Хорхе Анхель Ливрага, основатель «Нового Акрополя» Мир без святых и героев
Хорхе Анхель Ливрага, основатель «Нового Акрополя»
Мир без святых и героев
Из лекции
…Древние греки, создавая свои мифы и великие эпосы, не пытались никого обманывать. Взяв за основу какой-либо исторический сюжет или опираясь на элементы окружающей действительности, они создавали психологическую среду, которая способствовала развитию внутренней сущности человека. Рассмотрим один из самых известных греческих мифов — миф о пещере из седьмой книги «Государства» Платона.
Миф повествует о том, что в древние времена существовала пещера, где лицом к стене сидели люди, закованные в цепи. Сегодня мы сравнили бы это с кинотеатром: они видели лишь стену, на которой мелькали тени людей, животных, предметов, двигавшихся снаружи перед источником света. Люди, сидевшие в пещере, никогда не видели ничего кроме теней, спроецированных на стену, и считали эти тени единственной реальностью. Им казалось, что звуки, возникающие в пещере, издают люди, животные и всё, что движется на этом «экране».
Все узники были убеждены в подлинности того, что они наблюдают. Они думали, что видят реальных людей, реальных животных, реальные предметы, и считали, что ничего другого просто не существует.
Согласно Платону, если один из узников освобождался от своих пут, он вдруг обнаруживал, что все видимое и слышимое сидящими в пещере лишь эхо и тени реальных объектов, двигавшихся перед лучом света. Освободившись, человек мог оставить пещеру и выйти во внешний мир. Понемногу привыкая к свету, он становился способен увидеть деревья, мерцание звезд, солнце и весь мир, залитый солнечными лучами. Он мог слушать пение птиц, ходить по траве и пить родниковую воду. И тогда он стремился вернуться в пещеру и рассказать другим, какова подлинная реальность, рассказать, что все изучаемое и наблюдаемое ими — иллюзия, что истина выше, что она гораздо шире и прекраснее. Услышав это, узники спрашивали друг у друга, видел ли еще кто-нибудь то, о чем говорит этот человек. Но никто не мог подтвердить сказанного. Тогда, объединившись в своем невежестве, они с криками прогоняли того, кто созерцал истину.
Платон говорит, что мифы помогают воспитывать и направлять людей, делая основные представления об истине коллективным достоянием, с тем чтобы впоследствии каждый мог постичь ее индивидуально. Иначе говоря, греческие мифы — миф об Эросе и Психее, миф об аргонавтах и золотом руне — нельзя понимать буквально, они имеют нравственный и символический аспект.
Например, познакомившись с мифом об Одиссее, который после падения Трои стремится вернуться на родную Итаку, не следует думать, что Гомер просто хотел запечатлеть необычное путешествие героя по неведомым странам. Ведь все те испытания, которые проходит Одиссей, и соблазны на его пути — это знаки, внешние символы того, что мы несем в себе.
В каком-то смысле каждый из нас — Одиссей. Во время своего путешествия Одиссей попал на остров волшебницы Цирцеи. Он собирался пробыть там только один день, чтобы пополнить запасы и дать отдохнуть своим людям, но красавица, умевшая околдовывать души, сделала так, что долгое время, проведенное с ней, показалось ему одним днем. Однажды Одиссей увидел стадо свиней и спросил: «Откуда здесь эти свиньи?» Отгоняя, он ударил одну из них ногой, другую дернул за ухо и вдруг услышал: «Не бей меня, Одиссей!» Так герой узнал, что Цирцея своими заклинаниями превратила его друзей в свиней и что сам он тоже околдован. И в нем снова просыпается исконный зов Итаки, куда он держал путь, Итаки, где ждет его Пенелопа, вечно ткущая и вечно распускающая сотканное, ткущая днем и распускающая ночью, — символ терпения и ритма времени.
Так кто же он — Одиссей? Выдумка, наивная ложь? Фантазия, созданная греческими писателями? Нет. Одиссей — это мы сами. Помните, как он велел привязать себя к мачте, когда проплывал мимо острова сирен, чтобы не поддаться их чарам? Помните, как сирены, зная, что им не завлечь его простыми обещаниями, подражали голосам его супруги и сына, зовущих Одиссея на пустынный остров? Если бы Одиссей не был привязан, он прыгнул бы в море и погиб. А своим людям он приказал залепить уши воском, чтобы они не слышали голосов сирен. Разве мы не подобны Одиссею? Разве в жизни нас часто не околдовывают сирены — будь то материальные блага, деньги или чувства? Как часто наши слабости берут над нами верх и заманивают нас на необитаемый остров! И спастись мы можем, лишь привязав себя к большой мачте нашего корабля, непреклонно плывущего к той Итаке, о которой мы мечтаем. Очевидно, что эти мифы имеют всеобщее, универсальное значение, что в них заложен глубокий и очень близкий человеку смысл. Углубившись в историю, мы находим шумерский миф о Гильгамеше и Энкиду. Главный герой мифа — Гильгамеш, правитель города Ура. Он должен пройти через ряд испытаний и сражений, встретиться со смертью, а затем спуститься в пучину океана за священным цветком бессмертия, который рос там еще до потопа. В сновидениях Гильгамеша его друг и соратник Энкиду предстает в образе обоюдоострой секиры — мифического атрибута героя. Сцены из этого древнего мифа изображены на печатях и табличках, которые хранятся в Британском музее и Лувре (я видел их своими глазами). Этот миф не выдумка, не сказка, в нем есть эзотерический смысл, но, кроме того, он вдохновляет и говорит о человеке и о человечном.
На основе мифа о Гильгамеше позднее возник миф о Геракле и его знаменитых 12 подвигах. Разве эти 12 подвигов — выдумка? Нет, конечно. Геракл символизирует Солнце, и 12 подвигов — это 12 знаков Зодиака, которые Солнце проходит в течение года, в течение дня и в течение большого цикла. Двенадцать подвигов — это 12 знаков Зодиака, или 12 зодиакальных домов, которые Солнце проходит в своей вечной борьбе и благодаря ей может освещать мир, освещать Вселенную. Речь идет об астрономическом мифе. Геракл, одетый в шкуру поверженного им немейского льва, символизирует Солнце, одержавшее победу над животным началом. А огромная палица Геракла, сделанная из магического дерева, является эмблемой силы, энергии и будущих свершений Геракла.
Если мы обратимся к Индии, то встретим там другие мифы. Например, миф о Карттикее и Ганеше, сыновьях Шивы. Шива — это индуистское божество, образующее триаду богов вместе с Брахмой и Вишну. Он был женат на богине Парвати, которая после ухода Шивы в Гималаи страдала от одиночества и спрашивала богов, почему ее божественный супруг не рядом с ней, почему она так одинока. Однажды она отправилась в Гималаи, нашла Шиву и сказала ему: «Мой господин, я одинока, ты не бываешь со мной ни днем, ни ночью. Если бы тебя вообще не было, я и тогда не ощущала бы себя более одинокой». Шива решил уделить ей время. Прогуливаясь с Парвати, он разговаривал с ней как с дочерью, как с ученицей, объясняя, что ее образ жизни не подходит ему, что он погружен в состояние трансцендентального созерцания, что его существование проходит на более высоком, духовном плане, и поэтому они не могут жить вместе. Они шли медленно, как движутся слоны, и Парвати забеременела существом, ставшим впоследствии Ганешей, богом Мудрости.
Миф рассказывает и о рождении Карттикеи. Шива из Третьего глаза, Глаза Дангмы, который находится у него на лбу, выпустил луч в глубину голубого озера, и оттуда внезапно появилось множество детей. Парвати, признав в них детей Шивы, с любовью обняла их так сильно, что они слились в одно многорукое существо, обладающее огромной силой. Так появился Карттикея, бог войны, рожденный соединением внимания и основы существования мира.
Конечно, все это мифы, но миф не ложь, не простой вымысел, а символ. Мы все хорошо знаем, что в Евангелиях Иисус говорит притчами, и они помогают понять некоторые его заповеди лучше, чем тысячи слов. Поэтому я, которого мои ученики из лучших побуждений иногда представляют, перечисляя титулы и почетные звания, говорю вам, дорогие друзья, что жизненные и философские проблемы невозможно решить при помощи титулов и почетных званий или знания всего, что когда-то было сказано всеми философами мира. Способность решать философские и жизненно важные вопросы приходит с пониманием реальности, той живой реальности, которая доступна каждому.
Мы не можем освободиться от власти исторических обстоятельств, от времени, в котором живем, одними только рассуждениями. В первую очередь, нам необходимо глубоко проживать то, с чем мы соприкасаемся, надо по-настоящему прожить дарованную нам жизнь, которая сама есть великий символ.
Геракл и лернейская гидра
Герой шумерского эпоса Гильгамеш
Деревья, земля, небесные светила — все это символы сокровенного. Ветви дерева, вздымающиеся ввысь, — это символ воли дерева быть вертикальным. Все мы символизируем нечто, превышающее нас самих. Мы символы, мы внешние представления о том, что скрывается внутри. Иногда символы или притчи могут сказать нам больше, чем интеллектуальные учения. Вспомните притчу о мертвом псе. Его тело уже начало разлагаться, и люди, проходившие мимо, говорили: «Смотрите, какое отвратительное зрелище. Этот пес с разлагающимся телом отвратительно выглядит и ужасно пахнет». Но старый Учитель, проходя мимо, сказал: «Зубы у него белые, как жемчуг». Этот Учитель одной притчей, одним символическим высказыванием дал своим ученикам урок, который пережил многие века, урок, который может помочь человеку больше, чем сотни исписанных страниц.
Такое отношение к символам характерно для всего древнего мира. Оно встречается и в Америке, например в Мексике, в мифе о Кецалькоатле — пернатом змее, а также в перуанских мифах о тюленях, переносящих души людей с побережья на священные острова.
Все эти мифы не ложь; они носители, сосуды, формы, посредством которых выражаются внутренние действия, действия метаисторические, позволяющие наладить связь с Природой. Тот, кто сумел прожить миф, кто совершил удивительные подвиги, — герой, святой, сверхчеловек.
Вспомним знаменитую битву в Фермопильском ущелье — реальное историческое событие. Мы знаем, что такая битва была, но чем она прославилась? Ведь известно, что Леонид ее проиграл и персы все-таки вошли в Грецию. Так что же важно в этой битве при Фермопилах? Важен миф, героизм царя, который, защищая закон, принял смерть вместе со своими 300 воинами; важна любовь царя Леонида к своим людям и их доверие к нему; важны преданность и верность долгу. В полдень, когда пришло время обедать, воины спросили у Леонида:
— Господин, надо ли хорошо поесть перед битвой?
— Поешьте немного, — ответил он, — потому что этой ночью мы будем пировать с Плутоном, богом умерших.
— Сегодня ночью? А ты будешь на этом пиру?
— Я буду с вами.
— Значит, этой ночью мы поужинаем вместе с Плутоном и с нашим царем.
Эти люди не боялись смерти, они пошли в бой, выступили против огромной армии, вдохновленные мифом. Не знаю, ждал ли Плутон их появления и смогли ли они поужинать вместе с ним. Но разве мы не завидуем немного этой горстке воинов? Разве мы не ощущаем нравственную силу тех, кто сумел умереть, защищая свою родину и свои законы?
Наступили времена демифологизации, времена карликократии, царства мелкого. Сегодня каждый заявляет о своих правах, но никто не говорит о своем долге; каждый, движимый эгоизмом, стремится сохранить самого себя и то, к чему он привязан. Сегодня мы забыли, как воздавать почести, мы разучились восхищаться святыми чувствами спартанской матери, которая посоветовала сыну, сказавшему, что у него короткий меч, удлинить его, сделав шаг навстречу противнику. Другой миф рассказывает о матери, чьи сыновья сражались за Спарту. Она ждала окончания битвы на окраине города. «Какие вести?» — спросила она гонца. Услышав, что все ее сыновья погибли, она сказала, что спрашивает не об этом, а о судьбе родины. Когда выяснилось, что Спарта победила, она воскликнула: «Тогда весть о смерти своих сыновей я принимаю с радостью».
Это классический пример, и он настолько живой и образный, что действует на нас как целительный бальзам. А что же мы получаем в результате демифологизации? Что получаем, препарируя скальпелем душу вещей, — ведь душу нельзя уловить таким образом? Что получаем, пытаясь взвесить то, что не имеет веса? Что получаем, объясняя ребенку, что его родители не любят друг друга и просто привлекали друг друга физически, что родился он по оплошности? Что получаем, если, опуская поэтическое и возвышенное, рассказываем ребенку то, что он и так узнает, когда станет взрослым?
Мир, в котором секс заменяет любовь, а коммерческие интересы — дружбу, где пустословие выдается за глубокие истины, а нерешительность и самомнение подменяют веру, — наш мир, как никогда прежде, нуждается в возрождении мифов и героев древности. Как важно для нас знать, что была в истории Жанна д’Арк! Как исцеляет наши души знание того, что жила когда-то Тереза Авильская! Как важно знать о подвигах, которые совершались во славу человечества! С другой стороны, что мы получим, если будем знать, болел ли герой Аргентины Хосе де Сан-Мартин сифилисом и были ли мечты Боливара об объединении Америки связаны с тем, что он пил? Что это за знания? Что это за течения, покушающиеся на наше чувство родины, на нашу веру в Бога, на нашу веру в самих себя? Что это за вихри, называемые историческими, разметающие, отделяющие людей друг от друга? Что это такое, что разделяет отца и сына, что разлагает государства и разрушает алтари?
Нам нужно увидеть мощь и реальность мифов, обладающих огромной теллурической силой. Нам нужно осознать, насколько важно верить в святость и силу великих людей.
Испанию, которую я хорошо знаю, больше всего воодушевлял образ Сантьяго и клич: «Сантьяго и Испания!» Многие исторические события относятся к той же реальности, что и мифы. Сегодня никто не знает точно, существовал ли Сантьяго Матаморос (святой Иаков Губитель мавров), нет уверенности в том, что действительно фигура в белом неслась по полю битвы, что Сантьяго Старший, уже обезглавленный, доплыл до берегов Галисии в ладье без руля и без паруса. Нам это неизвестно — но мы точно знаем, что на этих образах вырос гордый народ, народ, давший великих писателей, народ, обладающий силой и чувством чести. Эти качества он сохранил и передал нам, народам Америки.
Асорин, великий и незабываемый Асорин говорил, что всегда искал тень Дон Кихота на равнинах Галисии. Что значит для нас Дон Кихот? Этот персонаж, придуманный Сервантесом, помог многим. Многие из нас стали лучше благодаря Дон Кихоту, хотя физически он никогда не существовал. Благодаря ему мы научились мечтать. Помните, как он сражался с мельницами? Какая красивая история! Когда Дон Кихот поднял свое копье, сказав, что на горизонте великан Бриарей, Санчо возразил: «Сеньор, но это же обычная ветряная мельница!» Дон Кихот пришпорил коня, вонзил копье в крыло мельницы и тут же оказался на земле. Приблизившись, Санчо сказал: «Сеньор, не говорил ли я, что это всего-навсего ветряные мельницы?» Взглянув на него, Дон Кихот ответил усталым голосом: «Эх, Санчо, Санчо, видно, что ты не посвящен в таинства Рыцарства и не знаешь, что есть великаны, которые, когда нападаешь на них, превращаются в ветряные мельницы».
И это правда! Разве не существует великанов, которые, когда мы на них нападаем, превращаются в ветряные мельницы? На самом деле неважно, существовал ли Дон Кихот. И в конце концов, что значит существовать, что значит жить? Выпить немного вина, съесть кусок мяса, лечь спать, укутавшись, в одиночестве или разделив с кем-то ложе, — это ли значит жить? Жить означает много больше; это намного глубже, это выходит за рамки обыденного. Жизнь подобна ветру, который наполняет паруса корабля, помогая нам двигаться вперед. И хотя никогда не было ни Санчо, ни Росинанта, ни великана Бриарея, эта история-притча помогает нам, потому что в каждом из нас живет герой, в каждом живет рыцарь, стремящийся вперед и мечтающий о сражении с великанами. Однако в каждом из нас живет и приземистый толстячок, который говорит: «Нет, сперва подкрепимся ламанчским сыром, а потом можно и в бой». В каждом из нас есть и тот, и другой.
Нам нужна не демифологизация, нам нужны новые мифы. Друзья, нам нужно воссоздать культуру, которая откроет нам красоту, которая даст нам возможность жить по-настоящему — так, как хотелось бы. Нам нужен мир более осмысленный, богатый образами. Посмотрите на наши дома, хотя бы на те, что расположены в вашем районе, — они красивые и добротные, но на этих новых домах уже нет балконов, украшенных резьбой. Сегодня все делается ради комфорта. Когда мы хотим снять квартиру, то уже не спрашиваем, есть ли в ней библиотека или зал для занятий живописью; нас интересует метраж кухни или ванной комнаты, потому что наша цивилизация — цивилизация ванных. Нас беспокоит, хорошо ли работает холодильник, потому что мы создали цивилизацию, где самое важное — сохранить немного холодной закуски. Наших прадедушек и прабабушек больше заботило другое: достаточно ли света в зале, чтобы писать картины, и есть ли в доме место, где можно почитать книгу. В результате демифологизации мы ничем не дорожим, ничто не представляет для нас подлинной ценности. Знамена перестали быть знаменами, они превратились для нас в разукрашенную ткань. Мы профанировали наших героев и наши символы. Мы анализируем биографию Иисуса, пытаясь выяснить, не проистекали ли его мудрые наставления из его влюбленности в Марию Магдалину или, быть может, в Иуду. При таком подходе, не щадящем ничего святого, мы остаемся без дома, без семьи, без родины, без Бога, без Христа, без философии.
Одна из проблем современности — одиночество. Мы одиноки, как плот, затерявшийся в море, и с каждым днем все больше ломаемся, истачиваемся изнутри и снаружи, потому что мы утратили символы, утратили способность идти вслед за великими, вслед за святыми. Если бы не осталось ни одного великого человека, ни одного святого, то мы должны были бы их придумать здесь и сейчас, чтобы говорить о них нашим ученикам, нашим детям, новым поколениям. И это поможет им идти по жизни с поднятой головой. Пусть сегодня нет Фермопил — мы должны их придумать и воссоздать в нашей поэзии, в нашей литературе. Пусть каждый знает, что это не просто скалы. Пусть каждый знает, где великое, а где малое, где глубокое, а где поверхностное. Пусть каждый знает, что есть духовные и нравственные ценности, которые значат много больше того, что измеряется количественно. Хотя сегодня нет ни королей, ни святых, мы должны вновь создать их в нашем воображении, чтобы снова обрести чувство чести, присущее Сиду, всем известному Сиду Кампеадору. Однажды сам король встал перед ним на колени: «О Сид! Я так много грешил, совершил столько ошибок!» На это Сид сказал: «О господин, мой король не должен становиться на колени ни перед кем. Моего короля будет судить Бог, а не я». Несомненно, этот человек имел чувство чести.
Сегодня мы судим всех и вся. Сегодня мы не знаем, что такое король, не знаем, что значит почитать кого-то и идти за кем-то, не знаем даже, что значит оставаться самим собой. Наши храмы пустуют. Мы идем в храм, чтобы услышать слова о Боге, о бессмертии Души, о причинах всего сущего, а нам говорят о контрацепции. Мы идем к врачу, чтобы он помог нам разобраться в наших проблемах, а он говорит, что мы, наверное, влюблены в свою бабушку. Каждый занимается делами, не входящими в область его компетенции. Все это похоже на то, как если бы деревья внезапно начали бегать, захлебываясь лаем, а на теле собаки вдруг выросли бы ветви с цветами. Все перепутано, везде неразбериха.
Нам нужны новые мифы, способные осветить, облагородить наши души; нам нужны новые, живые примеры. Нужно, чтобы появилось новое поколение людей, но не в этническом, а в нравственном значении, поколение, которое будет лучше и добрее. Нам надо снова отправиться с Дон Кихотом в поля Кастилии. Нам надо убедиться, что мы можем побеждать великанов и превращать их в ветряные мельницы. Нам надо представить себя рядом с Леонидом, услышать его слова о пире у Плутона и почувствовать, что 300 спартанцев могут устоять перед миллионной армией персов. Нам надо снова спуститься с Гильгамешем на дно океана, чтобы найти там волшебный цветок бессмертия. Нам нужно обратиться к глубинам своей души, чтобы суметь воссоздать новое общество, новую родину, родину людей, которые будут лучше нас. Мы должны сделать это ради детей, и не только ради тех, которые уже есть, но и ради тех, которые появятся завтра. Это наш исторический долг перед обществом. Мы должны воссоздать Акрополь, снова возвести прекрасный Верхний Город с его мифами, героями и святыми. Утрачивая мифы, красоту, святых и героев, мы перестаем быть людьми и превращаемся в гуманоидов. Мы должны ощущать и уметь выражать нашу внутреннюю веру.
Дорогие друзья, человек отличается от животного не только тем, что у него нет хвоста. Человек отличается от животного своей верой и внутренней жизнью. Человек отличается от животного тем, что его глаза наполняются слезами, когда он любуется красотой заката, тем, что он может рассказать другим о прочитанном стихотворении. Человек отличается от животного тем, что понимает музыку и своим исполнением может передать другим ее красоту. Человек отличается от животного тем, что кроме секса ему нужна любовь, и он способен любить всей душой. Человек отличается от животного тем, что честь для него превыше силы, тем, что он может помочь слабому подняться. Человек отличается от животного тем, что преклоняет колени не чтобы дотянуться до кормушки, а потому что верит в Бога, в высшую силу, пребывающую в его сердце, которая взывает к нему из самой глубины его души: «Бог существует!»
Лима, 1976 г.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.