Философ по имени Хорхе Анхель Ливрага Елена Сикирич

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Философ по имени Хорхе Анхель Ливрага

Елена Сикирич

I. Философия как состояние души

История человечества – это не просто череда событий, потрясающих мир. Каждая эпоха – сокровищница интереснейшего опыта, а за этим опытом стоят живые люди, реальные судьбы, «неисповедимые пути Господни», выстраданные достижения, моменты, когда одновременно проявляются высокие мечты и грубая реальность, надежда и разочарование, удачи и невезение. Часто, изучая тексты, рассказывающие о важных событиях, об истории мировоззрений и о человеческих достижениях, о жизни и творениях выдающихся людей, так хочется по-настоящему уметь читать между строк. Хочется взглянуть глубже и шире, выйти за рамки нейтральных, лишенных оттенков описаний. Хочется взглянуть на ту другую, недосказанную Историю, в которой за каждым конкретным фактом стоит множество нюансов, переживаний, причин и следствий, стоят живые существа со своими судьбами, сражениями, загадками и тайнами.

Хорхе Анхель Ливрага

Герой нашего рассказа – философ, о котором просто невозможно писать академически сухо. Хотя прошло уже шесть лет со дня его смерти[3], в воспоминаниях всех, кто его знал, кто слушал его лекции и читал его произведения, остается образ живого человека, идеалиста и мечтателя, в котором загадочным образом сочетались тончайшие качества мистика, ученого, поэта и бойца, художника, учителя и ученика, ребенка и мудрого старца, и просто – удивительного, интереснейшего и очень доброго человека.

Быть философом нынче не в моде, отчасти потому, что существует стереотипный образ философа – серьезного человека, интеллектуала, с утра до вечера поглощенного размышлениями об абстрактных теориях и глобальных вопросах существования, далекого от мира сего и его проблем, предпочитающего выражаться ни для кого не понятными «заумными» фразами.

Но были времена, когда некоторые выдающиеся личности, у каждого из которых было свое призвание и любимая работа в области литературы, науки, искусства, религии или политики, несмотря на это предпочитали называть себя философами, вкладывая в это слово его исконный смысл и предавая ему то значение, о котором говорил еще великий Пифагор. Философ – это человек, любящий мудрость, (от греч. «филео» – любить, «софия» – мудрость), влюбленный в Божественное, в непостижимые таинства существования, в Прекрасное и его проявления, в природу, в людей и во все живое. В силу тех внутренних качеств, которые пробуждаются в нем, благодаря способности испытывать великую любовь в самом глубоком смысле этого слова, истинный философ не может быть сухим, эгоцентричным, стерильным интеллектуалом, отчужденным ото всех и от всего. В нем сочетаются высокая эрудиция, широта и эклектичность познаний, глубина размышлений и естественная скромность человека, знающего лишь то, что ничего не знает. Философ открыт ко всему и учится у всего, он не созерцает жизнь, не наблюдает за ней сидя в кресле, он – человек мечты и действия, борьбы и сострадания, он не в состоянии жить, не будучи кому-то или чему-то полезным. Истинный философ верен себе, Божественному, своим мечтам и людям, он учит не столько словами, сколько силой собственного примера, и на этих естественных, простых этико-моральных принципах основывается подлинная доброта его сердца. Философия – это не профессия, а образ жизни, состояние души и сознания.

Это лишь маленькая часть того, чему учил профессор Хорхе Анхель Ливрага, вдохновляясь примером и духовным наследием великих мыслителей прошлого, таких, как Е. П. Блаватская, Джордано Бруно, Пифагор, Платон, Сократ, Марк Аврелий, Конфуций и многие другие.

Мы вовсе не хотим показать профессора Ливрагу в идеальном свете, в каком обычно изображают святых или кумиров; совсем наоборот. Мы хотим показать живого человека с трепещущей душой и сильной волей, оставившего за собой интереснейшее духовное наследие. Но каким бы ни был этот живой человек, со своими достоинствами и недостатками, сражениями и переживаниями, он был велик именно тем, что говорил не пустые слова, что его учение не было лишь только абстрактной, хорошо звучащей теорией. Передавая читателям его взгляды на то, каким должен быть истинный философ, и многие другие, мы делаем это потому, что узнаем в них – и одновременно рисуем для вас – черты его личности, кредо его жизни, а основные доказательства реальности и возможности применения всего этого он подавал своим собственным примером. Люди, мысли и слова которых не расходятся с их делами и поступками, встречаются нынче весьма редко и уже потому их жизнь достойна внимания и уважения.

II. Обыкновенная жизнь обыкновенного философа

В этой другой, недорасказанной и менее официальной истории об одном из самых выдающихся философов ХХ века самым главным кажется все-таки то, что для Хорхе Анхеля Ливраги (или ХАЛа, как его называли любящие ученики, пользуясь первыми буквами его имени) философия была не увлечением, а моделью существования. Она не была лишь частью его жизни, она была всей его жизнью.

По национальности итальянец, он родился в Буэнос-Айресе (Аргентина) в 1930 году. Доктор философских наук и истории искусств, он был удостоен многих международных наград и почетных званий в области искусства, науки и литературы. Будучи большим знатоком истории мировой культуры, психологии, искусства, науки, религии и человеческой природы, он, тем не менее, всю жизнь с неутомимой энергией продолжал исследовать и учиться. Хотя в его биографии нет ничего экзотического и сногсшибательного, в ней встречаются тончайшие моменты и ситуации, в которых опытный знаток человеческих судеб мог бы узнать характерные предзнаменования, часто предвещающие важные события на жизненном пути любого великого и поистине талантливого человека, еще раз подтверждающие, что случайностей не бывает.

Счастливое детство ХАЛа было омрачено смертью отца, человека широкого мировоззрения, архитектора по специальности, его первого наставника в жизни, пробудившего в юноше любовь к искусству, к науке, к вечным ценностям и важнейшим вопросам существования. Пятнадцатилетний юноша переживает смерть отца очень болезненно и на одиночество и образовавшуюся в нем гнетущую пустоту реагирует так, как свойственно его возрасту: начинаются проблемы с учебой, метания, тяга к острым ощущениям, проявляющаяся до такой степени, что приводит его к участию в автогонках и других опасных для жизни мероприятиях; попытка забыть все то, что вдохновляло его в детстве; состояние безвыходности, которое отражалось в том, что он уже ни в кого и ни во что не верил.

Но судьба – интересная штука, и пути Господни неисповедимы. После настойчивых уговоров матери возобновить учебу и взяться за изучение дисциплин, нужных для вступительных экзаменов в университет, ХАЛ неохотно находит по объявлению преподавателя английского языка. К его большому удивлению, уже на первом уроке, изучение языка началось на материале английского варианта книги «Тайная Доктрина» Елены Петровны Блаватской. Таким странным и «случайным» образом ХАЛ встречает своего первого Учителя, загадочного профессора Смита, – благородного старого джентльмена, прожившего пять лет в Тибете, человека большой эрудиции и глубоких познаний, особенно в области эзотерической философии. Сам ХАЛ потом с благодарностью вспоминал, что уже с первого урока, всего лишь за несколько часов коренным образом изменилась вся его жизнь. На многочисленных уроках Учитель и Ученик меньше всего занимались английским, а большую часть занятий посвящали вопросам философии: они обсуждали загадки древних цивилизаций, основные учения разных религий, глубокие вопросы существования, волнующие каждого человека, изучали выдающихся мыслителей разных эпох. Но интереснее всего, по словам ХАЛа, было искать во всем этом обширнейшем и разнообразнейшем материале общие модели, универсальные принципы и ключи, открывающие двери к пониманию всего остального, применимые во всех ситуациях жизни, являющиеся частью единой, интегральной философии – мудрости поколений.

На этом духовный поиск ХАЛа не останавливается. Позже, особенно после смерти профессора Смита, он знакомится с разными духовными группами и течениями; особое предпочтение он отдает Теософскому обществу, в котором работает на протяжении нескольких лет, читая лекции, ведя занятия и кружки, будучи самым молодым из его руководителей. Его величество случай, а скорее всего, загадочная Судьба, снова вмешивается в только-только определившуюся колею его жизни, принося новые изменения, проекты и мечты, приводя его через трогательные и иногда анекдотичные ситуации к встрече с Учителем, вновь коренным образом изменившим судьбу молодого человека. ХАЛ становится учеником Шри Рама, одного из выдающихся философов и мистиков нашей эпохи, хотя и малоизвестного сегодня, в то время являвшегося президентом Международного Теософского общества, целью которого было объединение философских мировоззрений восточной и западной культур. На протяжении нескольких лет под руководством Шри Рама ХАЛ проходит сложнейшее, интереснейшее, интегральное, индивидуальное обучение.

Вспоминая об этом счастливом периоде своей жизни, ХАЛ говорил, что он для него проходил как во сне. Программа была столь насыщенной, что для сна у него оставалось лишь три-четыре часа, но это ему отнюдь не препятствовало. Он вспоминал о множестве прочитанных книг древних и современных авторов, самой разнообразной тематики, – он должен был не только изучить их в кратчайшие сроки, но и изложить на бумаге их содержание, чтобы была понятна суть книги, а также основные, ключевые идеи и модели, которые можно было бы применить в жизни. Такое изучение всегда должно было быть сравнительным; особый акцент ставился на поиск взаимосвязей между явлениями, между основными идеями, принадлежащими различным областям. ХАЛ вспоминал о сотнях и сотнях написанных его рукой страниц, которые возвращались ему после проверки, перечеркнутые красным карандашом сверху донизу, с одной-единственной отметкой: «Продолжай искать, ищи глубже!» Такой упорный и кропотливый труд помог молодому Ученику научиться проникать в суть многих вещей и явлений, а также сохранить глубину, свежесть, простоту и объективность в размышлениях и суждениях, даже тогда, когда перед его глазами раскрывались совершенно новые, необъятные горизонты познания. Несмотря на то что его обучение под руководством Шри Рама было очень насыщенным, оно не проходило в отрыве от мира. Продолжая сам читать лекции, ХАЛ должен был учиться параллельно на нескольких факультетах, чтобы приобрести солидную профессиональную базу. Он посещал в университете кафедры истории, искусствоведения, медицины и многие другие. Кроме того, он должен был одновременно работать на разных работах, дневных и ночных, – не ради денег, а для того чтобы не отдаляться от человека и его проблем, чтобы попытаться почувствовать их «на своей собственной шкуре».

Такая изнурительная, но плодотворная и глубокая система обучения была на самом деле лишь подготовкой к осуществлению великой мечты как Учителя, так и Ученика, которой последний посвящает впоследствии всю свою жизнь и отдает все свои силы. На основании интегрального проекта, разработанного вместе со Шри Рамом, 15 июля 1957 года ХАЛ создает философскую школу классического типа «Новый Акрополь», становясь инициатором и вдохновителем международного гуманистического, философского движения, нашедшего отклик во многих странах мира, на разных континентах. «Новый Акрополь» был создан как дополнение и продолжение не только Теософского общества и тех учений, которые передала миру наша великая соотечественница Елена Петровна Блаватская, но также и тех учений о вечных духовных ценностях, которые передавались из поколения в поколение через философские традиции разных школ древности – звеньев одной цепочки. Для ХАЛа создание «Нового Акрополя» стало конкретным воплощением в жизнь его мечты о Философской школе классического типа, об интегральной и всеобъемлющей философии жизни, способной связать воедино все знания и на основании этого сделать возможным сознательное применение в жизни каждого учения как части единого целостного видения мира

В основу работы Школы была заложена та же самая интегральная программа обучения, через которую проходил сам ХАЛ, но в упрощенном виде, доступном каждому и более приспособленном к насущным проблемам и стремлениям современного человека. В ней предусмотрены не только теоретические занятия и лекции, но и практическая работа в разных областях искусства, науки, экологии, социальной сферы и многих других. Несмотря на многочисленные трудности, всегда сопровождающие осуществление любой мечты, со временем, Школа начала существовать более чем в сорока странах мира, объединяя множество учеников, что являлось особой гордостью ХАЛа. В каждой стране школа становилась очагом культуры, часто сотрудничая с выдающимися личностями в этой области.

До конца своей жизни ХАЛ постоянно путешествует. Из месяца в месяц, из года в год он неустанно посещает все центры «Нового Акрополя» в разных городах, странах, континентах, повсюду читая лекции, проводя конференции и семинары, работая с учениками, встречаясь с общественными деятелями. В перерывах между путешествиями он пишет книги, в настоящее время изданные во многих странах и на многих языках.

III. Философ глазами учеников

ХАЛ всегда хотел, чтобы в нем прежде всего видели не учителя, а философа, то есть просто человека, ищущего истину, терпеливого и настойчивого в своих поисках. Но этот «просто человек, любящий мудрость», поражал своей эрудицией, всеобъемлющими познаниями и глубиной взглядов. Читая лекции, беседуя с людьми, он так преображался, что становился неузнаваемым, юным, счастливым. Поражало также то, что, при своем упорстве, бойцовских качествах и сильной воле, которые он всегда проявлял, пробивая новые проекты и начинания и болея за любимое дело, он был человеком чрезвычайно скромным, порой стеснительным, живущим в каком-то своем, особом, тонком и изысканном внутреннем мире.

Об этой другой стороне личности философа знали его ученики и потому любили его еще сильнее. Мы приводим несколько отрывков из воспоминаний профессора Делии С. Гусман, его ближайшего ученика и сотрудника, прожившей и проработавшей рядом с ним долгие годы, сменившей ХАЛа на посту президента международного «Нового Акрополя» после его смерти.

«…Некоторые считают, что самым большим моим сокровищем были твои лекции и переданные через них знания, и я не отрицаю этого. Каждая твоя лекция была для меня величайшим уроком жизни, и ни с одной лекции я не ушла такой же, какой пришла на нее…

…Многие по-доброму завидовали, вспоминая о путешествиях, совершенных нами вместе, – и я их хорошо понимаю, потому что эти путешествия были воистину прекрасны. Рядом с тобой я всегда училась чему-то, все мы учились, даже больше, чем во время твоих лекций: учились видеть, узнавать, ценить то, что оставалось невидимым и непонятным для привыкших к обыденному и вульгарному глаз.

Объездив весь мир рядом с тобой, я делала то же самое, и никуда не выходя из дома, а только слушая твои рассказы обо всем. Я так никогда и не смогла до конца постичь ту безграничную, великую внутреннюю красоту, вдохновляющую тебя постоянно, так же как и никогда не переставала удивляться, насколько всеобъемлющей и беспредельной может быть красота, везде узнаваемая и из всего извлекаемая тобой.

…Судя по тому, что я видела, картины ты умел писать еще с детства. Я наблюдала за тем, как умело и ловко ты смешивал краски, за твоими быстрыми и уверенными движениями и, вспоминая о том, что у тебя не было возможности обучаться мастерству художника, спрашивала себя, кем же ты был на самом деле в такие минуты, – и понимала, что это просто естественная часть тебя самого. Такие моменты просто преображали тебя. Тебе нравилось это дело…

…Однажды утром, когда ты был полностью погружен в работу, одна из учениц зашла к нам и была поражена спектаклем, разыгрывавшимся перед ее глазами. Не зная, что ты лишь реставрируешь полотно и приводишь в порядок утраченные детали, она задала тебе вопрос: “Давно ли Вы пишете эту картину?” Твоя любовь к шутке была сильнее осторожности, и ты, смеясь, ответил: “…Подобные картины я пишу за день, а если они размером побольше, тогда мне нужно больше времени… ”

…Я помню, как ты читал ночи напролет, когда бессонница разыгрывала с тобой свои злые шутки. За очень короткое время ты буквально поглощал целые книги. Сначала я думала, что, читая, ты просто быстро пробегаешь глазами по страницам, чтобы поскорее вызвать сон, и я до сих пор поражаюсь, вспоминая, как потом находила в этих книгах записи и примечания, написанные твоей рукой наверху или в конце почти каждой страницы. Как ты мог одновременно читать, писать, спать, не погружаясь в сон, растягивать и удерживать время, которое для всех нас проходит с такой быстротой? Были моменты, когда ты откладывал в сторону серьезную литературу и погружался в свои любимые комиксы и другие истории, и среди них в надежного и безупречного “Принца Валианта” или в замечательного, приводящего тебя в восторг “Тин-Тина”. По ночам, зная, что ты один и что никто не смотрит на тебя, ты смеялся счастливо, во весь голос, читая одну из таких милых приключенческих историй, или, наоборот, плакал, потому что какая-то фраза задевала бог знает какую струну твоей тонкой внутренней сущности. Я до сих пор с любовью храню один том, старое издание “Принца Валианта”, на первой странице которого ты написал своей любимой ручкой: “Эта книга помогла мне выдержать и преодолеть ночи тяжелых физических страданий во время моего путешествия в Мехико в январе 1988года. Спасибо ей!” – и ниже – твоя подпись.

Только сейчас я понимаю, как страдал ты один во время путешествий – и молчал об этом, чтобы никого не расстраивать и никому не мешать, как пытался отвлечься этими замечательными, милыми историями от ожидания смерти, которая в любой момент могла прийти за тобой.

Я помню, как ты слушал музыку, притаившись в моей комнате… Вы сидели там вдвоем с котом, храня, как по уговору, мистическое молчание… С закрытыми глазами ты погружался в григорианские песнопения или в какое-нибудь прекрасное произведение Моцарта или Шумана, которые всегда можно было найти у меня. И я уверена, что ты находил в них гораздо больше ответов на вопросы и гораздо более глубокое содержание, чем я, несмотря на мое многолетнее обучение музыке.

Я помню твою любовь к коту, к этому замечательному ворчливому сиамцу, который до сих пор сопровождает меня… Однажды, когда во время болезни ты лежал в своей комнате… я застала вас за беседой, точнее, ты рассказывал, а кот слушал, внимательно, словно лучший из твоих учеников. Ты ему объяснял, что такое смерть и что он будет чувствовать в тот момент, когда покинет свое маленькое плюшевое тело; ты рассказывал ему о том, что ожидает его после смерти в мире ином!!! В тот день я даже слегка обиделась и сказала тебе, что коту ты рассказываешь гораздо больше, чем мне… А кот отблагодарил тебя за эту щедрость, когда мурлыкал и искал твоей руки в день твоей смерти, когда лежал, свернувшись у твоих ног, долгие и долгие часы, пока мы не забрали его оттуда силой…

Я помню твою жизнерадостность и постоянные шутки в магазине, когда ты выбирал еду, которая тебе нравилась – твои любимые итальянские блюда из теста, какое-нибудь шоколадное печенье на завтрак и бутылку хорошего испанского вина к обеду… Я помню тебя, красивого и аккуратного, когда ты тщательно и со вкусом подбирал для себя одежду на каждый день, стараясь, чтобы все цвета гармонировали друг с другом… Но ты всегда оказывался в замешательстве, когда речь шла о том, чтобы купить какую-нибудь необходимую деталь одежды, или когда нужно было опять искать новый плащ вместо старого, потерянного в очередной раз во время путешествия, бог знает в какой гостинице и в какой стране мира!..

…Многие простые вещи трогали тебя до глубины души, тебя очень огорчала любая несправедливость и низость… Ты испытывал истинное наслаждение. собственноручно ведя машину или летая на самолете. Тебе было известно все о технических деталях, о том, как устроены современные машины и самолеты, но, несмотря на это, ты часто говорил мне, что внутри двигателей живут маленькие существа, “элементалы”, передающие им свою силу и направляющие их движение. На море ты был подобен старым капитанам из сказок и легенд, бесстрашным и испытывающим счастье только во время сражения с ударами волн. Но глядя на море со своего балкона, ты преображался в неисправимого романтика и мечтал, не отводя от него глаз, любуясь серебристой линией, начертанной полной луной на поверхности ночных вод, или пристально всматриваясь вдаль, словно горизонт таил неожиданные обещания.

Я видела, как ты страдал и как радовался. Ты так любил своих учеников, что умел подводить их к столкновению с ошибками, которые они впоследствии сами осознавали. Как ты радовался их победам и как гордился ими, когда видел, что они растут и становятся сильнее и лучше тебя самого (как ты иногда любил говорить)! Как ты переживал и страдал, когда встречался с изменой, с непониманием, с ложью и притворством!

…Но ты сумел воспитать множество учеников. Ты тайком приходил и присаживался в последних рядах зала, чтобы послушать и поддержать их, когда они читали лекции. Ты ревниво хранил все связанное с ними: фотографии с чьей-то подписью, посвященной тебе, чье-то с любовью написанное письмо, чью-то открытку или просто подаренный цветок. Никогда ни у кого не было столько детей, по крайней мере, я никогда не знала никого, кто имел бы такую духовную семью, к тому же еще разросшуюся по всему миру…»

IV. Философ не уходит бесследно

Рассказывать об этом удивительном человеке можно было бы очень долго. В обзорной статье нам удалось затронуть лишь маленькую долю живых, теплых и просто человеческих сторон, пронизывающих жизнь философа, глубоко преданного своему делу, ушедшего из этого мира 7 октября 1991 года, словно возвратившись душой к тем далям, которыми он жил в своих мечтах, в своей работе и в своем сознании. Свидетелем последних следов философа, выполнившего в полноценно прожитой жизни свою миссию, стала Россия. За девять дней до смерти ХАЛ посетил Москву, пробыв в нашей столице неделю, первый и последний раз в своей жизни. Именно в России он прочитал свои последние лекции, рассказывая о дорогом для него Древнем Египте, последний раз встречался с учениками, с журналистами и представителями культуры.

Именно с Россией связаны последние его воспоминания о деле и о Долге Чести. Еще в Москве он заболел, и только самым близким его ученикам видно было, как он страдает. Но он настаивал, чтобы на это не обращали внимания, и выступал так, что две с половиной тысячи слушателей не только ничего не заметили, но были в восторге от его энергии, жизнерадостности, мудрости и от магической силы его обаяния. В России он хотел довести дело до конца, и все уговоры, чтобы он отдохнул хотя бы чуть-чуть, оставались без отклика. Только на первый день после своего возвращения из Москвы в Испанию он позволил себе роскошь вспомнить о своей болезни и лечь в постель, в небольшой комнате, которую он занимал в помещениях мадридской Школы, чтобы больше никогда не подняться с нее.

Он не оставил ни денег, ни богатства, ни роскошных домов, ни машин, потому что ничего этого у него не было. Но зато после него осталось огромнейшее духовное наследие, большое количество написанных трудов и множество учеников, которые были его единственной семьей.

ХАЛ не боялся смерти, потому что не признавал ее, она для него просто не существовала, а была лишь только началом нового этапа путешествия в Вечности. Он ушел из жизни, словно доказывая на деле справедливость слов, сказанных им самим в предисловии к одной из своих книг: «…Мы путешественники. И после долгих странствий, обогащенные впечатлениями, хоть и покрытые шрамами – следами бесчисленных приключений, – мы идем навстречу тому, от чего ушли. Мы жаждем новых далей, наши глаза всматриваются в линию горизонта, в то время как пересохшие губы шепчут: “Вернемся домой!”»

Душа Философа, ее тонкие струны, ее изысканная, глубокая мудрость и ее сокровенные мечтания особенно трогательно раскрываются в эпилоге одной из самых знаменитых его книг «Фивы», посвященной «…ученикам, жаждущим приобщиться к Тайне, имя которой – Египет…» Возможно, в этих словах заложена не только вся его душа, но и его завещание.

«…С давних пор я почти каждый год бываю в Египте – не как турист и не как ученый-исследователь. Я стараюсь забыть, кто я сейчас, и помнить только, что я философ и что моя Душа, возможно, существовала еще до того, как эти пирамиды были построены, и будет продолжать существовать, когда от них не останется и следа. Часто в окружении моих молодых учеников, которым посвящена эта книга, я просто путешествую по древней стране Кем, стараясь видеть и слышать… Среди этого покоя и обломков «великого крушения» таинственной цивилизации можно понять некоторые вещи, которым не учат современные книги, и что более важно – здесь можно прожить их.

Я верю во многое из того, во что не верят мои современники, и, с другой стороны, мои современники верят во многое из того, во что не верю я.

Это так просто.

Часто они радуются вещам, от которых я не получаю удовольствия, а я наслаждаюсь тем, что им безразлично. Я считаю, что каждый имеет естественное право заблуждаться или быть правым. И, как и Платон, я также верю, что то, что является истиной для одних, может не быть истиной для других.

Мои университетские коллеги знают многое, что неизвестно мне, а я знаю то, о чем они не хотят знать.

В этой небольшой книге отражаются некоторые из этих деталей. Я надеюсь, что кто-то из вас захочет подняться до того философского состояния, которое мы называем «Новым Акрополем».

Моя Душа в почтении склоняется и пьет из вод Нила у корней пальм, как советовали древние книги. Вдали взлетает стая белых ибисов, и Западная Гора окрашивается багрянцем, в то время как начинает дуть свежий ветер, прежде колыхавший Опахала Амона. Возможно, не все еще потеряно и мы сможем в будущие времена жить в менее загрязненном мире и вновь пережить Духовное Приключение. Фивы – это не физическое место. Фивы – состояние сознания.

БЛАЖЕН, КТО ЖИВЕТ В ФИВАХ,

БЛАЖЕН, КТО В ФИВАХ УМИРАЕТ!»