Первый идейный контакт. Иван Грозный и Ватикан

Первый идейный контакт. Иван Грозный и Ватикан

Одним из первых, кто вступил не только в дипломатический, деловой, но и идейный контакт с Западом, был царь Иван IV. Это естественно. В тогдашней самодержавной и догматически православной России лишь правящая элита имела достаточное образование и право думать самостоятельно. А самым свободным из элиты являлся самодержец: Юпитеру позволено все.

Иван IV первым из московских государей, как пишет Ключевский, «узрел и живо почувствовал в себе царя в настоящем библейском смысле, помазанника Божия». Только в такой броне и представлялось возможным безбоязненно выходить на первое идейное сражение с иноверцами. К тому же, ведя свой род от Пруса, Иван Грозный, как свидетельствуют летописи, сам себя любил называть немцем. Точно неизвестно, насколько Иван Грозный верил в свою мифическую родословную, но не исключено, что и это внутреннее ощущение западных корней (пусть не от Пруса и Августа, но, во всяком случае, от Рюрика) также облегчало путь к неформальному общению с иностранцами.

Свою роль сыграли и особенности личности Ивана IV. Царь вошел в историю человеком жестоким и вспыльчивым до сумасшествия, что в целом соответствует истине. Известно, как в 1577 году на улице в ливонском городе Кокенгаузене, захваченном русскими, царь благодушно беседовал с пастором на любимые им богословские темы. Однако когда его оппонент имел неосторожность сравнить Лютера с апостолом Павлом, царь неожиданно пришел в ярость, ударил пастора хлыстом по голове и ускакал со словами: «Пошел ты к черту со своим Лютером!»

В другое время Иван приказал изрубить присланного ему из Персии слона, не пожелавшего подчиниться приказу дрессировщика и встать перед царем на колени. Из-за одного подозрения, ничего не проверив, Иван Грозный, по замечанию одного из историков, так бесчеловечно и безбожно разгромил Новгород с целой областью, как никогда не громили русских городов даже татары.

Но тот же Иван, и этому тоже есть множество свидетельств, был человеком крайне увлекающимся, натурой творческой и любознательной. Его записи и речи свидетельствуют о беспорядочной, но большой начитанности, а в вопросах богословских Грозный являлся экспертом. Ключевский утверждает:

Иван – один из лучших московских ораторов и писателей XVI века, потому что был самый раздраженный москвич того времени. В сочинениях, написанных под диктовку страсти и раздражения, он… поражает жаром речи, гибкостью ума, изворотливостью диалектики, блеском мысли…

Очевидно, что такая личность не могла не проявлять интереса к новым людям и необычным идеям.

Эпизод с пастором, описанный выше, свидетельство не столько религиозной нетерпимости Ивана, сколько его психической неуравновешенности. В 1570 году в своих палатах царь совершенно спокойно беседовал о вере с пастором польского посольства чехом Яном Рокитой, известным богословом, принадлежавшим к секте моравских братьев. В числе других членов секты Роките пришлось выехать из Чехии в Польшу. Богословский диспут проходил в присутствии бояр, польских дипломатов и православного духовенства. Сначала в подробном вступлении Иван Грозный изложил свою позицию протестантскому богослову, а затем приказал ему защищаться «вольно и смело», без всяких опасений.

Царь внимательно и терпеливо выслушал речь пастора, а позже, тщательно всё взвесив, написал на эту речь пространное опровержение. Этот богословский трактат до XIX века распространялся в рукописном виде и пользовался большой популярностью среди московских и западноевропейских книжников. Рокита также изложил свои прения с царем письменно, и его труд был опубликован в латинском переводе в 1582 году.

Интересно, что если с протестантами и простыми католиками (этому также есть свидетельства) Иван мог дружелюбно спорить о религиозных догматах, то дискутировать о вере с официальным представителем Ватикана царь не желал. Сказывалась старая предубежденность против католицизма. Царь готов был беседовать с посланцами папы о политике и торговле, но только не об унии двух церквей. Между тем именно в то время интерес Ватикана к России серьезно возрос. Каждый раз, когда турецкий султан угрожал Европе, а делал он это часто, Ватикан начинал смотреть на Россию как на потенциального союзника, способного открыть второй фронт против мусульман и тем самым ослабить турецкое давление.

Во второй половине XVI века в Римской курии конкурировали между собой две оппозиционные группы: первая, сформированная под польским влиянием, считала русских врагами христианства. Другую позицию занимали влиятельные тогда венецианцы, считавшие союз с Московией необходимым условием для победы над турками. При этом, естественно, подразумевалось, что в конечном счете Московия должна подчиниться понтифику. Об этом писали многие, в том числе великий итальянский гуманист Энеа Пикколомини, известный также как Пий II, и итальянский философ Томмазо Кампанелла. Именно эта венецианская группа и предложила направить к Ивану Грозному опытного дипломата.

Тем более на тот момент представился и удачный предлог. Москва и Польша, уставшие от войны, искали посредника, способного помочь им заключить мир. В качестве такого посредника и отправился в Москву дипломат-иезуит Антонио Поссевино. В иезуитском ордене Поссевино числился на хорошем счету за свои успехи в работе с северными странами, где ему удалось обратить в католицизм шведского короля Иоанна III.

Перед посланником Ватикана стояло несколько важных задач: заключение мира между русскими и поляками, установление торговых отношений между Московией и Венецией, привлечение царя к антитурецкому союзу и, наконец, самое важное и трудное – реализация решения о воссоединении двух церквей, принятого Флорентийским собором в 1439 году.

Позже, подводя итоги своей миссии, Поссевино отметит, что Иван IV проявил немалый дипломатический талант при заключении договора с Польшей. Когда же зашел разговор о религии, царь просто сказал, что данный договор невозможен.

О перспективах распространения католицизма в Московии Поссевино в своих записках отзывается скептически, так как, по его мнению, о католицизме русские ничего не знают, а если что и слышали, то лишь оскорбительные отзывы со стороны греков. Чтобы изменить ситуацию, Поссевино предлагал членам ордена для начала заняться изучением русского языка, а главное – напечатать в Вильно, где существовал иезуитский колледж, книги, необходимые для миссионерской деятельности в России.

Таким образом, миссия Поссевино закончилась удачно для Москвы и неудачно для Ватикана. Был решен вопрос о мире с Польшей, причем, как следует из комментария католического представителя, с выгодой для русских. Удалось решить вопрос о торговле с Венецией, но Москва и сама здесь стремилась к успеху. Зато провалом закончились попытки Поссевино даже поговорить всерьез о возможности унии и союза с Россией против турок. А именно это и являлось главной целью поездки иезуита.

Настойчивое желание царя уклониться от диспута с Поссевино по богословским вопросам объяснялось не только религиозными мотивами. Царь откровенно признавал, что не хочет нарушать политическое согласие неизбежной ссорой. Уже в инструкции, данной царем приставу, который должен был на границе встретить посланца Ватикана и проводить его в Москву, строго указывалось: «…а будет [Поссевино] задирать и говорить о вере, о греческой или римской», от дискуссии уклониться и отвечать, что «грамоте, мол, не учивался».

Примерно ту же тактику избрал царь и в ходе переговоров. На все попытки посла перейти к главному для него вопросу об унии Иван отвечал, что об этом можно побеседовать и потом, сначала необходимо решить дела политические, то есть подписать мир с Польшей. Грозный знал: религиозный поединок успеха никому не принесет.

Чтобы избежать неприятной беседы, выдвигался и еще один хитроумный аргумент. Всемогущий царь неожиданно заявил посланнику Ватикана, что не имеет права обсуждать столь важные вопросы «без благословенья» православного духовенства. Если учесть подчиненное положение русской церкви во времена правления Ивана Грозного, то этот довод представляется явно надуманным. «Помазанник Божий» не нуждался в разрешении и благословении патриарха, чтобы побеседовать с католиком даже на такую щепетильную тему, как уния.

Лишь когда мир с Польшей заключили, а Поссевино вновь настойчиво напомнил царю об обещанной аудиенции, чтобы поговорить об унии, Иван Грозный согласился на разговор, но распорядился, чтобы беседа была официально записана дьяками.

Из этого письменного протокола видно, как Иван, сам опытный богослов, целенаправленно свел серьезный разговор к пустякам, шутливой перебранке на уровне малограмотных семинаристов. Сначала Иван в насмешку поинтересовался, почему Поссевино стрижет бороду, раз он поп. Потом иронически стал рассуждать о том, что на сапогах у папы римского изображен крест и ему целуют ноги, хотя ниже пояса «всякой святыне быть непригоже».

Поссевино попытался поначалу всерьез оправдываться, заявив, что бороды он не стрижет, а папе люди кланяются, потому что почитают. В доказательство посланник Ватикана даже сам поклонился в ноги московскому государю, чтобы продемонстрировать почтение. Ивана Грозного этот жест, однако, ничуть не тронул. «В ноги людям падать непригоже», – заметил он, а папе римскому пристало не гордиться, а «показывать смиренья образ».

Последней точкой в короткой беседе стало заявление царя, что «тот папа, который не по Христову ученью и не по апостольскому преданью начнет жить, это волк, а не пастырь». Поняв, что царь с ним играет и серьезного разговора не будет, Поссевино замолчал, заметив лишь, что раз «папа – волк», то уж о чем ему говорить!

На этом вся дискуссия об унии и завершилась. Царь тут же стал необычайно ласков, утешая, похлопал огорченного иезуита по плечу и на прощание заметил: «Я же тебя предупреждал: если будем говорить о вере, поссоримся».

Кстати, отмеченный в документе факт доверительной ласки по отношению к посланнику Ватикана говорит о многом. Истории известно, что именно так Иван Грозный выражал свое особое расположение. В 1570 году, как свидетельствуют летописцы, он точно так же приласкал герцога Магнуса после окончания аудиенции: похлопал его по плечу и стал уверять в своей любви к немцам.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.