Времена жизни Антонио Вивальди Надежда Макагон

Времена жизни Антонио Вивальди

Надежда Макагон

XVII–XVIII века – эпоха барокко. Величие рядом с нищетой, пышные зрелища и суды инквизиции, изысканность и невежество, роскошь и религиозные войны, гении и злодеи. Непросто было среди всего этого обрести внутреннюю гармонию, найти Бога…

Чувствуя всеобщее внутреннее смятение, люди искусства стремились наполнить мир красотой и гармонией, искали в них утешение и смысл бытия. Эпоха принимала все, но, обладая переменчивым нравом, то возвеличивала творца, то ниспровергала.

Не сделала она исключение и для Антонио Вивальди. В 1770 году, спустя всего 30 лет после его смерти, имя Вивальди даже не упоминается в списке итальянских композиторов. В XIX веке о нем говорили лишь как о композиторе, чьи ноты переписывал великий Бах. А в начале XX века произошло чудо: с 1912 по 1926 годы была найдена большая часть его произведений, и за короткое время его музыка облетела весь мир, тронула души многих и многих. Она словно ждала подходящего момента, чтобы зазвучать вновь. Может, наше время чем-то сродни той непростой эпохе?

Франсуа Морелона дё ля Кавэ. Портрет Антонио Вивальди. 1723

После почти 200-летнего забвения Антонио Вивальди вернулся в мир! Сейчас редкий оркестр не имеет в своем репертуаре знаменитых «Времен года». Любой музыковед скажет вам, что это картины природы, понятные каждому: пение весенних птиц, летняя гроза… Но в руках гения все приобретает иной смысл: знакомые образы вызывают ассоциации с чем-то более тонким и глубоким – не просто с картинами природы, но с ее законами. Владимир Спиваков как-то назвал это произведение «фреской человеческой жизни», ведь человек проходит тот же путь, что и природа – от рождения до смерти.

Какая же она – фреска жизни самого Антонио Вивальди?

Начало пути

В 1678 году в Венеции в семье парикмахера и музыканта Джованни Батиста Вивальди родился первенец Антонио.

«Мы создаем наши города, а они создают нас», – говорил Аристотель. Венеция – бесчисленные острова, соединенные каналами, пышные дворцы и соборы, четкий ритм колоннад, гармоничность пропорций… Венеция – свободная республика, устоявшая и перед завоевателями, и перед Ватиканом. На отвоеванном у моря пространстве жизнь била ключом. «Вместо улиц там каналы, Вместо будней – карнавалы», – пелось в народной песенке. Если во Флоренции карнавал проходил раз в год, то в Венеции прерывался лишь на время Великого поста, в театрах почти не играли трагедий, город был наполнен музыкой – песни гондольеров, оперные арии.

Именно здесь в 1637 году был открыт первый в Италии общедоступный оперный театр. Опера была всенародной любимицей: театры ломились от жаждущих новых зрелищ. Конечно, за пышными фасадами скрывалось и другое: огромные долги, дворцы соседствовали с грязными лачугами, не собиралась сдаваться инквизиция, наводнив город шпионами… Но жизнь не переставала бурлить, рождая новые таланты.

Бурный характер города передался юному Антонио, вот только проявлять его не получалось: от рождения у него был серьезный недуг – сдавленная грудь, всю жизнь его мучила астма, и он задыхался при ходьбе. Но зато от отца вместе с огненным цветом волос и столь же огненным темпераментом мальчик унаследовал музыкальные способности. В доме Вивальди часто звучала музыка: отец играл на скрипке, дети учились играть на музыкальных инструментах (в то время это было обычным делом), а еще они затевали веселые игры, порой драки.

Антонио с удовольствием разделил бы с братьями их жизнь, полную приключений, но не мог, и всю свою энергию, все свои мечты он передал музыке. Скрипка сделала его свободным. Физический недостаток не мог повлиять на внутренний мир мальчика: его воображение поистине не знало преград, его жизнь была ничуть не менее яркой и красочной, чем у других, просто жил он в музыке.

Новая жизнь для Антонио началась, когда его отца пригласили в капеллу собора Сан-Марко, крупнейший оркестр тогдашней Италии. Четыре органа, большой хор, оркестр – величественное звучание музыки поражало воображение. Семилетний Антонио не пропускал ни одной репетиции, жадно впитывал музыку мастеров, в том числе Монтеверди, «отца итальянской оперы».

Вскоре Джованни Легренци – знаменитый скрипач, композитор и педагог – заинтересовался талантливым мальчиком. Кроме музыкальных знаний Легренци привил ему желание экспериментировать, искать новые формы, чтобы ярче и точнее выражать свои замыслы. Антонио начал писать музыку (сохранились произведения, которые он написал в 13 лет). Но жизнь сделала резкий поворот.

Священник-виртуоз

Джованни Батиста Вивальди, возможно, из-за слабого здоровья сына решил сделать его священником, ведь сан всегда обеспечит положение в обществе. И вот Антонио начал подниматься по церковной лестнице: уже в 15 лет его посвятили в сан аббата, к 25 годам он закончил духовное обучение – получил сан священника и право служить мессы. Все эти годы молодой человек исправно постигал церковные науки, но его сердце тянулось к творчеству, и вот наконец он мог сам решать, что ему делать. Служить мессы он вскоре перестал, ссылаясь на сильные приступы астмы. Правда, поговаривали, что в разгар службы «рыжий священник» часто удалялся за алтарь, чтобы записать пришедшую на ум мелодию… Но, как бы то ни было, патриарх Венеции в конце концов освободил его от этой обязанности.

Музыка вновь стала главным его занятием! 25-летний Антонио Вивальди был довольно привлекателен: с большими выразительными глазами, длинными рыжими волосами, остроумный, доброжелательный и потому всегда желанный собеседник, он виртуозно играл на скрипке и других инструментах. А духовный сан открыл ему путь в одну из женских консерваторий Венеции, где он стал преподавателем. Будущее представлялось весьма радужным. Не беспокоили Антонио даже нелады с духовенством, ведь они никак не влияли на его творчество. Так будет не всегда. Впрочем, пока либеральная Венеция все прощала своему любимцу, и Антонио с головой погрузился в мир музыки – с энергией и восторгом человека, вышедшего наконец из темной узкой улочки на карнавальную площадь.

Он с увлечением работал в консерватории «Ospedale della Pieta». Консерватории – приюты при монастырях – давали хорошее образование, в том числе и музыкальное. Вивальди сначала официально числился Maestro de

Coro, руководителем хора, потом стал еще и Maestro de Concerti, руководителем оркестра – дирижером. Кроме того, преподавал игру на разных инструментах и вокал и, конечно, писал музыку. «Пиета» уже была у венецианских меломанов на хорошем счету, но под руководством Вивальди стала лучшей в Венеции, так что даже богатые горожане стали отдавать туда своих дочерей.

С небольшими перерывами Вивальди проработал там всю жизнь и все свои духовные произведения: кантаты, оратории, мессы, гимны, мотеты – написал для «Пиеты». Духовная музыка Вивальди обычно остается в тени его же концертов, а очень жаль. Вспомним хотя бы знаменитую кантату «Глория»: когда ее слушаешь, душу охватывает восторг – это поистине хвала небесам за неизменное торжество Жизни, а пронзительная музыка второй части «Et in terra pax hominibus bonae voluntatis» («И на земле мир людям доброй воли») – настоящая молитва о нашем земном пути, идущая из самой глубины сердца. Духовная музыка Вивальди – свидетельство искренней любви к Богу, независимо от отношений с церковью.

В консерватории Антонио прекрасно сочетал занятия духовной и светской музыкой. У него был превосходный оркестр, и он мог сразу же слышать исполнение своих новых произведений, а все новое в «Пиете» всегда приветствовалось. Вивальди написал для ее оркестра больше 450 концертов и часто сам солировал на скрипке. Мало кто в это время мог соперничать с ним в виртуозности: в путеводителе для гостей Венеции за 1713 год Джованни Вивальди и его сын-священник упоминаются как лучшие скрипачи города. А немного раньше, в 1706 году, вышел первый сборник концертов «L’estro armonico» («Гармоническое вдохновение»). В нем Вивальди развил новую форму концерта – трехчастную, предложенную его предшественником Арканджелло Корелли из Болоньи. Для огненного темперамента Вивальди обычные в то время четыре части длились, вероятно, слишком долго – его переживания и яркие образы требовали немедленного воплощения в музыке. Такой скрипки – поющей человеческим голосом, человеческим сердцем – не было ни у кого ни до, ни после Вивальди, лишь о другом великом итальянце Никколо Паганини говорили так же.

Всего этого уже вполне хватало, чтобы считаться выдающимся музыкантом и композитором. Но наш герой не хотел останавливаться – его влекло к феерическому и непредсказуемому миру оперы.

Оперная одиссея Вивальди

«Чтобы понять историю оперы, используя современные понятия, мы должны приравнять итальянскую оперу восемнадцатого столетия к сегодняшней опере и прибавить к ней кино, телевидение и… футбол», – писал Р. Штром. Публика требовала все время новых впечатлений, поэтому новые оперы писались чрезвычайно быстро и после двух-трех репетиций игрались на сцене, а после нескольких представлений благополучно забывались. Сюжеты – чем захватывающе, тем лучше, о художественном уровне либретто никто не задумывался. Эффектные номера приводили публику в экстаз, а слава модных оперных композиторов была огромной, правда, непостоянной. Композиторы работали не покладая рук. Так, с 1700 по 1740 годы Франческо Гаспарини и Вивальди написали по 50 опер, а Алессандро Скарлатти – 115!

Все в опере существовало ради удовольствия публики. Карло Гольдони писал, что опера подчинена «особым правилам и обычаям, которые, правда, лишены здравого смысла, но которым приходится следовать беспрекословно». Например, сначала на сцену выводились второстепенные персонажи, чтобы публика успела рассесться.

А вот впечатления, записанные очевидцем Иоахимом Немейцем в 1721 году: «Есть множество оперных театров в Венеции… Оперы идут каждый день, начинаются в семь вечера и продолжаются до одиннадцати ночи, после чего большинство людей идет на маскарад, одеваясь в причудливые одежды. Иностранцы не должны стыдиться брать места возле оркестра в опере… Но не сделайте чего-либо не так, потому что люди в ложах, особенно верхние, иногда бывают настолько дерзкими, что могут сделать что-нибудь – даже плюнуть, – особенно когда они видят, что кто-то использует маленькую свечу, чтобы читать либретто. Наиболее наглые из всех – barcaruoli (гондольеры), кого пускают бесплатно, и другой простой люд, кто стоит ниже лож. Они хлопают, свистят и вопят настолько громко, что заглушают певцов. Они не обращают никакого внимания ни на кого, и они называют это венецианской свободой».

В этот водоворот – как истинный венецианец – бросился Антонио Вивальди. В свои 35 лет он работал в театре «за троих»: писал оперы (по три-четыре в год), сам их ставил, да еще и все финансовые вопросы решал сам – он стал совладельцем театра «Сант-Анджело». Кроме того, он продолжал преподавать и писать музыку для «Пиеты», беря там отпуска для постановок своих опер в других городах. Немногим здоровым людям под силу такой ритм жизни, а ведь Вивальди с трудом преодолевал даже расстояние от двери до кареты без посторонней помощи, настолько его мучила отдышка. Но он как будто не замечал этого, ведь его замыслы не могли ждать, он делал себе единственную поблажку: театр «Сант-Анджело» – ближайший к его дому.

Вообще говоря, участие в подобных увеселениях – странное занятие для святого отца, но он считал оперу своим призванием, главным делом жизни, отдавал ей максимум сил. Из-за этой своей страсти он испортил отношения и с руководством «Пиеты», и с церковным начальством. И главное – стал уделять меньше внимания инструментальной музыке. Можно вспомнить про «двух зайцев», но в праве ли мы судить гения? Возможно, театр давал ему то ощущение полноты и красочности жизни, которого он был лишен в юности из-за болезни и долгого пребывания в семинарии. Но время расставило все по местам: именно концерты обессмертили имя композитора, может быть потому, что в них он был настоящим, искренним, не скованным никакими условностями, опера же принесла ему кратковременную славу и большие проблемы.

Неприятности начались в 1720 году. В самый разгар сезона появился анонимный памфлет, высмеивавший тогдашнюю оперу вообще и оперы Вивальди в частности. Памфлет был едкий, остроумный, автор очень метко подметил все театральные штампы, коих было множество. Много позже выяснилось, что его автором был Бенедетто Марчелло – успешный композитор и публицист, потерпевший неудачу в оперном жанре.

Для Вивальди это был сильный удар – и моральный, и финансовый (публика открыто смеялась на представлениях, узнавая очередной штамп). Но вышел он из этой ситуации с достоинством: не стал устраивать склоки, почти четыре года не ставил новых опер, многое пересмотрел в своем оперном творчестве (например, уровень либретто). Новые оперы имели большой успех, самая известная из них – написанная в 1734 году «Олимпиада» на либретто выдающегося драматурга Пьетро Метастазио – ставится и в наше время.

Радости и печали

Опера принесла Вивальди и неожиданный подарок. На главную роль в его новой опере была приглашена воспитанница «Пиеты» Анна Жиро. Вивальди проводил с ней непозволительно много для святого отца времени, и, конечно, сразу поползли слухи. Антонио всячески отстаивал честь Анны, утверждая, что ему нужна помощь и Анна со своей сестрой лишь ухаживают за ним, но мало кто ему верил, а отношения с духовенством испортились вконец.

Эти перипетии сейчас имеют мало значения, гораздо важнее другое: это непростое, но красивое время, когда его жизнь осветилась любовью, подарило нам прекраснейшую музыку. Именно тогда родились цикл «Времена года», концерт «Ночь», множество замечательных концертов и духовных произведений («Глория», «Магнификат»).

Последний период жизни Антонио Вивальди похож на его концерты: радость и грусть сменяют друг друга. На пороге своего 50-летия наш герой был полон энергии и замыслов. Оперы сыпались как из рога изобилия (для карнавального сезона 1727 года он сочинил аж восемь опер), многие роли в них были написаны специально для Анны Жиро. В 1728 году австрийский король Карл VI, большой ценитель музыки, пригласил Вивальди в Вену. Два года он путешествовал и приобрел европейскую известность (благодаря европейским почитателям сохранилась большая часть его наследия).

Беда пришла неожиданно. В 1737 году Вивальди собрался ставить новые оперы в Ферраре, все складывалось удачно, как вдруг епископ Феррары, принадлежавшей в отличие от Венеции к папской области, запретил композитору въезд в город. Через много лет церковь припомнила Вивальди все: отказ вести мессу, его личную жизнь, успехи на музыкальном поприще. Когда постановку опер все же разрешили, они провалились: город был настроен против неудавшегося священника. Вивальди был в отчаянии, он винил в провале только себя и свои оперы. Венеция тоже не испытывала уже к ним прежнего восторга – то ли мода на него прошла, то ли его нововведения оказались сложны для публики. Лишь в инструментальной музыке Вивальди по-прежнему не было равных. 21 марта 1740 года в «Пиете» он дал свой прощальный концерт, на котором игрались его только что созданные произведения, последние… Среди них концерт «Эхо» – музыка, наполненная светом, жизнью, рассказывающая об идеальной гармонии природы и человека.

Он уехал в Вену к Карлу VI, но и здесь его ждала неудача: король умер, началась война, музыка стала никому не нужна. Вскоре оборвалась и жизнь самого Вивальди.

Gloria in exelsis Deo

В жизни Вивальди было все, как и в его причудливой эпохе. И все же в его жизни и музыке есть нечто неизменное. Он всегда оставался самим собой, и его музыку не спутаешь с музыкой других композиторов. Вот они – всегда узнаваемые, вивальдиевские интонации в его непревзойденных концертах.

Начало: динамичный волевой напор и запоминающиеся темы первой части концерта. Иногда пульсирует один звук или одна фраза, завораживает, впечатывается в сознание, и уже не отпускает до конца внутреннее напряжение. Сердце начинает биться в такт музыке, она ведет вперед и вперед, как будто через бесконечные арки венецианских колоннад, сквозь которые пробивается солнце.

Арки заканчиваются, и человек остается один на один с самим собой. Что теперь будет вести его дальше? Где его путь? Вторая часть концерта – соло одного инструмента: само время здесь замедляет бег, это размышление, красивейшая музыка души, которую страшно спугнуть одним неверным движением, одной фальшивой нотой. Как никто другой, Вивальди знал и чувствовал каждый инструмент: его скрипка – это воистину тончайшие струны человеческой души, его духовые – тоска по небесной гармонии и чистоте.

Третья часть – возвращение к миру, к его ритму, но все пережитое, осознанное, выстраданное человеком привносится вместе с ним в этот мир. Музыкальные темы переплетаются, дополняют друг друга: это всегда обновление (а иначе зачем весь этот путь?), всегда стремление к свету, которое уже ничем не остановить, всегда утверждение жизни и радости в ней.

Творения гения всегда выходят за рамки обычного, человеческого времени. Есть то, на что душа откликалась в эпоху барокко, откликается в нашем суетном времени, откликнется и в любую другую эпоху. Что делать, если есть страстное желание наполнить мир светом, потому что свет переполняет тебя изнутри, не дает остановиться, заставляет забыть о своих проблемах, казалось бы непреодолимых? Что делать, если душа жаждет любви и счастья, а реальность так и норовит подрезать крылья?

Антонио Вивальди не был хорошим священником, но он был истинным священнослужителем – служителем священной гармонии, небесной красоты. Вся его жизнь может уместиться в одной фразе, с которой начинается его «Глория»: «Слава Тебе, показавшему нам свет».