вообще наша 5-я гимназия. Вот действительно была трудовая школа. Вечером ходил за молоком версты за 3 в деревню Камшиловку. Купил крынку – стаканов 6 за 150 руб. Долго сидел в избе дожидаясь. Крестьяне теперь обладатели сотен тысяч (корова – 40 тыс., лошадь – 60 тыс., и все в таком же роде), а грязь, убожество и некультурность прежние.

29 октября. Вторник. Дивная тихая зимняя погода. Много гулял; читал Тэна «Histfoire] de la litterature anglaise» т. IV5. Вечером мы опять сидим без освещения и без воды.

30 октября. Среда. Вьюга, нельзя было выходить ни утром, ни днем. Читал Тэна. Вечером визит к диакону с девицами Е. Ф. Корнеевой и ее подругой. В уютном теплом домике сохранился быт доброго старого времени. Мы были приняты радушно и угощены кофе (чаю теперь нигде нет), пирогами и конфетами. К сожалению, самого хозяина не было; беседовали с диаконицей.

31 октября. Четверг. Дивная зимняя погода: -6°. Тихотихо, так что на далекое расстояние слышны голоса в деревнях. Много гулял, любуясь зимним пейзажем: темно-зеленые, почти черные ели, опушенные выпавшим вчера снегом. Белый покров снега, серые разных оттенков, клубятся облака. Что-то печальное, траурное в этом соединении белого савана снега и черной каймы леса на горизонте, но все же дивно хорошо. Читал Тэна о Попе.

1 ноября. Пятница. Такая же отличная погода. Опять много гулял по тем же местам. Эти записи я веду кое-как на тумбочке, стоящей у постели, и потому записываю кое-как и далеко не все, что бы хотелось занести.

2 ноября. Суббота. Сильнейший ветер при -10°. Выходил только рано утром до кофе. Брал затем ванну и сидел дома, читая Тэна. Очень беспокоит отсутствие писем из Москвы. Почта, очевидно, так же расстроена, как поезда и трамваи. Вчера я получил от Мини письмо его № 3, от субботы 25 октября, №№ 1 и 2 не получены, от Л [изы] ни одного письма. Без марок – но большая часть писем пропадает.

3 ноября. Воскресенье. Я встал в 61/2 ч. утра с ударами колокола к заутрене в соседней церкви и вышел, когда было еще совсем темно. Светил рог луны, сияла утренняя звезда, видны были и другие звезды. Но на востоке уже светлела полоска, возвещавшая восход солнца. В церкви темно, только мерцание немногих лампад и свечей. Какая дивная поэзия в этом предрассветном богослужении и в этом возгласе «Слава Тебе, показавшему нам свет», когда действительно свет показывается. Высокие сущности, вечные и незыблемые, человечество облекает в различные, меняющиеся, но всегда поэтические формы. Это и есть поэзия религии. В поэзии нашей религии меня привлекает ее красота и ее древность. Последняя связует поколения. То, что мы теперь видим и слышим в храме, видели и слышали наши предки XVII, XVI и еще более далекие предки.

Взошло солнце. День был ясный, морозный, но тихий. Я провел почти весь день на воздухе, которым, можно сказать, упивался. Получил письма: от Мини – от 7 ноября! – и от Липухи, последнее через приехавшую даму. Почта из рук вон действует плохо.

4 ноября. Понедельник. Сильнейшая вьюга. Моя попытка выйти утром гулять оказалась неудачной. Целый день дома за книгой Тэна пока было светло. Вечером у Е. Ф. [Корнеевой]. Читал по-английски под ее руководством.

5 ноября. Вторник. Ветер. Много снегу. Двигаться было трудно и потому пришлось меньше быть на воздухе. Кончил IV том Тэна. Начал V-й.

6 ноября. Среда. День весьма похожий на предыдущие. Читал Тэна о Диккенсе.

7 ноября. Четверг. Тихо. Деревья, опушенные инеем, – «деревья в синем серебре». Дивная картина. Гулял рано утром, испытывая большое наслаждение от этой красоты. В 1-м часу, когда я сидел в зале и читал, меня позвали вниз: там я к изумлению увидел Ю. В. Готье, который провожал Нину Николаевну [Готье], пришел из Щелкова раньше нее; она осталась там ждать лошадей. Я очень был ему рад, показывал ему здание, парк, и оба любовались красотой усадьбы и зимним пейзажем. Действительно, было дивно хорошо. Он сообщил о московских друзьях. В 2 ч. он ушел, я проводил его по деревне. Около 3 приехала Н. Н. [Готье], очень усталая и слабая. Вечером я ее навестил дважды. Она несколько отдохнула и чувствовала себя уже лучше.

8 ноября. Пятница. Заходил в церковь. Здесь день Михаила Архангела – большой праздник. Было много народа. Вот и уничтожайте религии. Большая прогулка.

9 ноября. Суббота. Начался сильный ветер. Вечером выйти можно было с трудом. Много читал.

10 ноября. Воскресенье. Сильнейшая метель. Нельзя было совсем выйти. Дома за книгой Тэна. Беседы с Н. Н. [Готье]. Урок английского языка с Е. Ф. [Корнеевой].

11 ноября. Понедельник. Чистый белый снег после метели, очень озонированный воздух. Но гулять было трудно, т. к. нога утопала в снегу. Читал Тэна о Карлейле (в Истории английской литературы). Некоторые мои мысли о религии, появлявшиеся у меня за последнее время, удивительно совпадают со взглядами Карлейля, которого я, к стыду своему, совсем не читал. Надо восполнить этот пробел при первом же удобном случае. Вечером был у Н. Н. Готье, а затем урок английского языка с Е. Ф. [Корнеевой].

12 ноября. Вторник. Гулял утром с сожителем своим по комнате Томским, говорили о социализме и индивидуализме. Затем читал Тэна. Вечер у нас был без освещения, и сидели в темноте, проведя время в разговорах.

13 ноября. Среда. Сидим опять без отопления, без освещения и, что хуже всего, без воды. Но я отношусь к этому философски. Гулял, читал Тэна о Милле. Вечером частию с Н. Н. [Готье], частию с Е. Ф. [Корнеевой] и ее подругой. Немного упражнялся в английском разговоре.

14 ноября. Четверг. Без огня и без воды. В моем распоряжении для умыванья был всего стакан воды; нельзя сказать, чтобы это было особенно гигиенично. Санаторий отражает, конечно, общую разруху, ничего не поделаешь. Сегодня шесть недель, как я здесь. Довольно. Хочется домой. Утром беседа с коммунистом Томским, который излагал мне свои воззрения, а затем свою биографию. Последнюю я слушал с большим интересом: в ней был живой человек. Идеи же интересны только при том условии, чтобы они не были шаблонны. Долго был у Н. Н. [Готье], которая сильно страдает. Что наши невзгоды перед ее тяжким недугом! Жаль молодую женщину!

15 ноября. Пятница. Тихая теплая погода. Гулял утром до кофе, затем перед обедом и вечером, кажется – надышался свежим воздухом всласть. День темноватый, небо серое разных тонов от светло-серого почти до черноты – тона как на фотографических снимках пейзажей. Белый чистый снег и черная кайма леса – опять что-то траурное. Кончил V-й том Тэна. Все захваченные мною книги прочитаны. Пора домой за работу.

16 ноября. Суббота. Приехал Ю. В. Готье навестить жену. С ним гуляли и много говорили. Вечером слушали вновь прибывшего больного, оказавшегося поэтом. Он декламировал во мраке залы (мы опять без света) или, вернее, пел свои стихи, которые можно назвать политическими шансонетками. Готье расположился в моей комнате, что было мне очень приятно.

17 ноября. Воскресенье. «Утру глубоку» меня пробудил колокол. Я тихо собрался к заутрене. Оттепель. Бедный Ю. В. [Готье] принужден был идти отсюда пешком в валяных сапогах. Вечер в темноте. Навещал Н. Н. [Готье] и А. А. Ченцову.

18 ноября. Понедельник. Утро в прогулке. После обеда читал с Е. Ф. [Корнеевой] по-английски. Письма от Л[изы] и Мини.