Австрийцы и русские в Галиции (1914–1917)

Австрийцы и русские в Галиции (1914–1917)

Первая мировая война 1914–1918 гг., причиной которой стали проблемы, возникшие после распада Османской империи на Балканах, была следствием исторических событий, происходивших в Западной Европе в течение двух предшествовавших столетий.

Пока тевтонские государства и Московскую державу разделял пояс промежуточных стран, они имели общие интересы. В конце XVIII в. Пруссия, Австрия и Россия разделили между собой Польшу, и их общая цель заключалась в сохранении ее разделенной. Это сдерживало их взаимный антагонизм и помогало сохранять равновесие сил, которое нашло свое отражение в слове Dreikeiserbund («Тройственный союз»). Когда же встал вопрос о разделе европейских территорий Османской империи, что стало неизбежным следствием расчленения Речи Посполитой, то договориться уже не удалось. Австрия, которая участвовала в «великих союзах» XVIII в., направленных против Турции, одну войну (1736–1739) проиграла, а в войнах Екатерининской эпохи действовала нерешительно; зато Фридрих Прусский продемонстрировал решимость противодействовать непредсказуемой экспансии России за счет Османской империи.

Наполеон на короткое время создал в Европе мощную континентальную державу, которая в определенной степени стала наследницей и проводницей политики Центральной Европы на славянском Востоке, но в Тильзите, как бы ему ни хотелось умиротворить царя Александра I, потакать амбициям России он не стал.

Его знаменитое восклицание «Константинополь? Никогда! Это означает Мировую империю!» объяснило, почему центральноевропейские державы и Россия, в свое время сумевшие договориться о разделе балтийского побережья и польских равнин, не желали уступать друг другу господства над проливами, разделявшими Европу и Азию.

В XVII–XVIII вв. Франции не удалось сохранить на востоке польский барьер, сдерживавший германскую мощь.

В XIX в. три западные державы, чьи интересы и амбиции сконцентрировались в морской и колониальной политике, объединились для завоевания Крыма. Цель Крымской войны заключалась в противодействии установлению славянской гегемонии на Балканах. Сардинское королевство стремилось возродить генуэзские и венецианские традиции прежних времен, а Франция лелеяла воспоминания о латино-норманнской власти в Леванте (Восточном Средиземноморье). Англия, которая до конца XIX в. соперничала с Францией в Восточном Средиземноморье, признала общность интересов со своими союзниками и впервые бросила вызов России, этой великой сухопутной державе, стремившейся контролировать Проливы и Эгейское море. Во время Крымской войны германские государства сохраняли нейтралитет, но достаточно враждебный по отношению к России, и в 1853–1856, а также в 1877–1878 гг. рассчитывали получить выгоду от действий морских держав.

С ростом напряженности, которая привела к катастрофе 1914 г., стало ясно, что главные политические цели Германии и России, которые имели в Польше общую основу, на Балканах и Ближнем Востоке были совершенно противоположными. Если бы Германии удалось оседлать Проливы, Россия оказалась бы полностью блокированной в Черном море, а ее политическая структура и экономика попали бы в зависимость от владычицы пояса, простиравшегося от пролива Каттегат до Персидского залива.

Ослабленная войной с Японией и зависящая от финансовой поддержки капиталистических держав Запада, Россия в грядущем конфликте стала естественным союзником морских держав, которые нуждались в поддержке огромных сухопутных армий, способных истощить в боях мощь германских армий.

В конце концов русская и немецкая военные машины сломались под давлением мирового конфликта, а морские державы, ставшие хозяевами проливов, путем возрождения Польши и эксплуатации националистических настроений в Восточной Европе, восстановили в новой форме пояс государств, протянувшихся от Балтийского моря до Черного, который до конца XVIII в. разделял германский мир и Московию. Эти государства были очень слабыми, а их политические линии сильно расходились, поэтому восстановление русско-германского давления на страны пояса стало неизбежным. В мире, где пространственный фактор перестал играть свою роль, а на первое место выдвинулись идеи и эмоции, общность интересов должна была бы сблизить две страны, но все перечеркнула жажда Германии (проявившаяся еще во времена тевтонских рыцарей и балтийских баронов) доминировать над Россией и российским мессианством, которое из панславянизма превратилось в коммунизм.

В начале войны, в 1914 г., украинский вопрос в умах германских и австрийских политиков и военных занимал относительно скромное место. В то же самое время в Берлине и Вене искали оптимальное решение этого вопроса, которое было бы выгодно для обеих сторон, но проблема заключалась в том, что их взгляды по главным позициям различались.

Ход войны вынудил монархию Габсбургов отбросить все свои амбициозные планы и сосредоточиться на удержании существовавшей территории. Германия же проявила к Украине огромный интерес, особенно после 1916 г., когда немецкие войска появились в Подолии и Волыни и когда годом позже русская революция открыла им путь к Днепру и даже к Дону. И если в начале войны Украина в основном интересовала Вену, то затем она попала в круг интересов Берлина.

Несмотря на тягу к России, которая стала заметна среди представителей галицкой и русско-украинской интеллигенции после вызванных революцией 1905 г. либеральных реформ, Вена, пользуясь слабостью России, стала наряду с активной политикой на Балканах проявлять большой интерес к Украине. Роль славян, поляков и украинцев, остававшихся «верными габсбургской монархии» и, как считали многие, испытывавших к Москве традиционную неприязнь, возросла.

В Вене стала выходить газета Ukrainische Rundschan, а австро-венгерское правительство начало оказывать неофициальную поддержку Союзу освобождения Украины, который открыто заявил, что будет бороться против России путем создания «внутренних беспорядков». Лидерами этого союза стали весьма способные украинцы: Скоропис-Жолтуковский, Жук, Дорошенко и Зализняк. Эта организация проводила широкомасштабную пропагандистскую работу и распоряжалась значительными средствами, которые предоставляло ей австро-венгерское правительство и которые поступали в виде пожертвований от богатых украинцев, живших в Америке. Предполагалось, что в случае войны с Россией и вторжения на ее территорию австрийской армии представители этого союза с помощью своих спонсоров в Российской Украине создадут правительство, удобное для Вены. Некоторые горячие головы даже говорили об «Украинском царстве», а в качестве претендента на «украинский трон» называли эрцгерцога Вильгельма Габсбургского — «Василия Вышеваного».

Германские политические круги имели более прозаический взгляд на украинскую проблему. Молниеносное экономическое развитие Южной России, которое не остановили даже революционные события 1905 г., заинтересовало немцев.

За два года до войны Южную Россию посетила комиссия немецких специалистов и техников под руководством профессора Аухагена, которая представила правительству Германии свой отчет. Членов комиссии особенно поразили успехи металлургии и сахарной промышленности. От внимания спецов не ускользнули крупные капиталовложения Франции и Бельгии в угольную и металлургическую промышленности, они предсказали приток британского капитала после заключения англо-российского соглашения. Профессор Аухаген пришел к мрачному заключению, что «если Россию не остановит какое-нибудь неблагоприятное обстоятельство, то Германия вскоре приобретет более могущественного соседа, чем она сама».

Бурное экономическое развитие юга Российской империи привлекло внимание проводников немецкой Weltpolitik («Мировой политики») к возможностям украинского сепаратизма. Чрезмерные надежды, которые возлагал на революционные и сепаратистские движения в России германский император Вильгельм II, всячески подогревал своими неверными расчетами немецкий посол в Петербурге граф Пурталес.

В мемуарах фельдмаршала Конрада Aus meiner Dienstzeit говорится о встрече, на которой Вильгельм II отказался выслушать возражения австрийского канцлера графа Штёргха и настаивал на «революционизировании» населения Российской Польши и Украины. Император предложил «использовать для этой цели все средства и посылать туда специальные брошюры, эмиссаров и крупные суммы». Любительские попытки Вильгельма II решить технические проблемы организации сепаратистских настроений создали основу для так называемой Понтийской экспедиции (которая должна была поднять восстание казаков на Кубани и создать Грузинский легион для боевых действий на Кавказе). Император считал необходимым, чтобы австро-венгерский флот в Черном море присоединился к немецким крейсерам «Гебен» и «Бреслау», и, вызвав панику среди населения Южной России, высадил «в пустынных местах» своих агентов, снабженных деньгами и революционной литературой, с целью спровоцировать беспорядки на Украине и в тылу русских армий. Возражения фельдмаршала Конрада и австрийского адмирала Хауса помешали претворить в жизнь этот фантастический план, который стал прообразом засылки Ленина и Троцкого в Россию (см. также мемуары австро-венгерского военного атташе в Стамбуле генерала Помянковского).

Начало войны положило конец как надеждам императора Вильгельма II на создание внутренних проблем в России во время мобилизации, так и планам Союза освобождения Украины. Рейды австрийской кавалерии на Каменец-Подольский и Владимир-Волынский потерпели неудачу, и в Галицию вторглись две российские армии.

Солдаты для 3-й и 8-й армий генералов Рузского и Брусилова с приданными им резервными дивизиями набирались почти исключительно на Украине. Они доказали преданность царю и свое моральное превосходство над противником, нанеся поражение австро-венграм сначала у Золотой Липы, затем у Гнилой Липы.

Генерал Рузский двинулся на Львов, а Брусилов — на Галич. Считалось, что Львов сильно укреплен, но оказалось, что эти укрепления существовали только на бумаге. Когда русские готовили обстрел Львовских фортов, в штаб генерала Щербакова, командующего IX армейским корпусом, прибыл православный священник, который сообщил, что войска столицы Галиции эвакуированы, а незаконченные укрепления брошены. Оккупация Львова 3 сентября, ровно через месяц после начала войны, стала не только яркой победой русских, но и серьезным ударом по престижу монархии Габсбургов.

В течение последующих двух недель русские армии (9-я, Лечицкий; 4-я, Эверт; 5-я, Плеве; 3-я, Рузский) нанесли сокрушительное поражение под Рава-Русской и южнее Люблина главным австро-венгерским силам (1-й армии Данкля, 4-й Ауффенберга и 3-й Боровича). В то же самое время Брусилов под Гродком отбивал бешеные атаки 2-й австро-венгерской армии, которой командовал Бём-Эрмоли. В последнюю неделю сентября русские войска форсировали Сан и, взяв сильную крепость Перемышль, отбросили деморализованные австро-венгерские войска к Кракову, одновременно занимая наиболее удобные перевалы Карпат.

Российские казацкие части и регулярная кавалерия, перевалив через Карпаты, спустились в долину верхней Тисы и в леса Подкарпатской Руси и заняли окраины Великой Венгерской равнины. К концу 1914 г. вся Галиция находилась в руках русских. В трудном положении оказались не только ее военные, но и гражданские власти.

Население Галиции (включая область Кракова) насчитывало 7,5 миллиона жителей. Из них, помимо полумиллиона евреев, было 4 миллиона поляков и около 3 миллионов жителей русского происхождения — то есть людей, родственных по крови и языку жителям Украины. В Восточной Галиции число руссо-украинцев было равно количеству поляков, но в западных районах последние преобладали. После выборов 1907 г. в местном сейме оказалось 69 польских депутатов и 32 украинских. Результаты этих выборов украинские политические активисты назвали несправедливыми, и борьба против власти поляков на местах усилилась; совершались террористические акты, среди которых самым важным стало убийство вице-короля Галиции графа Потоцкого. В конце концов, после вмешательства венского правительства, украинцы обеспечили себе 27 процентов мест в будущем сейме. Ситуация еще более усложнилась после того, как треть украинских депутатов получила от своих коллег кличку «промосковиты».

Пять довоенных лет были отмечены острым и растущим антагонизмом не только между поляками и украинцами, но и между двумя группировками в местном украинском движении. Пользуясь поддержкой венского правительства и имея в своем распоряжении десять кафедр Львовского университета, образовательную организацию «Просвита», библиотеки, музеи, издательства, несколько ежедневных газет, антимосковские «сепаратисты» всегда были сильнее. Однако теперь движение, созданное Грушевским и его последователями, лишь отстаивало свои былые позиции. Промосковиты, несмотря на трудности, завоевывали авторитет; они основали свой научный институт, организовали собственную академическую группу, выпустили несколько ежедневных газет и создали Русскую организацию. В своей борьбе с промосковитами сепаратисты обратились за помощью к австро-венгерским властям, и в 1912 г. были составлены подробные списки людей, которых подозревали в симпатиях к России.

Война решительным образом изменила все отношения, сложившиеся в Галиции. Одновременно с мобилизацией начались аресты «прорусских». Через несколько недель поражения австрийских армий приписали «предательскому поведению» местного населения. Когда целые подразделения ландштурма Галиции без сопротивления сдались противнику, репрессиям подверглись все жители провинции: проводились массовые аресты, ссылки и казни — и с участием военных трибуналов, и без них. Всех, кого подозревали в «прорусской» ориентации и кто имел какой-либо вес в Галиции, отправляли в концлагеря. Это были депутаты сейма, священники, директора школ, люди из деловых кругов и зажиточные крестьяне. В тюрьмах Львова томились сотни заключенных, которые не знали, за что они были арестованы. В печально знаменитом лагере Телерхоф содержались 7500 несчастных.

Командующий 8-й русской армией генерал Брусилов в своих мемуарах (они впоследствии были опубликованы в Советской России) писал: «Должен сказать, что не только в Восточной Галиции, где большая часть населения является русской и долгое время была хорошо к нам расположена, но и в Западной Галиции, где население в основном составляют поляки, не только крестьянство, но и духовенство католической церкви проявляло к нам симпатию и во многих случаях оказывало всяческую поддержку. Что касается евреев, многочисленных в обеих частях Галиции, то они находились под австрийским влиянием: там было много еврейских землевладельцев, которых не любили ни поляки, ни русские. Почти все зажиточные евреи сбежали, остались только малоимущие. В целом симпатии евреев были на стороне австрийцев, по вполне понятным причинам».

Сразу же после начала русской оккупации желание «промосковитов» отомстить за себя своим соседям проявилось в многочисленных угрозах. Российский генерал-губернатор граф Юрий Бобринский оказался неспособным разрешить эту сложную ситуацию. Будучи гуманным и хорошо воспитанным человеком, он не смог понять всех тонкостей интриг в столице Галиции. «Промосковиты», мстя за прошлые обиды, убедили российские власти на местах не только в том, чтобы запретить сепаратистские политические организации, но и закрыть все их газеты, клубы, просветительские общества, книжные магазины и некоторые школы. Украинских сепаратистских политиков, не успевших уехать, выслали в Россию. Профессору Грушевскому велели отправляться на жительство в Нижний Новгород, хотя позднее ему разрешили посещать столицу «для работы в библиотеках».

Подобные меры можно было бы объяснить условиями войны, но момент для начала борьбы с униатской церковью выбрали крайне неудачно. Граф Бобринский с помощью нескольких православных священников без промедления приступил к выполнению неблагодарной задачи возврата галицийского крестьянства в лоно истинного православия и совершенно проигнорировал тот факт, что, хотя их вера была навязана Галиции и являлась по сути своей чуждой, они исповедовали ее уже несколько столетий.

В очень многих случаях люди демонстрировали преданность своим униатским церквям и священникам. Действия против униатской церкви испортили отношения между населением и оккупационными властями и привели к парадоксальной ситуации, когда русская администрация в Западной Галиции имела меньше проблем с поляками и католиками, чем в Восточной Галиции, где население было русского происхождения и наполовину православное. Русские в конце концов сумели настроить против себя человека, который морально стоял гораздо выше всех своих соотечественников. Униатский митрополит граф Шептицкий никогда не принадлежал ни к одной из политических фракций Галиции, но обладал огромным авторитетом среди местного крестьянства, и его влияние могло бы быть использовано для поддержки русской администрации, прояви она больше терпимости в делах церкви. Но с митрополитом обошлись более сурово, чем со знаменитым сепаратистом Грушевским: его выслали в Россию и он был вынужден жить в провинции под надзором полиции.

Во Львове, во главе Русского комитета, оказалась довольно слабая личность, некий Дудкевич. Из-за промахов русской администрации «прорусские» настроения во время оккупации не пользовались поддержкой населения. Что же касается украинского сепаратистского движения, то из-за войны оно было уничтожено. Союз освобождения Украины распался, а Дорошенко и Зализняк его покинули. Попытка сформировать Украинский легион по образцу Польского легиона Пилсудского успеха ни имела. Хотя военная значимость Польского легиона была невелика, легионеры воевали хорошо, и это помогло создать ядро будущей политической организации. Однако никто никогда не слышал о подвигах Украинского легиона, созданного австрийцами. Тем не менее некоторые члены Союза освобождения Украины нашли способ заинтересовать собой немцев.

Когда в 1915 г. германцы захватили огромное количество русских военнопленных, была сделана попытка «рассортировать» их по национальной принадлежности. Тех, кто назвали себя украинцами, послали в специальный лагерь около Раштатта, где им читал лекции по украинскому вопросу некий «профессор» Безпалько. В начале 1917 г. около 15 тысяч русских солдат, которых немцы признали украинцами, были собраны в лагеря под Раштаттом и прошли нечто вроде пропагандистских курсов. Даже сформировали полк имени Тараса Шевченко, насчитывавший около 2 тысяч солдат, но он не успел проявить свою доблесть на стороне немцев, поскольку в России произошла революция. Если припомнить, что к началу 1917 г. число русских военнопленных, которые оказались у немцев, достигало 3 миллионов, из которых около 700–800 тысяч являлись украинцами, успех Германии в развитии украинского национализма в концлагерях нельзя назвать выдающимся.

Весной 1915 г. император Николай II после взятия Перемышля посетил Галицию и во Львове произнес речь, в которой говорил о «неделимой России», простиравшейся до Карпатских гор. Однако в то время уже стали заметны признаки того, что русское господство в Галиции близится к концу. В начале лета крупное немецкое соединение прорвало русский фронт под Горлицей, и российские армии после тяжелых боев и огромных потерь начали отход на Украину.

К началу осени фронт установился на новой линии; русские продолжали удерживать лишь клочок Восточной Галиции и были вынуждены отдать в руки противника Волынь с городами Ковель, Луцк и Владимир-Волынский.

В то время все были чрезвычайно обеспокоены судьбой Украины, поскольку угроза нависла даже над Киевом. Прифронтовыми стали Подолия, Восточная Волынь и Правобережная Украина. Эвакуация Галиции проходила трудно и болезненно. Вместе с русскими армиями уходили тысячи галицких крестьян, опасавшихся репрессий со стороны австро-венгерских войск. Они двигались пешком, некоторые ехали на телегах со своими семьями. Впереди себя крестьяне гнали домашний скот. Около сотни тысяч беженцев пересекли российскую границу. Уходили и многие евреи, надеясь избежать ужасов войны. Российские военные власти депортировали тех, кто казался им «подозрительным» с политической точки зрения, а также украинцев, поляков и евреев, которые могли укрывать «преступный элемент».

Для последних в Киеве спешно готовили тюрьмы, но никто не знал, что делать с этими людьми и зачем их сюда притащили. Благотворительным организациям пришлось их кормить и одевать, словно они являлись мирными гражданами. Бывали дни, когда на киевском Центральном вокзале приходилось готовить еду на 60 тысяч человек, в надежде накормить весь этот рой незваных гостей.

Русский комитет из Львова вместе со своим шефом Дудкевичем тоже прибыл в Киев. Такой сгусток деморализованных крестьян и еврейских толп в тылу Юго-Западного фронта был опасен во всех отношениях, и прежде всего с санитарной точки зрения. Очистка Киева от этих «гостей» продолжалась с конца 1915 и весь 1916 г. Комитет Дудкевича и другие организации были отосланы в Ростов-на-Дону, а позже — в Туркестан, куда направили и основной поток крестьян-беженцев. Евреям разрешили выезжать за Днепр во внутренние губернии страны, а ограничения на их расселение временно сняли. Многие из них остались на Левобережной Украине и в городах Новороссии, и этот перемещавшийся еврейский элемент вместе со всеми «подозрительными личностями», которые обрели свободу с началом революции, представлял собой неустойчивый и подрывной фактор в течение всего периода социального распада.

В 1916 г. жизнь на Украине нормализовалась. Этому способствовало наступление генерала Брусилова, которому удалось прорвать в нескольких местах Австро-Венгерский фронт. От противника была очищена часть Волыни, и русские вновь вошли в Галицию, заняв Станислав и Черновцы, а также всю Буковину. Фронт опять отодвинулся от Киева.

Под впечатлением русских побед в войну вступили румыны, но, как оказалось, они оказались не готовы к серьезным боям. Русскую армию отправили, чтобы остановить вторжение немцев в Молдавию; был создан новый Румынский фронт, так что линия боев теперь простиралась от Балтийского моря до Черного.

Зимой 1916/17 г. Юго-Западный фронт стабилизировался. Штаб планировал новое наступление на Львов и был уверен в его непременном успехе. В Киеве, неподалеку от фронта, царили мир и покой.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.