Победы и поражения Петра на внутреннем фронте
Победы и поражения Петра на внутреннем фронте
На внутреннем фронте у реформатора есть не менее блестящие победы и не менее трагические поражения, чем на военном.
Рывок, сделанный Россией при Петре в области промышленности, очевиден. Десятки и сотни новых заводов и целых отраслей ведут свою историю с тех времен. Промышленность шагнула вперед не только качественно и количественно, но даже географически – в металлургии на первое место выдвинулся Урал. Если в 1700 году в Россию из Швеции ввезли, по данным таможни, 35 тысяч пудов железа (один пуд равен 16,38 кг), то в 1726 году только через Петербург и Ригу за границу продали более 55 тысяч пудов русского железа.
Любопытно замечание Вольтера в его «Истории Российской империи при Петре Великом» по поводу настойчивых усилий царя поднять российскую промышленность. Русский реформатор, пишет Вольтер, знал:
…Что дипломатические переговоры, притязания государей, их союзы, их дружба, их подозрения, их неприязнь подвержены почти каждодневным изменениям и что от самых мощных политических усилий зачастую не остается ровно никакого следа. Одна хорошо оборудованная фабрика приносит государству иной раз больше пользы, чем двадцать договоров.
Особенно, как считалось в ту пору, если это оружейная фабрика. С 1712 года Россия перестала закупать в Европе оружие. То есть Петром был решен важнейший для национальной безопасности вопрос!
Столь стремительный рывок вперед объясняется рядом причин. В частности, последовательной протекционистской политикой власти. Реформатор не скупился на льготы и привилегии российским фабрикантам и производителям. В 1724 году Петр ввел покровительственный таможенный тариф, то есть высокие пошлины на те иностранные товары, что уже и так выпускались отечественными производителями.
В политике протекционизма всегда есть и оборотная, негативная сторона, но в тот момент без целенаправленной поддержки национального производителя Петр обойтись просто не мог.
Второй важной составляющей успеха стало умелое использование западных специалистов. При Петре набор европейских специалистов шел постоянно, причем им предлагались самые выгодные контракты и гарантировалось комфортное проживание в России. По инструкции Мануфактур-коллегии, в случае если иностранный мастер изъявлял желание выехать за границу до истечения срока контракта, производилось строгое расследование, чтобы выяснить, не было ли ему какого-либо «стеснения или обиды». Виновных сурово наказывали. Приглашение иностранного специалиста, как это было, впрочем, и до Петра, оговаривалось лишь одним условием – учить русских людей всему честно, без утайки.
Одновременно та же Мануфактур-коллегия по распоряжению Петра регулярно направляла десятки молодых русских для работы и учебы на западных заводах. Всем им гарантировалось казенное содержание за рубежом, а их семьям – различные привилегии.
Точно так же, как и при создании русской армии, Петр не мог и здесь на начальном этапе обойтись без помощи Запада, но, как и в первом случае, мечтал поскорее избавиться от учителей. Многие, считающие Петра радикальным западником, забывают о его известной фразе, что России Запад нужен лишь на несколько десятилетий, а потом к нему можно повернуться задом.
Понимать фразу буквально, как желание царя в какой-то момент порвать с Западом, не стоит. Петр, как никто другой, осознавал выгодность сотрудничества с Европой. За этими словами стоит совершенно иное – страстное желание реформатора, чтобы Россия, выучившись наконец у иностранцев и получив долгожданный диплом об образовании, смогла затем на равных вести разговор с кем угодно и о чем угодно.
Торговые вопросы в отличие от вопросов промышленного развития Петр решал с переменным успехом. После основания Петербурга одной из задач, что он ставил перед собой, было перевести внешнюю торговлю с трудного беломорского пути на более удобный и прибыльный балтийский. Царь замыслил сделать главным каналом внешней торговли новую столицу вместо традиционного Архангельска.
Здесь Петру пришлось долго бороться как со своими, русскими, так и с иностранными купцами, прежде всего с голландцами, давно свившими себе уютное гнездо в Архангельске. Мало кто хотел сниматься с насиженного места и ехать в плохо еще обустроенный поселок на болоте.
Любопытно, что Петр столкнулся с противодействием даже своего ближайшего окружения, через которое русские и иностранные купцы лоббировали свои интересы. За купцов горой стоял Сенат, а генерал-адмирал Апраксин даже заявил царю в глаза, что тот своей затеей разорит купечество и вызовет «вечные, никогда не осушаемые слезы». Петр, однако, настоял на своем: Петербург стал главным портом для внешней торговли России, а «вечные слезы» высохли сами собой.
Одержал победу Петр и еще на одном важнейшем направлении – русский вывоз стал постепенно преобладать над ввозом. Это был, конечно, триумф.
Не удалось же решить целый ряд других задач. Во-первых, создав внушительный военный флот, Петр не смог, хотя и мечтал об этом, создать флот торговый. Подвели русские предприниматели, не имевшие привычки самостоятельно торговать за рубежом. Не смог справиться Петр и с вечным российским злом – бездорожьем, а это крайне мешало развитию торговли.
Здесь неудачи подстерегали Петра и на суше и на воде. Огромные жертвы и усилия, потраченные на то, чтобы проложить новый, более короткий и удобный путь между Москвой и Петербургом, оказались напрасными. Проект был заброшен: новгородские леса и болота победили Петра Великого. Пытаясь использовать разветвленную водную сеть севера и европейского центра страны, царь и здесь разработал амбициозный план строительства, но из шести запланированных каналов при жизни царя удалось окончить лишь один Цнинский канал для снабжения Санкт-Петербурга продовольствием и другими товарами из Центральной России.
Еще скромнее выглядят успехи в развитии сельского хозяйства. Правда, царь-реформатор и тут оставил свой след, заботясь о расширении посадок льна, конопли, табака, фруктовых деревьев и лекарственных трав, разведении лошадей и овец, но обескровленная войной и чрезмерными налогами деревня не была способна сделать не только рывок, но и заметный шаг вперед. В утешение царь подарил крестьянину два инструмента, значительно облегчившие в дальнейшем его труд. Именно реформатор привез из-за границы и вложил русскому земледельцу в руки вместо традиционного серпа косу и грабли.
Трудно однозначно оценить успехи Петра в области образования. В каких-то направлениях он сделал, кажется, невозможное. Речь идет, конечно, о военном деле и военной науке. Начав с приглашения наемников и иностранных военных специалистов, уже в 20-х годах XVIII века Россия, воспитав свои собственные офицерские кадры, полностью отказалась от помощи иностранцев. Была создана целая система подготовки военных специалистов, открыты специализированные учебные учреждения, изданы все необходимые наставления, уставы и пособия для военных и моряков.
К концу правления Петра Россия располагала полевой армией в 130 тысяч человек (пехота, кавалерия и артиллерия) плюс 70 тысяч солдат и офицеров имелось в гарнизонных войсках, не говоря уже о милиции и иррегулярных частях. И всей этой силой командовали уже не иностранцы, а русские.
К концу жизни Петра русский флот стал самым сильным на Балтике: 32 линейных корабля, каждый из которых имел от 50 до 96 пушек, 16 фрегатов и множество других более мелких судов. И здесь уже избавились от наемников, а русские моряки имели на своем боевом счету ряд блестящих побед. Начав в морском деле с нуля, Петр привел русский флот к самой вершине.
В гражданской сфере успехи оказались много скромнее. Основная часть населения осталась после Петра такой же необразованной, как и до него, хотя верхи, особенно в области специальных знаний, необходимых для подъема промышленности и управления государственным аппаратом, не столько по доброй воле, сколько силой были, конечно, кое-чему обучены.
О том, как прививались тогда знания на Руси, наглядно свидетельствует следующий эпизод. Когда большая группа молодых дворян, не желавших поступать в математическую школу, записалась в духовное училище в Москве, Петр не только приказал всех этих «любителей богословия» отправить в Петербург в морскую школу, но и в наказание заставил их в поте лица забивать сваи на реке Мойке.
И дворяне и прочие граждане на начальной стадии образования получали в лучшем случае самый элементарный багаж знаний по арифметике и письму. Учеба продолжалась до 15-летнего возраста, после чего начиналась обязательная служба. По петровскому указу от 1723 года держать в школах учеников, даже пожелавших продолжить образование, запрещалось, «дабы под именем той науки от смотров и определения в службу не укрывались».
В эпоху Петра молодым людям, предрасположенным к гуманитарным наукам, приходилось худо, оставалось разве что учить языки и идти в переводчики и дипломаты. Гораздо легче жилось людям со склонностью к техническим знаниям. Приоритеты тогда определяли государственная необходимость и личные пристрастия Петра, а для него военное и горное дело были важнее всех гуманитарных и общественных наук, вместе взятых. Верфь и мануфактура – это было полезно, а парламент – только «весело».
Главное поражение реформатора связано с финансами. Хотя, напомню, ради разрешения именно этой острейшей проблемы и началась во многом государственная реформа.
Здесь стоит задержаться подробнее, ибо петровский постулат «Требуй невозможного, чтобы получить наибольшее из возможного», к сожалению, надолго закрепился в российской экономической мысли, а в сталинскую эпоху определял, можно сказать, всю экономическую политику страны.
Именно в Петровский период в России появляется удивительная профессия и одновременно должность «прибыльщика», то есть человека, придумывающего какой-нибудь новый способ получения прибыли в казну. Причем, что характерно, исключительно в области налогообложения. Петр рассматривал любые подобные проекты, даже самые безумные, и награждал всех авторов без исключения, аргументируя тем, что они «мне добра хотели». Те же авторы, чьи проекты, по мнению Петра, заслуживали внимания, получали помимо награды возможность создать очередную бюрократическую структуру для сбора налогов в новой области.
Некоторые из идей действительно принесли хорошие деньги. Немалый доход дала, скажем, идея ввести в России, как и за границей, гербовый сбор. Но наряду с этим в Петровские времена существовали совершенно невообразимые налоги, например с продажи арбузов, орехов и огурцов, от клеймения шапок, сапог и хомутов. Был так называемый трубный налог – с каждой трубы в доме, налог с плавательных средств – лодок и баркасов, когда те причаливают или отчаливают от пристани, налоги банный, погребной, водопойный, ледокольный и прочие чудеса.
Использовался даже церковный раскол – на старообрядцев накладывали двойную подать. Бороды теперь перестали насильно брить. Если сначала Петр воспринимал ношение бороды как некий политический протест, вроде повязки на голове с надписью «Долой царя-реформатора!», то позже борода стала налогооблагаемым «товаром». Сумма определялась в зависимости от сословия: в 1705 году дворянин платил за бороду 60 рублей, купец – 100, простой торговец, почему-то как и дворянин, – 60, слуга – только 30 рублей. Крестьянин в деревне получил привилегию носить бороду даром, но при въезде в город и выезде за городские ворота с него, так же, как и с других, за эту роскошь брали налог, правда невысокий – всего одну копейку.
Специальный Монастырский указ ведал монастырскими вотчинами. В 1701 году, заявив, что поскольку нынешние монахи, не в пример древним, не питают нищих своими трудами, а, наоборот, кормятся за чужой счет, царь отнял у монастырей право распоряжаться их вотчинными доходами.
К этим экстраординарным мерам по исправлению финансового положения следует добавить введение государственной монополии на целый ряд новых услуг и товаров: соль, табак, мел, деготь, рыбий жир и даже на последнее утешение русского зажиточного гражданина – дубовый гроб. Значительный, хотя, естественно, и временный доход дала официальная подделка монеты (доля серебра в ней снизилась).
И уж последним ходом в этой отчаянной борьбе за казну стала подушная подать, то есть подать с каждой мужской «головы», невзирая на то, чья эта «голова» – работоспособного человека, древнего старца или младенца. Если вспомнить, что война оттянула в армию огромные массы работоспособного мужского населения, что царь регулярно забирал мужчин то на рытье каналов, то на корабельные верфи, то на строительство новой столицы (где люди гибли от болезней и голода столь же трагически, как и на войне), тогда становится очевидным, что Петр подстегивал кнутом страну, больше всего напоминавшую изможденную клячу.
Экономическая безграмотность подушной подати и несправедливость – когда бедного калеку, не имеющего ни дома, ни хозяйства, с двумя голодными сыновьями обязывали платить больше зажиточного крестьянина с одним сыном – были очевидны, кажется, всем, но этот абсурдный способ взимания налогов при Петре так и не отменили. И здесь царь почему-то не захотел воспользоваться западным опытом, хотя соответствующие рекомендации запрашивал.
Понятно, что при таком подходе к реформам вести их можно было, только сохраняя в России рабство и, естественно, надсмотрщиков. К сбору податей и недоимок по приказу Петра присоединились военные, расквартированные в различных районах страны.
Это уже были новые русские полки, формировавшиеся не по территориальному признаку и, следовательно, не имевшие связи с местным населением. По словам Ключевского, с заменой местных связей казарменными армия, и особенно гвардия, могла быть «под сильной рукой только слепым орудием власти, под слабой – преторианцами или янычарами». Историк замечает, что полковые команды, руководившие сбором подати, оказывались разорительнее самой подати:
Не ручаюсь, хуже ли вели себя в завоеванной России татарские баскаки [наместники и сборщики подати] времен Батыя… Создать победоносную полтавскую армию и под конец превратить ее в 126 разнузданных полицейских команд, разбросанных по 10 губерниям среди запуганного населения, – во всем этом не узнаешь преобразователя.
К тому же созданная царем бюрократия с младенчества несла на себе порок казнокрадства и взяточничества. Трудно определить, насколько справедлив подсчет современников Петра, но в народе в те времена бытовало представление, что из собранных в качестве налогов 100 рублей в казну реально попадает только 30. Конечно, не следует к подобным утверждениям относиться как к данным серьезной статистики, но при анализе отношения населения к реформам подобное мнение учесть стоит.
Тем же временем датируются и первые случаи бегства русского капитала за рубеж. История свидетельствует, что первопроходцем здесь стал ближайший друг царя, многократно им битый за воровство, но очевидно так и недобитый Александр Меншиков: он держал в английских банках не один миллион. Фискальная система, созданная Петром для пресечения казнокрадства и укрывательства капитала, дала плачевные результаты. Все главные фискалы в конце концов сами оказывались замешанными в махинациях и взятках.
Считать подобную финансовую политику успешной могут лишь самые горячие поклонники Петра I. Часто говорят о том, что Петр после своей смерти в 1725 году не оставил государственных долгов, а доходную часть бюджета за годы своего правления более чем утроил. Это правда. Но правда и то, что в наследство преемники реформатора получили дочиста обобранную страну.
Есть любопытное примечание к ведомости Камер-коллегии 1726 года, где объясняются причины неудач при сборе налогов:
…В Камер-коллегию губернаторы, и вице-губернаторы, и воеводы… и земские комиссары доношениями и рапортами объявляют: тех-де подушных денег по окладам собрать сполна ни которым образом невозможно, а именно за всеконечною крестьянскою скудостью и за хлебным недородом, и за выключением из окладных книг, написанных вдвое и втрое [то есть сами податные «головы» были посчитаны неверно], и за сущею пустотою, и за пожарным разорением, и за умерших и беглых безвестно, и за взятых в рекруты, и за престарелых, и увечных, и слепых, и сирот малолетних…
И так далее.
Если встать на позицию строгого налогового инспектора, то можно, конечно, заподозрить, что в жалобе кое-что преувеличено: например, может быть, неурожай или пожар не были столь уж катастрофическими, – но в целом картина, безусловно, объективна. С рекрутов, а также с беглых, малолетних и убогих не много возьмешь, «за сущею пустотою», как верно подмечено в этом официальном и трагическом документе.
Один из самых последовательных критиков петровской финансовой реформы Павел Милюков замечает:
…Утроение податных тягостей и одновременная убыль населения по крайней мере на 20 % – это такие факты, которые… красноречивее всяких деталей.
Россия была возведена в ранг европейской державы ценой разорения страны, резюмирует Милюков.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.