Глава одиннадцатая ИМПЕРАТОР И СОЛДАТ
Глава одиннадцатая ИМПЕРАТОР И СОЛДАТ
Безусловно, на жизнь Петербурга вообще и военного Петербурга в частности огромное влияние оказывала личность самого Императора Павла. Чрезвычайно ярко это проявлялось во взаимоотношениях между Павлом и офицерами и солдатами гарнизона.
«Многие современники отмечают молниеносные переходы настроения Павла I от гнева к великодушию: ссыльный офицер, попавший под горячую руку и наказанный несправедливо, мог быть возвращен на следующий день в полк с повышением или с подарком, – пишет К. В. Григорьев. – Эксцентричность Государя, частая его смена гнева на милость, а иногда и наоборот, были причиной тому, что по количеству анекдотов и историй царствование Павла I может сравниться с царствованием Петра Великого. Эти анекдоты не всегда имеют под собой реальные события, но определенным образом характеризуют настроение общества. Можно отметить, что большинство историй имеют счастливый конец, и не беспочвенно будет предположить, что и в жизни часто торжествовало правосудие»1.
Офицеров, ревностно относящихся к исполнению своих обязанностей, Государь всегда отмечал. А. X. Эйлер вспоминал: «…я, робкий в обществах, бывал во фронте перед строгим Императором как дома, никогда не был штрафован и получил от Государя в 1798 году хорошие английские золотые часы, в 1799 году – бриллиантовый перстень и в 1800 году– из собственных рук Императора орден Св. Иоанна Иерусалимского…»2
«Император Павел I, несмотря на всю свою строгость и требовательность по службе, относился к гвардейским офицерам чрезвычайно милостиво, – отмечал П. Н. Дирин. – Если небрежность и незнание службы вызывали его гнев, то… имевший случай вызвать удовольствие Государя мог всегда рассчитывать на его благорасположение и щедрые награды» 3.
Одной из милостей Павла по отношению к офицерам Гвардии являлось его присутствие на их свадьбах, проходивших либо в Зимнем дворце, либо в пригородных резиденциях 4.
О прочих наградах – чинах, орденах, табакерках и т. д., – жалуемых за успехи в службе, уже упоминалось выше.
Впрочем, чтобы не впадать в крайность, нужно отметить, что служба была при Павле действительно трудной, и офицеры нередко подвергались взысканиям.
«Проступки офицеров заключались, по-видимому, исключительно: 1) в несоблюдении установленной формы; 2) в манкировке службою (главным образом, в опаздывании на вахтпарад)», – писал С. А. Панчулидзев 5.
Наиболее строго Император относился к проступкам, порочащим честь и достоинство офицеров.
«Красноречивым доказательством, насколько были суровы в то время наказания для гг. офицеров, является дело двух офицеров Лейб-Гренадерского полка, преданных военному суду за игру в карты и за драку, произведенную в пьяном виде. Военный суд, приговорив одного из офицеров к аресту на шесть месяцев, а другого к разжалованию в рядовые на один год, повергнул свое решение через генерал-аудитора на благоусмотрение Государя Императора.
Император Павел, подробно ознакомившись с представленным делом и видя в нем одно из проявлений распущенности минувшего царствования, приказал виновных офицеров лишить чинов, дворянского достоинства и, преломив шпаги над головой, отослать с фельдъегерем „на работу в Екатеринбург“» 6.
Лишен чинов и посажен в крепость за карточную игру был поручик Преображенского полка Сокорев, а штабс-ротмистр Конной Гвардии Бороздин был заключен в крепость «на хлеб и воду на шесть недель за хвастовство, что он будет пожалован к Его Императорскому Величеству во флигель-адъютанты» 7.
«Самые суровые приговоры павловских судов – по делам чести…
Честь была любимой темой бесед, приказов, приговоров Павла I. Многие наблюдатели (например, Ланжерон) отмечали стремление царя уменьшить в армии пьянство, разврат, карточную игру», – писал Н. Я. Эйдельман 8.
Впрочем, Павел карал не только простых офицеров. Во имя торжества справедливости не щадил он и своих любимцев. Яркий тому пример – случай, произошедший в Петербурге осенью 1799 г.
В ночь с 23 на 24 сентября неизвестный злоумышленник проник в здание Санкт-Петербургского арсенала и похитил две медные позолоченные трубы и литавренные завесы, а также обрезал галуны с кистями, находившиеся на парадной литавренной колеснице 1-го Артиллерийского полка, пожалованной полку за отличие в Семилетней войне 9. Случилось так, что в ночь кражи караул в арсенале несли чины артиллерийского батальона, которым командовал брат генерал-инспектора артиллерии А. А. Аракчеева генерал-майор Андрей Андреевич Аракчеев 10.
«Из сохранившихся документов неясно, то ли Алексей Андреевич (Аракчеев. – Е. Ю. ) сознательно направил следствие по ложному пути, желая выгородить брата, то ли офицеры, которым поручено было провести расследование происшествия, сами стали на сей путь, но фактом остается, что в результате принятых к отысканию виновных мер было установлено: кража в арсенале могла быть совершена „и не в ту ночь, а прежде“. А в этом случае виновным оказывался генерал-лейтенант Вильде, от полка (батальона. – Е. Ю. ) которого стоял тогда караул.
Получив от следователей такой рапорт… Аракчеев передал его со своим донесением Государю. Павел Высочайшим приказом от 29 сентября отставил Вильде от службы. Чувствуя себя пострадавшим невинно, отставленный генерал обратился за помощью к Ивану Павловичу Кутайсову. Тот не упустил случая навредить высокомерному Аракчееву и немедля доложил Его Величеству о том, как все было на самом деле», – писал В. А. Томсинов 11.
Генерал-майор Д. П. Струков излагает этот эпизод более подробно: «На карауле при Арсенале в день обнаружения кражи стояла команда от батальона брата графа, генерал-майора Андрея Аракчеева; последнему, а равно и управляющему Арсеналом полковнику Апрелеву граф Аракчеев приказал принять „всевозможные меры к отысканию… виновных помянутой кражи“. Оба донесли, что ими ведется самое энергичное расследование, причем Андрей Аракчеев в рапорте представил: „Со стороны моей употреблены всевозможные средства к отысканию виновных между бывшими в тот день в карауле на арсенальной гауптвахте, но все оные и каждый собственно единодушно и утвердительно отозвались тем, что об оной покраже ничего не знают и что они вверенное им по наружности, как то: замки, печати, окна и двери – все сохранили, а внутренность видеть и за оную отвечать не могли. Находящийся же при приеме осадной артиллерии подпоручик Миллер показывает, что в окнах того магазейна, где начальники арсенала полагают будто бы и сделано похищение чрез попорченные решетки, что оные изломаны были прежде, что самое дает причину всякому думать, что, может быть, и покража оная сделана была не ту самую ночь, а прежде“.
Накануне стоял караул от баталиона генерал-лейтенанта Вильде. Спасая брата или же сам уверовав в показание Миллера, граф Аракчеев донес Государю о случившемся в духе приведенного рапорта. Быстрый в решениях, Император Павел тотчас уволил от службы генерала Вильде. Истина, однако, восторжествовала; злоумышленники были пойманы, ими оказались трое нижних чинов лейб-гвардии артиллерийского баталиона и двое арсенальных мастеровых, которые при первом же следствии показали, что кража совершена ими в ночь содержания караула именно командою баталиона Аракчеева.
Оба Аракчеева – и инспектор всей артиллерии, и шеф баталиона – были отставлены от службы» 12.
1 октября 1799 г. был объявлен следующий Высочайший приказ: «Генерал-лейтенант Аракчеев 1-й за ложное донесение и что в противность устава нарядил дежурным штаб-офицера из другого батальона, а не от того, который стоял тогда в карауле, отставляется от службы» 13.
«Существует мнение, что опала Аракчеева в 1799 году была организована участниками заговора против Императора, которые не имели бы шансов на успех в случае, если бы он оставался в столице», – писал А. Н. Сахаров 14. Судя по многим факторам, с этим мнением вполне можно согласиться.
А колесница, сыгравшая столь печальную роль в судьбе А. А. Аракчеева, да, пожалуй, и самого Павла, и, по сути, повлиявшая на ход русской истории, до сих пор является одним из самых замечательных экспонатов Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи 15.
Строгость Павла по отношению к офицерам заставила многих из них оставить службу, что имело и положительные последствия – в связи с большим количеством освободившихся вакансий значительно ускорилось чинопроизводство 16.
Кстати, постоянно встречающиеся в мемуарах и оттуда перекочевавшие в историческую литературу рассказы о страшных репрессиях в отношении офицеров – разжалованиях за малейшую оплошность, ссылках и т. д. – имеют мало общего с действительностью. По последним подсчетам, подвергнуто тюремному заключению, отправлено на каторгу и в ссылку не более 300 офицеров, причем случаи ссылки в Сибирь – единичные, и почти все они – по делам чести. Чаще же всего офицер ссылался в свое имение или переводился в более отдаленный полк. Впрочем, даже суровые взыскания в случае исправления виновного редко отражались на его карьере – Император наказывал не человека, а проступок, и многие исключенные вскоре вновь возвращались на службу 17.
Но если столь трудной была офицерская служба, то каково же было служить солдату, тем более что в литературе общим местом стали рассказы о чрезвычайно суровом отношении Павла к нижним чинам, о беспощадных наказаниях солдат за малейшую провинность? 18
Как ни парадоксально это прозвучит, но практически все мемуаристы единодушны в признании того факта, что солдаты любили Павла 19. «Их по-прежнему били, секли, но они были избавлены от произвола начальников, значительно улучшилось содержание рядовых, наверное, впервые получавших все, что им было „должно“, – писал А. М. Валькович. – Срок службы для всех без исключения податных сословий был определен в 25 лет Но теперь никто не мог использовать солдат для частных, „собственных работ“; ничто не мешало им в свободное от службы время отправляться на вольные работы и помимо жалованья иметь дополнительный доход.
Удачный развод или учение, доставившие „отменное удовольствие“ Императору, довольно часто и щедро вознаграждались: сыпались рубли или наливались чарки, дымились артельные котлы с мясом…» 20.
Павел много внимания уделял медицинскому обеспечению военнослужащих, прежде всего нижних чинов. Он часто и охотно посещал госпитали, проявлял заботу об их благоустройстве. Состояние медицины в армии было предметом его постоянного внимания 21.
Выше уже говорилось об улучшении при Павле вещевого довольствия нижних чинов. Улучшено было и питание солдат, хотя по ряду причин здесь оставались сложности, прежде всего из-за отсутствия соответствующего санитарного надзора и нерациональности самой системы обеспечения войск продовольствием, которую Павел изменить не смог. Но именно он возложил на военных врачей функции санитарного надзора как за продуктами, так и за состоянием нижних чинов в целом 22.
Было увеличено жалованье нижних чинов и офицеров. 23
Любовь и уважение Павла к солдату проявились и в учреждении для них специальной награды – Знака отличия ордена Св. Анны, или Аннинской медали. Эта медаль, учрежденная 12 ноября 1796 г., жаловалась нижним чинам за 20 лет «беспорочной» службы, а затем, до учреждения в 1807 г. Знака отличия Военного Ордена, и за храбрость на поле боя. Медаль изготавливалась из позолоченного серебра, диаметр ее составлял 24,5 мм. На лицевой стороне под императорской короной помещался залитый красной эмалью равноконечный крест с уширенными концами, вокруг креста, перекрываемое короной, шло красное эмалевое кольцо. На оборотной стороне медали имелось такое же кольцо, а в центре выбивался порядковый номер. Медаль носили на груди на ленте ордена Св. Анны – красной с золотой каймой по краям. Награжденные Аннинской медалью освобождались от телесных наказаний, исключались из подушного оклада и получали добавочное жалованье. Аннинская медаль стала первой в России «выслужной» медалью для нижних чинов. Ее разрешалось носить и после производства в офицеры. Всего при Павле ею было награждено более 36 тысяч человек 24.
В 1798 г. Павел вместе с орденом Св. Иоанна Иерусалимского учреждает к нему донат (знак отличия) для награждения нижних чинов также за «беспорочную» службу. С 10 октября 1800 г. и до смерти Императора донат жаловали вместо Аннинской медали. Он представлял собой золотой мальтийский (с раздвоенными концами) крест диаметром 24,4 мм, между концами которого располагались украшения в виде золотых лилий. Нижний и поперечные концы креста с обеих сторон покрывались белой эмалью. На оборотной стороне верхнего луча креста, не покрытой эмалью, выбивался порядковый номер. Донат носился на груди на черной ленте ордена Св. Иоанна Иерусалимского. Всего им было награждено 1127 человек 25.
Забота Павла касалась не только служащих солдат, но и инвалидов. Создание Лейб-Гвардии Гарнизонного батальона – не единственный тому пример.
13 января 1797 г. был объявлен следующий именной указ Императора: «Его Императорское Величество Государь Император Высочайше повелеть соизволил: следуемое Его Величеству из Адмиралтейской Коллегии по званию Генерала-Адмирала жалованье и провиант обратить на содержание инвалидов, находящихся ныне на Каменном Острову, а равно и впредь имеющих определяться по Высочайшему Его повелению…» 26.
Примером истинно отеческого отношения Павла к солдатам может служить и тот факт, что Император стал крестным отцом более тридцати детей нижних чинов Лейб-Гвардии Преображенского полка и Лейб-Гвардии Артиллерийского батальона 27. А трем преображенцам – рядовым Ивану Яковлеву и Власу Давыдову и унтер-офицеру Андрею Манцурову – выпала честь «по соизволению Государя» сыграть свадьбы в Большой церкви Зимнего дворца 28.
Особенно ярко преданность солдат Павлу проявилась после его убийства. Так, Лейб-Гвардии Конный полк, по воспоминаниям Н. А. Саблукова, отказался присягать Александру, пока нескольким специально отряженным солдатам не было показано тело покойного Государя 29.
«Император Павел, несмотря на всю свою строгость и вспыльчивость, любил солдата, и тот чувствовал это и платил ему тем же, – писал А. А. Керсновский. – Безмолвные шеренги плачущих гренадер, молча колеблющиеся линии штыков в роковое утро 11 марта 1801 года являются одной из самых сильных по своему трагизму картин в истории русской армии» 30.
«Кадеты любили покойного Государя, и многие из нас заплакали», – вспоминал Ф. В. Булгарин о получении в 1-м Кадетском корпусе известия о смерти Императора 31. Он же писал и об особой чести, предоставленной кадетам 1-го Кадетского корпуса – содержать караул у гроба Павла Петровича в Михайловском замке, а во время похоронной процессии следовать впереди и позади погребальной колесницы под ружьем и со знаменами (кадеты 2-го Кадетского корпуса шли по бокам колесницы всего лишь с факелами). И только кадеты 1-го корпуса вошли во время церемонии погребения под ружьем внутрь Петропавловской крепости, в то время как остальные части гарнизона выстраивались за ее гласисом 32.
В мемуарах современников царствование Павла характеризуется зачастую огромным количеством нелепых распоряжений, в том числе и касающихся военной службы 33. Но нелепыми эти распоряжения выглядели чаще всего вопреки воле монарха.
«Тяжесть службы еще увеличивалась тем обстоятельством, что высшие начальники, исполняя Высочайшие повеления, проводили их в жизнь со своими дополнениями, – писал В. К. Судравский. – Очень часто эти дополнения носили весьма курьезный характер и вторгались в область, имевшую мало общего с военной службой. Так, например, Император Павел приказал исключить из ученого словаря несколько русских слов и, заменив их немецкими, приказал не употреблять ни в разговоре, ни в письмоводстве. По этому повелению слова „стража“, „отряд“, „исполнение“, „объявление“ были заменены „караулом“, „деташементом“, „экзекуцией“ и „публикацией“. Получив Высочайшее повеление, командир Лейб-Гренадерского полка приказал, по рассказам современников, полковому священнику петь на заутрени ирмос вместо „на божественной страже богоглаголивый Аввакум“ – „на божественном карауле“. Другой командир полка запретил офицерам отлучаться из квартир и приказал им при каждом выходе просить разрешения у баталионного командира; этот же командир полка запретил нижним чинам ездить на извозчиках и приказал им обязательно ходить пешком. После Высочайшего повеления, чтобы гренадеры носили усы и бакенбарды, некоторые командиры полков Петербургского гарнизона приказали нижним чинам, не имевшим своих усов и бакенбард, наклеивать искусственные» 34.
Чрезмерная ретивость начальников становилась порой причиной весьма неприятных инцидентов. Так, в 1800 г., после повеления Павла изъять из полков и сжечь знамена обр. 1786 г., многие полковые командиры взялись за дело столь рьяно, что оказалось сожжено и множество знамен более ранних образцов 35.
Но далеко не всегда распоряжения Павла искажались по недомыслию или от излишнего усердия. Нередко это делалось и специально, и более всего преуспел в этом уже знакомый нам граф П. А. Пален.
«Как военный губернатор, имея в своем распоряжении Гвардию, полицию, заставы, и как министр внутренних дел, заведуя внешними сношениями и перлюстрацией почты, причем вообще все повеления Государя шли через его руки, Пален систематически пользовался всякой вспышкой Павла и так грубо безжалостно проводил немедленно в исполнение его приказы, чтобы создавать недовольство всюду и размножать врагов Павла, – писал автор предисловия к сборнику „Цареубийство 11 марта 1801 года“. – Эта адская махинация тем легче могла быть приведена в действие, когда Павел заперся в Михайловском замке. Именем государя правил Пален, и правил так, что, действительно, и за границей, и внутри России создавалось впечатление, что правит сумасшедший деспот. Но когда Павел узнавал о том, как жестоко исполнялось его приказание, он делал все, чтобы исправить причиненное зло. Не в расчетах Палена, однако, было давать эту возможность государю. Постоянно повторяемые обвинения Павла в том, что он запрещал круглые шляпы, жилеты и фраки, усматривая в них „якобинство“, требовал, чтобы при встрече с ним дамы останавливали кареты и выходили, – конечно, справедливы. Но особенно потому, что Паленом делалось все, чтобы требования государя выполнялись с бессмысленной жестокостью, последовательностью, крайностью. Сколько раз Павел Петрович, подъезжая к карете, просил даму не беспокоиться.
Собрав все причины недовольства, должно признать, что, при всех недостатках характера Павла, без коварной провокации графа Палена это недовольство не разрослось бы в такой степени. Крутая муштровка, регламентация обывательской жизни, придирки и стеснения были и после Павла. А все терпели.
Замечательно, что самое спокойное время в 1800 г. в Петербурге было в сентябре и в октябре, когда граф Пален был назначен командовать армией на русской границе, а должность петербургского военного губернатора с 14 августа исполнял генерал от инфантерии Свечин» 36.
А вот приказ, отданный в феврале 1800 г. комендантом Михайловского замка генерал-лейтенантом Н. О. Котлубицким начальнику замкового караула в связи с якобы имеющимся распоряжением Павла о том, чтобы все, кто проходит перед императорскими резиденциями, снимали головные уборы: «Чтобы часовые отнюдь не приказывали скидать шляп и шапок проходящим, а оставляли на их волю (а когда будет повелено, то об оном будет и особо предписано)» 37.
Впрочем, понятно, что Пален действовал в интересах антипавловского заговора.
Заговор и убийство Императора Павла являются, бесспорно, одной из самых черных и позорных страниц в истории русской Гвардии. Заговорщики действовали отнюдь не в интересах России и народа, как заявляли потом, пытаясь оправдаться. «На этот раз заговорщиками руководила не столько забота о благе государства, сколько своекорыстные интересы…» – писал А. М. Валькович 38.
Едва ли во имя государственной пользы убийцы изуродовали тело Павла так, что его трудно было узнать. «Уборка тела, гримировка, бальзамирование и облачение в мундир длились более 30 часов, и только на другой день после смерти, поздно вечером, Павла показали убитой горем Императрице», – вспоминал полковник Н. А. Саблуков 39.
Неизвестный литограф с оригинала Г. Шварца. Открытие памятника Павлу I в Гатчине. 1851 г.
Убийство этого Государя, главной виной которого было желание навести в России и армии порядок, не может быть оправдано никакими аргументами.
«11-е марта останется навсегда позорной страницей в Русской истории, – справедливо отмечал С. А. Панчулидзев. – Цареубийство всегда наносит тяжкую рану государству, т. е. тому, для кого существуют и Государи, и подданные» 40. Кратко, но верно охарактеризовали убийство Павла современные исследователи Д. В. Калюжный и Я. А. Кеслер, написавшие, что в ночь с 11 на 12 марта 1801 г. «… пьяные клятвопреступники и их слуги убили необыкновенного человека, помазанника Божия. Убили за иностранное золото и ради сохранения вольготной сытой жизни. Убили, ссылаясь на „мнение нации“, но побоялись привлечь к перевороту даже рядовых гвардейцев, поскольку солдаты, без сомнений, не позволили бы убить Императора» 41.
«Офицерские парики и парадный лоск были известны и до Павла, и после него, – писал В. Голубин. – Но именно решимость монарха проводить преобразования, несмотря ни на какие препятствия, сделала невозможной ситуацию, когда в отполированных до зеркального блеска ножнах могло не оказаться клинка. Суворовские победы, война 1812 года со всей очевидностью обнаружили своевременность мер, предпринятых Павлом Петровичем – Императором и слугой своего государства» 42.
При Павле военный Петербург, безусловно, «подтянулся», потеряв оттенок гвардейского сибаритства. И именно тогда, пожалуй, впервые стал ярко проявляться в облике города «военный» дух, столь хорошо знакомый по литературным произведениям и мемуарам.Данный текст является ознакомительным фрагментом.